156

 

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

 

ПАТОПСИХОЛОГИЯ — ОБЩЕЙ ПСИХОЛОГИИ

 

В. П. ЗИНЧЕНКО

Москва

 

Соколова Е. Т. Самосознание и самооценка при аномалиях личности. М.: Изд-во МГУ, 1990. 215 с.

 

История проблемы сознания в отечественной психологии еще ждет своего описания. Схематически она выглядит следующим образом. После плодотворного предреволюционного периода, связанного с именами С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, В. С. Соловьева, П. А. Флоренского и других, в 20-е гг. наиболее весомый вклад в разработку психологии сознания внесли Г.Г. Шпет и Л. С. Выготский. В 30-е гг. страна практически потеряла сознание (как в прямом, так и в переносном смысле) и его изучение ограничилось такими относительно безопасными нишами, как исторический генезис, онтогенез сознания. Возврат к проблематике сознания произошел во второй половине 50-х гг. и связан прежде всего с именами Л. С. Рубинштейна и А. Н. Леонтьева. Со времени выхода их книг наблюдалось систематическое уменьшение усилий академической и университетской психологии, направленных на ее изучение. А ведь именно в психологии многое сделано для лучшего понимания форм, функций, свойств, возможных механизмов, природы и особенностей строения сознания.

Сейчас проблема сознания восстанавливается в своих правах не столько в общей психологии, сколько в ее прикладных областях, занятых психоанализом и психосинтезом, психотерапией, ищущей способы коррекции измененных состояний сознания и связанных с ним девиантных форм поведения и деятельности. Несмотря на всю практическую полезность как традиционных, так и новых психотехник, их концептуальная основа оставляет желать лучшего, в том числе и по причине слабой разработанности теории сознания в общей психологии. Приятным исключением является сфера самосознания личности, где авторы, опираясь на достижения Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, Л. С. Рубинштейна, не только развивают психотерапевтические практики, но создают их концептуальные основы, не дожидаясь, пока это сделают специалисты в общей психологии.

К числу таких исследователей относится и Е. Т. Соколова — автор рецензируемой книги. Эта книга, конечно, вызывает интерес как приверженцев строго экспериментального жанра, так и тех, кто пытается осмыслить и перевести в плоскость психологического анализа явления «психопатологии обыденной жизни». Но мне хотелось бы обратить внимание на общепсихологические пласты проблем самосознания и сознания, поднимаемые автором.

С точки зрения общей психологии в высшей степени интересно расширение традиционной проблематики сфер сознания и самосознания. Л. С. Выготский развивал культурно-исторический подход к проблеме сознания, оставив за пределами своих поисков проблему телесности. Несколько огрубляя, можно сказать, что он был занят проблемой духовного Я. Е. Т. Соколова начинает свое исследование с проблемы физического Я. Другими словами, она распространяет культурно-исторический подход на сферу телесности, которая влияет на сознание и самосознание личности порой в значительно большей степени, чем сфера духовная. Производят большое впечатление случаи, когда самосознание, напряженно работающее в поисках смысла или причины заблуждений и крахов, замыкается или погружается в телесности собственного Я. Происходит смещение центра сознания, оно оказывается покоренным телу, лишается свободы в своем развитии. Е. Т. Соколова

 

157

 

приоткрывает читателю бытийные слои сознания, показывает не только их формирующую, но и порой драматическую, деформирующую роль в становлении самосознания личности. При чтении книги невольно всплывают размышления Л. Фейербаха о существовании сознания для сознания и сознания для бытия. На экспериментальном и клиническом материале книги это выступает как контраверза между реальным и идеальным Я и их телесными и духовными переживаниями. На одно и на другое Я могут надеваться защитные или разрушительные (хотелось бы сказать, иногда самоубийственные) маски.

Изложенные в книге исследования являются естественным продолжением и углублением многолетнего интереса автора к проблеме влияния факторов аффективной и мотивационной природы на восприятие и самовосприятие (см. также прежние издания работ Е. Т. Соколовой: Мотивация и восприятие в норме и патологии. М., 1976; Проективные методы исследования личности. М., 1980).

