Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

91

 

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ

 

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О РОДИТЕЛЯХ И СЕМЕЙНЫХ КОНФЛИКТАХ В НЕФОРМАЛЬНОЙ ПОДРОСТКОВОЙ СУБКУЛЬТУРЕ

 

М. В. РОЗИН

 

Восприятие родителей подростками - неформалами и их поведение в семейных конфликтах во многом обусловлены мифологическими представлениями молодежной субкультуры о том, кто такие родители и в какой роли по отношению к ним должен выступать «настоящий неформал». Семейные конфликты возникают и поддерживаются не только благодаря конкретным межличностным напряжениям, не только благодаря стереотипным взглядам большинства родителей на неформальные объединения, но и благодаря внешним, не вытекающим из истории семьи факторам, а именно нормам подросткового мира.

Субкультурная мифология вмешивается в семейные отношения, и как результат — родители наблюдают необъяснимое для них, ничем не спровоцированное конфликтное поведение своих детей. В первой части нашей статьи мы попытаемся вычленить содержание неформальной субкультурной мифологии, касающейся родителей и детей, а затем выдвинем гипотезы о ее психологических функциях.

Сделаем предварительные замечания о предмете и методе исследования. Термином «неформальное объединение» обозначают несколько принципиально различных явлений [6]. Здесь и группы социальной инициативы, и клубы по интересам, и подростковые банды. Наша статья посвящена движению, которое может быть названо контркультурным, карнавальным или демонстративным подростково-юношеским движением (собственное название — «система») [4]. Оно состоит по преимуществу из детей интеллигенции, насчитывает по нескольку тысяч человек в каждом крупном городе, которые имеют свои места встреч на центральных площадях и улицах, свои квартиры, палаточные лагеря и т. д. Субкультура движения основана на двух контркультурных стилях: хипповском и панковском.

Распространенное представление о том, что существуют самостоятельные неформальные объединения, такие, как объединения панков, хиппи или металлистов, неправомерно. Неформальный мир делится на целостные, пронизанные внутренними связями движения, члены которых строят свое поведение в соответствии с несколькими видами контркультурных стилей. «Система» — одно из таких движений, не являющееся в прямом смысле слова ни объединением хиппи, ни объединением панков. Одни члены «системы» употребляют хипповские атрибуты, другие — панковские, третьи — и те и другие, четвертые копируют жизнь рок-героев. Составить представление обо всем многообразии неформального мира можно по обзору «Асоциальные проявления» [2], в котором показано также традиционное деление контркультурной среды на объединения.

«Система» разделена на два «этажа»: один занимают так называемые олдовые,

 

92

 

для которых контркультура стала образом жизни, другой — «пионеры» (в основном подростки), жизнь которых включает две сферы: семья, учеба, работа, с одной стороны, и «неформальное» времяпрепровождение: участие в сборищах (тусовках), путешествия — с другой. Именно для последней категории актуальна тема взаимоотношения с родителями.

В подростковых общностях возникает своеобразная субкультура (называемая еще контркультурой), определяющая поведение и мировосприятие ее членов. Чтобы понять психологию отдельного участника неформального движения, необходимо вначале проанализировать субкультуру этого движения, содержащиеся в ней представления о мире, о себе, групповые нормы. А такой анализ возможен лишь методами, наработанными в смежных с психологией областях, прежде всего в культурологии и филологии. Для изучения субкультуры неформального движения «системы» мы обратились к ее устному фольклору, собранному в процессе включенного наблюдения1. Наиболее информативными оказались истории, в которых подростки рассказывали друг другу о различных событиях своей жизни и жизни знакомых (сленговое обозначение историй—«телеги»). История может быть очень краткой (например: «Пита вчера опять хотели свинтить». Вопрос: «Ну и что?» Ответ: «Скипнул». История повествует о том, как Пит убежал от милиционера, который хотел задержать его) или весьма длинной. При содержательном анализе историй были выделены типичные образы и сюжеты. Перейти к формализованному анализу нам пока не удалось. Лишь часть историй может быть однозначно отнесена к одному из выделенных типов, другие лишь в той или иной мере соответствуют одному типу или включают элементы нескольких типов.

При анализе историй нас прежде всего интересовали те их аспекты, которые могут пролить свет на мотивы конфликтного поведения подростков. На следующих этапах исследования наши культурологические выводы можно будет сравнивать с данными, полученными другими методами.

