95

ЛИЧНОСТНО-СИТУАЦИОННАЯ ОПОСРЕДОВАННОСТЬ ВЫРАЖЕНИЯ И РАСПОЗНАВАНИЯ ЭМОЦИЙ В РЕЧИ

Н. В. ВИТТ

Проблема личностно-ситуационной опосредованности выражения и распознавания эмоций в речи важна как для исследования самой речи, эмоций, саморегуляции коммуникативного поведения человека, так и для улучшения обучения.

Весь ход разработки этой обширной проблемы характеризуется разнонаправленностью. Это происходит не только в силу следования авторов той или иной теоретической ориентации (когнитивистской, психоаналитической, бихевиористской и др.), но зависит и от того, какая «составляющая» речи изучается: особенности звучания голоса и интонации, языковые средства или смысловое содержание высказывания (текста). Поскольку задачи анализа эмоционального компонента речевого процесса и его результата (высказывания) обусловливают выбор и подготовку исследовательских методов, а техника проведения эксперимента и обработка данных весьма трудоемки, исследователи нередко ограничиваются выявлением средств и способов выражения эмоций в речи и возможностей

их распознавания. Однако они уходят от рассмотрения центрального вопроса — о регулирующей роли психологического облика личности в особенностях речевого выражения эмоций и их идентификации

Некоторые исследователи эмоций вообще считают возможной идентификацию по речи лишь «как бы эмоций», объясняя это тем, что человек способен преднамеренно придавать любую эмоциональную окрашенность своему высказыванию. Доля истины здесь есть специальному изучению преимущественно подвергается преднамеренное выражение эмоций в речи, часто выполненное актерами. Например, Дж. Мэндлер утверждает: «Если мы хотим узнать, какие чувства люди переживают, единственный путь выяснить это — спросить у них: трудно найти невербальные способы выяснения эмоциональных переживаний. Даже вопросники и контрольные списки определений являются вербальными самооценками» [12; 92]. Но в таких категорических утверждениях содержатся существенные идеи. Разработка вербальных методик действительно необходима для изучения речевого выражения и распознавания эмоций; ретроспективно осознаваемые эмоциональные переживания могут получать адекватное речевое описание, содержание которого, использованные языковые средства и просодику возможно анализировать; если выражение «как бы эмоций» предполагает функционирование осознанной саморегуляции речи, то особенности речевого выражения истинных эмоций, далеко не всегда осознаваемых, опосредствованы регуляторными и эмоциональными характеристиками личности.

В отличие от представителей когнитивного направления в психологии адептами психоаналитического подхода широко используются возможности определения эмоциональных характеристик личности посредством интерпретации данных, предоставляемых практикой психотерапевтического речевого общения. Так, Р. Мэй на основании наблюдения личностных проявлений испытуемых в невербальном поведении и речевых отчетах, а также анализа результатов выполнения ими заданий типа теста Роршаха заключает, что наиболее отчетливыми являются именно эмоциональные особенности личности. Более того, исследователь безоговорочно обозначает личностную тревожность как имеющую решающее значение для развития интеллекта, речи, творческости. Он рассматривает особую подверженность индивида переживанию состояний беспокойства и тревоги (anxiety) в тесной связи с его творческими возможностями, а их развитие ставит в зависимость от встреч с ситуациями, вызывающими тревожные состояния, и от успешного их преодоления. Отмечая, что у особо одаренных учащихся уровень тревожности обычно довольно высокий, автор подчеркивает, что в эмоциогенных ситуациях они выполняют познавательные задания лучше, чем в обычных. На этом основании делается вывод: «Наиболее интеллектуальные и творческие люди ищут тревожности, чтобы она побудила их к достижению лучших результатов» [13; 353]. Хотя автор не соотносит с речью полученные им результаты по сопоставлению уровня личностной тревожности с эмоциональными особенностями развернутых речевых ответов по тесту Роршаха, они заслуживают внимания. Его испытуемые с высоким или умеренно высоким уровнем тревожности давали больше оригинальных, разнообразных, содержательных и эмоционально окрашенных речевых высказываний, чем низкотревожные. Это свидетельствует о существовании взаимозависимости между степенью подверженности динамическим эмоциональным переживаниям и эмоциональной окрашенностью невербального коммуникативного поведения. Вместе с тем необоснованным представляется утверждение этого автора о том, что тревожность можно считать «главным условием осознания себя как личности» [13; 356]. Тревожность — это показатель эмоциональности, которая является наряду с активностью и саморегуляцией одной из базисных общепсихологических характеристик личности. Взаимосвязь этих характеристик выступает определяющим

фактором в осуществлении эмоциональной саморегуляции речи — речевой интонации, отбора языковых средств и организации смыслового содержания. С этих позиций целесообразно остановиться на ряде последних исследований каждой из трех составляющих речи.

I. Просодические особенности, представляющие совокупность темпорального, артикуляционного и интонационного компонентов, вызывают особый интерес исследователей, поскольку многие из них предполагают возможность обнаружения фактов, подтверждающих выражение не только отдельных эмоциональных состояний, но и устойчивых личностных особенностей в просодических характеристиках речи. В начале таких исследований находится изучение «спонтанной» речи, в частности связей между темпоральными паттернами (локализацией пауз разной длительности) и когнитивными процессами (Ф. Голдмэн — Эйслер, 1961, 1967, 1968 и др.), соответствий между данными контент-анализа речи и пантомимикой (А. Шефлен, 1964; Э. Чарни, 1966), а также анализа особенностей речи человека в состоянии отрицательной эмоциональной напряженности (Э. Л. Носенко, А. Н. Леонтьев, 1973, 1975, 1981).

