ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

ЛИТЕРАТУРА И ПСИХОЛОГИЯ: ИЗ ИСТОРИИ ГУМАНИТАРНОГО ПОДХОДА*

И. Е. СИРОТКИНА

Литература, традиционно игравшая в русской культуре ведущую роль, оставила большой след и в отечественной психологии и в психиатрии рубежа XIX и XX вв. Даже в период наивысшего увлечения позитивизмом, когда спор о том, "кому и как разрабатывать психологию", был, казалось, окончательно решен в пользу естественнонаучного подхода, de facto психологи и психиатры часто отдавали преимущество литературным описаниям. Богатство психологических наблюдений и типов в произведениях литературы наталкивало на мысль об ограниченности естественнонаучного подхода и давало надежду на то, что гуманитарный подход в психологии можно будет создать, опираясь на литературу.

ЛИТЕРАТУРА КАК ДОПОЛНЕНИЕ К ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ

В разгар популярности психологического эксперимента, в то время, когда В. Вундт в Лейпцигском психологическом институте не знал отбоя от студентов и гостей, В. Дильтей (1833-1911) в Берлинской академии сделал одно из своих самых знаменитых впоследствии сообщений[1]. В нем он критиковал современную психологию за подражание естественным наукам и объяснение психики через физиологические процессы. В основе критики лежало фундаментальное различение между науками о природе (Naturwis-senschaften) и науками о духе (Geisteswis-senschaften). Последние имеют своим предметом нечто в корне отличное от объектов природы - ценности, чувства, системы значений, а значит, требуют особого метода. В противовес "объяснительной" психологии, оперирующей методом причинного объяснения, В. Дильтей выдвинул проект "аналитической, или описательной" психологии, пользующейся более подходящей к наукам о духе интерпретацией, или пониманием.

В конце века у В. Дильтея было немного сторонников, но время работало на него. Экспериментальная психология, которая в 1880-х гг. вызвала бум на университетских кафедрах философии, переставала быть последним словом, а недостаточность естественнонаучного подхода становилась все более очевидной. Новое поколение философов через головы своих отцов-позитивистов обращалось к И. Канту и Г. -Ф. Гегелю. Вслед за В. Дильтеем, В. Виндельбанд (1848-1915) и Г. Риккерт (1863-1936) считали, что образец в науках о духе должна задавать история - только она с ее индивидуализирующим подходом может проникнуть в мир значений и ценностей. "Взятая в отношении к общему, реальность становится природой, взятая в отношении к частному и индивидуальному, она становится историей", - писал Г. Риккерт [56; 63]. Основной процедурой исторического познания служило отнесение к ценности - идентификация того, что наиболее значимо для индивидуальности. Неокантианцы верили в культуру, которую считали порождением духа, а не просто продуктом материальных, экономических и политических условий. Они поставили вопросы о философском смысле человека, о возможностях его познания [57; 861-870]. Под ницшеанским лозунгом "переоценка всех ценностей" В. Виндельбанд призывал изменить приоритеты: "Мы не столько ищем и ожидаем от философии того, что она давала раньше, теоретическую картину мира, которая должна суммироваться из результатов отдельных наук.. . То, чего мы в настоящее время ожидаем от философии, - это размышление о вечных ценностях, которые, возвышаясь над меняющимися временными интересами людей, обоснованы высшей духовной действительностью" [10; 90].

В первом десятилетии нового века популярность неокантианства среди идеалистически настроенных российских юношей была сравнима только с популярностью марксизма; особенно много переводили В. Виндельбанда и Г. Риккерта. [2]

В разных дисциплинах, в том числе в психологии и психиатрии, программа наук о духе была воспринята как руководство к действию. Психиатр и психотерапевт Н. Е. Осипов (1877-1934) учился медицине в Берлинском университете, когда там преподавал В. Дильтей. В 1911 г. Н. Е. Осипов сделал в Москве программный доклад по логике и методологии психиатрии, который, по его словам, представлял "посильную парафразу учения Риккерта". Он говорил о том, что психиатрия, хотя и опирается на данные естественных наук, является клинической дисциплиной, изучающей индивидуального больного. Клиническое же исследование подчиняется логике наук о духе: психиатр работает как историк, используя процедуры индивидуализации и отнесения к ценности. Он ищет "руководящую ценность, обусловливающую построение картины настоящего состояния данного больного" [27; 465].

Задавшись целью последовательно провести методологию наук о духе в психиатрию, Н. Е. Осипов пишет "Программу исследования личности" на конкурс, организованный в 1913 г. Рукавишниковским приютом для трудновоспитуемых подростков. (Победив на конкурсе, он занимает должность врача Приюта. ) В "Программе" он хочет показать, как логика исторического исследования определяет шаг за шагом "ход мысли врача-психиатра при исследовании личности воспитанников Приюта" [28; 3]. Как и вообще в науках о духе, познание здесь основано не на подведении под общий закон, а на "усмотрении", "духовном видении предмета". Никаких экспериментальных процедур для верификации усмотрения не требуется: оно не может быть ошибочным, так как в этом случае оно - уже не усмотрение. Его правильность подтверждается дальнейшим развитием событий. Напротив, эксперимент часто дает результаты, которые невозможно осмыслить. Н. Е. Осипов резко критиковал своих коллег-психиатров, которые первыми в России стали составлять тесты для "диагноза личности" [5], [30], [31]. Наибольшую известность получили так называемые психологические профили Г. И. Россолимо, в которых на основе выполнения экспериментальных заданий давались оценки одиннадцати психическим процессам: воле, вниманию, "сметливости" и др. Н. Е. Осипов заявил, что тесты необоснованно упрощают и искажают "бесконечное многообразие действительности": ""Сущность метода сводится к определению высоты 11-ти психических процессов". - Почему 11-ти? .. . Где руководящая мысль? Где принцип классификации?" [28; 57-58].

* Статья написана при поддержке РГНФ. Проект 97-06-08088.

[1] См.: «Идея описательной и расчленительной психологии» (1894), русский перевод вышел в Москве отдельным изданием в 1922 г., частично опубликован в [14].

[2] До революции на русский язык были переведены только две небольшие работы В. Дильтея, которого характеризовали главным образом как предшественника баденской школы неокантианства [23], тогда как все основные труды В. Виндельбанда и Г. Риккерта издавались в России с интервалом всего в несколько лет.