Семейные конфликты для подростка не побочные следствия неформальной жизни, а предмет гордости. Неформалы постоянно пересказывают друг другу свои домашние приключения, и чем они серьезнее, тем сильнее поднимается статус подростка в неформальной группе. Конфликты нужны подростку так же, как длинные волосы или клепаная куртка, чтобы демонстрировать их перед сверстниками.

Существует определенный набор популярных историй, который с некоторыми вариациями все время повторяется.

Вначале рассмотрим образы родителей. Прежде всего, родители — это источник разнообразных неприятностей, затрудняющих «неформальную» жизнь подростка. Неприятности могут быть мелкие (чтение нотаций, скандалы по поводу поздних возвращений, слезы матери из-за длительных путешествий) и крупные (например, лечение в психиатрической больнице). Родители, однако, редко описываются как «злодеи», намеренно вредящие своим детям. Гораздо чаще они изображаются людьми недалекими, ограниченными, не способными адекватно оценить события «неформальной» жизни. Так, типичны рассказы про наивный ужас родителей, рассуждающих о наркотиках, групповом сексе, путешествиях без билетов и т. д. В контркультурной среде принято относиться к родителям, как к своего рода маленьким детям: они не способны понять «элементарных», с точки зрения подростков, вещей и поэтому «по глупости» наносят вред своим близким.

Тема «неразвитости» родителей подкрепляется рассказами об их мещанстве в быту. С интонацией, варьирующейся между презрением и снисхождением, подростки говорят о том, как родители проводят вечера у телевизоров, обсуждают газеты, беспокоятся о ремонте квартиры. В служебной сфере родители, по мнению неформалов, напротив, весьма умны и изобретательны: подчеркиваются их высокое положение, богатство, влиятельность. Они, как правило,

 

93

 

имеют машину, ездят за границу («Не буду называть свою фамилию, она слишком известна»). Хвастаясь успехами и достижениями родителей, неформалы как бы косвенно говорят о своих потенциальных возможностях, от реализации которых они добровольно отказались. Контркультурная идеология требует презирать все социальные достижения. Но чем большие достижения подросток презирает, чем большие соблазны он преодолевает, тем выше ценность самого презрения.

Перед нами вырисовывается образ родителя, успешного в деловой сфере, ведущего примитивный и мещанский образ жизни, не желающего и не способного понять интеллектуальные увлечения своего сына или дочери и поэтому вредящего им.

Встречается другой позитивный образ «доброго», «понимающего» родителя. Он, согласно сюжету, восхищается своим ребенком, считает его необычным, талантливым. Показателен рассказ о «доброй» маме, которая печет блины для многочисленных друзей своего сына, позволяет им переночевать в квартире и т. д. Однако и здесь присутствует элемент снисходительного отношения, напоминающего отношение взрослого к ребенку. Обычно образ «доброй мамы» включает в себя такие «наивные» действия, как попытку дать хиппи, оставшимся на ночь, чистое постельное белье, в то время как им «положено» спать, накрывшись одеждой, ее заботу о билетах на поезд для людей, путешествующих автостопом, советы, как не мерзнуть, и т. д.

Существование «добрых родителей» отнюдь не противоречит общему контркультурному принципу, который гласит, что «родители всегда мешают жить». Говоря об их доброте и желании понять своих детей, подростки обязательно подчеркивают исключительность, ненормальность такой ситуации. Рассказчик и слушатели выражают большое удивление, квалифицируя обсуждаемый случай как явное отклонение от правила.

Теперь рассмотрим роли, отводимые подростками самим себе, и соответствующие им сюжетные схемы конфликтов.

Вначале о роли «жертвы». Подросток изображается пассивным в конфликте с родителями, он живет так, как ему представляется правильным, не задевает родителей, пытается отстраниться от них, разграничить сферы жизни, родители же оказываются активной, нападающей стороной, пытаются с помощью силы изменить своего ребенка.

