Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в полнотекстовом ресурсе.  Заглавная страница ресурса... 

118

 

ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

 

ТРАКТОВКА ИСТОРИИ ПОВЕДЕНИЯ В НАУЧНОЙ ШКОЛЕ ВЫГОТСКОГО — ЛУРИЯ

 

М. Г. ЯРОШЕВСКИЙ

 

Творческое содружество Л. С. Выготского и А. Р. Лурия возникло с момента инициированного А. Р. Лурия переезда Л. С. Выготского из Гомеля в столичный Институт психологии. Каждый из них к тому времени уже обладал немалым опытом психологической работы, в том числе экспериментальной. С различных сторон они шли к новой психологии в противовес прежней эмпирически-интроспективной, в стиле которой работал с момента его основания Институт психологии, созданный Г. И. Челпановым.

Два направления к тому времени взрывали прежние стереотипы, завоевывая умы молодежи, - рефлексологическое (в его двух вариантах - бехтеревском и павловском) и психоаналитическое. Что касается А. Р. Лурия, то он склонялся ко второму (некоторое время он был активным сотрудником созданного И. Д. Ермаковым Психоаналитического института, где являлся ученым секретарем).

Л. С. Выготский относился к психоанализу более настороженно. Он полемизировал, в частности, с фрейдовским объяснением катарсиса в своей диссертации "Психология искусства" (которая была защищена через год после переезда Л. С. Выготского в Москву).

Совместно с А. Р. Лурия Л. С. Выготский написал предисловие к переводу работы З. Фрейда "По ту сторону принципа удовольствия". Это была их первая совместная публикация. Как известно, во фрейдовской работе, которую они взялись комментировать, высказывалась новая для традиционного психоанализа идея, а именно о том, что наряду с Эросом как изначальным влечением к жизни, поведением правит противоположное по знаку влечение к смерти, к возвращению живого организма в безжизненное состояние. Оба молодых психолога, приветствуя это построение, называли его "колумбовой заслугой"       З. Фрейда, открывшего особую страну по ту сторону принципа удовольствия, "хотя бы ему и не удалось составить точную географическую карту новой земли и колонизовать ее" [1; 34].

В противовес тем, кто упрекал З. Фрейда в безысходно пессимистическом воззрении на смысл человеческого существования, Л. С. Выготский и А. Р. Лурия утверждали, что социальные

 

119

 

условия таят в себе грандиозные возможности для нейтрализации влечений к смерти, их сублимации в смысле придания творческих импульсов человеку как социальному существу.

В многоцветной палитре фрейдовских идей выделялись ведущие в биологические глубины психики и даже к общей закономерности неорганической природы - сохранению в ней разлитого напряжения энергии. Представлялось, будто тем самым вскрывается общая тенденция, которая может быть использована для целей материалистического объяснения всего мироздания. Впрочем, очень скоро Л. С. Выготский отказался от своей уверенности в том, что воззрения З. Фрейда созвучны материалистической и тем более марксистской философии, убежденным приверженцем которой он становится.

Не щадя своего ближайшего сподвижника по поискам путей к новой психологии     А. Р. Лурия, он подвергает резкой критике попытки последнего соединить фрейдизм и марксизм, усматривая в этом создание "чудовищных комбинаций", когда "берется хвост от одной системы и приставляется к голове другой, в промежуток вдвигается туловище от третьей" [3; 326].

Критику своего старшего и философски высокообразованного друга А. Р. Лурия признал убедительной, поскольку в дальнейшем от своих фрейдистских увлечений отошел. Их содружество крепло. Оба успешно разрабатывали с общих позиций несколько проблем, представляющих собой передний край психологической науки. Идейным лидером, несомненно, являлся Л. С. Выготский.

В середине 20-х гг. он, как известно, сосредоточился на гипотезе о знаковом опосредствовании высших психических функций. Необходимо заметить, что эти исследования велись им в русле направления, обозначенного Л. С. Выготским непривычным в те времена словосочетанием "психология поведения". В первые десятилетия XX в. средоточием дискуссий об области психологических исследований стала контроверза "сознание или поведение". Отвергая прочно удерживавшуюся веками версию о том, что предметом психологии, в отличие от других наук, служит сознание, под которым разумелся мир непосредственно явленных субъекту феноменов, новый подход (его культивировал набиравший энергичных сторонников американский бихевиоризм) требовал придать психологии истинно научный характер, охватив понятиями и методами внешние объективные реакции организма на столь же объективные стимулы.