Просодическое, невербальное выражение эмоций часто определяется как неконвенциональное и сходное у представителей разных культур. Широкое признание получила гипотеза о том, что отдельным эмоциям соответствуют «просодические контуры», представляющие опознаваемые аудиторами паттерны выражения эмоций — сочетания воспринимаемых высоты и громкости звучания речи на оси времени. Так, Р. Фрик сопоставляет такой просодический контур с динамически развивающейся музыкальной мелодией [8] и приводит данные других независимо проведенных исследований о значении изменений в частоте основного тона, интенсивности или длительности различных фрагментов для восприятия модальности эмоциональной окраски звучащей речи. Результаты аудиторского анализа показывают, что общее направление движения высоты звучания в просодическом контуре способствует различению эмоций положительного или отрицательного знака и разной модальности: аудиторы обычно связывают понижение высоты с приятными эмоциями, а ее повышение соотносят с удивлением и страхом. Важна взаимосвязь воспринимаемых высоты и громкости речи. Снижение громкости при одновременном возрастании или наоборот — при резком уменьшении высоты приводит к оцениванию звучащей речи как неприятной, и большинство аудиторов отмечают в ней оттенок авторитарности. Воспринимаемое на слух возрастание высоты в звучании конца фразы часто интерпретируется либо как неуверенность и уступчивость говорящего, либо как его благожелательность и явный интерес к собеседнику. Вообще завершающему фрагменту контура придается большое значение, поскольку он может информировать и о коммуникативном типе предложения (вопросительном и др.), и о состоянии говорящего, и о его отношении к теме высказывания, ситуации общения, партнерам.

Известны также попытки анализа выражения отдельных эмоций музыкальным контуром [11]. Например, в случае выражения гнева частота основного тона и интенсивность одновременно возрастают, а затем падают, что на оси времени выглядит подобно остроконечному шипу. Интересно, что если интервал между основанием этого шипа и его высшей точкой составляет меньше одной шестой, то звучание воспринимается как расслабленное, а если он превышает это значение, то в звучании появляется нечто истерическое. Но если в музыке различия в один полутон, даже на 1,25 % могут передавать совершенно разные эмоции, то частота основного тона в интонационном рисунке речи не может восприниматься с такой точностью [5].

Полное соответствие понятия «просодический контур» общепринятому рассмотрению речевой интонации как динамического взаимодействия частоты основного тона, интенсивности и длительности реализации высказывания подтверждается фактами, впервые

установленными еще полвека тому назад и затем вновь получавшими неоднократные подтверждения. В 1941 г. Ф. Ноуэр опубликовал результаты анализа влияния экспериментально внесенных изменений в преднамеренное актерское выражение эмоций в звучащей речи на точность их аудиторского распознавания [10]. Предъявлением ленты в обратной перемотке достигалось элиминирование смыслосодержательной стороны теста, и испытуемые прослушивали «перевернутый» интонационный рисунок. Таким образом конец фразы превращался в ее начало и все флюктуации высоты и громкости, локализация остановок при соединении предложений, хезитаций и пр. оказывались в обратной последовательности. Естественно, поскольку «просодический контур» искажался, было зафиксировано значительное снижение точности распознавания выраженных в речевой интонации эмоций: с 89 до 43 %. Однако, по-видимому, «инвертирование» магнитофонной записи речи, выражающей отдельные эмоции (хотя и рассматривается явление, которого нет в природе), снова вызывает интерес, о чем свидетельствует появление статьи А. X. Пашиной (см. выше в данном номере журнала «Вопросы психологии»).

Распознавание интонационно выраженных эмоций представляет весьма трудную задачу, даже при нормальной последовательности изменений частоты основного тона, повышений и понижений интенсивности, замедлений и ускорений темпа, а также локализации логических и эмоциональных задержек речи. Результаты недавних экспериментальных работ В. X. Майорова и других показали, что на слух лучше всего распознавалась «норма», неэмоциональное интонирование (97 %) и эмоции группы радости, а опознавание отвращения, презрения и др. происходило лишь в 53—55% случаев [2]. Существование затруднений в распознавании эмоций по речевой интонации (и без инвертирования записи) подтверждает установленные этим же автором факты успешного опознавания дикторов, если они не имитируют эмоциональную окраску речи. Аудиторы лучше всего опознавали дикторов при прослушивании их вообще неэмоционально или печально звучащей речи: соответственно 72 и 54 %. При этом типическая для индивида радостная, тревожная или иная преобладающая модальность эмоциональной окраски речи соотносилась с индивидными характеристиками дикторов — их возрастом, ростом, весом: обладатели радостно звучащих голосов оценивались немного моложе их возраста; те, кто говорит с оттенком печали, в представлении аудиторов несколько старше истинного возраста. Особый интерес представляет, что эмоциональная модальность звучания речи, характерная для индивида, позволяет судить о качественной стороне эмоциональности личности говорящего.

