48

 

ОБРАЗ ЯДЕРНОЙ ЭНЕРГЕТИКИ В ДЕТСКОЙ КАРТИНЕ МИРА

 

(ОПЫТ СОЦИОГЕНЕТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА)

 

В.В. АБРАМЕНКОВА

 

Во все века катаклизмы эпохи оставляли в детском сознании свой неизгладимый след [9], но мир принадлежал взрослым и до «золотого века детства» [17] было далеко. И по сей день, становясь невольными участниками, а порой и жертвами бурных событий века, дети оказываются «безмолвствующим большинством», когда дело касается конструирования и предвосхищения этих событий, поскольку в опросах общественного мнения отсутствует категория граждан до 18 лет1. Это происходит не только в силу бытующих представлений о неспособности ребенка к серьезному анализу социальной жизни (действительно, что могут понимать дети в экономике и политике?), но и в силу неадекватности существующих методов такого анализа на детском материале (здесь социологические анкеты мало что дадут).

Однако подобно тому, как «безмолвствующее большинство» городских низов и сельской общины средневековья заговорило в трудах известного культуролога А.Я. Гуревича на языке жестов, ритуалов, обычаев и суеверий, «безмолвствующее большинство» маленьких способно заговорить языком символов и знаков, «чтобы донести до нас хотя бы частицу своего духовного универсума» [8]. Можно сказать, что именно в детском сознании «раскрывается то, о чем изучаемая историческая эпоха вовсе и не собиралась, да и не была в состоянии сообщить, и эти ее невольные послания, не отфильтрованные и не процензурированные в умах тех, кто их отправил, тем самым лишенные намеренной тенденциозности,— в них эпоха как бы помимо собственной воли «проговаривается» о самой себе, о своих секретах ...На этом уровне удается расслышать такое, о чем нельзя узнать на уровне сознательных высказываний» [8; 115] (курсив мой.—В.А.).

 

49

 

Общественное мнение по поводу строительства и эксплуатации атомных электростанций в нашей стране после Чернобыля получило свою трибуну [5], [14]. Дети, разумеется, в этом не участвовали: ни те, кто на себе испытал пагубное воздействие «дневных звезд страны», ни те, кто продолжает жить подле АЭС, ни те, кто ничего не знает об их существовании. Образ ядерной энергетики, как часть образа мира современного ребенка, вероятно, имеет свои глубинные историко-культурные прототипы. Существующие в пространстве неосознаваемых или не вполне осознанных коллективных представлений, эти образы индивидуализируются ребенком и могут быть психологически схвачены.

В нашем исследовании предпринята попытка историко-культурного, социо-генетического анализа представлений различных детских групп об атомных электростанциях. Выдвигая задачу изучения образа ядерной энергетики как составной образа мира в детском сознании, мы исходили из основных положений социальной психологии детства [2—4].

Социально-психологическое исследование представлений детей об атомных электростанциях — это особая форма рассчитанного на перспективу анализа общественного мнения. Возможность такого анализа очевидна по следующим соображениям.

В отличие от психологии взрослых психология детей имеет определенную специфику: формы мышления, поведенческих реакций, социальных установок и пр. у детей отличаются большей непосредственностью, конкретностью и открытостью для наблюдения. В известном смысле благодаря детям мы можем понять те или иные «свернутые» действия взрослого человека (А. Валлон, Л.С. Выготский, П.Я. Гальперин, А.В. Запорожец, Д.Б. Эльконин и другие).

Существуют достаточно устойчивые социокультурные структуры сознания, определяющие поведение на протяжении всей жизни человека и формирующие его представления. Они могут быть названы архетипами (К. Юнг) [16] и представляют собой наиболее обобщенные бессознательные социокультурные инварианты, проявляющиеся в массовом сознании. Архетипы коллективного бессознательного презентированы в детском творчестве (например, в детских рисунках, сказках, детском фольклоре и пр.) более открыто, ярко и развернуто.

Подобные социокультурные инварианты массового сознания способны не только сохранять образы далекого прошлого, как, например, в сказках [4], но и трансформировать современные события и явления в определенном ключе, формируя социальные установки человека. Поэтому отношение детей к такому сверхсовременному явлению, как атомные электростанции, при более низком по сравнению со взрослыми уровне информированности строится в значительной степени на основе архетипа.