В России эта область выступила в качестве предмета физиологии, а не психологии. К термину "высшая нервная деятельность" (конечно, под этой формой деятельности понималась работа материального органа - головного мозга) И. П. Павлов присоединил термин "поведение". Речь шла не только о различных оттенках в толковании терминов. Расхождения носили принципиальный характер, поскольку исследования поведения в США и России строились на различных парадигмах (см. [7]).

В поисках путей преодоления альтернативы: либо сознание (и тогда приходится делать выбор в пользу интроспекционизма), либо поведение (и тогда психология заменяется учением об условных рефлексах) - Л. С. Выготский предложил компромиссно звучавшую формулу: "психология поведения". Под таким названием он опубликовал одну из своих первых программных статей: "Сознание как проблема психологии поведения" [3]. Обе категории были исполнены новым смыслом. Сознание обретало признаки, неведомые его интроспективной трактовке. Его строение включало, согласно Л. С. Выготскому, не элементы непосредственного опыта субъекта, а речевые рефлексы. Соответственно и поведение мыслилось в

 

                                                              120

 

ином ключе, чем телесная реакция на физический стимул.

Расшатать альтернативу "сознание или поведение" и обогатить оба термина продуктивным содержанием Л. С. Выготский смог только потому, что впитал принципы и переосмыслил события, изменившие картину мировой психологии.

Мощным фактором, подорвавшим интроспекционизм и его концепцию сознания, царившую в лабораториях, где объектом экспериментов служил взрослый индивид, способный к самоотчету о своих переживаниях, стало обращение к психологическим феноменам иного плана: к психике животных, психике "первобытных" людей, психике ребенка.

Успешное развитие этих трех направлений, в каждом из которых выделились свои лидирующие фигуры (В. Келер, Л. Леви-Брюль и Ж. Пиаже), подготовило появление школы Выготского - Лурия.

Указанные западные исследователи - ныне классики психологии - образовали тот оппонентный круг, в котором рождались новаторские идеи Л. С. Выготского и А. Р. Лурия1. Все три направления отличались тем, что, во-первых, сосредоточились на анализе тех психических форм, которые качественно отличаются от представленных в развитом сознании, во-вторых, соотносили эти формы с практическими действиями организма, смыкая тем самым субъективное с объективным, поведенческим, в-третьих, обращались к "инструментам", обычно используемым в этих действиях (здесь имелись в виду либо "орудия" у шимпанзе, либо речевые знаки у человеческих существ), в-четвертых, ориентировались на идею развития.

На этих работах учились Л. С. Выготский и А. Р. Лурия. Но они были учениками-критиками, учениками-оппонентами.

Продолжая дело своих учителей, они опровергали их, вырабатывая собственное новаторское объяснение их открытий и выводов. Итоги своих совместных исследований (проведенных в 1925-1929 гг.) были изложены ими в совместной работе "Этюды по истории поведения" [2]. Она имела подзаголовок: "Обезьяна. Примитив. Ребенок". Тем самым были обозначены три главных "героя" генетической психологии. После Ч. Дарвина изучение поведения животных завоевывало законное место в психологических исследованиях. На передний план выступила проблема приобретения живыми существами новых способов действий, которых не было в их наследственном репертуаре. Эта тема издавна занимала психологическую мысль. На ней в течение многих веков, со времен Платона и Аристотеля, сосредоточивались описание и объяснение ассоциаций, притом таких, в цепи которых включались факты не только сознания, но и действия. Особым типом ассоциации выступил рефлекс. Причем открывший рефлекторную природу поведения Р. Декарт предложил (на примере поведения собаки, которую обучают охотиться за куропаткой) схему выработки новых рефлексов.

Оставаясь в границах ассоциативной концепции, А. Бэн дополнил ее формулой о "пробах и ошибках", позволяющей объяснить спонтанно возникающие новые действия.