Роль «жертвы» имеет две вариации. Чтобы описать их, нам придется выйти за рамки чисто семейных историй и обратиться ко всей совокупности устного фольклора. Первая вариация навеяна историями из жизни рок-героев. Это непонятые, желательно рано погибшие гении. Суть их жизни — творчество: здесь и сочинение поэм, рок-опер, и эксперименты со своей внешностью, и то, что может быть названо искусством жизни. Их времяпрепровождение очень напряженно, они полны нереалистичных планов, ради которых забывают об учебе, еде, сне. Кроме активного творчества в образ рок-героя обязательно входят две характеристики, «удостоверяющие» его гениальность. Во-первых, он должен быть окружен тотальным непониманием, неприятием, должен подвергаться травле со стороны своих близких. Во-вторых, полноту образ обретает только после смерти своего носителя (необходимо реализовать лозунг «Жить быстро, умереть молодым»). Поэтому претендент на роль рок-героя постоянно говорит о смерти, демонстрирует, что он не ценит свою жизнь, и т. д.

Другой вариант «жертвы» создан в рамках хиппизма2. Изображается человек, постоянно пребывающий в «другой реальности». Иногда его «инобытие» оформлено физически. Он путешествует, почти не соприкасаясь с людьми обычного (на сленге «цивильного») мира. Чаще он психологически отчужден от окружающих. В историях

 

94

 

описываются черты аутизма: хиппи не слышит, не видит и не понимает своих близких, смотря на них как будто из другого измерения. (Возможны такие иллюстрации: «Мать на меня глядит и плачет, а я понять не могу, чего она расстраивается...» или: «Сегодня на меня фазер3 орал, я смотрел: у него над головой поразительно красивая аура переливается; черные и  фиолетовые круги...»)

Взаимодействие родителей с рок-героями и хиппи может строиться стандартными способами: скандалы, поучения и т. д. («Она так надрывалась, что я выскочила из дома в тапочках». Здесь подросток в роли жертвы пострадал только тем, что не успел надеть уличную обувь). Однако больше ценятся истории, которые описывают крупные драмы, приобретающие за счет параллелей с классической литературой отчетливые мифологические обертоны. Нами выделены три типа сюжетов:

1. Родители выгоняют подростка из дому. Подчеркиваются отягощающие его положение обстоятельства. Выгоняют обычно поздним вечером или ночью, подросток не может дозвониться своим друзьям, не имеет денег, одет слишком холодно, дома остаются необходимые вещи: записная книжка, гитара и т. д. Слушая подобные истории, непроизвольно вспоминаешь сказки про нелюбимых падчериц.

2. Родители с помощью милиции разыскивают подростка, ушедшего из дому. Этот сюжет в определенной степени противоположен первому. Подросток убегает из семьи, решает пожить у друзей или отправиться в путешествие автостопом, родители же всеми силами пытаются удержать его, а когда это не получается, применяют «недозволенные приемы» — обращаются за помощью к милиции. Понятна литературная ассоциация — тема беглых рабов.

3. Родители кладут подростка в психиатрическую больницу. В этом случае насилие, с точки зрения неформалов, проявляется в наиболее чудовищных формах. Родители привлекают медицину для того, чтобы изменить личность подростка, избавить его от «странностей». Часто звучит обвинение в лицемерии: родители оправдывают свои «злодеяния» заботой о благе и здоровье ребенка. Опять же классическая литература пестрит описаниями того, как «злодеи» запирали в сумасшедшие дома неугодных им психически здоровых людей.

Укажем еще на одну тему, общую для всех трех сюжетов: родители относятся к детям, как к своей собственности. Они распоряжаются их жизнью: хотят — держат при себе, хотят — прогоняют, а иногда даже пытаются исправить, «улучшить» их в соответствии со своими идеалами. Подростки подчеркивают свою несвободу, зависимость, по крайней мере физическую. Чем большим гонениям они подвергаются в роли жертвы, чем больше претерпевают от родителей, оставаясь преданными неформальному движению, тем быстрее растет их статус в контркультурной среде.

Любопытно, что подростковая мифология легко сочетает два противоположных идеальных образа. Разрешается быть жертвой, но столь же похвально ставить в положение жертвы родителей или воспитывать их, находясь в позиции сильного.

Рассмотрим сначала активно-провоцирующую роль. Она имеет два варианта, легко переходящие друг в друга. При первом варианте подросток предстает перед нами как «воитель». Он проявляет агрессию по отношению к родительскому миру и подчеркивает (рассказывая истории), что эта агрессия попадает в цель, задевает взрослых, вызывая либо ответную агрессию, либо страх. Объектами агрессии чаще всего являются материальные объекты: или принадлежащие родителям (например, подросток разбивает отцовскую машину), или формально принадлежащие подростку, но воспринимаемые родителями как собственные (например, подросток режет ножницами свою одежду). В этой же ряду — стрижка наголо и даже столь серьезные шаги, как суицидальные попытки. Активно-разрушительные действия хорошо вписываются

 

95

 

в панк-имидж. Однако они могут рассказываться и хиппи — в этом случае их, как правило, относят к периоду кризиса, разочарования в обычной жизни, предшествующего активному хиппизму.

