98

 

ТЕМАТИЧЕСКИЕ СООБЩЕНИЯ

 

СВОЙСТВО СУБЪЕКТНОСТИ КАК ПРЕДПОСЫЛКА ЛИЧНОСТНОЙ ФОРМЫ ОБЩЕНИЯ*

 

В. И. СТЕПАНСКИЙ

 

Всевозможные виды произвольной целенаправленной активности человека принято подразделять на взаимодействия субъект-объектные и субъект-субъектные, причем первые относятся к категории деятельности, а вторые — к категории общения.

Рассмотрение деятельности как субъект-объектного взаимодействия основывается на очевидном противопоставлении целенаправленной активности субъекта и «безразличной» реактивности объекта, что и отражается в обобщенном понимании человека как субъекта деятельности. Это означает, что, исходя из своих потребностей, используя собственные возможности и создавая разнообразные вспомогательные средства, человек так или иначе преобразует объект, воздействует на него, включает в новые связи и отношения, т. е. в известном смысле его ассимилирует.

Аналогичным образом дело обстоит и в тех случаях, когда объектом деятельности человека выступает другой человек, что характерно, например, для формально-ролевых взаимодействий, осуществляющихся в рамках служебных отношений. Любое взаимодействие такого рода начинается по чьей-либо инициативе, причем инициатор выступает как субъект, реализующий определенные цели, не принадлежащие другому (или другим) участникам взаимодействия. Успех взаимодействия обеспечивается принятием исполнителем определенных обезличивающих правил выполнения конкретных обязанностей, а это значит, что любой человек на месте исполнителя поступает в функциональном смысле стереотипно, проявляя разнообразие поведения только в границах принятой социальной или производственной роли. При этом очевидно, что инициатор, будучи носителем цели, предстает в таком взаимодействии как субъект, а исполнитель, пусть и обладающий собственной активностью, выступает для инициатора взаимодействия только лишь как объект — средство для достижения цели.

Конечно, возможны и такие случаи, когда исполнитель пытается в ходе взаимодействия реализовать какие-то свои цели, не совпадающие с целями инициатора, и тогда уже со стороны этих других целей ситуация взаимодействия инвертируется: прежний инициатор становится для исполнителя объектом-средством, а сам исполнитель приобретает статус субъекта.

Подобного рода квазисубъектные взаимодействия, фактически реализующие схему субъект — объект, не могут лежать в основе процесса общения, так как каждый субъект выступает для своего партнера по взаимодействию в качестве объекта, что в принципе противоречит пониманию общения как субъект-субъектного взаимодействия, для которого наиболее характерно то, что ни один из участников не может

 

99

 

иметь целью ассимиляцию другого или использование его как средства. Что же касается обмена информацией, который имеет место в таких взаимодействиях, то он представляет собой не общение, а коммуникацию, т. е. информационную связь между источником и приемником сообщений, но реализуемую не механизмами, а людьми.

Принципиальная невозможность рассмотрения общения как взаимодействия, осуществляемого по схеме субъект — объект, заставляет, таким образом, отказаться от взгляда на общение как на встречную активность субъектов, каждый из которых реализует в отношении другого свою собственную цель. В чем же в таком случае состоит психологическая специфика общения как субъект-субъектного взаимодействия, если целевая направленность субъекта на объект не может быть принята в качестве специфицирующего основания, подобно тому, как это делается в теории деятельности, реализующей парадигму субъект — объект?

Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, необходимо установить, какое психологическое содержание стоит за понятием «субъект», имея при этом в виду не противопоставление субъекта объекту, а само это понятие, отражающее феномен субъектности как уникальное свойство человеческой психики.

Приступая к анализу данного понятия, будем исходить из того, что субъектность не является врожденным свойством, а формируется в ходе онтогенеза ребенка при наличии соответствующей социальной среды. Согласно литературным данным, общую схему процесса формирования субъектности можно представить следующим образом.

Первая линия становления субъектности пролегает через осознание ребенком своего тела как объекта, с одной стороны, данного ему в непосредственных ощущениях, а с другой — так же непосредственно подчиняющегося его воле. Принципиально важным здесь является осознание ребенком своего тела не просто как себя самого, но одновременно и как объекта своего управления. Это двойное осознание выступает в качестве функционального механизма психической саморегуляции, осуществляемой по принципу рефлексии и лежащей в основе превращения ребенка в субъекта предметно-манипулятивной деятельности. С овладения собой, говорит А. Баллон [3], начинается развитие личности ребенка, а мы бы сказали — субъектности.

