Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в полнотекстовом ресурсе.  Заглавная страница ресурса... 

78

 

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ОЦЕНКИ ЛОЖНОСТИ И ПРАВДИВОСТИ СООБЩЕНИЙ

 

С. И. СИМОНЕНКО

 

 Наверное, каждый человек хоть раз в жизни задавал себе вопрос о том, как поймать лжеца и врать так, чтобы не быть пойманным. Вечная проблема человеческой искренности не раз становилась предметом обсуждений в художественной литературе, философии и психологии. Вся научная или наукообразная русскоязычная литература по данной теме рассматривает проблему лжи с двух основных позиций: морали и собственно психологии. В зависимости от того, к какой из позиций ближе точка зрения автора, понятию «ложь» даются разные определения.

Так, К. Мелитан считает ложь признаком безнравственности, так как дети и взрослые начинают лгать тогда, когда в их поступках появляется «что-то нехорошее», что необходимо скрывать от других [5]. В обществе человеку приходится скрывать свое истинное Я, что неизбежно приводит его ко лжи. Человек лжет, чтобы соблюсти элементарные правила вежливости, или, привыкнув, прибегает ко лжи всегда, когда это для него выгодно.

Если, как мы видим, в работе К. Мелитана ложь рассматривается с позиции моральных и нравственных норм, то на противоположном полюсе шкалы подходов к данной проблеме «мораль — психология» находится психологическая теория О. Липманна о лжи как волевом деянии, направленном на результат [4].

Для любого волевого деяния характерно наличие определенных внутренних или внешних тормозящих моментов. В случае лжи тормозом является одновременное присутствие в сознании лжеца наравне с комплексом ложных представлений

 

80

 

комплекса верных, истинных представлений. В борьбе ложных и истинных представлений комплекс ложных представлений побеждает за счет цели и намерения, и тогда человек лжет, или комплекс истинных представлений — за счет моральных представлений и представлений о последствиях, и тогда человек говорит правду.

 Согласно О. Липманну, в некоторых случаях мы можем говорить о наличии лжи с точки зрения морали и нравственности, но не с точки зрения психологии.

 Не столь категоричные промежуточные позиции занимают В. Штерн и Ж. Дюпра. В. Штерн определяет ложь как сознательное неверное показание, служащее для того, чтобы посредством обмана других достичь определенных целей [8]. При этом существуют другие виды неверных показаний, которые не являются собственно ложью и в отличие от которых лжи присущи три признака: 1) сознание ложности; 2) намерение обмануть, 3) целесообразность (направленность на получение какой-либо выгоды, или отклонение невыгоды). Первые два признака отличают ложь от иллюзий воспоминания, а третий — от фантастических неверных показаний.

Ж. Дюпра дает следующее определение лжи: «Ложь — это психосоциологический словесный, или нет, акт внушения, при помощи которого стараются, более или менее умышленно, посеять в уме другого какое-либо положительное или отрицательное верование, которое сам внушающий считает противным истине» [1; 10]. Введение в заблуждение другого человека, внушение ему ложных «верований», согласно Ж. Дюпра, может быть сознательное (продуманное, намеренное) и бессознательное. Эти же два вида лжи выделяют и другие авторы [7].

 Как видно из приведенных определений, до сих пор не существует единого мнения о том, каковы отличительные признаки лжи и где проходит граница между ложью и правдой. Представление о лжи как о внутреннем конфликте правдивого и ложного комплексов представлений, данное О. Липманном, кажется наиболее подходящим для объяснения особенностей поведения лгущих людей, которые мне приходилось наблюдать в процессе экспериментального исследования. На базе этого определения могут быть также приняты и три основных признака лжи, выделенные В. Штерном.

 Очень сложно говорить об отнесении данной проблемы к той или иной области психологии. Так, мы могли бы рассматривать ложь в рамках общей психологии в качестве некоего феномена человеческого поведения, имеющего свои психофизиологические механизмы, в рамках возрастной психологии, прослеживая источники и развитие лжи в онтогенезе, в педагогической психологии, изучая ложь как продукт воспитания, с одной стороны, и в качестве фактора, влияющего на воспитание, — с другой, в рамках социальной психологии в качестве проблемы межличностного общения и группового взаимодействия и т. д. и т. п.

