ПОЧЕМУ ЛГУТ АМЕРИКАНЦЫ И РУССКИЕ:

РАЗМЫШЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО ПСИХОЛОГА НАД КНИГОЙ ПОЛА ЭКМАНА

В. В. ЗНАКОВ

Статья написана по результатам исследования, проведенного при финансовой поддержке фонда “Культурная инициатива”. 

В нашей стране психологическая литература всегда пользовалась большим спросом, но сегодня книжный рынок буквально захлестнул поток самых разнообразных по тематике изданий, имеющих прямое или косвенное отношение к психологии. Многие книги написаны на поразительно низком профессиональном уровне, авторы некоторых из них просто шарлатаны. Вместе с тем в море “психологической макулатуры” встречаются и подлинные шедевры, написанные психологами высшей квалификации. К числу последних принадлежит книга Пола Экмана, одного из ведущих в мире специалистов по разоблачению лжи [12]. Небольшую по формату и объему (272 страницы) книжку “Почему дети лгут?” выпустило тиражом 50 000 экземпляров издательство “Педагогика-Пресс”.

Прежде чем провести исследование по психологии детский лжи и опубликовать его результаты, П. Экман более двадцати лет работал со взрослыми испытуемыми. Сочетание богатого опыта с несомненным исследовательским талантом привело к тому, что излагаемые в книге психологические виды, причины, мотивы лжи в достаточно полной мере характеризуют не только детей, но и взрослых. На это неоднократно указывает автор (см., например, [12; 145]), и с ним трудно не согласиться. Разделяя точку зрения американского психолога, в статье я буду говорить о психологии лжи, не акцентируя внимание читателей на ее возрастных отличиях.

Популярный стиль изложения может создать у человека, не знакомого с обсуждаемой научной проблемой, впечатление поверхностности проделанного П. Экманом психологического анализа. Между тем такое впечатление в корне неверно: в книге ставятся и решаются фундаментальные вопросы, имеющие отношение к самой сути анализируемого феномена. К ним относятся вопросы о том, отличаются ли лжецы низким интеллектом; можно ли их считать социально плохо приспособленными; в каких случаях лжец не испытывает чувства вины; в каком возрасте дети начинают лгать; есть ли связь между стадиями морального развития Л. Колберга и склонностью субъекта ко лжи; правда ли, что лжецы вырастают в малообеспеченных семьях, и т. п. На каждый из названных и многие другие вопросы автор дает развернутые, обстоятельные, но отнюдь не нравоучительные ответы.

Таким образом, П. Экман провел, безусловно, глубокий и чрезвычайно интересный психологический анализ лжи: ее мотивов, разновидностей, личностных и ситуативных детерминант, способствующих или, наоборот, препятствующих возникновению этого феномена в ситуациях общения людей. Вместе с тем вызывает удивление тот факт, что, в отличие от других исследователей [4], [14], [15], П. Экман не различает психологические аспекты неправды, лжи и обмана, а употребляет перечисленные выше термины как синонимы. Нередко это приводит к противоречиям, затрудняющим понимание психологической сути анализируемых феноменов. •

В частности, несмотря на преклонение перед высоким уровнем профессионализма американского коллеги, мне трудно согласиться с его расширительной трактовкой понятия “ложь”. По мнению П. Экмана, например, жульничество является одним из видов лжи. Ложью он также называет умолчание правды, сознательное сокрытие истины. С такой морально-психологической позиции лживость оказывается антонимом не правдивости, а более обобщенного качества личности — честности. Однако честность основывается не только на правдивости субъекта, но и на совокупности других правил поведения (“кодексе чести”), которыми он руководствуется при совершении конкретных поступков.

Американский психолог характеризует как ложь поступок своего тринадцатилетнего сына Тома, тайком от родителей устроившего вечеринку в загородном доме: “Конечно, организовав эту вечеринку, он поступил некрасиво, однако мне он не сказал ни одного слова лжи. Том соглашался, что он не прав, но протестовал против того, чтобы расценивать случившееся как обман. Обманом считал происшедшее я. Есть разница между сокрытием правды и изречением лжи, но, по-моему, и то и другое—ложь” [12; 27].

В данном случае я склонен признать правоту скорее мальчика, чем его отца. Скрыв от родителей правду. Том не солгал, а поступил нечестно. Вполне возможно, что на прямой вопрос о том, собирал ли он своих друзей в загородном доме, подросток не только не дал бы лживого ответа, но даже никогда и не помышлял об этом. П. Экман пишет: “Согласно моему определению лжи как намеренного введения в заблуждение другого человека, сокрытие правды — такая же ложь, как и произнесение неправды, особенно если тот, от кого скрывается информация, ожидает ее получить без специального на то требования” [12; 55].

Однако, по моему мнению, предоставление или сокрытие ребенком сведений, в которых, как он знает из прошлых разговоров с родителями, они испытывают потребность, не имеет прямого отношения ко лжи. Вопрос о том, сказать или скрыть правду, каждый решает в зависимости от своего понимания правил честного поведения. Соответственно ожидания родителей без напоминания получить необходимую информацию также являются психологическими компонентами понимания честности, но не лжи. Если принять точку зрения П. Экмана, то нечестность и ложь становятся вообще неразличимыми. С позиций психологического анализа содержания этих понятий ложь всегда представляет собой утверждение, в котором сознательно искажается истина (причем необязательно словами, лгать можно и жестами). Между тем, для того чтобы поступать нечестно, совсем не обязательно что-то утверждать (пользоваться шпаргалкой, списывать на экзамене и т. п.).

Приведенный пример, вероятно, кому-то покажется незначительным, но для концепции лжи П. Экмана он является принципиальным. Американский исследователь признает: “Конечно, люди не всегда говорят правду, и не всегда так уж необходимо их разоблачать” [12; 20]. В частности, “тактичность зачастую предполагает недомолвки, приукрашивание, а также слова, которые абсолютно не соответствуют истине, но в то же время и не являются ложью” (там же). П. Экман ни в малейшей степени не навязывает читателю своих нравственных убеждений, но сам при обсуждении проблемы лжи не отступает от них ни на шаг. Его рассуждения основываются на традиции, восходящей в западной культуре к богословским трудам Блаженного Августина [13] и получившей завершенное выражение в моральной философии И. Канта. Фактически американский психолог, как и его ' знаменитый немецкий предшественник, категорически отвергает ложь во всех ее проявлениях: “Я научился каждый раз удерживаться от того маленького шага, с которого начинается большая ложь. . . ” [12; 85]. Краеугольным камнем фундамента такой морально-психологической позиции является представление о том, что ложь нарушает права обманываемого человека. Подобное представление отражается в определениях лжи — как в том, которого придерживается П. Экман, так и приводимых в толковых словарях английского и немецкого языка.

Психологический анализ лжи коммуникативного феномена обнаруживает принципиальные различия в понимании содержания этого понятия в западной и русской культуре. Для западной историко-культурной традиции типичным является включение в словарные определения лжи или явного, или подразумеваемого указания на того человека, которому лгут. В русских дефинициях ложь, как правило, рассматривается только как нравственное или аморальное деяние лгущего субъекта, искажающего истину.