Вторая линия становления субъектности, развивающаяся параллельно с первой, реализуется в сфере социальных взаимоотношений, впервые возникающих в семье, а затем расширяющихся и обогащающихся по мере включения ребенка в различные детские сообщества. Переходя из одного сообщества в другое, участвуя в различных игровых и бытовых ситуациях, ребенок начинает осознавать себя не только как физическое тело, но и как общественное существо, способное и к физической, и к социальной активности различного рода. Именно активное контактирование со сверстниками способствует, по мнению М. И. Лисиной [4], лучшему самопознанию детей. Наиболее важно при этом то, что, несмотря на разнообразие социальных отношений, в которые он включается, для себя самого ребенок остается самотождественным, т. е. и здесь имеет место двойное осознание себя как некоего «постоянно сущего» и как некоего «переменного» участника различных социальных контактов, требующих определенной саморегуляции своего поведения в соответствии с конкретными социальными обстоятельствами.

Попытки управлять своим поведением, сначала чисто аффективные, а затем и сознательные, приводят в конечном итоге к формированию второй стороны субъектности, но уже не биологической, а социальной, в основе которой лежит рефлексия на свое социальное поведение. Таким образом, в процессе биологического и социального развития нормального ребенка сознанию непрерывно доставляется тот психологический материал, из которого собственно и строится субъектность, однако этих двух линий еще недостаточно для возникновения полноценного качества субъектности, присущего именно

 

100

 

и только человеку.

Дело здесь в том, что высшие позвоночные животные, например человекообразные обезьяны, прекрасно умеют управлять своим телом и регулировать свое поведение в сообществе себе подобных, и тем не менее в этологии нет никаких наблюдений, которые можно было бы истолковать в пользу существования у них качества субъектности. Напротив, данные, полученные в экспериментах с инверсией поля зрения у обезьян, свидетельствуют о том, что в отличие от человека животные не отделяют себя от своего же зрительного образа и, как следствие этого, не могут адаптироваться к «перевернутому миру» [10].

Мы полагаем, что это связано с тем, что у животных отсутствует рефлексия на свой собственный психический мир, т. е. несмотря на представленность в психике животного себя самого телесного и социального, все это существует только лишь как переживаемая данность и не осознается как объект собственного управления. «Животное непосредственно тождественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает себя от своей жизнедеятельности. Оно и есть эта жизнедеятельность» [1; 565]. Иначе говоря, животное действует, но не знает, что его действия зависят от него же самого, что с психологической точки зрения как раз и означает отсутствие свойства субъектности. Весьма показательно в этом отношении и то, что так называемые «дети-Маугли», выросшие в среде животных, никогда не приобретают свойства субъектности, т. е. субъектность, будучи специфически человеческим качеством, не просто возникает в какой-то момент развития психики как следствие естественного созревания, но действительно формируется в процессе социализированного воспитания ребенка.

Чего же не хватает созреванию «ребенка-Маугли» и что, напротив, присутствует в развитии человеческого ребенка в человеческом же обществе, в первом случае препятствуя, а во втором — способствуя формированию свойства субъектности? Ответом на этот вопрос является кардинальная особенность социального воспитания ребенка, которая состоит в постоянном обращении его внимания на самого себя: на те физические изменения, психические приобретения, которые возникают в ходе индивидуального развития и о которых нормальный ребенок узнает, а «ребенок-Маугли» остается в неведении. Как указывает М. И. Лисина [4], под влиянием отношения взрослого к ребенку, которое так или иначе проявляется в их общении, у ребенка складывается первичное отношение к себе самому; он становится субъектом коммуникативной деятельности и переживает себя в этом качестве. Именно презентация ребенку его самого и в особенности в сравнении с другими детьми и представляет собой тот решающий фактор формирования субъектности, которого лишены «дети-Маугли».

Будучи изначально процессом межиндивидуальным, презентация постепенно интериоризируется, превращаясь тем самым в репрезентацию, что и составляет третью и важнейшую сторону субъектности — осознание собственного индивидуального психического мира как себя самого и вместе с тем как некоторого объекта, о котором можно знать, но который нельзя передать другому человеку в виде непосредственно данного самому себе знания. Этот внутренний мир оказывается таким образом чем-то своим, личным, отдельным от тела, но и не разделимым с ним; с одной стороны, целостным, а с другой — дифференцированным и, что самое главное, представленным в сознании самому себе как собственное Я.