Основы развиваемой Е. Т. Соколовой в рецензируемой монографии (как и в ее предыдущих книгах) теоретической парадигмы составляют базовые положения школы Л. С. Выготского — А. Н. Леонтьева. Несомненно, что идеи выдающегося советского психолога Б. В. Зейгарник также вдохновляли автора, не случайно монография посвящена Блюме Вульфовне, под чьим влиянием складывалась научная жизнь автора. Различая вслед за современными исследователями (Л. И. Анцыферова, И. С. Кон, И. Г. Чеснокова, В. В. Столин) аффективную и когнитивную составляющую самосознания, автор идет дальше констатации структурной неоднородности самосознания. Фокусом теоретического и экспериментального анализа является динамика взаимодействия аффективных и когнитивных процессов в формировании образа Я личности. Благодаря обращению к материалу психопатологии удается убедительно раскрыть тезис А. Н. Леонтьева о субъективности, пристрастности самосознания, его детерминированности, иерархии потребностей и мотивов личности.

Анализ многообразных феноменов пристрастности самосознания, проявляющихся в искажениях самовосприятия и отношения к самому себе, составляет стержень изложенных в монографии экспериментальных и клинических исследований. Объединяет эти исследования подход, который можно было бы назвать клиническим в широком понимании этого термина, как внимание к нюансам, подробностям («А жизнь как тишина осенняя, подробна» - Б. Пастернак) человеческого поведения, общения, к тому, что составляет не предметное их содержание, но форму. Индивидуальная манера (стиль) обращения (термин В. Н. Мясищева) людей друг с другом, форма (лексическая, паравербальная) не менее, а, по мнению автора, нередко более говорят нам об эмоциях и бессознательных движениях души людей, чем то, что они говорят. Как когда-то А. П. Чехов заметил: «Люди могут пить чай, беседовать о пустяках, а в это время разбиваются их сердца». В главах, посвященных анализу внутрисемейного общения, автор приводит выдержки из диалогов супругов, родителей и детей по поводу совместных интерпретаций пятен Роршаха. И то, каким образом они пытаются прийти к согласию (вариант Problem Solving ситуации), преодолевая свои амбиции, обиды и претензии друг к другу, позволяет понять психологический механизм и закономерности движения к тому, что зовется партнерским диалогом, к плюрализму мнений.

Для психологов, пытающихся сегодня в новых условиях социальной жизни определить сферы практического приложения своих профессиональных знаний, эти главы книги представляют несомненный интерес. Доверие вызывают авторские интерпретации реальных фрагментов общения — не потому, что авторская интерпретация претендует на единственно истинную, но потому, что за предлагаемым анализом ощущается реальный опыт практической психотерапевтической работы, та интуиция, за которой стоит не только знание теорий, но и понимание живого человека. К тому же выводы автора не категоричны, они, скорее, приглашают читателя к размышлению, за ними угадывается неподдельная заинтересованность самого автора в предмете исследования. Вкус к анализу речевых высказываний, к слову и к тем смыслам, которые скрываются или прорываются сквозь сказанное и недосказанное, обнаруживается и в главах, посвященных диалогическим механизмам самопознания. И не случайно автор нередко цитирует 3. Фрейда и Л. С. Выготского, М. Булгакова и С. Экзюпери, А. Пушкина и Л. Толстого — поэтический язык столь же эмоционально насыщен, сгущен, как и «смутный» язык нашего бессознательного. В этом прорыве к глубинам Я автору помогают и несомненная общая культура, и эрудиция, и навык работы (довольно редкие в нашей стране) с проективными тестами.

Касаясь изложенных в монографии результатов, хотелось бы отметить, что, на наш

 

158

 

взгляд, сделан заметный шаг в понимании некоторых важных аспектов проблемы самосознания. В первую очередь это касается личностного контекста и личностных механизмов анализируемого феномена. Действительно, на первый взгляд не вполне ясно, чем руководствуется автор, обращаясь к столь разным с клинико-нозологической точки зрения контингентам испытуемых-пациентов с синдромами нервной анорексии и ожирения, пациентам, страдающим от невроза и депрессии, и клиентам семейной психологической консультации. Но в том-то и дело, что столь различные клинические симптомы, по мысли автора, являются средством специфической структурной организации личности. Автор вводит в психологический обиход новый для отечественной психологии термин — «пограничная личность» (borderline personality), проблемы которой широко дискутируются в современной западной психологии. Приведенные в монографии экспериментальные исследования, клинические наблюдения свидетельствуют, что слитность, нерасчлененность аффективных и когнитивных процессов, отсутствие психологически четких границ Я и не-Я (неразвитость процессов сепарации — индивидуации) обусловливают бедность, когнитивную уплощенность Я-концепции, ее стрессодоступность и нестабильность, зависимость от реальных и ожидаемых оценок значимых других.

