Вопросы психологии

[Реклама]

[Реклама]

[Реклама]

[Реклама]

[Реклама]

Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в пятилетнем ресурсе (1995-1999 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

К 90-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А. В. ЗАПОРОЖЦА

СТАНОВЛЕНИЕ ПСИХОЛОГА

В. П. ЗИНЧЕНКО

Жизненный путь и научная биография Александра Владимировича Запорожца заслуживают монографического описания. Может быть книга о нем когда-нибудь будет написана (?!). А пока несколько слов из моей благодарной памяти о моем учителе, который более 30 лет дарил мне свои любовь и дружбу. Сначала я получил их в дар по наследству, по праву рождения, как сын Петра Ивановича Зинченко. С моим отцом А. В. Запорожец подружился в свой харьковский период, который у него по сравнению с А. Н. Леонтьевым и А. Р. Лурией продолжался до самой войны. Он, вернувшись после рытья окопов, эвакуировался из Харькова с последним поездом, накануне прихода в город немцев.

Потом, мне кажется, я заслужил его расположение и сам, конечно, не без его помощи. Его уроки, как и уроки Петра Ивановича, я держу не только в памяти, они вошли в мою плоть и кровь, и может быть, даст Бог, мне посчастливится отчитаться перед ними.

А. В. Запорожец был совестью небольшого коллектива психологов, который получил сначала наименование Харьковской школы психологов (А. Н. Леонтьев называл ее в 1945 г. скромиее — группой), а потом, когда «харьковские» москвичи собрались в Москве, в Московском университете и в Психологическом институте, этот расширившийся коллектив стали называть Московской школой. На самом деле в Москве со временем появилось несколько школ: школы А. Р. Лурии, П-Я. Гальперина, Д. В. Эльконина, Л. И. Божович, А. В. Запорожца, школа самого А. Н. Леонтьева. Но все они были объединены идейно и эмоционально и часто называли себя просто выготчанами. Это не значит, что в их отношениях не возникало сложностей, но мир в этом доме сохранял прежде всего А. В. Запорожец, часто выполняя роль советчика, врача. К его помощи прибегали не только выготчане. . . Бесконечное обаяние, такт, доброжелательность, единственно нужные слова и поступки привлекали к нему окружающих. При нем невозможно было сделать что-то стыдное.

Трудно переоценить вклад А. В. Запорожца в психологию. Именно в психологию, а не в психологическую теорию деятельности или в деятельностный подход. Стержнем его интересов была не деятельность, а действие во многих своих ипостасях: сенсорное, ориентировочное, перцептивное, умственное, эмоциональное, эстетическое, игровое, учебное, наконец, действие в собственном смысле слова, т. е. движение и произвольное действие. Иногда он использовал термин «психическое действие». Если сквозь призму понятия действия прочесть его труды, то неминуемо придешь к выводу, что в них заложены основания и общий абрис будущей психологии действия. Действие в его исследованиях выступало не как объяснительный принцип, а как предмет изучения. Думаю, что психологическая теория деятельности не утрачивает своего кредита, потому что за ней скрывается исследование многочисленных форм психического действия, выполненных, конечно, не только А. В. Запорожцем. Попробую проследить истоки его устойчивого интереса к действию, а точнее, к деянию.

Всем, конечно, было известно театральное, «допсихологическое» прошлое Александра Владимировича. Мы в этом воочию убеждались на «капустниках» в Психологическом институте, на его научных докладах, к которым он тщательно готовился не только по содержанию, но и по форме. Артистичность чувствовалась во всем: от лекций до застолья, когда он бывал тамадой. Но в последний год его жизни мы узнали, что его допсихологическое прошлое было в высшей степени психологическим. Весной 1981 г. украинский режиссер и исследователь театра А. С. Танюк разыскал А. В. Запорожца и попросил его написать воспоминания о своем ученичестве и работе в театре Леся Кур-баса (1887—1942) — основоположника нового направления в театральном искусстве.

Летом, во время отпуска А. В. Запорожец выполнил просьбу, написал очерк «Мастер: Воспоминание о Лесе Курбасе» [2]. Из этого очерка следует, что проблематика формирования, строения, регуляции человеческого действия, эмоций, чувств возникла для него, когда он в юные годы недолгое время был учеником Леся Курбаса. Не забыл ученика и учитель. Л. Танюк, к счастью, познакомил А. В. Запорожца со стенограммой выступления ученика Л. Курбаса — мастера художественного слова В. А. Мовсесяна на вечере Л. Курбаса в музее им. Бахрушина (16 апреля 1979 г. ). А. В. Запорожец привел большой отрывок стенограммы, исключив из него слова о себе.