 Накопленный к настоящему моменту достаточно большой объем публикаций, так или иначе касающихся темы лжи и искренности, свидетельствует об увеличении научного интереса к этой теме. Однако, несмотря на очевидную актуальность данной проблемы, ощущается явный дефицит ее эмпирических исследований. Основная часть экспериментальных разработок, описанных в литературе, принадлежит зарубежным ученым (П. Экман, У. В. Фризен, К. Шерер, А. Мехрабиан) и направлена на выявление конкретных поведенческих признаков говорящих неправду людей. Например, по результатам серии экспериментов А. Мехрабиан указывает на то, что говорящий неправду человек делал больше речевых ошибок, говорил медленнее, чаще улыбался, реже кивал головой, меньше жестикулировал и меньше делал движений ногами, чем когда он говорил правду [11]. Также, по его мнению, индикатором лжи может служить и то, что человек реже направлял свой взгляд на слушателя, находился в скованном, менее расслабленном состоянии, говорил в целом тише, делал больше пауз в речи и его ответы на вопросы были короче.

 

                                                  80

 

 П. Экман, У. В. Фризен и К. Р. Шерер обращают внимание на то, что в момент произнесения лжи человек намного лучше контролирует выражение своего лица, чем движения своего тела [10]. Все коммуникативные жесты человека, встречающиеся как в правдивых ситуациях, так и в ситуациях обмана, они разделяют на три группы:

1) иллюстрирующие (illustrators) — ритмически повторяющиеся, сопровождающие речь, иллюстрируя то, что сказано;

2) эмблемные (emblems, shrugs) — символические, эмблемные жесты, передающие неуверенность, неспособность, сомнение;

 3) манипуляторские (manipulators) — касания одной рукой какой-либо части тела или другой руки, как бы почесывая или потирая ее.

 При анализе ложных коммуникаций была выявлена тенденция к уменьшению иллюстрирующих жестов и к увеличению эмблемных; изменений в количестве манипуляторских жестов, а также в общей активности рук не наблюдалось. Кроме того, было замечено, что тон голоса человека, говорящего неправду, становится выше.

В описываемой П. Экманом и У. В. Фризеном [9] экспериментальной ситуации при оценке лживости или искренности выступающих наблюдатели обращали внимание на паузы в речи рассказчика и на правдоподобность рассказа не меньше, чем на его неясность, смутность, последовательность, а также на улыбку, ухмылку и изменения позы говорящего. Они могли оценивать ложь выступающего, ориентируясь в том числе только на его речь. В этом случае менее плавная, менее серьезная, неэмпатическая речь оценивалась как ложная. Так, были выделены различные признаки неискренности, на которые обращали внимание наблюдатели. Однако эти материалы не дают ответа на вопрос, каким образом наблюдатель приходит к мысли о том, было ли прослушанное им сообщение ложным или правдивым.

 Отчасти данный пробел заполняется исследованием, проводимым на кафедре социальной психологии психологического факультета МГУ. Это исследование состояло из серии экспериментов. Целью его было выявление психологических оснований оценки лжи — искренности и построение описательной схемы восприятия ложных сообщений.

 Эксперименты были построены на том, что группы испытуемых оценивали рассказы ряда выступающих как ложные или правдивые. При этом выступающие делали по два коротких сообщения (по 1 мин) на разные темы, заданные в каждой экспериментальной серии («Город, в котором я был», «Человек, который мне нравится», «Мой любимый учитель», «Мой опыт преподавания»). Их задача была убедить аудиторию в правдивости своего рассказа вне зависимости от того, говорили ли они на самом деле правду или лгали, что заранее определялось методом жеребьевки или подбрасывания монеты. В свою очередь, наблюдатели на специальных бланках отмечали, считают ли они тот или иной рассказ правдивым или ложным, и объясняли, на основании чего они сделали такой вывод.

 Первые экспериментальные серии были проведены мной в 1995 г., в них участвовали 58 испытуемых, распределенных по пяти группам (было оценено 64 рассказа).

Проанализировав данные о частоте правильных узнаваний лжи в разных группах, я получила материал в подтверждение гипотезы о том, что ложь имеет свои характерные признаки в поведении человека в процессе коммуникации, и что его партнер в состоянии выделить некоторые из них и отличить таким образом ложное сообщение от правдивого. Как видно из табл. 1, полученные при проверке этих данных по критерию Стьюдента значения свидетельствуют о том, что во всех пяти экспериментальных группах вероятность распознавания ложных рассказов была значимо больше 50 %, т. е. испытуемые не просто отгадывали, какой из рассказов является ложным, а ориентировались на определенные

 

81

 

характеристики выступлений, руководствуясь имеющимися у них представлениями о коммуникативном поведении человека, говорящего правду, и лжеца.

Таблица 1

Среднее процентное количество правильных распознаваний правдивых и ложных рассказов в группах. Данные по критерию Стьюдента о значимости отличия среднего количества правильных узнаваний правдивых и ложных рассказов в группах от случайно вероятностного

№ группы

Число человек в группе

Число рассказов

Среднее количество правильных узнаваний

Значения по критерию Стьюдента

Уровень значимости

 

 

 

Ед.