Итак, субъектность как специфически человеческое качество представляет собой рефлексивное осознание себя самого, во-первых, как физиологического индивида, имеющего биологическую общность с другими индивидами (соматическое Я); во-вторых, как общественного существа, подобного другим людям как членам социума (социальное Я); в-третьих, как индивидуальности, характеризующейся собственным психическим миром, не тождественным

 

101

 

психическому миру любого другого человека (психическое Я). Понятно, что все перечисленные компоненты Я существуют в самосознании не изолированно, а в тесном взаимодействии, составляя в своей совокупности целостное субъектное Я.

Следствием рефлексивного осознания самого себя выступает субъектная интенциональность как источник трех основных форм субъектной активности1, соответствующих трем выделенным компонентам субъектности. В сфере биологического существования это активность, направленная на сохранение и воспроизводство себя как биологического индивида (удовлетворение витальных потребностей), в сфере социального это активность, целью которой является развитие личности через включенность человека в те или иные коллективы, сообщества, группы и т. д., наконец, в сфере индивидуального бытия это активность, проявляющаяся в общении как средстве презентации своего психического Я другим людям, без чего индивидуальное психическое Я существовать не может, поскольку останется «вещью в себе», т. е. ни для кого2. В этой связи М. И. Бобнева отмечает, что личностное общение выступает в качестве субстанциональной формы существования и проявления внутреннего мира личности [2; 242].

Таким образом, если исходно психическое Я возникает через презентирование человеку его самого, но другими людьми, то затем, пройдя стадию сознательной рефлексивной репрезентации и превратившись тем самым в компонент субъектности, психическое Я презентирует себя другим людям, т. е. проходит в своем генезе три типичные для формирования высших форм психики человека стадии: интериндивидуальное, направленное извне во внутрь; интра-индивидуальное и вновь интериндивидуальное, но направленное изнутри наружу.

Рассматривая общение как средство презентации своего психического Я другому человеку, мы имеем в виду ту форму общения, которую Б. Ф. Ломов [5], [6] обозначил как исходную, назвав ее общением «лицом к лицу» и соотнеся с индивидуальным уровнем бытия человека. Содержание такого общения составляет прежде всего внутренний мир человека, его переживания, чувства, убеждения, т. е. именно то, что осознается субъектом как индивидуальное психическое Я. Главным психологическим законом общения является взаимность партнеров, наличие того, что К. С. Станиславский [9] называл «встречным током», причем взаимность, подразумевающая и презентацию своей индивидуальности, и приятие индивидуальности другого3.

Зарождение общения происходит в процессе личной коммуникации, которая так или иначе возникает в ходе совместной игры, трудовой деятельности, рекреационной активности, участия в общественной жизни и т. д. В процессе коммуникации происходит определенный информационный обмен, обязательно затрагивающий какие-то личностные содержания, что уже составляет некоторую презентацию себя другому, хотя и не обязательно характеризующуюся взаимностью. В том случае, когда коммуникация разворачивается между людьми, вовлеченными в совместную деятельность, между ними возникает так называемое деятельностно опосредствованное общение, содержанием которого являются взаимно презентируемые и принимаемые личностные

 

102

 

компоненты деятельности, такие, как мотивы, притязания, стандарты исполнения, оценки результативности и т. д. Важную роль в этом общении играет и информационный аспект, т. е. обмен идеями, представлениями о целях, планами работы, способами разрешения затруднений и др. [6].

При достаточной продолжительности и глубине деятельностно опосредствованное общение раньше или позже приводит к возникновению совокупного субъекта деятельности как некоторого социально-психологического единства субъектов, реализующих общую цель посредством кооперированного взаимодействия. Совокупный субъект существует до тех пор, пока продолжается совместная деятельность, задающая содержание общения, в котором формируются и воспроизводятся субъект-субъектные отношения, опосредованные взаимной деловой зависимостью.