В наших предыдущих исследованиях речевой интонации было показано, что сходство интонационного выражения некоторых эмоций позволяет объединить их в группы, каждая из которых включает целый ряд нюансов той же модальности. Например, обнаружены группы: «гнев — недовольство, негодование» и др.; «страх — боязнь, неуверенность» и др.; «радость — приятные переживания, восторг» и др.; «печаль — грусть» и др. Группам эмоций, верно опознаваемым по их интонационному выражению, соответствуют определенные акустические картины или интонационные зоны. Так, зона выражения гнева характеризуется плавным и значительным подъемом кривых частоты основного тона и интенсивности и затем ровным их снижением, а зона интонирования страха характеризуется направлением движения кривых частоты основного тона и интенсивности вверх при малой длительности звучания. Ширина интонационных зон и точность распознавания эмоций зависят от квалифицированности диктора и эмоциональных особенностей его личности.

Исходя из понимания качественной (модальностной) стороны эмоциональности личности как тенденции к преимущественному переживанию каких-либо из базальных эмоций, эта тенденция

может быть представлена устойчивыми акустическими и перцептивными коррелятами интонационного выражения. Таким образом, зная типический интонационный рисунок речи человека, характеризующийся, например, высокими значениями по параметрам уровня и изменчивости частоты основного тона, интенсивности и темпа, можно предполагать, что доминирующими в индивидуальной структуре эмоциональности говорящего являются радость и гнев. Иллюстрацией такой возможности может служить таблица, являющаяся вариантом данных, приведенных в обзорной работе К. Шерера [18].

Параметры	Значения
Параметры	высокие	низкие
1. Уровень частоты основного тона	Радость, гнев, страх, чувство приподнятости и уверенности в себе	Печаль, презрение, скука, безразличие
2. Изменчивость частоты основного тона	Радость, гнев, страх	Печаль, безразличие
3. Диапазон частоты основного тона	Гнев, страх, презрение, чувство приподнятости	Печаль, безразличие, скука
4. Интенсивность	Радость, гнев, презрение, чувство приподнятости, уверенности в себе, силы, эмоциональное оценивание	Печаль, безразличие
5. Темп	Радость, гнев, страх, чувство приподнятости, уверенности в себе, безразличия	Печаль, презрение, скука

Эти данные позволяют заключить, что высокие значения приведенных параметров соотносятся с «активными» эмоциями радости, гнева, чувства уверенности в себе, низкие — с «пассивными» печалью, скукой и др., а преобладание в звучащей речи первых или вторых раскрывает эмоциональные особенности личности.

Не меньшее значение для изучения распознавания эмоций, выраженных в речи, имеют анализ невербального поведения, использования «лингвистической техники» (поиска системы правил, подобных существующим в языке) и анализ эмоциональной насыщенности ситуации интервьюирования. Экспериментально доказано, что скорость речи возрастает на участках интервьюирования, где возникают переживания беспокойства и тревоги, вызывающие неэффективность саморегуляции речи. Исследование связей между скоростью речи, числом и локализацией заполненных пауз и движениями говорящего показало, что восприятие некоторых ситуаций интервьюирования в качестве конфликтных вызывает колебания саморегуляции речи. Три разных типа таких коммуникативных ситуаций, создававшихся Д. Бумером и А. Диттмэном [4], теперь довольно широко используются для выявления переживаемых эмоций и особенностей эффективности саморегуляции речи в общении. Особенности этих типов ситуаций состояли в следующем: а) испытуемым не давалось никаких инструкций, б) испытуемых просили говорить быстро, без специального обдумывания, без хезитаций — «скоростная ситуация», в) скорость речи должна быть обычной, но запрещалось использовать слова, содержащие «л»,— «саморегуляционная ситуация». Таким образом, невербальные формы коммуникативных действий имеют несомненную ценность для изучения регулирующей роли личностных особенностей и субъективности восприятия ситуаций в эмоциональном компоненте речи.

Изучение форм невербального поведения, согласно предположению С. Данкэна, должно помочь в определении социальных ожиданий участника речевого общения для выяснения их обусловленности типом личности и особенностями коммуникативных ситуаций, более того, и для определения самого типа личности [7; 133], Вместе с тем речевая интонация, будучи значимым показателем неспецифического возбуждения, дискретных

100

эмоций, в частности состояния беспокойства и тревоги и длительных состояний депрессии, в психотерапии часто интерпретируется слишком субъективно и поэтому ненадежно [17].

Относительно разумной степени доверия к данным аудиторского анализа интонационного выражения эмоций существуют противоречивые мнения. Некоторые исследователи [14]; [17] считают, что ответам аудиторов часто присуща неточность, в особенности когда это касается определения характеристик личности. В то же время с некоторой осторожностью можно признать, что на основе ряда признаков звучащей речи различимы проявления экстравертированности / интровертированности говорящего и его большего или меньшего стремления к доминированию. Такие проявления связываются с культурой, в которой происходило становление речи человека. Результаты аудиторского анализа, по данным К. Шерера [16], свидетельствуют о том, что, например, американская культура способствует более отчетливому проявлению экстраверсии по сравнению с немецкой культурой, предположительно ведущей к большей речевой выраженности тенденции личности к доминированию. Поскольку такие исследования только начинаются, естественно, что пока не обнаружено каких-либо особенностей речевой интонации, позволяющих различать экстра- и интровертов [8], [14], [17] и др.

