Вопросы 
психологии   Содержания номеров журнала за 2022 г.
  Все публикации журнала за 1980 - 1999 гг.
  Архив. Компакт-диски. Сборники статей.
  Психологический словарь

English  
новости  научная жизнь  анонсы  наши издания  о журнале  тематическая подборка статей
 

Конкурс "Психолог года в образовании"

Размышления психолога Марины Степановой о конкурсе...

САМОПОЗНАНИЕ БЕЗ САМОЛЮБОВАНИЯ

Не так давно я попросила нескольких своих знакомых, далеких от психологии людей, ответить на вопрос: “Если у Вас возникнет потребность в психологической консультации, то где и как Вы будете искать психолога?” К моему большому удивлению, никто не назвал такую ситуацию абсурдной (может быть, из уважения к моему профессиональному выбору). Ответы были примерно следующими: “Спрошу у знакомых, попрошу поделиться подобным опытом, разумеется, если таковой имеется, коллег по работе”. Кое-кто собирался дойти до ближайшего книжного магазина.

Дальше разговор невольно переключился на обсуждение проблемы: а что можно ждать от психолога? Люди разных возрастов и профессий подчеркнули, что рассчитывают на умение психолога, во-первых, выслушать и понять, во-вторых, грамотно разобраться в происходящем, и, наконец, ненавязчиво подсказать решение или хотя бы просто успокоить, взглянув на ситуацию с более или менее объективной стороны. Мой вопрос: “Имеют ли значение какие-либо иные особенности психолога, может быть, политические взгляды, увлечения и вкусы, умение петь или танцевать?” был расценен как доказательство наличия у меня чувства юмора, что тоже неплохо, по их мнению, для психолога.

Мои респонденты отметили, что в их сознании психолог ассоциируется с человеком, умеющим произвести приятное впечатление и всем своим видом демонстрирующим внутреннее спокойствие и готовность разобраться в самых невероятных хитросплетениях жизни. При этом они единодушно подчеркнули, что за таким фасадом не всегда обнаруживается адекватное содержание, и прежде всего в лице психолога им хотелось бы видеть профессионально грамотного человека.

Что скрывается за словами профессиональная грамотность? Думаю, что именно эти качества и должен демонстрировать психолог на своем профессиональном конкурсе. В связи с этим мне хочется поделиться личными впечатлениями от конкурса “Психолог года в образовании”, который проходил в феврале-марте этого года.

Предложение участвовать в конкурсе вызвало у меня двойственные чувства: с одной стороны, я понимала, что это займет уйму времени и сил, а, с другой, мне очень хотелось посмотреть, а чем же занимаются мои коллеги. В конце концов любопытство взяло верх, и я решила, что раз уж работаю в школе, то должна на себе испытать все перипетии учительской жизни. Тем более, что в моей школе работают учителя, тоже участвовавшие в конкурсе, и вышедшие не только на городской, но и на российский уровень. Мне захотелось не словом, а делом поддержать учителей своей школы.

Я расскажу читателям о городском конкурсе “Психолог года”, который условно может быть разделен на три этапа.

Первый этап - чисто документальный. От конкурсанта требовалось собрать папку, содержимое которой представляло бы его максимально полно и, конечно, с выгодной стороны. Это занятие мне показалось очень интересным и полезным. Пришлось собрать воедино все имеющиеся материалы, обобщить результаты, полученные за несколько лет работы практическим психологом. Приятно было сознавать, как много все-таки удалось сделать и одновременно видеть то, что осталось вне поля зрения. Стали очевидными превалирующие направления и формы работы.

Самым сложным для меня оказалось написание своей философской концепции. У каждого психолога есть свои профессиональные идеалы. Если бы меня попросили назвать 10 самых важных фигур в психологии, то я прежде всего вспомнила бы У.Джеймса. Ему принадлежат слова, имеющие самое непосредственное отношение к обсуждаемой теме: самым невыгодным, ничего не обещающим для нас является общение с человеком, у которого нет никакой философии. В философском кредо мне хотелось подчеркнуть свое понимание особой роли психологического знания, ибо психология - не только наука, но и мировоззрение и даже образ жизни.

Папка включала в себя также творческие разработки - авторские программы, доклады, статьи. По каким критериям оценивалась мера творчества, каковы примеры истинно творческого отношения к делу - все это осталось непонятным.

На следующем втором этапе, названным мною педагогическим, психолог на базе своей родной школы проводил открытый урок. Это, пожалуй, было самое четко определенное задание. Перед психологом открывалась возможность представить жюри, чего же он умеет. Несмотря на то, что и здесь критерии оценки очень размыты, мне как конкурсанту было понятно, что от меня требуется показать свои профессиональные умения - войти в контакт с детьми, организовать с ними взаимодействие, продемонстрировать результаты своего влияния.