С утверждением дарвиновского воззрения на развитие живой природы решительно меняется сам принцип объяснения ассоциаций. Это было обусловлено переходом от механического детерминизма к биологическому. Внимание

 

                                                                   121

 

исследователей отныне приковывают две важнейшие детерминанты: наследственность и среда.

Вопрос о генетических ресурсах поведения сконцентрировал внимание на изучении инстинктов (сам Ч. Дарвин посвятил их анализу специальный этюд). Вопрос о среде был радикально пересмотрен в свете идеи о выживании организмов в борьбе за существование. Адаптация к среде означала иной тип объяснения постулата о нераздельности организма и среды, чем принятый после победы идеи о физико-химической основе этой нераздельности. Отныне первостепенное значение приобретал вопрос о способах адаптации целостного организма как системы, устремленной к самосохранению в изменчивых условиях существования.

Главный способ и получил имя навыка, а его механизм - после И. П. Павлова - имя условного рефлекса. Последний казался обновленным вариантом ассоциативной схемы (тем более что сам И. П. Павлов настаивал на родстве его учения с ассоцианизмом, а нервный субстрат условного рефлекса представлялся ему временной связью, т. е. ассоциацией, в коре больших полушарий). К тому же экспериментальным объектом служили отдельные, изолированные условные рефлексы, что дало повод инкриминировать И. П. Павлову: а) механицизм; б) "атомизацию" поведения.

Действительный же категориальный смысл павловского открытия был радикально иным. Введенные им для объяснения поведения понятия о сигнале, подкреплении, торможении и др. содержали биологическую трактовку механизма реализации отдельной особью действий, не предуготованных ее родовыми ресурсами. И. П. Павлов умышленно шел на предельное (вспомним "башню молчания") упрощение системы детерминант, образующих условный рефлекс, с тем чтобы получить его в "чистой культуре". Сам И. П. Павлов продолжал до конца своих дней настаивать на физиологической сущности своего открытия. Л. С. Выготский же и А. Р. Лурия относили учение об условных рефлексах к разряду психологических систем. В контексте генетической психологии это учение выступило в качестве более высокой, чем инстинкт, как считалось второй вслед за ним, ступени эволюционной лестницы форм поведения.

После исследований В. Келером поведения человекообразных обезьян стали вырисовываться контуры еще одной, третьей ступени, обозначенной термином "интеллект". Схему трех ступеней психического развития популяризировал К. Бюлер. От нее отправлялись также Л. С. Выготский и А. Р. Лурия. Но они же первыми в истории нашей науки вышли за ее пределы. Это было связано с их переходом на позиции марксистского объяснения качественных различий между психическим строем человека и других живых существ.

В. Келер, как и К. Бюлер в своей трехступенчатой схеме, не проводил демаркационной линии между интеллектом шимпанзе и человека. Реакции обезьян при решении некоторых задач, которое не походило на действие по методу проб и ошибок, описывались по типу внезапного озарения ("ага"-переживания), которое порой наблюдается в творческих решениях у человека. Л. С. Выготский и А. Р. Лурия, отмечая высокую степень развития разумного поведения антропоидов, не принимают вывод В. Келера о том, что это поведение "того же рода, которое свойственно человеку". Отправляясь от соображений, высказанных К. Марксом и Ф. Энгельсом, они в качестве детерминант, изменивших созданный живой природой тип психического развития, вводят в генетико-психологические объяснения особые "инструменты" - средства труда и знаковые системы, которым они дают имя "средств поведения" [2; 64].

 

122

 

Тем самым бюлеровскую схему трех ступеней психического развития они заменили четырехступенчатой. С этой идеей они переходят к анализу поведения так называемого примитивного человека, при этом оговариваясь, что это обозначение принимается условно, поскольку в современную эпоху существуют народы, различающиеся по уровню своего культурного развития, но не являющиеся примитивными в том смысле, что от них можно вести отсчет истории психики в мире людей.

Разбирая различные объяснения путей развития поведения в культурно-историческом процессе, автор данного раздела Л. С. Выготский опирался на огромное количество сведений, запечатленных в антропологической и этнографической литературе.

