103

 

О ПЕРИОДИЗАЦИИ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ В СССР1

 

О. М. ТУТУНДЖЯН

 

История психологии — это долговременная память о прошлом психологических знаний. А психологическая историография как самостоятельная область психологии является наукой, которая описывает и анализирует, систематизирует и обобщает, осмысливает и оценивает различные и порой противоречивые представления, гипотезы, теории и школы в области психологии.

Психологическая историография (от первого историка психологии Ф. А. Каруса до наших дней) имеет почти двухвековую давность. В Германии и во Франции, в России и США ее развитие было обусловлено прежде всего эволюцией психологического познания и смежных с ним форм и теорий познания. Только по мере открытия все новых и новых психологических фактов и закономерностей, в условиях общего технического прогресса накопленный психологический материал и его научная ценность создали предпосылки для ценностной ориентации в историко-психологических проблемах. Без решения этих проблем психологическая наука не в состоянии определить свою методологическую, теоретическую и экспериментальную позицию в отношении той или иной школы и теории прошлого. В этом смысле именно психологическая историография, создавая панораму психологических теорий и критерий их оценки, устанавливает место и значение каждой из них в историческом процессе в зависимости от степени научности и применяемости психологического знания.

Как в психологии других стран, в нашей стране, и прежде всего в России, мы находим богатый арсенал психологических знаний, традиций и культуры психологического мышления, на основе которых создана не только история, но и историография советской психологии. В частности, в течение последнего полувека советские психологи в различных перипетиях развития нашей науки изучали успехи и достижения отечественной психологии до и после установления Советской власти в республиках. В настоящее время факт накопления множества фундаментальных статей и сборников статей, книг и монографий, очерков и диссертаций по историографии психологии создает благоприятные условия для постановки не только общих, но и специальных вопросов.

Среди теоретических проблем историографии советской психологии немаловажное значение имеет проблема ее периодизации. Здесь речь идет как о количественных и качественных аспектах исследовательских продукций, так и об их проблематике и этапном развитии, о принципах и методах их изучения. Такая совокупная постановка проблемы периодизации, как нам известно, осуществлена впервые, и теоретическая принципиальность ее не вызывает сомнения. В своей монографии «Философские проблемы в советской психологии» (1972) Е.А. Будилова установила три этапа развития проблематики и решений теоретико-методологических принципов ее становления до начала 70-х гг. Периодизация истории советской психологии, предложенная Е.А.  Будиловой,  создает некоторые условия для предварительного изучения этой проблемы в смысле эволюции отечественной психологической историографии, несмотря на то что в упомянутой работе не поставлен вопрос о ее изучении.

Решение проблемы  периодизации психологической историографии не самоцель. Ее постановка, с одной стороны, призвана дифференцировать и установить

 

104

 

ряд этапов в историко-психологических исследованиях, а с другой — определить их состояние и уровень научного развития, а также «белые пятна» в этой области, которых немало.

При решении проблемы периодизации мы опирались на следующие принципы:

1. Принцип продуктивности в развитии историографических исследований в разные годы. 2. Принцип разработанности теории психологической историографии. 3. Принцип новизны и степени разработанности историографической проблематики.

По нашему убеждению, первоначальный период психологической историографии в советской психологии –– это довоенный период и до 1946 г., когда Б.Г. Ананьев впервые опубликовал историке-психологическую монографию, посвященную русской психологии от XVIII до XIX в. Этот первоначальный период (1917—1946) характеризуется большим количеством научных статей о русских (К.Д. Ушинский, И.М. Сеченов, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, А.И. Герцен, А.А. Потебня, Н.Н. Ланге, А.Ф. Лазурский, П.Ф. Лесгафт, А.С. Макаренко, В.А. Вагнер) и, в отдельных случаях, о некоторых зарубежных психологах и философах (Э. Торндайк, Дж. Уотсон, К. Каффка, В. Кёлер, Ж. Пиаже). В этот период изучается и ряд других проблем: передовые традиции русской психологии, предмет и состояние советской психологии, представления К. Маркса о психологии, психологическая концепция французской социологической школы, философские корни экспериментальной психологии. Эти и ряд других вопросов истории психологии были разработаны, в частности, Б.Г. Ананьевым, В.А. Артемовым, Л.К. Балацкой, Э.Л. Беркович, Л.С. Выготским, С.Е. Драпкиной, А.М. Золотаревым, Т.В. Космой, Г.С. Костюком, Т.М. Пелехом, С.Л. Рубинштейном, Б.М. Тепловым, Д.Г. Элькиным, М.Г. Ярошевским и другими. Они систематически не занимались вопросами истории психологии и их опубликованные статьи в основном были посвящены взглядам русских психологов, педагогов и философов, а также первоначальному развитию советской психологии. Более того, они в этот период становления советской психологии вели принципиальную борьбу против регрессивных теорий и тенденций зарубежной и отечественной психологии, наблюдаемых в 20—30-х гг. В этот период отсутствовали работы как по всеобщей истории психологии, так и по истории психологии в республиках.