Определение устойчивых для участника общения «невербальных паттернов» [7] могло бы сыграть роль своеобразных ключей к идентификации модальности актуальных эмоций говорящего и стабильных характеристик его личности. Число таких паттернов, называемых в публикациях последнего времени, довольно велико. К ним относят самые разные: от предпочтения какой-либо социальной дистанции при беседе, индивидуальной избирательности по отношению к стилю одежды, особенностей голоса, локализации пауз и до характерного интонационного рисунка речи. По мнению многих исследователей интонации, важным нерешенным вопросом является характер соотношения невербальных компонентов и использования языковых средств.

II. Большинство авторов подчеркивают значение личностно-ситуационного фактора для изучения языковых средств, используемых при выражении эмоций. К решению вопроса о том, что определяет выбор лексических единиц, исследователи подходят по-разному, и один из подходов состоит в анализе «нелингвистических» влияний на их выбор. М. Т. Моутли и С. Т. Кэмден [15] предполагают, что существует зависимость такого выбора от актуализации какой-либо из двух семантических сетей, одна из которых обусловлена функциональным состоянием эмоционального возбуждения, другая — «личностной приемлемостью» смыслового содержания речевого сообщения. Этими авторами была предложена модель кодирования сообщения, заключающаяся в том, что автоматическая проверка разных «составляющих» речи происходит как одобрение актуализируемой семантической сети при одновременном отвергании противоположной. В интерпретации экспериментальных результатов указывается, что регулирование отбора слов подчинено, во-первых, важнейшему нелингвистическому фактору — состоянию общего возбуждения; во-вторых, оно связано с личностными предпочтениями, обнаруживающими себя в индивидуально-типическом использовании лексических единиц; в-третьих, отбор слов, осуществляющийся на осознанном и на неосознаваемом уровнях регулирования речи, раскрывается как индивидуальный стиль речи.

Избирательность по отношению к лексическим и грамматическим средствам языка анализируется также с точки зрения различения индивидуальных стилей речи. Определяя коммуникативный стиль как «характерное для говорящего использование кода естественного языка» [19; 136], Дж. Тиммис доказывает, что решающее значение для различения стилей речи имеют суждения слушателей о воспринимаемом сообщении. Наряду с тем, что не ставилась задача специального изучения «влияния аффективной сферы аудиторов

101

на их суждения» [19; 153], обнаружен важный признак «аффективности — экспрессивности» индивидуального стиля речи, благодаря которому создается впечатление явной эмоциональной окрашенности сообщений. Этот признак состоит в точности и предсказуемости используемых говорящим грамматических форм в сочетании с совершенной непредсказуемостью и высокой творческостью нестандартного выбора слов.

Определенный интерес представляют работы, рассматривающие роль социально-психологических факторов в отборе языковых средств — личностных характеристик, установок, мотивации, системы ожиданий, коммуникативного намерения и контекста ситуаций. Целью экспериментального исследования Д. А. Уоллиса было выяснение особенностей отбора языковых средств и организации смыслового содержания высказываний при реализации разных коммуникативных намерений говорящего — изменение установки аудитории или побуждение ее к действию. Первичной детерминантой использования «положительных» и «отрицательных» языковых средств в составляемом сообщении [19] оказалась установка самого говорящего. Результаты компьютерного контент-анализа речевых сообщений показали, что характер эмоциональной экспрессивности языковых средств в речи человека регулируется его установкой, а соотношение числа стандартных и разнообразных лексических единиц и грамматических структур зависит от реализуемого коммуникативного намерения. Различить ситуативно реализуемые коммуникативные намерения возможно, как отмечает автор работы, на основе измерения степени синтаксического единообразия и средней длины предложений, соотношения числа разных слов и их общего числа в предложении, такого же соотношения числа придаточных предложений и общего числа предложений в тексте, а также процента существительных и прилагательных от общего числа слов в предложении. Таким образом, использование языковых средств связывается с ситуативно обусловленными установкой и коммуникативным намерением говорящего.

III. Выражение эмоций в третьей составляющей речи — организации смыслового содержания высказывания (текста) происходит в процессе выбора предметов (тем) и реализации смысловых (предикативных) связей между ними. В выборе предмета, темы высказывания участвуют предварительные эмоциональные оценки, ведь сколь-либо значимая для индивида тема вызывает его непосредственное эмоциональное отношение. При этом устойчивые эмоциональные предпочтения, сложившиеся в индивидуальном опыте, оказывают заметное влияние на избирательность введения в текст предметов, событий, ситуаций. Составление денотатных карт содержания текста, преобразуемого в схему соотношения денотатов, дает косвенные подтверждения явлению «эмоционального игнорирования» некоторых предметов, элементов ситуаций, которые вообще не обозначаются в тексте.

Подобно предметному плану текста, организация его смысловых связей (номинативных, атрибутивных и др.) позволяет обнаружить регулирующую роль эмоционального отношения личности к содержанию своего высказывания. Оно достаточно полно выражается в эмоционально положительных или отрицательных коннотациях. Эмоциональный компонент сложных смысловых связей высказывания, обращенного к слушателям с целью убедить их изменить свое мнение, заключается, согласно Д. Уоллису, в экспрессивном подчеркивании основного доказываемого положения. Стратегия организации содержания текста, определяемая положительным или отрицательным отношением говорящего к предмету, вызывает возрастание числа экспрессивных «за» или «против» утверждений [20], что происходит даже в ситуации, требующей формулирования мнения, противоположного собственному. Иными словами, организация смыслового содержания текста в значительной мере определяется регулирующей ролью эмоционально личностных предпочтений.