К образу воителя тесно примыкает образ шута. Шут тоже может производить разрушительные действия, но они уже описываются не как проявление внутреннего кризиса, а как осознанный эпатаж, высмеивание, пародирование родителей. Большое место здесь опять же занимают преобразования прически и одежды (остричь часть головы, покрасить волосы в яркие цвета, одеть женскую кофту с колокольчиками), однако сам подросток относится к ним уже не серьезно, а иронично, как к эксперименту над родителями. Приведем другие шутовские действия: подросток приносит в дом и пародийно обыгрывает разные символы взрослого мира, например устанавливает в туалете красный флаг. Особенно активизируется шутовское поведение на публике, когда приходят гости или подросток вынужден пойти куда-либо с родителями, и т. д. Шутовство наиболее адекватно панкизму. Однако и хиппи может позволить себе эту роль, но она не должна быть основной в его образе.

По отношению к «жертве» родители выступают как «гонители», в историях же про воителей и шутов им отводится другая роль: они могут проявлять ответную агрессию по отношению к подростку, но при этом подросток будет всячески подчеркивать их бессилие, неэффективность криков и угроз. Любое ответное нападение оказывается материалом для дальнейшей агрессии и пародирования.

Приведем следующую иллюстрацию. Для экономии места дадим лишь фабулу истории. Подросток пришел поздно ночью с выкрашенным чубом. Утром, за завтраком, мать, занятая готовкой и раздачей еды, не заметила этого. Отец же, уставший от чудачеств сына, ограничился одной репликой: «Идиот». По дороге на работу отец, по всей вероятности, сообщил матери об очередной выходке сына, поскольку вечером за ужином мать, опять не отвлекаясь от хозяйства, стала раздраженным голосом выговаривать сыну. «Я? Выкрасился? — сказал он.— Где?» Мать подняла голову и не обнаружила крашеный чуб, поскольку он был к тому времени уже сострижен.

Эта история интересна во многих отношениях. Во-первых, она ярко демонстрирует то, что мы уже сказали: ответный ход матери позволяет еще раз, даже более успешно, чем вначале, надсмеяться над нею. Подросток с помощью шутовства выявляет полнейшее безразличие матери к нему как к человеку, она считает достаточным кормить и одевать своего ребенка, не испытывая ни малейшей потребности говорить с ним или даже смотреть на него. На этом фоне особенно смешными выглядят ее воспитательные импульсы: реализованные формально, они бьют мимо цели. Во-вторых, в истории показана и другая роль родителей, возможная в таких конфликтах. Ее исполняет отец. Он уже никак не реагирует на эпатаж подростка. Согласно замыслу рассказчика сын в глазах отца настолько далеко ушел за пределы нормального, приличного и разумного, что он уже не может быть объектом воспитания. По многим рассказам неформалов, родители осознают бесполезность и тщетность всех усилий по изменению своих детей. Они ощущают безнадежность попыток найти общий язык с ними, хоть что-то понять или объяснить, и в результате они перестают как-либо взаимодействовать со своими детьми, «оставляют их в покое».

Для того чтобы упрочить такое положение дел, подростки (в основном панки), согласно устному фольклору, часто пытаются создать имидж «неприкасаемых» и «отверженных». Они используют средства, воспринимающиеся в нашей культуре, как нечто отвратительное и омерзительное: возятся с экскрементами, приносят в дом крыс и лягушек, изображают гомосексуалистов и т. д. «Неприкасаемые» — это люди, которые находятся вне норм морали, от них невозможно что-либо требовать, они вызывают чувство брезгливости, желание не контактировать с

 

96

 

ними и даже не замечать их.

Таким образом, в контркультурных историях в ответ на активную, нападательную позицию подростков родители или безуспешно пытаются воспитывать их, оказываясь по большей части в смешном положении, или устраняются от общения, избегая любых контактов.