Следует отметить, что в деятельностно опосредствованном общении наряду с отношениями деловой зависимости возникают также и эмоциональные отношения, однако их роль в психологическом бытии совокупного субъекта деятельности не столь велика, и они скорее придают общению эмоциональную окрашенность, чем влияют на его содержание. Вместе с тем эмоциональные отношения, возникшие в оформившиеся в контексте какой-либо совместной активности или даже просто при совместном проживании некоторого отрезка времени, могут выйти за рамки породивших их коммуникативных контактов и стать основным содержанием общения как самодостаточного и в силу этого самоподдерживающегося процесса субъект-субъектного взаимодействия. Именно в таком сугубо индивидуальном общении, которое можно назвать личностно-доверительным, реализуется одна из перечисленных Б. Ф. Ломовым [5] функций общения, а именно разрешение потребностей чувственно-эмоциональной жизни людей.

В соответствии с указанной функцией концентром доверительного общения становится наиболее интимное содержание психического Я: личные переживания и ценностности субъектов. Психологическим предшественником презентации своих переживаний другому, по-видимому, является совместное и при этом сходное переживание одних и тех же событий, какой-либо стороной затрагивающих обоих субъектов. Сходство переживаний или эмоциональных откликов создает психологическую почву для возникновения положительных взаимоотношений, которые, согласно В. Н. Мясищеву [7], являются внутренней личностной основой общения.

Складываясь вначале как совместное переживание по поводу внешних событий, эмоционально насыщенное субъект-субъектное взаимодействие переходит затем на стадию сопереживания внутреннего отношения к событиям, т. е. принимает форму взаимного участия в психическом Я другого. Дальнейшее развитие личностно-доверительного общения определяется тем, в какой степени сопереживание каждого субъекта другому будет по личностной значимости приближаться к собственным переживаниям и насколько полным будет взаимное соответствие личностных отношений, от чего, собственно, и зависит духовная близость общающихся людей.

Решающее условие окончательного формирования личностно-доверительного общения заключается в том, что собственные переживания субъектов и их сопереживания в психологическом смысле обобществляются, когда, сопереживая другому, субъект испытывает переживание и сам, как бы переживая переживание партнера по общению. В конечном итоге обобщение личных переживаний имеет своим следствием настолько тесное сближение индивидуальных психических Я, что по отношению к внешнему окружению взаимодействующие таким образом субъекты начинают вести себя как некоторое совокупное Я, характеризующееся определенным личностным единством.

Конечно, доверительное общение отнюдь не всегда проходит через все указанные стадии и поэтому далеко не во всех случаях приводит к становлению

 

103

 

совокупной личностной общности, оставаясь, например, на стадии делового или приятельского общения. Тем не менее мы полагаем, что одна из важнейших линий субъект-субъектного взаимодействия, пролегающая через доверительно-личностное общение, имеет своим генеральным направлением формирование совокупного психического Я как продукта и одновременно основания высшей специфически человеческой формы межличностного общения.

В заключение следует отметить, что возникновение совместного психического Я не только не отменяет личностной уникальности каждого субъекта общения, но, напротив, предполагает духовный рост и внутреннее обогащение партнеров как самостоятельных личностей. Источником этого обогащения является как само межличностное общение, так и все многообразие отношений, в которое вступает каждый человек как член различных социальных объединений, не разрушая при этом личностных субъект-субъектных связей, а способствуя их дальнейшему укреплению и развитию.

 

1. Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956.

2. Бобнева М. И. Нормы общения и внутренний мир личности // Проблема общения в психологии / Отв. ред. Б. Ф. Ломов. М., 1981.

3. Валлон А. Психическое развитие ребенка. М., 1967.

4. Лисина М. И. Изучение развития и поведения детей. М., 1966.

5. Ломов Б. Ф. Общение как проблема общей психологии // Методологические проблемы социальной психологии / Под ред. Е. В. Шороховой. М., 1975.

6. Ломов Б. Ф. Проблема общения в психологии // Проблема общения в психологии / Отв. ред. Б. Ф. Ломов. М., 1981.

7. Мясищев В. Н. Проблема отношений человека и ее место в психологии // Вопр. психол. 1957. № 5. С. 142 – 155.

8. Рубинштейн С. Л. Человек и мир // Проблемы общей психологии. М., 1973.

9. Станиславский К. С. Работа актера над собой. М., 1951.

10. Сталин В. В. Построение зрительного образа при псевдоскопическом восприятии // Вопр. психол. 1972. № 6. С. 103 – 115.

 

Поступила в редакцию 26.II 1991 г.