Разработка проблем истории психологии была мотивирована, во-первых, необходимостью найти ответы в наработках передовой русской психологии и педагогики на те вопросы, которые были поставлены перед новым обществом в области обучения и воспитания. Обращение к психолого-педагогическому наследию К.Д. Ушинского и П.Ф. Лесгафта было обусловлено проблемами реформы школы, ликвидации всеобщей неграмотности, требованиями профессиональной подготовки молодежи, поисками научных основ детской и педагогической психологии в трудах русских революционных демократов; во-вторых, развитием самой психологической науки. В этот период советские психологи, изучив марксистско-ленинскую философию и положив ее в основу развития научной психологии (П.П. Блонский, 1921), использовали также сеченовское и павловское учения, материалистические взгляды и традиции других русских мыслителей. Таким образом, на первый план были выдвинуты историко-психологические исследования, которые еще более начали развиваться в 40—50-е гг. Характеризуя общее содержание и тематику психологической историографии этого периода, следует подчеркнуть, что она разрабатывалась в отдельных статьях, очерках и лекциях, а ее проблематика была достаточно узка и несистематизированна.

Л.С. Выготский является первым крупным знатоком истории русской и мировой психологии. Как историк психологии, методолог и теоретик, он поставил и частично решил целый ряд философских, методологических и теоретических проблем психологии, которые невозможно было даже поставить без разностороннего, глубокого знания прошлого нашей науки. Самым убедительным аргументом стало его исследование

 

105

 

следование «Исторический смысл психологического кризиса» (1927, 1982), не говоря уже о тех его теоретических и экспериментальных трудах, в которых постановка той или иной проблемы, как правило, основывается на ее истории, современном состоянии и на изучении ее перспективного, потенциального развития. Труд по истории психологии как системы психологических знаний на основе определенной концепции историко-психологических принципов и исследований он не создал. И такая задача не была поставлена им. Однако обращение к прошлому психологии было его методом, стилем творческой работы.

Первый опыт создания краткого изложения истории психологии (отечественной и зарубежной) — это глава в книге «Основы психологии» (1935) С.Л. Рубинштейна, в последующих изданиях (1940, 1946) которой ее объем сравнительно увеличивается. Эта микроистория психологии написана им лишь в учебных целях. В ней критически и в сжатой форме излагаются основные представления и теории начиная с древнегреческой  натурфилософии и классической философии и кончая основными  психологическими школами нашего столетия, вплоть до советской психологии середины 40-х гг.

Историографические труды С.Л. Рубинштейна «Проблемы психологии в трудах К. Маркса» (1934), «Проблема деятельности и сознания в системе советской психологии» (1940), «Психологическая концепция французской социологической школы» (1941), «Философские корни экспериментальной психологии» (1940) имели большое значение для становления нашей науки в диалектико-материалистическом направлении. Еще в 1940 г. С. Л. Рубинштейн утверждал, что «каждый большой этап в истории философско-психологической мысли получал свое выражение и как бы кристаллизацию в новой концепции психического» [2; 5]. Именно на основе критической оценки взглядов психологов прошлого на психическое создавались условия для развития советской психологии. В эти годы готовилась почва для возникновения следующего этапа.

Второй период советской психологической историографии (1947—1960). В 1947 г. вышла монография Б.Г. Ананьева «Очерки истории русской психологии XVIII и XIX веков». Ее издание имело переломное значение. Во введении, написанном по нашему предположению, С.Л. Рубинштейном, мы читаем: «В нашей литературе нет ни одной книги по истории психологии, ни русской, ни зарубежной. ...Перед советскими психологами стоит задача — разработать историю психологии на основе марксистско-ленинской методологии. В особенности актуальна задача разработки истории русской психологии, которая постоянно недооценивалась, а сплошь и рядом и намеренно игнорировалась в книгах зарубежных историков психологии» [3; 4]. Эти строки свидетельствуют, с одной стороны, о важности изучения истории психологии вообще (отечественной и зарубежной) на основе марксистско-ленинской философии, а с другой — о научной принципиальности изучения истории русской психологии, игнорировании. Которой и в наши дни продолжается, для общей истории психологии и самой психологии.