«Посмотрите, какие идеи развивают наши соседи — Выготский и его группа! Я проговорил с Львом Семеновичем часов пять — и поражен его размахом! Какой масштаб личности! И знаете, что поразительно? Он говорил о том, что важно в первую очередь нам, деятелям театра. Да-да! Это очень близко к тому, чем мы пытались заниматься, — конечно, любительски, не зная азов, интуитивно, — еще в «Молодом театре» и МОБе! (это аббревиатура — Художественное объединение «Березиль», созданное А. С. Курбасом в 1922 г. в Киеве. — В. 3. ). И, конечно, меня обрадовал один штрих: знаете, кого он считает самым талантливым человеком? Нашего Запорожца! Да-да, он был у нас в одной из студий, в Киеве! Приятно! Это вам не рефлексология!. »

А. В. Запорожец писал о том, что он может сравнить А. С. Курбаса лишь с такими великими мастерами и преобразователями мирового театрального искусства, как К. С. Станиславский, Гордой Крег, В. Э. Мейерхольд, Е. Б. Вахтангов или С. М. Эйзенштейн. Вспоминая эти годы и уроки своего первого учителя, А. В. Запорожец писал о том, что А. С. Курбас ставил перед молодыми актерами задачу овладения сценическим поведением и эмоциями в терминах преобразования или превращения собственных движений (ср. со все чаще встречающимся в психологии термином «форма превращенная»): «Мне представляется достойной пристального изучения, оригинальной и глубокой по своему психологическому содержанию идея «перетворенного руху» («превращенного движения»). А. С. Курбас предлагал актеру прежде всего сосредоточиться на содержании своей роли и спектакля в целом, осмыслить и вчувствоваться во внутренний мир изображаемого героя, вжиться в ту систему отношений и обстоятельств, в которой герою предстоит действовать, осмыслить общественную значимость его переживаний и поступков. Вместе с тем он считал необходимым развить у актера способность расслабиться, снять мышечную напряженность, избавиться от власти штампов, жестко зафиксированных и прагматически направленных «орудийных» действий, ограничивающих «степени свободы» человеческой моторики, побуждая ее звучать подобно эоловой арфе в унисон с внутренней симфонией дум и переживаний изображаемой личности. Таким образом, выдвигалась новая и, с моей точки зрения, очень продуктивная концепция актерской выразительности, в каких-то отношениях сходная с той системой научных понятий о живом человеческом движении, которая разрабатывается в современной психологии». В эту систему понятий А. В. Запорожец внес неоценимый вклад.

Далее он пишет: «Курбас своей идеей строительства философского театра, утверждением того, что творчество актера и режиссера должно строиться не на голой интуиции, а на сознательном отношении к изображаемым событиям, на глубоком понимании их внутреннего смысла, пробудил во мне, может быть, сам того не подозревая, интерес к психологии, к научному познанию внутреннего мира человека, к исследованию возникновения его мыслей и эмоциональных переживаний, процессе становления его личностных качеств. Все это, — продолжает А. В. Запорожец, — побудило меня в конце концов уйти из театра, поступить во Второй Московский университет и заняться изучением психологии. Я стал учеником знаменитого советского психолога Л. С. Выготского. . . Обнаружилось, что несмотря на глубокое различие моей предшествующей актерской и последующей научной деятельности, между ними существует какая-то внутренняя связь и то, что раньше постигалось интуитивно, теперь должно было стать предметом объективного экспериментального изучения и концептуального осмысления».

Таким образом, А. В. Запорожец пришел в психологию с уже сложившимися интересами и своими проблемами. Они, впрочем, подпитывались его любовью к театральному искусству, которую А. В. Запорожец пронес через всю свою жизнь. Он болезненно переживал «мертвые зоны» в жизни советского театра, печальную судьбу великих актеров. Следует подчеркнуть, постигнутые им интуитивно проблемы стояли перед ним не в абстрактной и малодифференцированной форме, а во вполне конкретной, можно даже сказать, в научно-практической постановке. Обобщенно эта проблема может быть сформулирована как проблема овладения человеком собственным поведением и эмоциями посредством превращения, претворения собственных движений и действий. Если в этой постановке есть что-то от интуиции, то это интуитивное, тогда еще не выраженное в понятиях представление об общности строения внутреннего мира человека и его внешней социальной и предметной деятельности. Напомню, что во второй половине 20-х гг. , когда А. В. Запорожец пришел в психологию, перед ней только начинала ставиться проблем^ овладения поведением и организации деятельности. В идее превращения, претворения действия в том виде, в котором она реализовалась не только А. С. Курбасом, но и другими мастерами театра и кино того времени, содержится отказ от натуралистического копирования действительности. «Многие молодые художники 20-х годов, — писал Г. Козинцев, — выросли на ненависти к натурализму» [4]. В сочинениях Е. Вахтангова, Г. Козинцева, В. Мейерхольда, К. С. Станиславского, С. Эйзенштейна и многих других сплошь и рядом встречаются такие противопоставления и эпитеты, сопровождающие термины «движение» и «действие»: физическое, машинообразное, шаблонное и живое, жизненное, раскованное; внешнее и преобразованное, внутреннее, психологическое, духовное, осмысленное и т. д. Мы видим, что уже в те годы начали закладываться основы значительно позднее оформившегося понимания режиссуры как практической психологии, предметом которой выступало действие, представляющее собой материал актерского искусства [1]. Конечно, не каждое действие может выступать таким материалом, а лишь такое действие, которое специально перестроено или построено как действие эстетическое. Это положение хорошо выразил О. Мандельштам, когда писал о замечательном актере В. Н. Яхонтове: В. Н. Яхонтов не осуществляет реальное исполнительное действие, а дает «графически точный и сухой рисунок, рисунок движения и узор слова [5]. Даже этих отрывочных сведений из истории театрального искусства 20-х гг. достаточно для иллюстрации положения о том, что идея превращенного действия может быть выражена на современном психологическом языке как идея формирования, проектирования действия и деятельности, их саморазвития.