Если на первом этапе я никак не общалась с членами жюри и более того - до сих пор не имею никакой характеристики собранных мною материалов, то проведение урока предполагало личный контакт. Мне хочется отметить доброжелательность со стороны посетивших открытый урок Е.Е.Даниловой и Н.Р.Сидорова, их внимательное отношение и ко мне, и к преподавателям школы. Состоявшаяся после урока беседа оставила в моей памяти приятные впечатления: и члены жюри, и администрация школы, и учителя поддержали меня в этой непростой профессиональной ситуации и помогли снять накопившееся напряжение.

Наконец, последний третий этап, который я для себя назвала публичным, проходил в Институте психологии РАО. Признаюсь, мне много раз приходилось бывать в Институте психологии и всегда с чисто научными целями. Именно там я впервые увидела и услышала А.В.Запорожца и В.В.Давыдова, Д.Б.Эльконина и М.И.Лисину, Н.А.Менчинскую и Л.И.Божович. Я всегда с каким-то необъяснимым трепетом входила в Большую аудиторию с надеждой узнать что-то новое, и мои надежды оправдывались. Со стен аудитории смотрят и, как мне кажется, критически оценивают, Л.С.Выготский, А.А.Смирнов… Теперь мне предстояло выступить в этой аудитории, но не с научным докладом или лекцией, а как представителю от практической психологии в образовании. Подобная перспектива меня сильно смущала. Предположение, что подобные чувства испытывают и другие конкурсанты, и ощущение общности с московскими психологами помогли мне справиться с робостью.

Публичный этап включал три задания.

Первое - представление себя, своего места в образовательном пространстве школы.

Второе - домашнее задание, которое заключалось в демонстрации фрагмента психологического занятия.

Третье - задание-сюрприз, предъявлявшееся непосредственно во время конкурса и состоявшее заполнении “Лиги о правах человека”.

Второе задание, насколько я его понимала, должно было показать профессиональные умения психологов. Я не так давно работаю в практической психологии - всего четвертый год - и мне хотелось узнать, чем же занимаются мои коллеги. Причем, аудитория Психологического института собрала, как мне думается, лучших московских психологов (победивших в окружных соревнованиях). Мои надежды не оправдались. То, что я увидела, я никак не смогу применить на практике. Конкурсанты в этом не виноваты: нам не было предъявлено никаких профессионально заданных критериев. Прийдя в школу после конкурса, я не почувствовала себя обогащенной новыми знаниями и идеями.

На одном из собеседований перед конкурсом нам было сказано, что главная его задача - показать, что психолог в школе есть. В настоящее время во многих московских школах работают психологи, и мне видится актуальной задача определить, чем должен заниматься психолог в образовательном учреждении, чего ждут от него дети, родители и педагоги.

Принимая участие в конкурсе, я надеялась, что он подтолкнет меня к новым разработкам и новым формам работы, к новым идеям, наконец. Идеи оказались старыми. После конкурса я еще больше утвердилась в необходимости более глубокого изучения психологического наследия, но, увы, изучения самостоятельного.

По иронии судьбы буквально через несколько дней мне пришлось присутствовать на защите докторской диссертации моего коллеги - научного сотрудника, работающего вместе со мной на факультете психологии Московского университета. На защите прозвучали слова о важности фундаментальных исследований, их внедрения в практику и о неправомерности сведения практической психологии к простому тестированию У нас что - две психологии!? Одна - академическая, для внутреннего пользования, а другая - практическая, существующая совершенно независимо от первой?

Мне видится, что напрашивается внести изменения в процедуру проведения конкурса.

Во-первых, и это, пожалуй, самое главное, нуждается в тщательной проработке система критериев оценки работы психологов в образовании. На собрании конкурсантов зачитывались требования, предъявляемые к “Учителю года”, и было сказано, что то же самое относится и к “Психологу года”. Кажется удивительным подобное нивелирование различий между психологом и учителем.

Кстати говоря, выступая на прошедшей в прошлом году V городской конференции Службы практической психологии образования Москвы, А.М.Прихожан отметила важность отделения психологических задач от непсихологических. Мне представляется, что оценка работы должна быть валидна ее содержанию, а психолог и педагог решают разные профессиональные задачи. Учитель учит, а перед психологом стоит задача анализа “процессов внутреннего развития, которые пробуждаются и вызываются к жизни школьным обучением”. Так понимал сущность педологического (или, говоря современным языком, психологического) исследования педагогического процесса Л.С.Выготский, подчеркивая при этом, что процессы обучения и развития не совпадают.