Каков этот архетип? В чем он находит свое выражение? Как формирует он образ атомной электростанции у детей? Архетипы как наиболее архаичный пласт схем, образов, представлений гнездятся в глубинах сознания, фактически в пространстве бессознательного, формируя социальные установки человека. Бессознательному чужда логика сознания, оно не знает причинно-следственных законов, оно живет в ином пространственно-временном измерении, говорит на присущем ему языке и, следовательно, оно открыто бесконечному многообразию «иных логик», других пространств и других средств выражения, которые пока еще не стали достоянием цивилизации [17]. Проникновение в архетипы становится возможным благодаря особым «измененным состояниям сознания» [13], каждому из которых соответствуют своя логика, свой язык, при этом каждому последующему уровню соответствует более высокая степень скрытой бессознательной регуляции поведения человека. Моделирование измененных состояний сознания достигается средствами гипноза и медитации, ритмической музыки и танца, а также методами аутогенной тренировки, музыкотерапии, психофармакологии и пр. [13], [12].

В отличие от взрослого, уровни сознания ребенка не столь жестко зафиксированы,

 

50

 

более подвижны, поэтому мы можем находить в языке, играх, поведении детей элементы «глубинных» полей сознания, осколки различных эпох развития человечества в столь явном виде, как, например, в детском фольклоре, сказках, мы видим особенности мышления, представлений и образа жизни древних культур [4]. Само по себе проникновение в различные этажи измененных состояний сознания не гарантирует успеха исследования, поскольку необходимо обладать средствами понимания смыслов архетипа и способами его выражения. Необходима визуализация архетипа, следовательно, особое значение здесь приобретают графические методы, рисунок. Детский рисунок, оказываясь средством познания действительности и формой усвоения социального опыта [9, 15], способен передавать различные уровни миропонимания и мироощущения ребенка: от непосредственного отображения видимого и знаемого в этом мире, что позволяет детскому рисунку стать правдивым «документом эпохи» [10], до глубинного, смыслового выражения себя, своего отношения к миру и тому, каким его хочет видеть ребенок [18]. Именно в детских рисунках проступают психологические структуры фантазии, являющиеся частично или полностью неосознанными. Кроме этого, в психологической работе с детьми, как известно, диагностический рисунок имеет явные преимущества не только благодаря точности, полноте и возможности неоднократного обращения к нему, но еще и потому, что он обладает психотерапевтическим эффектом для ребенка, так как в процессе рисования ребенок может отреагировать на неприятные эмоции и освободиться от них [15], [18], [19].

В нашем эксперименте переход в измененные состояния достигается благодаря, во-первых, отсутствию у ребенка знаний о том, что должно быть изображено, поэтому дети максимально использовали собственную интуицию, воображение. Во-вторых, снятие контроля со стороны взрослого (разрешалось изображать все, что угодно) также способствовало задействованию более глубоких уровней сознания. В-третьих, звуковой образ атомной электростанции, повторяемый как заклинание, вызывал концентрацию внимания ребенка на самом словосочетании (сродни медитации) и тем самым порождал проникновение в другие пространства сознания. Таким образом, социальные установки населения на существование атомных электростанций спустя четыре года после аварии на Чернобыльской АЭС представлены в «снятом» виде в сознании детей-школьников, т.е. тех, кто завтра будет оказывать влияние на настоящее и будущее отечественной энергетики, и могут быть обнаружены в детских рисунках.

Предметом нашего исследования явились социально-психологические представления (архетипы массового сознания) об атомных электростанциях у школьников. Тема получила название «Ядерная энергетика глазами детей». Экспериментом была охвачена возрастная группа детей 5—13 лет: от дошкольников, занимающихся в изостудии, детей младшего школьного возраста (учеников I класса шестилеток на базе школы и детского сада) до подросткового возраста (учеников VI классов массовых общеобразовательных школ Подмосковья) — общим количеством свыше 500 человек2.