Истоки подобной трактовки сценического искусства лежат в русском символизме. Вяч. Иванов писал: «Искусство сцены есть не только становление подобно музыке и поэзии, но и действие. . . исконное имя сценического искусства — Действо» [3]. И далее: «Действо как художество возникло из реального события и к переходу в реальное событие тяготеет». Обращу внимание, с одной стороны, на различение действия как реального события и художественного действия, а с другой — на подчеркивание генетической и двусторонней связи между ними. Уместно напомнить исследования А. В. Запорожца, посвященные формированию эстетического восприятия дошкольников. Он выделил стадию эстетического восприятия, предшествующую сопереживанию и вчувствованию, которую он назвал стадией «содействия». Замечательным свойством детских ролевых игр, по его мнению, является то, что они занимают промежуточное место между реальными и художественными действиями. Наконец, еще один урок, который вынес А. В. Запорожец из своей предшествующей актерской деятельности. Выражу это словами Вяч. Иванова: «Театр имеет своим художественным материалом целостный состав человека и стремится к произведению целостного события». Если мы выделим превращенное действие и целостный состав человека, то получим личностное или психологическое действие, поступок, как материал актерского искусства и притом не просто отраженное действие (зрелище, иллюзию), а действие воистину, где истина, по словам Вяч. Иванова, утверждается непререкаемым логизмом действа. Сказанное выше свидетельствует о том, что атмосфера поисков, господствовавшая в театральном искусстве (да и в искусстве вообще) в те годы, наложила на А. В. Запорожца глубокий отпечаток. По словам супруги А. В. Запорожца Т. О. Гиневской, первыми его учителями, помимо А. Курбаса, были В. Мейерхольд и С. Эйзенштейн. Под их влиянием и складывалась у него программа психологических исследований и стратегия ее реализации. Поэтому вовсе не случайно во второй половине 20-х гг. А. В. Запорожец стал учеником и последователем именно Л. С. Выготского, а не других в то время значительно более известных психологов, таких как П. П. Блонский, К. Н. Корнилов, Г. Г. Шпет, у которых ему также довелось учиться во Втором Московском университете. Равным образом не случайно, что Л. С. Выготский направил именно А. В. Запорожца в студию С. Эйзенштейна для планирования и организации совместных исследовательских работ, которым, к сожалению, не суждено было осуществиться.

Дальнейшая, теперь уже научная судьба А. В. Запорожца была неразрывно связана со школой Л. С. Выготского. Через всю жизнь А. В. Запорожец пронес глубокое уважение и любовь к своему второму учителю. Научные идеи и методологические принципы, выдвинутые Л. С. Выготским, обогатили его собственную программу, легли в основу его исследовательской работы. Конечно, верно, что программа исследований А. В. Запорожца была обогащена Л. С. Выготским, А. Н. Леонтьевым, А. Р. Лурией, но столь же верно и то, что его же программа обогатила культурно-историческую теорию Л. С. Выготского и психологическую теорию деятельности А. Н. Леонтьева. Более того, она прочертила для них новую перспективную линию, или зону ближайшего развития, в которой находится психология действия.

А. В. Запорожец пришел в психологию, чтобы понять аффективное, осмысленное, произвольное сценическое действие. Но так сложилась его научная судьба, что он долгие годы «тренировался» на сенсорном, перцептивном, умственном действиях, как бы наполняя их смыслом и волей. К своей «первой любви» — к аффективному действию он обратился в конце жизни, когда был загружен административными обязанностями. В 1959 г. он по настоянию А. А. Смирнова и Б. М. Теплова возглавил Институт дошкольного воспитания и не сумел в полной мере реализовать свою научную программу исследования аффектов. В этом он повторил научную судьбу своего учителя Л. С. Выготского, который лишь прикоснулся к «аффективной и волевой тенденции», стоящей за мыслью. Его оправданием служит безграничная любовь к детям и созданный им когда-то славный институт.