В силу того, что эмоциональные особенности психологического облика личности

102

проявляются в реальных ситуациях, было бы ошибкой недооценивать ситуативную обусловленность выражения эмоций в речи. В разработке проблемы выражения и опознавания эмоций широко используемым методическим приемом становится предъявление вербальных описаний потенциально эмоциогенных ситуаций. Такие описания представляют и одну из форм выражения эмоционального отношения личности к определенным значимым условиям и сообщениям о переживаемых эмоциях. Эта форма не менее существенна для изучения распознавания эмоций по речи, чем описание самих эмоциональных переживаний и непосредственное или преднамеренное речевое выражение эмоций. Так, анализ высказываний испытуемых о причинах, следствиях и характере эмоциональных переживаний в разных ситуациях позволил К. Е. Изарду выдвинуть гипотезу о существовании профилей разно-модальных эмоциогенных ситуаций. На основе выявления обусловленности эмоциональных процессов ситуаций и были обозначены главные параметры для их измерения: принятие их субъектом и степень уверенности в себе, импульсивность и напряженность.

Названный прием чаще всего применяется с целью определения ситуаций, вызывающих временное состояние беспокойства и тревоги и проявление уровня тревожности, характерного для личности. В работах М. Жанисс, Т. Гото и др. [9] сообщается, что ранжирование испытуемыми тревожных ситуаций по признакам интенсивности и частоты возникающих эмоциональных переживаний показало, что интенсивность выступила показателем актуального эмоционального состояния, а частота эмоциональных переживаний — показателем черты личности. Анализом текстов-описаний ситуаций, составленных испытуемыми, были дифференцированы три разных типа «угрожающих» ситуаций и определена их последовательность по значимости: ухудшение межличностных отношений, физическая угроза и неопределенная угроза (например, темное помещение). Важно отметить, что первое место по частоте упоминания испытуемыми занимали ситуации речевого общения.

Более высокая потенциальная эмоциогенность коммуникативных ситуаций сравнительно с другими подтверждена в исследовании Ф. Дорэ и Т. Кируак [6], которые предъявляли испытуемым тексты-описания различных ситуаций для распознавания возникающих в них эмоций. Из шести текстов, в которых были выражены счастье, отвращение, удивление, страх, гнев и печаль, испытуемые хуже всего опознавали два первых эмоциональных переживания. Кроме того, в ответах обозначилась тесная связь между доминирующей эмоцией («фундаментальной») и несколькими «вторичными», что отражает групповую природу эмоций. В большинстве исследований эмоцио-генность ситуаций синонимизируется с их стрессогенностью и экстремальностью, иными словами, с их отрицательностью «знаку». К экстремальным обычно относят ситуации, угрожающие жизни, вызывающие психомоторные реакции типа общей скованности, а также предоперационные, ответственного экзамена и др. Такие ситуации привлекают внимание исследователей в связи с поиском причин нарушения саморегуляции речи [4] и потому, что негативные ситуации обычно фиксируются, а благоприятные (Я. Рейковский, 1979) просто не замечаются. Среди экспериментальных ситуаций речевого общения разными авторами чаще всего указываются такие: характер психологического климата общения; степень жесткости инструкций при интервьюировании; дружелюбные или «критические» отношения собеседников; большое или ограниченное число присутствующих лиц; холодный или теплый отклик аудитории; открытое или скрытое использование экспериментатором магнитофона; обсуждение стрессогенных тем; наличие угрозы самоуважению (например, интеллектуальные тесты) и т. п.

Однако эмоциогенные ситуации могут вызывать и положительные переживания. Возникают вопросы: какие компоненты коммуникативной ситуации могут обладать значимостью, определяющей