Поисковая направленность исследования определила использование методов, носящих разведывательный социально-психологический характер. К ним относятся: 1) диагностический рисунок «Атомная электростанция», позволяющий получить различный спектр графических презентаций детей об АЭС как объекте, о котором они имеют самое смутное представление; 2) ассоциативная беседа на тему «Что такое атомная электростанция?» с самыми маленькими

 

51

 

испытуемыми — шестилетками, проходящими обучение в детском саду, которая дает возможность уточнить графические характеристики с помощью вербальных аналогов; 3) интервью на тему «Знаете ли вы о Чернобыльской АЭС?» со всеми детьми; 4) экспертный метод, при котором интерпретаторами и экспертами рисунков выступали дети.

Эксперимент был максимально приближен к реальной жизни детей: в ходе урока школьникам предлагалось цветными карандашами нарисовать атомную электростанцию без каких-либо разъяснений. На все вопросы детей учительница несколько раз медленно повторяла словосочетание «атомная электростанция». Если дети все же оставались в недоумении, взрослый подсказывал цветоформы, предлагал следующие ассоциации: «А-том-ная — фи-ал-ка; электро-стан-ция — аст-ра», подкрепляя это нежной интонацией голоса3. Детям давалась установка не столько на изображение АЭС, сколько на выражение отношения к факту самого ее существования. При этом экспериментатор задавал заведомо позитивный смысл этого отношения (ассоциативной связью АЭС с цветами, нежной интонацией и пр.), что в известном смысле провоцировало детей на соответствующее изображение, кроме того, этим достигалось устранение возможной тревоги у детей на ситуацию неопределенности.

Эмпирический анализ графических представлений детей об атомной электростанции позволяет увидеть общие для всех возрастов тенденции в изобразительных средствах. Таких обобщенных образов (комплексов) АЭС может быть выделено четыре.

Индустриальный комплекс характеризуется изображением атомной электростанции либо как промышленного пейзажа с массой электрических столбов, фонарями, зданиями, заводскими трубами, автомашинами и т.д., либо как «индустриального интерьера» с пультами управления, кнопками, разноцветными лампочками, приборами и пр. В обоих случаях иногда изображались люди, обеспечивающие работу АЭС: рабочие, операторы, строители и т.д.

Военно-космический комплекс АЭС, особенно у младших школьников, часто принимает космический облик: ракеты, внеземной пейзаж, антенны; либо АЭС оказывается явно военизирована: танки, самолеты, оружие, огненные взрывы, следы пуль и пр. В представлении детей, особенно мальчиков 6—10 лет, АЭС — это место хранения, изготовления и использования разнообразного оружия. Например, в рисунке шестилетнего мальчика оказались всевозможные виды оружия: от древних мечей, сабель и лука со стрелами до современных автоматов, мин и ракет. Все это вполне уживается на одном листе с красным флагом, огненной печью (кузнечной). На вопрос экспериментатора: «Атомная электростанция — это весело или страшно?»— ребенок ответил: «Это весело, но иногда страшно — вдруг что-то взорвется».

Урбанистический комплекс в детских рисунках представлен «мирным сосуществованием» АЭС и живой природы: солнце, облака, деревья, цветы, речка или озеро, дом на берегу, часто внешне похожий на жилой — с занавесками, цветами на окнах. Около АЭС могут «гулять» люди, как правило взрослые. Как сказала одна семилетняя девочка: «Детей здесь нет, они мешают работать». Вместе с тем дети рисуют атрибутику электростанции: провода, столбы, фонари и розетки, даже маленькие ракеты. С увеличением возраста ребенка изображаемые здания все более приобретают нежилой вид, исчезают люди, цветы и деревья, живое уходит из рисунков.

Элементы абстрактно-символического

 

52

 

комплекса появляются уже у самых маленьких: на фоне общереалистического изображения почти в каждом рисунке имеют место различные социокультурные знаки: огня-дыма, запрета-опасности и пр. С возрастом растет количество таких символов и усиливается абстрактно обобщенный характер изображения АЭС, появляются чистые цветоформы: заштрихованный квадрат, черные круги, огненные клубы, цветовые монстры и др.

Эти четыре изобразительные тенденции в рисунках находят свои отголоски и в вербальном творчестве детей — свободных ассоциациях, которые вызываются самим словосочетанием «атомная электростанция».

Самым маленьким шестилетним школьникам — 11 девочкам и 9 мальчикам экспериментатором в непринужденной форме были заданы вопросы, касающиеся их представлений об атомной электростанции.