Обозначу лишь некоторые вехи на пути А. В. Запорожца к аффективному действию. Согласно Н. А. Бернштейну, движение реактивно. А. В. Запорожец добавил к этому свойству чувствительность, «ощущаемость». Затем он пришел к проблеме «внутренней картины», или внутренней формы движения, в содержание которой входит образ ситуации и тех действий, которые в этой ситуации должны или могут быть выполнены. Впервые в мировой литературе он включил образ ситуации и образ действия, т. е. своего рода чувственную ткань, в биодинамическую ткань движения, двигательного акта. Более того, А. В. Запорожец утверждал, что «объективно движение само представляет собой динамический осмысленный образ, а не самое орудие осуществления намерения». Но и этого мало. А. В. Запорожец рассматривал действие как потребность, мотив, цель и задавался вопросами: каким образом действие может сделаться целью для другого действия? каким образом субъект начинает стремиться к действию как к известной внешней вещи, внешнему предмету? каким образом он может стремиться к действию так, как стремился раньше к пище или какому-либо другому предмету, удовлетворяющему его потребности? Единственная возможность этого, отвечал А. В. Запорожец, заключается в том, что действие опредмечивястся. Тогда действие субъекта как бы отделяется от него и выступает не только как внешний предмет, но и как «внешний субъект», в котором оно овеществлено и персонифицировано. Овеществленная и персонифицированная субъектность действия — это уже не вполне действие, а, скорее. Деяние, Действо, возможно, не только эстетическое, а и сакральное. Наконец, от субъектности действия А. В. Запорожец пришел к проблеме личностных установок, к проблеме «моторика и личность», обсуждением которой заканчивается его замечательная книга «Развитие произвольных движений» (М. : Изд-во АПН РСФСР, 1960). Через всю книгу проходит положение о том, что необходимо отказаться от понимания живого движения как механического перемещения тела или его органов в пространстве и перейти к рассмотрению его как сложного моторного акта, реализующего определенное (и целостное) отношение субъекта к предмету, к действительности, к другому человеку. Не менее важна мысль о том, что овладение новыми действиями (а не овладение предметами посредством действий и деятельностей) представляет собой подлинное обогащение субъекта, развитие не только оперативно-технических способностей, но и его личности, истинно человеческого бытия.

По существу, эта книга должна рассматриваться как вклад в решение вечных проблем психологии: свободы воли и свободного действия. Но 35 лет тому назад обсуждать эти проблемы в нашей стране было не модно. В моде еще были рефлексы и «охранительное торможение». А. В. Запорожец и мне советовал не становиться на «дырявый мост» философско-методологической проблематики психологии. Это, кажется, один из редких случаев, когда я его не послушался и рад этому. Потому что без моих философских и теоретико-методологических упражнений я не смог бы проникнуть в глубинные (и нередко закамуфлированные эпохой) смысловые пласты плодотворной деятельности моего Учителя.

До сих пор я открываю зону ближайшего развития психологии действия и своего собственного в трудах А. А. Ухтомского, Н. А. Бернштейна, А. В. Запорожца. Как говорил их современник персонаж «Мастера и Маргариты» поэт Иван Бездомный: «Надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя». Ему было простительно такое признание. Он был безумен. А мы для такого признания, кажется, становимся слишком умными. Сбываются слова, сказанные Блюмой Вульфовной Зейгарник в начале 80-х гг. : «Сегодня каждый сам себе Выготский». В связи с этим отмечаемые юбилейные даты (в июне 1995 г. исполнилось 125 лет со дня рождения А. А. Ухтомского, в 1996 г. исполнится 100 лет со дня рождения Н. А. Бернштейна и Л. С. Выготского) наводят на грустные размышления.

1 Тезисы доклада на Конференцию, посвященную 125-летию А. А. Ухтомского (г. Рыбинск. июнь. 1995).

1. Ершов П. М. Режиссура или практическая психология. М. : Искусство, 1972.

2. Запорожец А. В. Избр. психол. труды: В 2 т. М. : Педагогика. 1983.

3. Нванм Вяч. Борозды и Межи. М. : Мусагет, 1916. С. 261.

4. Козинцев Г. Пространство трагедии. М. : Искусство, 1973. С. б.

5. Мандельштам О. Яхонтов // Экран, 1927. №31. С. 15.

Поступила в редакцию 26. VI 1995 г.



Далее...