В этой связи хочется обратить внимание читателей на точность выбора экспериментальных задач. Чтобы понять остроумие авторского замысла, зададимся простым вопросом: можем ли мы с достоверностью уличить самих себя или своего ближнего в несознательном искажении своего образа Я, например в бессознательном самоприукрашивании или самоуничижении? Согласимся, что доказать это будет чрезвычайно трудно, ибо невозможно измерить «истинную» степень порядочности или низости, ума или счастья. Та «ступенька», на которую человек помещает себя в известной методике Дембо — Рубинштейн или на которую его помещают другие люди, скорее, указывает не на меру оценки того или иного качества, а на степень удовлетворенности им в первую очередь. Другое дело, если самооценку какого-то качества можно сравнить с его объективным «размером» и оценить меру субъективного отклонения от него. Это становится возможным, если объектом самооценки становится такой параметр образа физического Я, как самооценка размеров частей тела, легко поддающихся объективной оценке, как, например, объем груди, бедер, талии. Эксперименты показывают, что самооценка размеров тела (когнитивный компонент образа физического Я) существенно определяется их субъективной значимостью и степенью их соответствия субъективным стандартам (аффективный компонент образа физического Я). Более того, когнитивная оценка подстраивается под аффективную так, что когнитивные искажения служат подтверждением аффективного отношения. Подкрепленный статистическими выкладками данный вывод вполне планомерно претендует на статус закономерности и находит подтверждение в широком круге клинически наблюдаемых феноменов (см., например, главу IV, посвященную анализу детско-родительских коммуникаций и образа Я ребенка в глазах родителей). Когнитивное подтверждение аффективного отношения — закономерность, проявляющаяся при низком уровне когнитивной дифференцированности полезависимости как интегральной характеристики личностного стиля. В этом личностном контексте самооценка и образ Я характеризуются малой артикулированностью, нерасчлененностью аффективных и когнитивных структур самосознания, что и порождает феномены искажения образа Я и самооценки, их проницаемость для внутренних или внешних воздействий аффективной природы. Нестабильность образа Я и самооценки при неврозах — один из самых ярких феноменов этого круга: наличие мотивационных конфликтов, переживание неуспеха, реальные или ожидаемые негативные оценки значимых других делают самооценку невротика хрупкой, нестабильной, подверженной субъективным искажениям.

Весьма любопытен представленный в монографии материал, вскрывающий внутренний механизм защиты самосознания. Чем более тотальны «сбои» в ходе личностного развития, утверждает автор, тем более хитроумными становятся бессознательно избираемые человеком способы защиты и сохранения позитивной установки в адрес Я. В случае «пограничного» развития защитные стратегии расщепляют самосознание на Я и не-Я и образуют защитную структуру «фальшивого Я». Используя процедуру «совместный тест Роршаха», автор прослеживает определенные соответствия интрапсихических и интерпсихических защитных стратегий, т. е. проявляющихся как в диалоге Я и не-Я, так и в диалогах межличностного общения. Последняя глава монографии, написанная живым, увлекательным языком, позволяет, на наш взгляд, понять генезис искажений самосознания и одновременно функции защитных стратегий.

 

159

 

Манипулятивно-защитные стратегии общения в семье, с одной стороны, «производят» определенные защитные стратегии самосознания, с другой — являются его функцией, обеспечивающей «злокачественный гомеостазис», порочный круг в системе «самосознание—общение». Гипотеза о своего рода изоморфизме интра- и интерпсихических защитных стратегий представляется весьма продуктивной в свете разработки методов психотерапевтического воздействия.

Автор действительно идет дальше структурной неоднородности самосознания, что уже отмечалось выше. При создании или принятии любой структуры или модели всегда происходит умерщвление живого. Затем разумный автор делает, к сожалению, не всегда удачные попытки их оживления. В данном случае эти попытки весьма удачны. Более того, живой материал, приведенный автором в книге, даст все основания для развития значительно более расчлененной структуры самосознания личности по сравнению с принятой первоначально. Нет сомнений, что книга Е. Т. Соколовой представляет собой заметное явление не только в сфере изучения патологии самосознания личности, но и общей психологии сознания, которой нам сейчас так недостает.