%

 

 

1

11

16

10,4

65

3,13

0,005

2

10

14

7,5

55

0,99

0,173

3

12

12

7,6

63

2,81

0,008

4

8

8

5,3

66

2,84

0,012

5

7

14

8. 5

61

1,83

0,059

 

Таблица 2

Количество ссылок на поведенческие характеристики выступающего при приписывании рассказу ложности и истинности

 

Факторы

Количество ссылок

при приписывании

истинности

ложности

1. Эмоциональность

64

9

2. Искренность

83

3

3. Мимика

36

30

4. Жесты

32

33

5. Поза

21

22

6. Конкретность

89

14

7. Доказательность

55

6

8. Уверенность

83

17

9. Естественность

84

4

10. Специфичность

     фактов

73

15

11. Паралингвистика

20

46

12. Употребление

характерных слов

11

15

1. Неэмоциональность

1

14

2. Неискренность

-

22

6. Неконкретность

2

48

7. Недоказательность

-

30

8. Неуверенность

2

24

9. Неестественность

1

23

 

Следует также отметить и тот факт, что по данным этого исследования нам удалось определить те характеристики рассказчика, которые выделяются людьми при принятии решения не верить ему, и те характеристики, которые наиболее часто являются основаниями оценки какого-либо сообщения как правдивого. Здесь уже речь идет не об ошибочности или правильности принятия того или иного решения, а о своего рода эталонах, или стереотипах, которые берутся за основу при оценке правдивости сообщения.

 Из табл. 2 можно получить информацию о том, сколько раз в отчетах встречались ссылки на те или иные характеристики поведения, выступающие при оценках их рассказов как ложных и как правдивых. Проанализировав ее, мы можем сказать, что при принятии решения доверять какому-либо рассказу испытуемые чаще всего ссылались на его конкретность, и наоборот — неконкретность рассказа в большинстве случаев была причиной считать его ложным. Прослеживается следующая тенденция в оценке какого-либо сообщения в процессе коммуникации: чем оно конкретнее, насыщеннее

 

82

 

всякого рода деталями и фактами, тем больше вероятность того, что оно будет воспринято как истинное, и наоборот, чем меньше сообщение содержит всякого рода фактов и деталей, тем сильнее воспринимающий его будет склоняться к тому, чтобы признать его ложным. Но при оценке сообщения как ложного наряду с его неконкретностью выделяются особенности речи коммуникатора, такие, как паузы, запинки, тон и громкость голоса.

 Стоит обратить внимание и на то, какие характеристики поведения стоят на втором месте по количеству ссылок на них в случае признания рассказа ложным или истинным. Итак, правдивой признается также та история, рассказчик которой держится естественно и кажется абсолютно искренним и уверенным. Но если в рассказе недостает деталей, он излагается с запинками, паузами и т. п., то собеседник направляет свое внимание на логическую последовательность этого рассказа, на наличие в нем каких-либо противоречий, а также на мимику выступающего и жесты, какими он сопровождает свою речь.

 Эти результаты позволили мне представить процесс оценки сообщений как ложных или правдивых в виде трех этапов:

первый — оценка конкретности текста сообщения;

второй — нахождение подтверждающих фактов;

третий — окончательная оценка.

 На первом этапе происходит оценка конкретности рассказа, т. е. наличия в нем разного рода деталей и подробностей, на основе чего наблюдатель выдвигает предварительную гипотезу о правдивости или ложности данного сообщения.

 На втором этапе в соответствии с этой гипотезой наблюдатель переключает свое внимание на другие аспекты поведения выступающего, желая найти подтверждающие ее факты. Если первоначальная гипотеза заключалась в том, что сообщение скорее правдивое, чем ложное, то наблюдатель старается оценить общее впечатление, которое производит выступающий, обращая внимание на то, насколько уверенно и естественно он себя ведет. Если же наблюдатель склонен оценивать сообщение скорее как ложное, то он сначала пытается сосредоточить свое внимание на его паралингвистических характеристиках (паузах, тоне голоса и др.), а затем выделить конкретные признаки мимики и жестикуляции рассказчика, наличие в тексте каких-либо несоответствий и логических противоречий (недоказательность).

Выделив в поведении коммуникатора признаки, подтверждающие первоначальное предположение о правдивости или ложности данного сообщения, на третьем этапе наблюдатель делает вывод о том, верить ему или нет. Если на втором этапе оценки наблюдатель не находит признаков, подтверждающих его гипотезу, то он переключает свое внимание на признаки, которые могли бы подтвердить противоположную гипотезу. Схематично это показано на рис. 1.