103

ее эмоциогенность положительного или отрицательного знака, которая проявляется в эмоциональной окраске речи? Почему интонация, языковые средства и смысловое содержание паттернов речи одних людей оцениваются преимущественно как тревожные, а других — как радостные и т. д.? Для получения ответов недостаточным было бы предположение о том, что это связано только с различными эмоциональными состояниями или с условиями развертывания речевых процессов. Важно определить тот психологический фактор, который является ответственным за выражение эмоций в речи. Этот фактор — эмоциональная саморегуляция речи, опосредствованная общепсихологическими базисными характеристиками личности и ее устойчивой избирательностью по отношению к компонентам коммуникативных ситуаций. Эмоциональная саморегуляция речи как проявление общего психического регулирования поведения и деятельности опосредствована эмоциональными особенностями психологического облика личности — взаимосвязью эмоциональности, активности и саморегуляции, которая обнаруживает себя в коммуникативных ситуациях. Понимание эмоциональности как устойчивой базисной характеристики личности (и как родового понятия по отношению к понятиям «эмоция» и «эмоциональное состояние») позволяет не только преодолеть некоторую терминологическую неясность, но и раскрыть особенности выражения в речи стабильного эмоционального отношения человека к действительности. Эта характеристика личности лежит в основе тенденции человека к преимущественному переживанию каких-либо из базальных эмоций — «радости», «гнева», «страха», а также «печали» в субъективно значимых ситуациях. Особый интерес представляет избирательная направленность преобладающих у индивида эмоций на значимые для него компоненты коммуникативных ситуаций. Активность выступает в большинстве исследований как характеристика личности, присущее человеку стремление к «действованию», в котором различаются две стороны: к одной относятся темп и интенсивность осуществления деятельности, к другой — направленность на объекты и субъективное эмоционально окрашенное отношение к ним. Именно активность обусловливает меру потребности человека в новизне, разнообразии, умственной напряженности, выборе индивидуально темпа и ритма работы, а также участие в общении (В. Д. Небылицын). Все эти «измерения» личностной активности предполагают ее связь с переживаниями радости, тревоги, недовольства и других эмоций, что неизменно выражается в эмоциональных особенностях речи. Саморегуляция определяет направленность активности и эмоционального реагирования личности на различные воздействия, значимые реальные ситуации. «Проецирующая» в себе саморегуляцию личности, эмоциональная саморегуляция речи проявляется прежде всего в направленности речевой активности и эмоционального речевого отклика на значимые ситуации. К настоящему времени особенности осознанной саморегуляции изучены лучше по сравнению с неосознаваемой, которая играет важную роль в живой и эмоциональной речи. Своеобразие сочетания этих базисных характеристик, характерное для личности, отчетливо воплощается в особенностях эмоциональной саморегуляции речи. Речь, являющаяся важным регулятором деятельности и поведения человека и часто партнеров по общению, сама подчинена регулятивным функциям личности, а в речевых процессах и их результате — высказываниях объективируются уровневый характер и разноаспектность эмоциональной саморегуляции речи.

В проведенном нами исследовании изучены уровневое строение эмоциональной саморегуляции речи, процессуальный и результативный аспекты и внешняя обусловленность субъективно эмоциогенными ситуациями.

Полученные результаты позволили выявить соотношение разных уровней эмоциональной саморегуляции речи с личностными, субъектными характеристиками и с деятельностными особенностями испытуемых. В качестве

104

первых были изучены тревожность и самооценка личности как наиболее тесно связанные с саморегулированием речи. В качестве деятельностных особенностей были взяты данные экспертных оценок и результаты анализа текстов, составленных испытуемыми, что позволило определить степень сформированности коммуникативных речевых действий у каждого испытуемого.

Таблица 1

Соотношение уровней эмоциональной саморегуляции речи (неосознаваемого и осознанно-произвольного) с субъективными характеристиками

Уровни эмоциональной саморегуляции речи	Субъективные характеристики
	личностные				деятельностные (по показателю сформированности коммуникативных речевых действий)
	тревожность		самооценка		высокая		средняя		низкая
	К	К	К	К	К	К	К	К	К	К
Неосознаваемый	0,79	0,69	0,32	0,36	0,27	0,39	0,17	0,13	0,40	0,15
Осознанно-произвольный	0,16	0,45	0,80	0,83	0,34	0,62	0,18	0,24	0,44	0,13

Примечание. Эмоциональная окрашенность высказываний: * ― лексическая; **― синтаксическая.

Как видно из табл. 1, эмоциональная саморегуляция речи действительно является неоднородным по структуре уровневым образованием, в ее функционировании различаются два уровня: осознанно-произвольный и неосознаваемый. Особую значимость представляет изучение неосознаваемого уровня, на котором происходит осуществление оперативного, неотсроченного эмоционального окрашивания высказываний, которое является периферийным по отношению к конструированию их содержания. Неосознаваемый уровень характеризуется непосредственным, неотрефлексированным использованием эмоциональных средств речи и в этом смысле представляет прямое, «директное» управление речью. В противоположность неосознаваемому осознанно-произвольный уровень выявляется как достижение принятой субъектом цели, в случае речевых процессов состоящей в намеренном придании смысловому содержанию текста какой-либо свободно избираемой эмоциональной модальности, которая отражает коммуникативное намерение — испугать, обрадовать, огорчить, вызвать недовольство и др. Как показано в табл. 1, эти уровни выявляются в речи по-разному, что зависит от степени сформированности коммуникативных речевых действий (высокой, средней или низкой степени). Личностная опосредствованность эмоциональной саморегуляции отражена в коэффициентах корреляции между тревожностью (репрезентантом эмоциональности) и величиной самооценки (репрезентантом саморегуляции), с одной стороны, и степенью и характером эмоциональной окрашенности текстовых высказываний, с другой. Тревожность более тесно связана с лексическим и синтаксическим способами эмоционального окрашивания высказываний на неосознаваемом уровне саморегулирования речи (0,79 и 0,69), чем на осознанно-произвольном уровне. Здесь обнаруживаются высокие коэффициенты корреляции (0,80 и 0,83) между самооценкой и эмоциональной окрашенностью текстов. Это объясняется тем, что при осознанном эмоциональном окрашивании высказывания речевые действия человека определяются принятой им целью (например, оказание эмоционального речевого воздействия на собеседника), в то время как на неосознаваемом уровне регулирования эмоциональное окрашивание находится под непосредственным влиянием субъективного представления человека о конкретной ситуации.