Когда подростки заставляют родителей относиться к ним, как к «неприкасаемым», они фактически осуществляют своеобразный процесс воспитания: добиваются от родителей того, чего хотят. Иногда воспитание более явно: неформалы рассказывают, как они, не разрывая отношений с родителями, «приучают» их «правильно» относиться к контркультурному поведению своих детей. В разговорах друг с другом подростки часто обсуждают «методы воспитания» родителей: можно ли им иногда уступать (например, в вопросе о времени возвращения домой), или надо неуклонно придерживаться одной линии поведения, реально ли в принципе добиться спокойного отношения к неформальному образу жизни, или конфликт неизбежен. Популярны рассказы о «мудром» поведении, приводящем к тому, что родители все понимают и «благословляют» подростка, например, на хиппизм.

Вот сюжет одной истории. Мальчик приехал в Москву из провинциального города поступать в институт. Он не смог сдать экзамены, познакомился с хиппи и стал жить вместе с ними. Через год мать, все узнав, приехала забрать сына. Он не стал сопротивляться, а решил дать ей самой убедиться в том, что он не может жить дома. Не прошло и двух недель, как мать позволила сыну уехать в Москву и даже напекла в дорогу пирожков, которыми он затем угощал всю «тусовку», рассказывая приведенную только что историю.

Существует и еще один вариант представления семейных отношений, а именно полное о них умолчание. Часто, обсуждая действия, которые не могут не быть согласованными с родителями, подростки не упоминают об этом; если же кто-то задает вопрос об отношении к ним родителей, то это расценивается как бестактность.

Что кроется за нежеланием говорить о родителях? Можно предположить, что подростки, придерживающиеся такой тактики, выстраивают образ самостоятельного, независимого, взрослого человека. Чтение романов приводит их к мысли, что герой художественного произведения никогда не «обременен» семейными связями, трудно представить, чтобы ему приходилось спрашивать разрешения у мамы на какой-нибудь поступок или оправдываться перед ней. Ориентация на образ «необремененного», независимого героя и приводит к неупоминанию родителей.

А теперь зададим вопрос о связи особенностей рассказов о родителях с реальными взаимоотношениями в семье. Очевидно, что истории напрямую не совпадают с действительностью. Образы историй однозначны: это либо «жертвы» и «гонители», либо «шуты» и «смешные люди», либо «воспитатели» и «воспитуемые». Реальные взаимоотношения не могут быть столь схематичны, как стремятся представить подростки. Рассказ о семье в процессе общения с неформалами — это средство самопрезентации (самоподачи), а значит, рассказы сочиняются, во-первых, в соответствии с нормами контркультурного мира (мы видели, что набор «приемлемых» вариантов достаточно велик, тем не менее он ограничен: можно быть «жертвой», «шутом», «воителем», «неприкасаемым», но нельзя быть «пай-мальчиком», «лучшим другом и соратником», «неотлучным опекуном» и т. д.). Во-вторых, истории должны быть увлекательны, интересны, создавать яркие образы — для этого их следует строить по художественным законам как маленькие рассказы — отсюда идут некоторая схематичность образов (в коротком рассказе важно выявить лишь одну, самую главную черту героя) и усиление трагического или комического эффекта.

Художественное преувеличение, содержащееся в устных историях,— лишь одна сторона дела. С другой стороны,

 

97

 

подростки должны заботиться о правдоподобии того, о чем они говорят. Трудно сочинить рассказ про психиатрическую больницу или изгнание из дому, если ничего подобного не было. В то же время яркие (драматические или смешные) истории украшают образ неформала. Следовательно, он имеет мотив для вступления в конфликтные отношения с родителями. Сложно сказать, насколько существенную роль этот мотив играет в возникновении реальных конфликтов. Согласно нашим наблюдениям, он редко является единственной причиной ухудшения отношений. Для конфликта необходимо и соответствующее поведение родителей. Однако описанный мотив может обострять и поддерживать конфликт, поскольку конфликт оказывается выгодным для подростка, обретает позитивный личностный смысл.

Попытка выстроить образ человека, не обремененного семейными связями (тактика умолчания), тоже может вести к конфликту с родителями. Подросток ощущает, что любой контакт с ними мешает созданию образа, не позволяет ему самому до конца отождествиться с желаемой ролью. Возникает когнитивный диссонанс: придуманный образ независимого человека вступает в противоречие с реальностью семейной жизни. Непосредственным следствием диссонанса может быть конфликтное, агрессивное поведение по отношению к родителям, поскольку они теперь самим фактом своего существования мешают подростку быть тем, кем он хочет.