Оригинальность, научная новизна и историческая первичность данной монографии Б.Г. Ананьева состоят прежде всего в том, что она (в середине 40-х гг.) открывает совсем новую панораму русской психологии, с новыми именами, теоретическими принципами и положениями, творческими связями с передовой русской философией, естествознанием и педагогикой. Пользуясь сравнительно-хронологическим методом, Б. Г. Ананьев заново открыл исторические страницы западной и русской психологии. Им была проанализирована самостоятельность; критичность русской психолого-философской мысли (П. Любовский и А. Галич, И. Михайлов и Я. Козальский), а также совокупность психологических взглядов в произведениях М.В. Ломоносова, А.Н. Радищева, классиков русского материализма середины XIX в., значение физиологического наследия И.М. Сеченова для научной психологии, педагогического наследия

 

106

 

К.Д. Ушинского для детской и педагогической психологии и трудов первых русских психологов по развитию экспериментального мышления в конце прошлого века. Следует учесть, что этот (второй) период психологической историографии находится не только на заре изучения общих историографических явлений, но и в начале разработки проблем истории русской психологии как системы психологических знаний. В этом смысле Б.Г. Ананьев был новатором в области системного, монографического изучения комплекса проблем исторического развития русской психологии. Тем не менее в 50-х гг. большой размах приобретает изучение научного наследия русских мыслителей, их психологических воззрений, особенно естествоиспытателей, философов и писателей.

Одна из первых коллективных работ этого периода — «Очерки по истории русской психологии» (1957), изданная благодаря усилиям М.В. Соколова, сделавшего большой вклад в историю русской психологии. Именно в этот период он начал изучать психологические воззрения в Древней Руси с XI в. Изучение психологических взглядов М.В. Ломоносова (Г.И. Борягин), А.Н. Радищева (А.В. Петровский), физиологов (Р.Г. Гурова) и русских предшественников И.М. Сеченова (Е.А. Шумилин) углубило наши представления о русской психологии до XIII в., ее значении для развития материалистического мышления.

Сеченовское учение, его значение и место в русской психологии более последовательно изучались С.Л. Рубинштейном и его учениками (в частности, М.Г. Ярошевским, Е.А. Будиловой, П.Г. Тереховым). Е.А. Будилова раскрыла своеобразие и пути «Борьбы материализма и идеализма в русской психологической науке» (1960), после того как в 1954 г. она опубликовала книгу «Учение И.М. Сеченова об ощущении и мышлении». Данная монография — первая психологическая работа о И.М. Сеченове, целостное исследование его жизни и деятельности.

Развивалась не только русская историография, но и украинская, грузинская, армянская, литовская и арабоязычная. В трудах Г.С. Костюка мы находим разработки на основе русско-украинских связей психологических воззрений на Украине (Г.С. Сковороды, Т.Г. Шевченко, Н.Н. Ланге) и в России (А.Н. Радищев, М.В. Ломоносов, А.И. Герцен, К.Д. Ушинский, В.Г. Белинский, И.М. Сеченов). Вклад Г.С. Костюка в историографию психологии значителен не только в этот период, но и в следующие годы.

Среди украинских психологов, развивающих тематически широко и методологически аргументированно отечественную историографию психологии, следует помнить имена Б.Ф. Баева, Т.Е. Голушко, М.К. Годына, Т.В. Косма, Д.Ф. Николенко, Т.М. Пелех, А.Н. Раевского, П.Р. Чамата, Д.Г. Элькина. Их исследования и диссертации посвящены, в частности, украинской психологической мысли XVII—XVIII вв., психологическим воззрениям И.М. Сеченова, Н.Н. Ланге, К.Д. Ушинского, А.С. Макаренко.

В Грузии центральная фигура в этой области — А.С. Прангишвили, автор «Очерков по истории психологических знаний в Грузии» (XVII в.— первая треть XIX в.) и ряда других работ. Труды А.Т. Бочоришвили, О.И. Табидзе и В.Л. Какабадзе также сыграли свою роль в развитии историографической мысли. В Армении историографию развивали М.А. Мазманян и А.А. Лалаян, в Азербайджане — А.К. Закуев, А.О. Маковельский и С.Г. Гаджиев.

