Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

159

 

НОВЫЙ ПОДХОД К ПРОБЛЕМЕ «МЫШЛЕНИЕ И ОБЩЕНИЕ»

 

Г.М. КУЧИНСКИЙ

Москва

 

Брушлинский А. В., Поликарпов В. А. Мышление и общение. Минск: Университетское, 1990. 214 с,

 

Из двух понятий, объединенных союзом «и» в названии данной книги, не случайно на первом месте стоит «мышление». Именно оно — основной объект исследования. При этом важно, что глубокому анализу подвергается не только мышление индивида, но и процесс совместного решения мыслительной задачи двумя испытуемыми в условиях их непосредственного речевого общения — явление, почти не изученное психологами. Лишь в самое последнее время в советской психологии стали более или менее систематически появляться исследования совместного решения как единого целостного процесса совместного движения к истине, к новым знаниям, имеющего собственные закономерности, механизмы, особенности. К таким исследованиям относится и рецензируемая монография.

Уделяя самое серьезное внимание процессу совместного решения мыслительной задачи, А. В. Брушлинский и В. А. Поликарпов, конечно, не могли не обратиться к анализу общения партнеров, без которого совместное решение просто не существует, а это привело их к формулированию новой проблемы — «мышление и общение». Подчеркнем: не «мышление и речь», а именно «мышление и общение» или «мышление и опосредствованный речью процесс субъект-субъектного взаимодействия». Тем самым классический для исследований мышления вопрос о взаимодействии субъекта с познаваемым объектом дополнился столь же фундаментальным вопросом о взаимодействии познающего субъекта с другими субъектами, т. е. вопросом об общении как необходимом условии, предпосылке, компоненте и совместного, и даже индивидуального мышления. Очевидно, что поиск ответов на подобные вопросы предполагает обращение к методологическим основам психологического исследования человека, его мышления, общения и т. д. По этой причине теоретический раздел монографии стал не только обоснованием описываемых далее собственных экспериментов. В силу глубокой проработки методологических проблем он приобрел самостоятельную ценность.

Особенно существенно, что вся методологическая работа ведется авторами в русле деятельностного подхода, нацелена на выявление и развитие системы присущих ему теоретических постулатов. Деятельностный подход с успехом воплощен в целом спектре теоретических, прикладных и экспериментальных исследований. В советской психологии он имеет широкое распространение и, казалось бы, хорошо известен. Но специфика проблемы «мышление и общение» позволила А. В. Брушлинскому и В. А. Поликарпову

 

160

 

найти оригинальное, хорошо мотивированное направление в анализе деятельностного подхода. Мы имеем в виду продуктивно реализованное сопоставление деятельностного подхода с подходом, который авторами определен как знакоцентристский.

Авторы начинают с выделения главного критерия, по которому затем проводят сравнение отмеченных подходов. Таким критерием оказывается ответ на вопрос об основных источниках формирования и развития человеческой психики. С. Л. Рубинштейн и другие представители деятельностного подхода видят их в деятельности, прежде всего практической, преобразующей природу и общество, изначально социальной, предметной, в то время как для Л. С. Выготского таким источником является знак, слово, речь, а для М. М. Бахтина - общение. В русле рецензируемой работы авторами убедительно показано, что впервые идеи деятельностного подхода сформулированы С. Л. Рубинштейном в начале 20-х гг. и развивались им в течение всей жизни. Отметим, что прояснение истории возникновения и развития деятельностного подхода в работах С. Л. Рубинштейна способствовало достижению более глубокого понимания внутренней логики этого подхода, его главных и второстепенных моментов, взаимообусловленности основных положений, создало особо благоприятную почву для сравнения различных концепций и даже позволило в некоторых случаях за соотношениями идей увидеть еще и взаимоотношения людей (С. Л. Рубинштейна, Л. С. Выготского и других).

У нас нет возможности остановиться на всех аспектах проделанной работы. Поэтому затронем лишь то, что непосредственно связано с анализом проблемы «мышление и общение». Сопоставление знакоцентристского и деятельностного подходов привело авторов к выводу, что если Л. С. Выготский делал акцент на единстве мышления и речи вплоть до их отождествления за счет приписывания речи функций мышления, если он абсолютизировал в известной степени роль речи в психическом развитии человека, отрывая и речь и развитие от практической деятельности, то у С. Л. Рубинштейна позиция существенно иная. Он настаивал на исторически и онтогенетически неразрывной связи мышления и практической деятельности, а также подчеркивал, что единство мышления и речи не означает их тождества. Речь лишь средство общения, основная функция речи — коммуникативная, а познавательная функция принадлежит мышлению. Речь необходима мышлению, но влияние речи на развитие мышления, как и развитие речи, само нуждается в объяснении. Это влияние основано на единстве общения (и, соответственно, речи) и деятельности.