Заметим, что неформальное движение не только дает подростку мотив для вступления в конфликт с родителями, но и облегчает такой шаг, способствует исчезновению барьера для конфликтного поведения. В обычной ситуации подросток не решается доводить конфликт до острого состояния. С определенного момента он начинает идти на уступки, поскольку не может себе помыслить серьезного разрыва отношений. Контркультурная жизнь облегчает этот процесс, что объясняется по меньшей мере двумя причинами.

Во-первых, участие в групповой жизни снижает ощущение значимости, драматичности конфликта. Для неформала становятся реальностью такие события, как лечение в психиатрической больнице, контакты с милицией, тюремное заключение (например, за употребление наркотиков), самоубийство. Если самому подростку не приходится на себе испытать что-либо из перечисленного, то, по крайней мере, он постоянно слышит рассказы о подобных событиях, которые происходят с его близкими знакомыми. Соответственно на их фоне конфликты с родителями кажутся почти мелочью. Снижается драматический накал, и то, чего раньше подросток боялся и старался не допускать, становится возможным.

Во-вторых, неформал знает, что контркультурная группа поддержит его в критической ситуации. Как правило, подросток не может прожить без поддержки родителей. Если, например, они выгоняют его из дому, ему негде переночевать, нечего есть и т. д., «система» предоставляет возможности для самостоятельного существования. Она имеет свои квартиры («флэта»), на которые пускают не всех, но статус человека, выгнанного из дому, достаточно высок, чтобы он был принят на «флэту». Среди членов «системы» принято делиться деньгами, обмениваться одеждой и дарить ее, существуют свои способы заработка («аск» — попрошайничество по принципу: «не хватает пяти рублей на билет до дому»). Многие ведут подобный образ жизни (не работают, не учатся, живут не по прописке) годами. Конечно, большинству подростков не нужно прибегать к подобным услугам неформального мира, однако знание о такой возможности и периодическое кратковременное ее использование (уйти из дому на неделю и пожить на «флэту») позволяют подростку намного легче и спокойнее относиться к крупным ссорам с родителями.

И наконец, затронем еще одну важную тему. Мы показали, что конфликтное поведение подростка может мотивироваться потребностью в групповом

 

98

 

признании в связи с тем, что серьезные конфликты с родителями повышают его статус. Однако это не единственная потребность такого рода. Напряженная, насыщенная жизнь неформала, включающая как один из элементов семейные конфликты, кроме того, удовлетворяет потребность, которая может быть названа потребностью в событийности [5] или стремлением к риску [3]. Близка к ней потребность в смысле, выделенная В. Франклом [1], хотя последняя имеет более экзистенциальный характер. Фрустрация этой группы потребностей, часто встречающаяся у современных подростков, переживается как «пустота», «скука», «проскальзывание жизни», «тоска».

Участие в контркультурном движении и вытекающие из него конфликты с социумом и родителями снимают описанные переживания, позволяют наполнить жизнь приключениями, придать ей остроту, драматизм (или комизм), сделать ее яркой, похожей на захватывающее сюжетное повествование. Рассказывание драматичных историй с классическими аналогами, о котором мы писали,— первый этап этого процесса, затем подросток или воплощает их сюжет, дотягивая драматизм реальности до историй, или начинает осмыслять свою жизнь сквозь призму историй, видит происходящее так, как он об этом рассказывает.

Еще одна психологическая причина конфликтного поведения связана с тем, что подростку необходимо существенно преобразовать свою личность, чтобы стать «настоящим неформалом». Прежде всего, должна произойти смена ценностей: ценность здоровья, внешней привлекательности, престижного обучения, большого заработка в идеале уступает место ценностям нестандартности: шизоидности мышления, знакомств в контркультурном мире, способности жить без денег и жилья, количества и «качества» конфликтов с социумом (с милицией, психиатрией и т. д.). В реальности нормативные родительские («цивильные») ценности не исчезают. Они сосуществуют с ценностями контркультуры, на время уходя на второй план сознания, но в любой момент готовые вернуться. Подростку приходится постоянно прилагать усилия для того, чтобы не поддаться соблазну нормативной жизни, с ее благами и достижениями. Агрессия на родителей может быть психологическим средством противостояния соблазну. Воюя с семьей, подросток в действительности пытается разрушить одну из частей своего Я (или, если угодно, одну из личностей, одну из динамических смысловых систем [1]), а это возможно потому, что родительские ценности подросток отождествляет с ценностями неугодной части своего Я. Перед нами типичный случай использования внешних средств (агрессия против родителей) для самоизменения (преобразование себя в хиппи, панка или рок-героя).