Третий период (1960—1971) отличается, во-первых, развитием теории и практики психологической историографии, созданием крупных работ по истории не только отечественной, но и всемирной психологии; во-вторых, более углубленным изучением русской, советской и национальной психологии в каждой республике.

Толчком этому послужил доклад Б.М. Теплова, прочитанный в октябре 1960 г. в Ереване на Второй Закавказской конференции психологов, под названием «О некоторых общих вопросах разработки истории психологии». По нашему убеждению, этот доклад имел программное значение для советской

 

107

 

психологической историографии. В нем Б. М. Теплов тщательно и разносторонне определил и глубоко охарактеризовал предмет, задачи и значение истории психологии, ее методологические и теоретические основы. При этом он подчеркнул ряд признаков подлинно научных открытий в психологии, без которых невозможно установить научный характер, достоверность психологического познания, показав основные белые пятна в изучении истории психологии. Б.М. Теплов выделил две основные задачи истории психологии: историю борьбы философских взглядов и историю накоплений конкретных знаний в их единстве. Его слова о том, что «не следует думать, что ученый, стоящий на неправильных и даже реакционных для своего времени позициях, не может сделать важных научных открытий в специальной области. И наоборот, не следует думать, что всякое специальное положение, защищавшееся ученым, стоящим на прогрессивных теоретических позициях, всегда и обязательно верно. Для марксиста это должно быть самоочевидным. Это очень ярко подчеркивалось В.И. Лениным. Однако это не всегда учитывается в наших работах по истории психологии» [4; 5—6] (курсив мой.— О.Т.), и сейчас, спустя почти 30 лет после доклада, имеют принципиальное значение, но не всегда, к сожалению, учитываются историками психологии.

Б.М. Теплов определил историю психологии как процесс развития. И психологическая историография подчиняется всем законам процесса развития, своими достижениями, противоречиями, задержками и периодами прогресса и регресса. Именно начиная с 60-х гг. под плодотворным влиянием взглядов Б.М. Теплова о задачах и значимости разработки общих и специальных проблем истории психологии были созданы «История  психологии» (1966) М.Г. Ярошевского, «История советской психологии» (1967) А.В. Петровского, коллективные труды «Современная психология в капиталистических странах» (1963), труд «Основные направления исследований психологии мышления в капиталистических странах» (1965, редактор обоих сборников Е.В. Шорохова), «Из истории научной психологии во Франции» (1967) О.М. Тутунджяна и других работах последующих лет.

В этот период наблюдается общий перелом в советской истории психологии, переход к изучению всеобщей, мировой истории психологии, к созданию целостной системы становления советской психологии в ее различных областях, к возникновению критического отношения советской психологии к основным психологическим течениям за рубежом, вплоть до изучения научной психологии в отдельной стране (Франция).

Продвижение историографии в третьем периоде не следует объяснять только лишь историографическими взглядами Б.М. Теплова.

В начале 60-х гг. интенсивно, систематично и на основе богатой документации продолжилось изучение русской психологии. Здесь мы имеем в виду прежде всего работу М.В. Соколова, вклад которого в психологическую историографию, к сожалению, не всегда оценивается по достоинству. Именно он на основе изучения психологических аспектов трудов русских философов, теологов, естествоиспытателей, педагогов создал систему психологических знаний в своей монографии «Очерки истории психологических воззрений в России в XI—XVIII веках» (1963). Соавторами М.В. Соколова в коллективном труде «Из истории русской психологии» (1961), захватывающем период от XIV до начала XX в., были Н.П. Линькова, П. Толингерова, Е.А. Будилова и А.В. Петровский.

Началось также изучение истории психологии в ряде республик. Книги «Развитие психологии в Литве» (1968) А. Гучаса и «Развитие психологической мысли в Казахстане» (1968) К.Б. Жарикбаева — убедительное свидетельство интереса к этой области психологии. Хочется отметить, в частности, высокий уровень экспериментальных исследований, древности психологии как науки и ее преподавания в университетах Латвии.

В этот период начинается монографическое

 

108

 

исследование жизни и деятельности отдельных крупных отечественных и зарубежных психологов. Здесь следует отметить монографии «Иван Михайлович Сеченов» (1968) М.Г. Ярошевского, «Психологические воззрения П.П. Блонского» (1970) М.Г. Данильченко, «Психологическая концепция Анри Валлона» (1966) О. М. Тутунджяна. Создание персоналий в монографической форме будет реализовано в более широком масштабе в следующие десятилетия. Необходимо отметить, что в отечественной психологии до сих пор существует определенный пробел в монографическом изучении жизни и деятельности крупных психологов.