1. Что такое атомная электростанция?

Ответы детей: где все электрическое и бомбы; где ракеты улетают; там трубы, по которым идет газ в ракету; где фонари горят; где ток; где дым и огонь.

2. Где находится атомная электростанция?

Ответы детей: она стоит на воде, на реке; на поляне, в лесу; на большом поле; под землей, где специальный ход; на море.

3. Какая она: большая — маленькая, высокая — низкая, прочная — хрупкая, нестрашная — страшная, грустная — веселая?

Ответы детей: большая, как дом; как башня; высокая, как 10-этажный дом; прочная, как железо, как броня; прочная, как камень; прочная, но сломается от землетрясения, от бомбы, от взрыва; от ядерного взрыва, она может взорваться от тока; взорвется от ракеты, от пороха; нестрашная; страшная, потому что может взорваться; грустная, я не хотел бы там быть; веселая, так как там все в железе; там есть веселые места.

4. На что похожа АЭС?

 Ответы детей: на дом; на завод; на школу; на столбы; на подземную пещеру, где хранятся бомбы; на слова.

5. Какую сказку напоминает АЭС?

Ответы детей: нет такой сказки; «Семь подземных королей»; дворец в сказке «Три толстяка».

6. Зачем нужна АЭС?

Ответы детей: чтобы запускать ракеты; чтобы был ток и был свет; ток давать; чтобы смотреть телевизор; чтобы прятались люди от фашистов, когда война4; чтобы говорить о погоде, предсказывать5.

Необходимо сказать несколько слов о ходе эксперимента. Все дети на прямой вопрос учителя, знают ли они, что такое АЭС, не могли вначале ничего сказать: они растерянно пожимали плечами, переглядывались, недоуменно опускали головы. После небольшой паузы учительница несколько раз медленно произносила это словосочетание, призывая детей к воображению, и лишь косвенные вопросы, возбуждающие ассоциативные связи, приводили к успеху.

Нетрудно убедиться, что вербальные представления детей об атомной электростанции во многом сходны с графическими представлениями, хотя оказались много беднее последних. Не имея актуальной информации об АЭС (хотя не исключена не вполне осознаваемая информация, полученная по радио и телевидению), дети тем не менее весьма точно «определили» и местонахождение АЭС, и ее назначение.

При полном отсутствии у детей каких-либо сведений о чернобыльской аварии (чтобы выяснить это, был предпринят дополнительный опрос) большинство из них высказали негативное эмоциональное отношение к АЭС. Почти все дети определили АЭС как что-то, что вызывает безотчетный страх, обусловленный возможностью взрыва «от землетрясения», «от бомбы», «от тока»; вместе с тем для малышей очевидна необходимость АЭС — «чтобы был ток и был свет». Вербальные образы АЭС также в целом отвечают уже описанной нами графической классификации: это военно-космический комплекс, промышленный

 

53

 

и «жилой», за исключением абстрактно-символического комплекса, который в этом возрасте, видимо, отсутствует.

Если вновь вернуться к рисункам и выразить в количественном отношении их процент по каждому из комплексов АЭС по всем возрастам, то обнаружится следующая картина (см. табл.).

 

Таблица

 

Распределение рисунков по каждому из комплексов АЭС

(в % к общему числу детей по классам)

 

Графические комплексы атомной электростанции в детских рисунках	Классы
	0	I	II	III	IV	V	VI
Индустриальный	15	80	66	50	59	41	32
Военно-космический	60	4	—	18	13	1	—
Урбанистический	25	12	26	25	17	8	14
Абстрактно-символический	—	4	8	7	11	50	54
Общее число детей по классам
	20	45	49	71	72	78	33

 

Примечание. Первая колонка чисел относится к классу шестилеток, обучающихся в детском саду.