До сих пор мы описывали варианты, в которых агрессивное поведение было лишь средством или для удовлетворения внешней потребности, или для самоизменения. Наряду с агрессией ту же роль могут выполнять и другие действия. Повышать статус в неформальной группе можно без семейных конфликтов, например с помощью экстравагантной одежды и длительного стажа пребывания в «системе». Потребность в событийности удовлетворяется путем дерзкого эпатажа на улице или опасного путешествия. Средством самоизменения часто служит уродование своей внешности.

Возможно, однако, чтобы конфликтное поведение было не средством, а целью. При этом конфликт назревает задолго до знакомства подростка с контркультурой. Подростку, например, кажется, что родители ущемляют его достоинство, но он до определенного момента не решается ответить им. Приход в неформальную группу помогает ему решиться на явное выражение своих чувств, которые существовали и до этого в скрытом виде. Контркультура лишь вскрывает, проявляет имплицитные семейные напряжения, не привнося новых.

Анализ причин конфликтного поведения позволяет наметить пути психотерапии семейных конфликтов, возникших на почве неформального образа

 

99

 

жизни подростка. Если конфликт — средство для удовлетворения внешних потребностей (в признании или в событийности), объектом работы должны выступать родители. Психотерапевту следует добиться от них адекватного отношения к поведению ребенка. Если они убедятся, что подросток не имеет серьезных претензий к ним, что его выпады — фактически побочное следствие его жизни вне дома, они смогут не придавать конфликту существенного значения, отнестись к нему с долей иронии, подыграть подростку, в то же время не принимая его полностью всерьез. Это поможет подростку вернуться к нормальным взаимоотношениям, когда потребности будут удовлетворены. В противном случае родители рискуют своими действиями поддержать конфликт и сделать его необратимым.

Если конфликт — средство самоизменения, имеет смысл работать с самим подростком. Он обычно не видит описанную нами связку, поэтому осознание роли конфликтного поведения может многое дать, позволит ему сознательно выбирать между контркультурными и социальными («цивильными») ценностями.

Наконец, когда конфликт выявляет скрытые семейные напряжения, следует работать над родительско-детскими взаимоотношениями, прояснять взаимные претензии, отреагировать конфликты, помогать нахождению компромиссов.

В заключение скажем, что неформальная субкультура не есть нечто особенное — она впитывает в себя многие характеристики подростковой традиционной «уличной» субкультуры. Поэтому описанные нами закономерности можно в определенной степени распространить на весь подростковый мир. Контркультурный фольклор, к которому мы обратились, лишь заостряет и выявляет типичные тенденции.

 

1. Асмолов А. Г. Личность как предмет психологического исследования. М., 1984.

2. Асоциальные проявления в неформальных группах советской молодежи: причины, формы и пути преодоления // Неформальные объединения молодежи и идеологическая борьба: Сб. обзоров. М.; ИНИОН, 1988.

3. Борисов И. Ю. «Гедонистический риск» в неформальных объединениях молодежи // Сов. пед. 1988. № 7. С. 60—64.

4. Мазурова А. И. Словарь сленга, распространенного в среде неформальных молодежных объединений // Психологические проблемы изучения неформальных молодежных объединений. М., 1988. С. 148—157.

5. Разин М. В. Психология московских хиппи // Психологические проблемы изучения неформальных молодежных объединений. М., 1988. С. 44— 70.

6. Розан М. В., Файн А. П. Демонстративность поведения участников неформальных молодежных объединений // Сов. пед. 1988. № 7. С. 60—64.

 

Поступила в редакцию 30.V 1989 г.



1 Исследование фольклора проводилось совместно с А.И. Мазуровой.

2 Говоря о типичных образах, мы относим их к разным видам контркультурной стилистики (хипповской, панковской, роковой). Однако это не означает, что их рассказывают люди, «специализирующиеся» на соответствующем неформальном направлении. Хиппи могут рассказывать панковскую по духу историю и наоборот. Кроме того, причисление образа к той или иной стилистике в определенной мере условно.

3 Отец (сленг).