Разноаспектность эмоциональной саморегуляции

105

речи была изучена на основе предположения о том, что процессуальный аспект проявляется в реализации коммуникативного намерения и подготовке замысла высказывания, а результативный аспект — в самих речевых высказываниях. Исследование процессуального аспекта позволило раскрыть два важных понятия: 1) субъективная эмоциогенность речевого общения как совокупность отражаемых с положительным или отрицательным эмоциональным знаком значимых для субъекта компонентов ситуации, 2) эмоциональная насыщенность, т. е. ситуативно значимый для субъекта фон, на котором развертываются речевые процессы и предопределяющий эмоциональную модальность отражения значимых для субъекта компонентов («стрессоров») коммуникативной ситуации. Эмоциональная насыщенность выступила в качестве одного из основных показателей эмоциональной саморегуляции речи.

На основе установления особенностей эмоциональной насыщенности речевых процессов были определены характеристики процессуального аспекта эмоциональной регуляции речи. I. Зависимость от типа стрессора. II. Его обусловленность преимущественными ориентация-ми человека на сочетание каких-либо из установленных четырех основных типов стрессоров в коммуникативных ситуациях: 1) «группа» — условное обозначение партнеров по речевому общению (аудитории); 2) «деятельность» — условное обозначение степени привлекательности, необычности или монотонности, трудности выполняемой работы; 3) «лидер общения» — условное обозначение значимого лица, которое, по предположению испытуемых, оценивает целостное речевое поведение субъекта; 4) «эмоциональное (актуальное) состояние» самого субъекта, включенного в конкретную значимую ситуацию. В качестве важнейшей характеристики процессуального аспекта эмоциональной регуляции речи выступила его связь с типическими сочетаниями стрессоров в ситуациях общения и зависимость его особенностей от среднего числа эмоциогенных для субъекта ситуаций (фиксируемых им в единицу времени).

Полученные на предыдущем этапе результаты экспериментального исследования позволили определить зависимость между ориентациями испытуемых на стрессоры и степенью сформированности коммуникативных речевых действий. В табл. 2 показано, что при выявленности ориентации на отдельные стрессоры ситуаций общения (левая часть таблицы), для испытуемых первой группы (высокой сформированности речевых действий) главными являются стрессоры «деятельность» и «группа»; в средней группе испытуемых преобладают ориентации на собственное эмоциональное состояние и тоже на «деятельность»; в последней группе испытуемые оказались ориентированы преимущественно на свое актуальное эмоциональное состояние и на «лидера общения», т. е. на ожидание внешней оценки. Эти данные, свидетельствующие о существовании взаимосвязанных стрессоров, подтвердились в результате определения вероятностных значений (правая часть табл. 2). Таким образом, можно утверждать существование

Таблица 2

Ориентации на отдельные взаимодействующие стрессоры испытуемых с разной сформированностью коммуникативных речевых действий

Группы испытуемые разной сформированности коммуникативных речевых действий	Отдельные стрессоры*				Взаимодействующие стрессоры**
	Д	Гр	Э.с.	Л.о.	ГрД	ДЭс	Э.с.Л.о.	Л.о Гр
Высокая	0,36	0,31	0,19	0,14	0,42	0,29	0,09	0,2
Средняя	0,325	0,16	0,34	0,175	0,23	0,42	0,26	0,09
Низкая	0,165	0,13	0,37	0,335	0,06	0,27	0,46	0,21

Примечание. * - среднестатистические значения; ** - вероятностные значения.

106

Таблица 3

Соотношение особенностей эмоциональности и сформированности коммуникативных речевых действий

Уровни сформированности коммуникативных речевых действий	Типические особенности эмоциональности испытуемых
	качественные (%) (модальностные)				содержательные (%) (направленность)				динамические
	Р	C	Г	П	Гр.	Д.	Л.	Э. с.	средние n ЭмГ ситуаций (45 мин)	σ
Высокий	46	27	18	9	41	34	13	12	7,06	1,47
Средний	23	41	26	10	19	40	16	25	8,40	3,11
Низкий	25	38	8	29	23	9	34	34	8,15	2,98
Полная выборка	35	32	17	16	26	31	19	24	7,94	2,75

значимых связей между сформированностью коммуникативных речевых действий человека и его эмоционально-речевым реагированием на сочетания личностно значимых элементов ситуаций общения. Это позволило выдвинуть положение о том, что посредством коррекции и повышения степени сформированности коммуникативных речевых действий возможна оптимизация участия человека в общении.

Затем была решена задача выявления соотношения между эмоциональной насыщенностью — показателем процессуального аспекта эмоциональной саморегуляции речи — и индивидуальной структурой качественной стороны эмоциональности личности. Экспериментальные результаты, представленные в табл. 3, показали преобладание радостных переживаний при ориентации человека на стрессор «деятельность» в полной выборке испытуемых. Однако в группе испытуемых с высоким уровнем сформированности коммуникативных речевых действий склонность к преимущественному переживанию радости проявляется при ориентации на партнеров по речевому общению. В средней группе испытуемых тревожные переживания связаны с «деятельностью», а в низкой группе эти же переживания связаны с равноценной ориентацией на два стрессора — «лидер общения» и «эмоциональное состояние». Связь эмоциональной насыщенности (по параметру среднего числа эмоциогенных для субъекта ситуаций в единицу времени) с динамической стороной эмоциональности личности оказалась менее определенной; однако невысокое стандартное отклонение от среднего числа 7 в первой группе испытуемых свидетельствует об относительном постоянстве этого числа при «радостной» ориентации на партнеров по общению. Эти данные выявили еще одну существенную зависимость — между разными сторонами эмоциональности личности и процессуальным аспектом эмоциональной саморегуляции речи.