 

Необходимо отметить значительные изменения образов АЭС с возрастом детей. На протяжении всего исследованного нами возрастного периода (от 5 до 12 лет) относительно неизменным остается урбанистический комплекс графических представлений детей, в то время как идет общее снижение процента рисунков с военно-космическим комплексом до полного их исчезновения, а также резкое увеличение к V—VI классам абстрактно-символического комплекса. О чем это говорит? С одной стороны, о том, что по мере взросления детей увеличивается адекватность их представлений о назначении и функциях АЭС как промышленно-индустриального объекта энергетики. С другой стороны, эти знания об АЭС актуализируют эмоциональные образы отвлеченного характера, рождают обобщенные картины тревоги. Парадокс: чем старше дети, чем больше у них знаний об АЭС, тем в большей степени обращаются они к символике, тем чаще они прибегают к абстракции и различного рода аллегориям. Можно сказать: если малыши в значительной степени реалисты в своих попытках изобразить неизвестное им, то подростки (уже знающие о Чернобыле) известное пытаются свести к эмоционально-абстрактному символу.

Количественное выражение графических комплексов по возрастам, разумеется, не дает и не может дать представления о качественных изменениях. Даже относительно стабильные возрастные показатели урбанистического комплекса имеют собственную динамику, по которой можно проследить эволюцию промышленного образа АЭС в детских рисунках. Для примера возьмем индустриальный пейзаж, а в нем — трансформацию изображения детьми здания АЭС. У самых маленьких здание АЭС — это маленький домик с крылечком, занавесками на окнах, деревьями вокруг, но уже у второклассников возникают высокие заборы, глухие ворота, маленькие окошки, черный дым из труб. Для детей III—IV классов здание приобретает вид каменной тюрьмы с решетками на окнах, с колючей проволокой и глухими стенами, высокими кирпичными трубами с черными клубами дыма. Появляются запрещающие и остерегающие надписи: «Огнеопасно», «Ток!», «Бомбоубежище», «Вход запрещен» и пр. Широко используется символика запрета и опасности: шлагбаумы, могильные кресты, черные молнии на воротах, знаки пожарной команды «01», скорой помощи «+». Происходит превращение жилого домика сначала в многоэтажный, затем в высокие глухие стены без окон либо с маленькими зарешеченными окнами и огромными трубами рядом. Затем здания удлиняются, округляются, это уже нечто похожее на современные башни-элеваторы с полусферическими стенами. Затем эта округлость передается каким-то шарообразным сооружениям, похожим на химические комбинаты, появляются надписи: «Азот», «Водород», «Газ», «Нефть» наряду с надписью «Атом!», что говорит, видимо, о распространении представления об АЭС на область индустрии вообще как угрозе живому, экологии.

 

54

 

В рисунке одного четвероклассника здание АЭС представляет собой каменную крепость-тюрьму с черными клубами дыма, черной землей и черными облаками. От здания АЭС отходит труба, по которой льется черное нечто в синий водоем с зеленой травой и камышами. Над зданием установлен транспарант «Мы боремся за экологию».

Надо сказать, что с возрастом детей из рисунков постепенно улетучивается основной смысл АЭС — давать электроэнергию, необходимую людям. Если для малышей и в вербальном, и в графическом творчестве очень сильна символика электрического света (фонари, лампочки, розетки, как они говорят, «чтобы ток был, свет, чтобы телевизор смотреть»), то у детей постарше в рисунках остаются лишь знаки предостережения и опасности в связи с электротоком (молнии, череп с костями, надписи: «Ток!», «Опасно!» и пр.), а у самых старших «практическая ценность» атомной энергетики вообще отсутствует; дети рисуют атомные грибы, взрывы, пожары, признаки экологической катастрофы. Несколько огрубляя, можно утверждать, что в самом словосочетании «атомная электростанция» каждый возраст видит свой смысл, выделяет свое ключевое слово, слышит свое. Для малышей это прежде всего «электро» — электричество — ток — свет, что имеет явно позитивный смысл необходимости для людей. Для детей постарше в актуализации графических образов ключевым является слово «станция» — железнодорожная станция — метеостанция — космическая станция — образ с нейтральной эмоциональной нагрузкой. Самые старшие дети (V— VI классы) в АЭС перестают видеть позитивный смысл, происходит смысловое смещение, для них ключевым словом является «атом», ассоциирующийся с ядерной войной, гибелью живого, катастрофой.