И наконец, четвертый период (с 1971 до конца 1980 г.) — это период разностороннего изучения историографической проблематики, т. е. истории русской и советской психологии в их связях с мировой психологией, период философских и теоретических проблем становления современной психологии, истории отдельных вопросов и областей, теорий и школ, биографий и деятельности основателей разных направлений в разных странах, а также влияние советской психологии на зарубежных психологов.

Начало 70-х гг. ознаменовалось фундаментальными монографиями «Психология в XX столетии. Теоретические проблемы развития психологической науки» (1971) М.Г. Ярошевского, «Развитие и современное состояние психологической науки в СССР» (1975) А.А. Смирнова, «Философские проблемы в советской психологии» (1972) Е.А. Будиловой «Развитие и современное состояние зарубежной психологии» (1974) М.Г. Ярошевского и Л.И. Анцыферовой, ее же «Материалистические идеи в зарубежной психологии» (1974).

М.Г. Ярошевский, психолого-исторические труды которого, начиная с монографии «Проблема детерминизма в психофизиологии XIX века» (1961), уже сами по себе представляют почти тридцатилетнюю историю, в своей книге «Психология в XX столетии» (1971, 1974) тщательно, критически анализирует и осмысливает исторический ход различных теории на основе их концептуального аппарата. Он пишет: «Логика развития науки отличается от других направлений своей предметно-исторической направленностью. Ее цель — раскрыть эволюцию категорий и принципов, посредством которых формируется знание о психических актах. Каждая наука оперирует не только общими для любого процесса познания принципами, но и своим категорийным аппаратом, понятиями, адекватными ее предметному содержанию» [5; 366].

В советской психологии после Л.С. Выготского никто так остро и принципиально не поставил проблему концептуального (понятийного) аппарата и ее значения, как М.Г. Ярошевский, несмотря на то что даже теоретически этот аппарат в действительности пока что не существует как полная система психологических категорий, понятий, терминов. Разные психологические школы зачастую пользуются каждая своим терминологическим аппаратом. Он тоже имеет свою историю в недрах развития разных областей психологии.

Л.И. Анцыферова как теоретик и историк психологии в упомянутой выше своей книге и в других статьях не только подвергла критике субъективистские тенденции, но и раскрыла материалистические идеи в современной зарубежной психологии в разных странах. Методологический ее подход принципиален и последователен.

«История психологии» (1978, 1983, 1988) в трех томах украинского психолога В.А. Роменца, написанная на украинском языке, представляет собой фундаментальную работу о вековом развитии нашей науки. Созданная В.А. Роменцом сложная и противоречивая история развития психологических представлений и концепций вплоть до наших дней является плодом многолетнего, тщательно выполненного труда с использованием многочисленных источников на разных древних и современных языках, а также с использованием материалов историографических исследований и, самое главное, на основе принципов и методологического

 

109

 

фундамента марксистской философии. По нашему мнению, самая оригинальная часть данной работы — это психология эпохи Возрождения. Здесь есть много ценного и в области методологии историографии. Монография В.А. Роменца ценна не только для украинской, но и в целом для советской психологии и, в частности, для советской историографии психологии.

В заключение следует подчеркнуть, что постановка проблемы периодизации в психологической историографии в СССР имеет не только познавательное значение. Ее решение позволяет установить пути ее поэтапного развития, выделить проблемы, достижения и белые пятна в ней, т. е. ее общее современное состояние, с целью наметить перспективные направления на основе разработки новых историографических задач.

 

1. Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М., 1982.

2. Рубинштейн С. Л. Мысли о психологии: Ученые записи Ленинградского гос. педагогического института им. А. И. Герцена. Т. XXXIV. Л., 1940.

3. Рубинштейн С. Л. От Института философии Академии наук СССР // Б. Г. Ананьев. Очерки истории русской психологии XVIII и XIX веков. М., 1947.

4. Теплов Б. М. О некоторых общих вопросах разработки истории психологии: Материалы Второй Закавказской конференции психологов. Ереван, 1960.

5. Ярошевский М. Г. Психология в XX столетии: Теоретические проблемы развития психологической науки. М., 1971.

 

Поступила в редакцию 20.VI 1989 г.