Результативный аспект эмоциональной саморегуляции речи был изучен анализом текстовых высказываний испытуемых, и основным показателем выступила эмоциональная окрашенность текстов. Она определялась соотнесением числа языковых средств, имеющих эмоциональную окраску (словарную, контекстуальную и свойственную индивидуальному стилю речи), с общим числом лексических единиц и синтаксических структур. Особенности результативного аспекта со всей полнотой обнаружили себя в степени (количественная характеристика) и в характере (качественная характеристика) эмоциональной окрашенности текстовых высказываний.

Изучение уровневой структуры и разных аспектов эмоциональной саморегуляции речи позволило назвать основные определяющие ее характеристики: модальность, направленность (векторность) и гибкость. Модальность, присущая всем явлениям эмоциональной природы, зависит от эмоциональных

107

диспозиций личности и обнаруживает себя в том, что смысловое содержание речевых высказываний обычно имеет более или менее отчетливо выраженную и распознаваемую эмоциональную окрашенность — радостную, тревожную или иную. Направленность, обусловленная личностной ориентацией на субъективно значимое в коммуникативных ситуациях («стрессоры») в значительной мере предопределяет характерную для личности линию речевого поведения.

Результаты корреляционного и векторного анализа проявления направленности показали, что оптимальной для эффективности эмоциональной регуляции речи является ориентация на сочетание стрессоров, реализующих включенность субъекта в выполняемую деятельность, и учет психологических и эмоциональных особенностей «группы», т. е. партнеров по общению. В основе гибкости эмоциональной саморегуляции речи лежат субъективная легкость и объективные скорость и точность адаптации речевых действий к взаимосвязи эмоционально окрашенного образа ситуации и представления о своих психологических, в частности эмоциональных, особенностях, отраженных в самооценке личности. Гибкость обнаруживается в степени вариативности эмоционально-экспрессивных средств речи адекватно изменяющейся ситуации, и самые высокие значения гибкости проявляются при необходимости изменения тревожной или радостной эмоциональной модальности содержания текста, а самые малые — при переходе от выраженного в тексте гнева к другим модальностям.

Для повышения эффективности эмоциональной саморегуляции речи важно улучшение коммуникативных речевых действий через осознавание человеком необоснованности своих «отрицательных» ориентации и введение внешних корректирующих воздействий в обучение с учетом личностно-ситуационной опосредствованности выражения и распознавания эмоций в речи.

1. Изард К. Е. Эмоции человека. М., 1980.

2. Манёров В. X., Шнейдер Е. М. Автоматическое распознавание эмоций по спектральным и интонационным признакам // Материалы докл. и сообщ. 5-го Всесоюз. совещания-симпозиума цикла «Акустика речи и слуха». Одесса, 1989.

3. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М., 1979.

4. Boomer D. S., Dittman A. T. Speech rate, filled pause, and body movement in interviews // J. of Nervous and Mental Disease. 1963. 7. P. 324—327.

5. Clynes M., Nettheim N. The living quality of music: neurobiological basis of communicating feeling // Clynes M. (ed.) Music, mind, and brain. N. Y.: Plenum, 1982.

6. Dore F. Y., Kirouac G. Identifying the eliciting situations of six fundamental emotions // J. of Psychol. 1985. 119. P. 423—440.

7. Duncan S. (Jr.) Nonverbal communication // Psychol. Bull. 1969. V. 72. N 2. P. 118—137.

8. Frick R. W. Communicating emotion: The role of prosodic features // Psychol. Bull. 1985. V. 97. N 3. P. 412—429.

9. Janisse M. P. et al. The frequency of anxiety situations reported by Japanese university students // Psychol. 1978. V. 21. N 1. March. P. 1—10.

10. Knower F. Analysis of some experimental variations of simulated vocal expressions of emotions // J. of Soc. Psychol. 1941. 14. P. 369— 372.

11. Kotlyar G. M., Morozov V. P. Acoustic correlates of the emotional content of vocalized speech // Sov. Physics. Acoust. 1976. N 22. P. 370—376.

12. Mandler G. Mind and emotion. N. Y., 1975.

13. May R. The meaning of anxiety. N. Y., 1979.

14. Menahem R. La voix et la communication des affects // L'Anne Psychol. 1983. N 83. P. 537—560.

15. Motley M. T., Camden C. T. Nonlinguistic influence on lexical selection: evidence from double entendres // Communication Monographs. 1985. V. 52. N 2. June. P. 124—135.

16. Scherer K. R. Voice quality of American and German speakers // J. of Psycholinguist. Res. 1974. N 3. P. 281—298.

17. Scherer K. R., Oshinsky J. S. Cue utilization in emotion attribution from auditory stimuli // Motivation and emotion. 1977. N. 1. P. 331—346.

18. Scherer K. R. Nonlinguistic vocal indicators of emotion in psychopathology // Izard C. E. (ed.) Emotions in personality and psychopathology. N. Y., 1979.

19. Timmis J. H. Textual and information-theoretic indices of style as discriminators between message sources // Communication Monographs. V. 52. P. 137—155.

20. Wallis D. A. Linguistic correlates of attitude in persuative communication // J. of Soc. Psychol. 1985. N 125 (3). P. 347—354.

Поступила в редакцию 6.III 1990 г.