В его оппонентном круге появилось несколько крупных исследователей. Это прежде всего приверженцы ассоциативного воззрения - Г. Спенсер и Э. Тейлор, которые не задумывались о "своеобразии механизмов, отличающих культурную психику от некультурной". "Законы человеческого духа, полагали эти авторы, во все времена и на всем земном шаре всегда одни и те же" [2; 69].

Собственно различие между психикой людей, находящихся на исходной и последующих ступенях развития, виделось в количестве опытных данных (их ограниченности или богатстве), но не в качестве (способе организации или форме работы) мысли. Важную попытку диагностировать различия по качеству предпринял Л. Леви-Брюль. Следуя доминировавшей во французской психологии традиции, он стремился охарактеризовать умственный склад индивидов, исходя из характера коллективных представлений в группах, к которым эти индивиды принадлежат. На основе этого Л. Леви-Брюль выдвинул концепцию о том, что в древних обществах сложился особый тип мышления со своей логикой, отличной от современной. Это стимулировало культурно-историческое изучение психики. Но Л. Леви-Брюль считал мышление древних людей мистическим, и тогда становилось непонятным, каким образом люди, которые нереалистически воспринимают мир, способны в нем выжить.

Школа Выготского - Лурия решающую роль в становлении человеческого мышления придала орудиям и знаковым системам. Выдвигалась гипотеза, что значение слов в этих системах проходит ряд стадий в своем развитии. Эти данные школа Выготского - Лурия сопоставляла в своих экспериментах с развитием детской речи.

Из предисловия к "Этюдам по истории поведения" явствует, что глава о метаморфозах, которые испытывает психика ребенка, написана А. Р. Лурия. В этом же предисловии сказано, что весь фактический материал книги охвачен единым теоретическим взглядом, развитым в книге Л. С. Выготского "Педология школьного возраста" (опубликованной несколько ранее). Теория, о которой идет речь, приобрела впоследствии широкую известность под именем "культурно-исторической" (хотя такого имени сам Л. С. Выготский ей не давал). Эскизу этой теории предшествовал анализ ситуации в мировой науке, запечатленный Л. С. Выготским в его незаконченном трактате "Исторический смысл психологического кризиса". Анализ стал предпосылкой новаторской исследовательской программы, разработанной Л. С. Выготским совместно с А. Р. Лурия и их учениками2. Ее принято ассоциировать с изучением высших психических функций. Но, как мы видим, ей предшествовала программа,

 

123

 

которая ставила своей задачей соотнесение трех направлений генетической психологии под эгидой идеи об истории поведения. А. Р. Лурия разрабатывал главным образом тот фрагмент программы, который касался развития поведения в онтогенезе.

Критикуя популярный в те времена биогенетический закон, он подчеркивал, что линия индивидуальной жизни отнюдь не воспроизводит миллионы лет биологической эволюции, но идет существенно иным путем: "... находится под влиянием своеобразных факторов и проходит своеобразные, часто неповторимые формы и этапы развития" [2; 126].

И все же А. Р. Лурия не избег соблазна искать в этих совершенно различных, как он настаивал, линиях, следы параллелизма. Это относилось к предполагаемому сходству между психикой вступающего в жизнь ребенка и психикой "примитивного человека". Ребенок не "чистый лист бумаги", писал А. Р. Лурия, но лист, который "уже покрыт какими-то письменами... на совсем другом языке, ... часто напоминающем язык... примитивного человека" [2; 132].

Наряду с этим А. Р. Лурия настаивал на том, что мышление маленького ребенка 3-4 лет "не имеет ничего общего с мышлением взрослого человека в тех его формах, какие созданы культурой" [2; 137]. Таким образом, вопреки твердым заверениям автора о качественном различии в линиях истории поведения (прежде всего интеллектуального поведения), каждая из которых определяет собственный облик трех различных направлений генетической психологии, в конечном итоге некоторые присущие древним формам признаки - пусть в превращенном виде и пусть лишь в определенный период формирования детской психики - усматривались в характере и судьбах этой психики.