Данная мысль получает в дальнейшем новое развитие при сопоставлении концепции С. Л. Рубинштейна и теории общения М. М. Бахтина. Соглашаясь с М. М. Бахтиным в оценке многообразия различных форм общения, авторы в качестве основной, подлинной формы общения рассматривают непосредственное речевое общение (живой диалог реальных собеседников). Именно в этом случае ясно различимы два субъекта и общение естественным образом выступает как субъект-субъектное взаимодействие, не сводимое к субъект-объектному взаимодействию. Подчеркивая это, авторы одновременно делают вывод и о неотделимости субъект-субъектного взаимодействия от субъект-объектного, а затем, соответственно, и о неразрывной взаимосвязи мышления и общения. При этом отмечается, что каждому виду познавательной деятельности (совместной, индивидуальной и т. д.) всегда соответствует свой уровень общения. Так, на наш взгляд, наметилась новая и весьма перспективная область интеграции научных направлений, представленных школой С. Л. Рубинштейна и работами Б. Ф. Ломова.

Наиболее интересные моменты проведенного А. В. Брушлинским и В. А. Поликарповым исследования процесса совместного решения мыслительной задачи в условиях непосредственного речевого общения, описанные во второй половине монографии, можно представить следующим образом. Осуществлен лабораторный эксперимент по методике подсказок, разработанной С. Л. Рубинштейном и ставшей уже классической в исследованиях мышления. Модифицировав эту методику за счет предъявления подсказок одновременно двум испытуемым и использовав задачу, которая ранее успешно применялась для изучения индивидуального мышления, авторы получили богатые эвристическим потенциалом возможности для сопоставления индивидуального и совместного решений одних и тех же задач. Это позволило показать своеобразие функционирования в условиях совместного решения такого механизма мыслительного процесса, как «анализ через синтез», выявить новые формы прогнозирования искомого будущего, специфические для совместных решений, показать эвристические функции диалогического решения. Не менее важно и то, что А. В. Брушлинский и В. А. Поликарпов хорошо понимают и стремятся всячески использовать те принципиально новые

 

161

 

возможности для изучения мышления каждого из партнеров, которые появляются при их непосредственном речевом общении и которых нет, например, при традиционном исследовании мыслительного процесса по методике «рассуждений вслух». С этой целью проведено даже специальное исследование мышления испытуемого во время реплик его партнера по совместному решению с использованием интересного приспособления, позволяющего расшифровать речь каждого из партнеров в случае их одновременного говорения. Отметим также, что обильное цитирование фрагментов диалогов партнеров позволяет хорошо контролировать ход рассуждений авторов, а при необходимости и провести собственный параллельный анализ рассматриваемых явлений.

В заключение отметим, что книга написана с пониманием необходимости серьезного диалога по обсуждаемым проблемам. В ней есть содержательная, тактичная полемика, есть и приглашение к ее продолжению. Воспользовавшись им, хотелось бы высказать и свою точку зрения по некоторым аспектам обсуждаемой темы.

Субъект-объектное и субъект-субъектное взаимодействие, деятельность и общение, мышление и общение — тезис об их единстве, бесспорно, верен, но анализ этого единства должен быть более развернутым, с акцентом именно на процессах взаимодействия. Так, например, при обсуждении единства процессов субъект-объектного и субъект-субъектного взаимодействий происходит, на наш взгляд, их замена соответствующими отношениями (с. 106—108). При всей важности субъект-субъектных и субъект-объектных отношений очевидно, что соответствующие процессы взаимодействий к ним не сводятся. В другом случае утверждается единство деятельности и общения, а следом подчеркивается, что «вначале было дело», т. е. деятельность (с. 97). С нашей точки зрения, нет такого, пусть и непродолжительного, периода в жизни человека, который можно было бы обозначить словом «вначале», когда бы человек был вне общения, вне взаимодействия с другими субъектами: с рождения (и даже до него) существует процесс взаимодействия с матерью, а затем и другими индивидами. Неясно поэтому, что означает выражение «вначале».

И наконец, есть неясности и с единством мышления и общения на уровне индивидуальной познавательной деятельности. Если речь — средство общения и ее основная функция — коммуникативная, то важно уточнить, какое общение имеется в виду при индивидуальном процессе решения мыслительной задачи, сопровождаемом речевой активностью субъекта. Как совместить наличие речи, общения и индивидуальность решения задачи?

Свои вопросы и сомнения мы адресуем не только авторам книги. Уверены, что у нее будет много заинтересованных читателей, и надеемся, что поднятые в ней вопросы станут предметом широкого обсуждения.