В 1996 г. в эксперименте, проведенном Ю. М. Жуковым и Е. А. Поляковой, были получены данные, говорящие в пользу описанной выше схемы. В исследовании участвовали 24 испытуемых: 9 — в первой группе, и 15 — во второй. Во второй группе экспериментатор

 

83

 

Рис. 2. Восприятие коммуникаторов с естественной жестикуляцией (светлые колонки) и с ограниченным невербальным поведением (заштрихованные колонки) по четырехбалльной шкале доверия к сообщению (ось абсцисс)

 

просил каждого выступающего во время своего рассказа держать в каждой руке сосуд с водой, таким образом, полностью блокировалась жестикуляция и затруднялось свободное выражение других элементов невербального поведения. Слушатели оценивали выступления по четырехбалльной шкале: 00 — не верю; О — скорее не верю, чем верю; П — скорее верю, чем не верю; ПП — верю. В результате было отмечено, что во второй группе сообщения коммуникаторов с ограниченным невербальным поведением оценивались со значительно большей степенью недоверия и им выставлялись преимущественно промежуточные оценки (О и П) в отличие от первой группы, где оценивались выступления коммуникаторов с естественной жестикуляцией. Это свидетельствует о том, что наблюдатель не может обнаружить у выступающего с ограниченной пантомимикой элементов невербального поведения, подтверждающих или опровергающих его первоначальную гипотезу о правдивости или ложности сообщения, и начинает сомневаться в адекватности своего восприятия, становится более подозрительным и недоверчивым при оценке (рис. 2).

Результаты последних экспериментальных серий 1997 г. с участием 21 испытуемого (две группы оценивали по 18 рассказов) подтверждают мое предположение о возможном использовании представленной выше схемы для описания процесса восприятия и оценки сообщений в коммуникации.

 Конечно, можно говорить об относительной упрощенности и условности такого рода описания, а также о том, что процесс восприятия коммуникатора начинается гораздо раньше, чем он произнесет первую фразу, — уже с момента попадания его в поле зрения наблюдателя.

 

84

 

 Наблюдая за человеком, анализируя, синтезируя, обобщая информацию о нем, люди опираются на свой прежний опыт, на уже имеющиеся у них образы и эталоны восприятия и оценки. Делая выводы о честности человека, решая, принимать его информацию за истинную или ложную, верить или не верить человеку в данной ситуации, люди основываются на сложившихся в их опыте эталонах правды и лжи, искреннего и неискреннего поведения. Однако эти эталоны сугубо индивидуальны, и каждый человек предпочитает обращать внимание лишь на определенные, согласующиеся с его субъективными эталонами, характеристики поведения своего партнера по общению. Но не все характеристики поведения лгущего человека одинаково показательны, и поэтому разные люди с различной долей успешности распознают ложь среди той информации, которую передает им собеседник.

 Психологические основания оценки лжи и искренности различны: при оценивании сообщения как ложного люди чаще всего ориентируются на конкретные признаки поведения человека, а оценивая сообщения как правдивое, — на общее впечатление. Основным критерием при этой оценке является степень конкретности этого сообщения.

 Предложенная мною схема была разработана на основе данных лабораторных экспериментов, и предстоит еще большая работа по изучению механизмов восприятия и оценки лжи — искренности в реальных жизненных ситуациях.

 

1. Дюпра Ж. Ложь. Саратов: Изд-во «Новь» П. С. Феокритова, 1905.

2. Жуков Ю. М., Полякова Е. А., Симоненко С. И. Экспериментальные исследования восприятия сообщений как искренних или ложных. (В печати. )

3. Знаков В. В. Правда и ложь в сознании русского народа и современной психологии понимания. М.: ИПАН, 1993.

4. Липманн О., Адам Л. Ложь в праве. Харьков: Юридич. изд-во Украины, 1929.

5. Мелитан К. Психология лжи. М.: Изд. А. Сомов, 1903.

6. Симоненко С. И. Психологические основания оценки лжи — искренности: Дипл. работа. М., 1995.

7. Смиричинская В. В. Педагогические условия коррекции детской лжи: Автореф. канд. дис. М.,1993.

8. Штерн В. Изучение свидетельских показаний // Проблемы психологии. Ложь и свидетельские показания. Вып. 1. Пг.: Ред. -изд. Н. Н. Колчев, 1922.

9. Ekman P., Friesen W. V. Nonverbal leakage and clues to deception // Psychiatry. 1969. V. 32. P. 88— 106.

10. Ekman P., Friesen W. V., Scherer K. R. Body movement and voice pitch in deceptive interaction // Semiotica. 1976. V. 16. P. 23—27.

11. Mehrabian A. Nonverbal betrayal of feeling // J. of Experimental Research in Personality. 1971. V. 5. P. 64—74.

Поступила в редакцию 15. Х 1997 г.