Перед нами: а) докультурные или натуральные процессы памяти, внимания, мышления и др. 3, б) новые формы этих процессов, творимые включением биологического организма в "тело" культуры с ее искусственными средствами (орудиями и знаками), но еще отличные от психической организации современного уровня, поскольку напоминают в определенном отношении умственные операции "примитивного человека", в) перестройка поведения до современного уровня. Применительно к интеллектуальной активности А. Р. Лурия выделяет стадии мышления: а) синкретическое, б) комплексное, в) понятийное.

Конкретные характеристики этих стадий были представлены А. Р. Лурия в его детальных экспериментальных работах по изучению речи и мышления ребенка. Таким образом, в исследованиях по эволюции поведения в школе Выготского - Лурия сложились как представление о преобразовании "натуральных" психических функций посредством использования искусственных средств (орудий и знаков) в культурные, так и схема, которая помещала умственные образы в генетический ряд. Особое место отводилось стадиям культурного развития ребенка. На проблеме стадий, как известно, были сосредоточены и интересы Ж. Пиаже, книга которого о речи и мышлении ребенка, высоко оцененная в школе Выготского - Лурия, придала импульс их собственным исследованиям. Они оппонировали Ж. Пиаже в ряде пунктов. Наибольшую известность приобрела их полемика со швейцарским психологом по поводу эгоцентрической речи как аутичной, отражающей "логику мечты и сновидения". "Только в последнее время благодаря специальной серии опытов мы убедились, что эгоцентрическая

 

124

 

речь несет совершенно определенные психологические функции. Эти функции заключаются прежде всего в планировании известных начавшихся действий" [2; 141].

Свои подходы и экспериментальные результаты Л. С. Выготский и А. Р. Лурия изложили в докладе на IX Международном психологическом конгрессе (США, 1929 г.).      Л. С. Выготский приехать на конгресс не смог, и доклад зачитал А. Р. Лурия. Из протоколов конгресса явствует, что доклад на эту тему был заявлен и Ж. Пиаже. Но приехал ли он в США, состоялся ли у них тогда диалог с А. Р. Лурия, остается невыясненным.

В школе Выготского - Лурия сложилась уникальная теоретическая конструкция, равной которой по обобщающей силе не знала тогда психологическая наука. Различные направления исследований поведения в таких отраслях, как зоопсихология, этноисторическая психология, детская психология, дали в тот период мощный всплеск новаторских концепций. Они переживали своего рода "золотой век". Но каждое из них прокладывало независимый от других собственный путь. Л. С. Выготский и А. Р. Лурия отважились соотнести их, с тем чтобы представить глобальную картину развития всех форм поведения.

Они определили сферу своего анализа термином "поведение", а не "сознание" или "деятельность". С термином "сознание" традиция прочно соединила образ внутреннего мира субъекта, в пределах которого начинаются и кончаются психические процессы, а также способность этого субъекта к рефлексии о них. Представление же о поведении выводило за эти пределы к практическому общению организма со средой, будь то условнорефлекторные (интеллектуальные) действия животных или действия, опосредствованные знаками.

Ведь и действия, и знаки представляли собой объективные (в смысле независимости от "зеркала" сознания) реалии. Очевидно, что и способность к рефлексии о собственных психических состояниях как неотъемлемый признак зрелого сознания не могла служить опорным пунктом при изучении психического мира животных, "примитивных народов" и малых детей. Что касается понятия о "деятельности", которое вскоре (после М. Я. Басова,  А. Н. Леонтьева и С. Л. Рубинштейна) стало для советской психологии девизом научного определения своей предметной области, то в школе Выготского - Лурия оно не применялось и рабочей нагрузки не несло. Оно утверждалось в его марксистском понимании в отличие от рефлексологических школ, оперировавших этим термином, в частности, называвших деятельность "соотносительной" (В. М. Бехтерев) или "высшей нервной" (И. П. Павлов) по образу и подобию труда как совершенно особой, качественно отличной от поведения животных формы включенности человеческого индивида в социокультурную среду.

Но приняв эту модель как объяснительную, школа Выготского - Лурия не смогла бы охватить всю область генетической психологии. Совершенно очевидно, что такие ее направления, как зоопсихологическое и изучение детства, опираться на схему трудовой деятельности не могли. Туманной оставалась перспектива использования этой схемы и в этноисторической психологии, хотя на служащей предметом ее исследований стадии развития психики фактор труда приобретает мощное влияние. Однако обратиться к нему как детерминанте истории интеллектуальных структур, которая в первую очередь занимала как Л. С. Выготского, так и А. Р. Лурия, было бесперспективным делом.