В связи с этим представляется целесообразным привлечение внимания к конкурсу более широкого круга специалистов. В Большой аудитории Института психологии присутствовали члены жюри - сотрудники лаборатории научных основ детской практической психологии Психологического института и работники Городского психолого-медико-социального центра - и так называемая группа поддержки - дети и педагоги школ, представляющих своего психолога. Было бы хорошо пригасить на конкурс психологов из смежных областей, то есть тех, кто занимается разработкой проблем исключительных детей - как одаренных, так и имеющих нарушения в развитии, обучения и воспитания и т.п.

Во-вторых, выражаясь профессионально, конкурс находился в зоне актуального развития психологической службы. А нельзя ли его проводить в зоне ближайшего развития? Принципиальный вопрос заключается в следующем: задания должны быть рассчитаны на то, что умеет психолог или то, что должен уметь, исходя из требований образовательного процесса? Я склоняюсь в пользу второго.

В-третьих, мне кажется, что подобные конкурсы могли бы выступать связующим звеном между теорией и практикой психологии в образовании. На сегодня существуют две модели психологической службы, отличающиеся друг от друга - И.В.Дубровиной и Л.М.Фридмана.

В настоящее время широкое распространение получила модель, разработанная психологами И.В.Дубровиной и А.М.Прихожан. Концепция педагога Л.М.Фридмана менее известна практикующим психологам. Причина такого положения вещей мне видится в несовпадении подходов к школьной психологической службе: один - психологический, а другой - педагогический, что и обусловливает различие в понимании целей и задач работы психолога в образовании.

Конкурсы могли бы продемонстрировать достоинства и недостатки этих моделей, а, может быть, даже наметить какие-то новые подходы.

Таким образом возникает насущная задача обобщения накопленного отечественного опыта, причем не только практического, но и теоретического. Исследованием психологических основ образования занимались Л.С.Выготский, П.П.Блонский, А.Б.Залкинд. В настоящее время забыто, что одним из первых в СССР организовал школьную психологическую службу в Ленинграде Б.Г.Ананьев. Представляется важным не растерять накопленное предшествующим поколением психологов и найти связующую нить между теоретическими исследованиями в области педагогической психологии и их практическим приложением.

Психолог в школе проводит уроки, тренинги и опросы, тестирует, консультирует и т.д. Настало время остановиться и задуматься: ради чего все это делается? Пора, наконец, дать содержательную оценку школьной психологической службы и определить направления ее развития.

На память приходит история, приписываемая физику Резерфорду.

Однажды вечером Резерфорд зашел в лабораторию. Хотя время было позднее, в лаборатории склонился над приборами один из его многочисленных учеников.

- Что Вы делаете так поздно? - спросил Резерфорд.

- Работаю, - последовал ответ.

- А что Вы делаете днем?

- Работаю, разумеется, - отвечал ученик.

- И рано утром тоже работаете?

- Да, профессор, и утром работаю, - подтвердил ученик, рассчитывая на похвалу из уст знаменитого ученого.

Резерфорд помрачнел и раздраженно спросил:

- Послушайте, а когда же Вы думаете?

Так и нам пора разобраться самим в себе. Для меня самый главный итог конкурса заключался именно в профессиональной рефлексии. В период подготовки к конкурсу, в момент его проведения, и особенно после окончания, передо мной встала задача переосмысления своего места в школе, трезвой оценки своих возможностей, построения перспективных планов на будущее.

Этому способствовал не только сам конкурс непосредственно, но и та атмосфера, которая царила в моей школе, когда шла подготовка к конкурсу. Я оказалась окружена вниманием со всех сторон. Мне помогали педагоги, администрация, дети - кто советом, кто делом, а кто просто добрым словом. Все это еще больше укрепило мою веру в важность психологической службы в школе. Сегодня психолог в школе - не одиночка, а член педагогического коллектива.

Закончить изложение впечатлений я хочу словами, которыми начала свое выступление на конкурсе. Они принадлежат У. Джеймсу: Поверь в тот факт, что есть ради чего жить, и твоя вера поможет этому факту свершиться.

Я верю, что психология займет подобающее ей место в образовательном процессе.

Было бы интересно узнать, к каким размышлениям подтолкнул конкурс моих коллег из других регионов.

Марина Степанова,
психолог гимназии 1541, Москва

новости / научная жизнь / анонсы / наши издания / о журнале / тематическая подборка статей
© ООО “Вопросы психологии”
© 2001-2021, НИИТ МГАФК