Таким образом, можно сказать, что с возрастом усиливается негативное эмоциональное отношение к АЭС как объекту энергетики. Это проявляется в отрицательных установках, получающих свое выражение в объективных показателях тревоги в детских рисунках. Что это за графические показатели? Во-первых, из рисунков постепенно исчезают люди как основные пользователи АЭС, почти исчезает также все живое: растения, птицы, животные. Во-вторых, появляется и нарастает так называемая невротическая заштриховка, характерная для эмоционально негативных ситуаций, отражающихся в детских рисунках [15], [18]. В-третьих, с возрастом растет пристрастие к темным тонам, основной карандаш у детей — черный, именно его на занятиях приходилось оттачивать несколько раз [9]. В-четвертых, в манере рисования все чаще происходят сбои: дети много стирают ластиком, зачеркивают уже нарисованное и переделывают, используя оборотную сторону листа, что само по себе также свидетельствует о высоком уровне тревоги. В-пятых, композиции многих рисунков детей отличаются несбалансированностью, т.е. неуравновешенностью верха и низа и случайностью выбора центра, что, согласно Р. Арнхейму, может быть вызвано неприятным чувством дисгармонии и дисбаланса собственного тела [6].

В то же время изобразительные средства в детских рисунках имеют не только изменяющиеся характеристики, но и графические константы — инвариантные для всех возрастов и присущие образам АЭС. К ним относятся: 1) разнообразие и обилие перекрещивающихся линий: всевозможные кресты, решетки, лестницы, вышки, столбы с колючей проволокой; все это, как правило, изображалось черным карандашом (архетип креста); 2) ломаные замкнутые линии, отдаленно напоминающие многоугольные звезды,— красные с желтым и черным вокруг (архетип звезды); 3) черные каракули в обличье туч, дыма из труб, атомного взрыва, путаницы проводов (архетип спирали); 4) социокультурная символика опасности: ломаная стрела — молния, череп с костями, восклицательные знаки, символы пожара «01» и скорой помощи (красный крест); 5) надписи: «Ток!», «Атом!», «Опасно!», «Газ!» и др.

Описываемая графическая символика наиболее употребительных образов АЭС находится в едином семантическом

 

55

 

поле, приближающем нас к архетипу [16]. Очертить границы этого поля достаточно трудно, особенно потому, что сам архетип нейтрален в отношении добра и зла. Но если обозначить важнейшие проявления этого архетипа через ось человеческого бытия с полюсами «жизнь — смерть», «свет — тьма», «мир — война», то обнаруживается явный крен к правому, «отрицательному» полюсу.

Особо необходимо сказать о том, что у детей всех возрастов при выполнении задания наблюдался возрастной регресс изобразительных средств; с точки зрения качества рисунка (композиции, техники, использования цветов, организованности линии и пр.) рисунки АЭС были выполнены хуже, чем обычно рисуют дети данного возраста на свободную тему. Подобная картина наблюдалась нами и другими психологами, которые работали с армянскими детьми, пострадавшими от землетрясения: в первые недели после трагедии дети рисовали так, как будто они были на два-три года младше самих себя.

Если сравнивать рисунки атомной электростанции, которую дети, кстати, никогда не видели, и рисунки детей, реально переживших землетрясение, то в ряде случаев обнаруживается определенное сходство. Пятилетняя девочка из Подмосковья нарисовала атомную электростанцию как черно-коричневый пейзаж с совершенно черным небом и бесплотными серыми фигурками людей, прокомментировав это фразой: «Все умерли». За тысячи километров от нее несколько раньше другая пятилетняя девочка из Ленинакана долго рисовала многоэтажные дома, лежащие на земле, и красные, кровавые цветы, растущие из развалин. «Все умерли»,— сказала она по-армянски, когда закончила. Тема смерти в образе мире современного ребенка помимо традиционной, хорошо освоенной игры «в войну» принимает обличье грозных сил природы, с одной стороны, и рукотворного сооружения, потенциально несущего в себе разрушение и гибель,— с другой.

Подводя итоги исследованию представлений школьников об атомных электростанциях, необходимо остановиться на некоторых моментах.

Ядерная энергетика, как она представлена в образе мира ребенка, отражает социальные установки взрослых на АЭС, нашедшие свое непосредственное выражение в графическом и вербальном творчестве детей.