 

125

 

Шла ли речь о той реконструкции "первобытного" мышления, которая привлекла всеобщее внимание психологов после работ Л. Леви-Брюля, или о стадиях развития этого мышления, какими они виделись Л. С. Выготскому и А. Р. Лурия, - ни в одном, ни в другом случае занятия трудом не могли выступить в роли объяснительного начала, исходя из которого можно было бы пролить свет на специфику умственных операций (будь то магическое мышление, переход от мышления в комплексах к мышлению в понятиях или другие формы). Это не означает, что опосредствованное трудом общение древнего человека с природой рассматривалось в школе Выготского - Лурия как несущественное для развития психики (прежде всего мышления и речи).

Но для диагностики стадий истории поведения его применить не удавалось. Между тем без выявления качественно различных эпох этой истории апелляция к принципу развития утрачивает продуктивность, становясь сугубо вербальным заклинанием.

Установка на выявление стадий, несомненно, доминировала в школе Выготского - Лурия. Применительно же к стадиям школа следовала сформулированному положению, принципиальная значимость которого не в полной мере была усвоена его учениками: "один процесс развития диалектически подготавливает следующий за ним и превращается, переходит в новый тип развития. Мы не думаем, что все три процесса можно вытянуть в одну прямую линию, но мы полагаем, что каждый высший тип развития начинается там, где оканчивается предыдущий, и служит его продолжением в новом направлении. Эта перемена направления и способа развития нисколько не исключает возможности связи одного процесса с другим, а, скорее, необходимо предполагает эту связь" [2; 21].

Школа Выготского - Лурия складывалась, с одной стороны, в противовес плоскому эволюционизму, а с другой - в противовес воззрениям, которые, будучи сосредоточены на каком-либо уровне развития психики, беспечно игнорировали все предшествующие и тем самым все великое древо этого развития. Ограничив себя принципом деятельности в его понимании, которое с ориентацией на марксистское объяснение роли труда в формировании человеческого сознания складывалось в те годы (а затем с особым упорством культивировалось отошедшим от Л. С. Выготского его прежним соратником А. Н. Леонтьевым), школа Выготского - Лурия не могла бы представить концепцию всемирно-исторического развития психической организации поведения, поскольку для этого требовалось соотнести исследовательскую работу в различных, лишенных внутренней связи отраслях.

Некогда Н. Н. Ланге ввел превосходный термин "психосфера", обозначив им все богатство и разнообразие психического мира на нашей планете [4]. В истории психологической мысли школа Выготского - Лурия явила своим творчеством вариант научной реконструкции истории психосферы.

 

1. Выготский Л. С., Лурия А. Р. Предисловие к русскому переводу работы "По ту сторону принципа удовольствия" // Фрейд З. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1989.

2. Выготский Л. С., Лурия А. Р. Этюды по истории поведения. М., 1993.

3. Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1982.

4. Ланге Н. Н. Психический мир. М. ; Воронеж, 1965.

5. Ярошевский М. Г. Оппонентный круг и научное открытие // Вопр. филос. 1983.     № 10. С. 49-61.

6. Ярошевский М. Г. Л. Выготский: в поисках новой психологии. СПб., 1993.

7. Ярошевский М. Г. Наука о поведении: русский путь. М. ; Воронеж, 1996.

 

Поступила в редакцию 2. XII 1997 г.

 



1 Понятие об оппонентном круге введено мною для обозначения группы значимых других исследователей, в полемике, диалоге с которыми ученый приходит к собственным решениям, отстаивает и преобразует их (см. [5]). Оппонентный круг — один из важных факторов научного творчества.

2 Подробнее об этом см. в моей книге «Л. Выготский: в поисках новой психологии» [6]. В  ней,  к сожалению, не показано, что разработка проблем истории поведения стала предпосылкой концепции о высших психических функциях.

3 «Совершенно естественно, что у каждого ребенка необходимо должен быть свой докультурный примитивный период» [2; 158].