В максимально свободной для дошкольников и школьников проективной ситуации эксперимента, когда зачастую стимулом является лишь само словосочетание «атомная электростанция», проступают психологические структуры фантазии, полностью или частично не осознаваемые со стороны взрослого позитивные ассоциации; подавляющее большинство школьников относительно независимо от своих знаний о чернобыльской аварии продемонстрировали негативные социальные установки на существование АЭС, фиксируемые в рисунках.

С возрастом детей негативные установки на АЭС приобретали характер тревоги, страха, ощущения опасности. Это находило свое выражение в изменениях объективных показателей графических представлений. Однако можно сказать, что независимо от возраста словосочетание «атомная электростанция» актуализировало скрытые структуры коренной тревоги ребенка, вызывая социокультурные архетипы страха, такие, как графический архетип креста, звезды, спирали, и другие социотипические структуры. Если проводить социогенетические историко-культурные аналогии, то в рисунках детей прослеживаются, если угодно, апокалипсические образы [20], сходные с представленными в разных культурах, в мифах и сказаниях картинами землетрясений, пожаров, извержений вулканов и других вселенских катастроф. Архетип конца света с тысячелетней традицией описания в мифологии и религии разных народов и получивший предельное выражение в Апокалипсисе — Откровении Иоанна Богослова, находит свое графическое воплощение в детских рисунках атомной электростанции.

Проведенный социогенетический анализ образа ядерной энергетики в детском сознании представляет собой еще

 

56

 

одно доказательство того, что обращение к социальной психологии детства не только позволяет порой предсказать будущее нашей культуры, но и более отчетливо увидеть ее настоящее.

 

1. Абраменкова В.В. Некоторые особенности освоения значений слов в дошкольном возрасте // Вопросы экспериментальной психологии и ее истории: Сб. трудов МГПИ им. В.И. Ленина. М., 1974.

2. Абраменкова В.В. Развитие гуманных отношений ребенка и социальная психология детства // Вопр. психол. 1986. № 4. С. 27—35.

3. Абраменкова В.В., Асмолов А.Г. Три измерения феномена персонализации личности в социогенезе // Личность и межличностные отношения в коллективе / Под ред. А.В. Петровского и др. Ульяновск, 1988.

4. Абраменкова В.В., Большакова Н.Г. О возможности психологического изучения личности ребенка в социогенезе (на материале сказки) // Психологические проблемы взаимодействия коллектива и личности / Под ред. А.В. Петровского. М., 1988.

5. Адамович А. «Честное слово, больше не взорвется», или Мнение неспециалиста // Новый мир. 1988. № 9. С. 164—178.

6. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. М., 1974.

7. Асмолов А.Г. На перекрестке путей к изучению психики человека: бессознательное, установка, деятельность // Бессознательное: Природа, функции, методы исследования: В 4 т. /  Под общ. ред. А.С. Прангишвили, А.Е. Шерозия, Ф.В. Бассина. Т.4. Тбилиси, 1985. С. 77—92.

8. Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной историографии // Одиссей. Человек в истории. Исследования по социальной истории и истории культуры / Под ред. Ю.Н. Афанасьева и др. М., 1989. С. 114—135.

9. Лангмейер Й., Матейчек З. Психическая депривация в детском возрасте. Прага, 1984.

10. Мухина В.С. Изобразительная деятельность ребенка как форма усвоения социального опыта, М., 1981.

11. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М., 1988.

12. Петров Н. Самовнушение в древности и сегодня. М., 1986.

13. Спивак Д.Л. Язык при измененных состояниях сознания. Л., 1989.

14. Хараш А.У. О «событийной интуиции» психолога, или Что нужно перестроить в психологии // Вопр. психол. 1988. № 2. С. 14—17.

15. Хоментаускас Г.Т. Семья глазами ребенка. М., 1989.

16. Юнг К.Г. Избранные труды по аналитической психологии: В 3 т. Цюрих, 1936.

17. Boas G. The cult of childhood. Dallas, 1990.

18. Furth G.M. The secret world of drawings: Healing through art. Boston, 1988.

19. Machover К. Human figure drawings of children // J. of Projective Techniques. 1953. 17. P. 85—91.

20. Stillings D. The archetype of apocatharsis // Artifex. 1989. 18. 2—3 (Summer/Fall).

 

Поступила в редакцию 24.X 1989 г.