24

ПОНЯТИЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РЕГРЕССИИ

А. КОЗУЛИН

Понятие психологической регрессии принадлежит к тому классу основополагающих психологических представлений, которые с трудом поддаются точному определению, оказывая вместе с тем постоянное воздействие на направление развития научной и клинической мысли. Совместно с понятием о психологическом развитии понятие регрессии призвано обеспечить основание для динамической теории человеческой психики. Хотя по самому замыслу динамической психологии развитие и регрессия должны были бы явиться взаимодополнительными элементами психологической теории, в реальности они, как правило, разведены по разным областям психологического знания.

Исторически так случилось, что понятие регрессии разрабатывалось почти исключительно в рамках психоаналитической теории, в то время как понятие «нормальное развитие» — в рамках детской психологии. Настороженность детских психологов в отношении понятия регрессии объясняется еще и тем, что психоанализ продемонстрировал определенную агрессивность в формулировке предмета психологии, игнорируя непсихоаналитические теории развития и стараясь так переформулировать задачи детской психологии, чтобы она оказалась лишь приложением психоаналитических принципов [10] , [20] , [34] . В то же время традиционная детская психология, сориентированная как на бихевиористские, так и на когнитивистские установки, оказалась неподготовленной к тому, чтобы освоить понятие регрессии. В связи с этим особый интерес представляют работы Л.С. Выготского, в которых он приблизился к формулировке синтетической теории психологического развития, которая включает в себя разработку понятия регрессии. Поскольку феномены регрессивного поведения, рассматривавшиеся Выготским, отчасти совпадают с материалом психоаналитических исследований, оказывается возможным установить, в чем же заключается своеобразие непсихоаналитического подхода к этой проблеме.

Прежде всего, следует остановиться на том, что понятие регрессии сформулировано в классических работах З. Фрейда. По мысли З. Фрейда, индивидуальный психический процесс «начинается» в форме желаний и развивается в прогрессивном направлении, становясь в определенный момент мыслью или действием. Регрессия определяется З. Фрейдом как возрастное движение от мыслей и действий к образам и галлюцинациям. В качестве примера З. Фрейд приводит воображаемое исполнение желаний, характерное для детского возраста: раз возникшее у ребенка желание и его удовлетворение оставляют в мозгу определенный след; в следующий раз, когда ребенок испытывает аналогичное желание, но по каким-то причинам не может его удовлетворить, психические процессы начинают двигаться в обратном направлении, не только оживляя память о ранее полученном удовольствии, но и воссоздавая образ желаемого предмета или действия. Подобное воображаемое удовлетворение желания представляет собой парадигматический пример регрессии. Осуществляется оно при помощи первичного процесса психической жизни [12; 567] . Первичный процесс включает такие методы, как конденсация и смещение образов. Смещением называется перенос энергетического заряда с одного образа на другой. Конденсацией З. Фрейд называет процесс слияния психических образов, в результате которого возникает новый образ, несущий в себе как энергетический заряд, так и комбинацию значений составляющих его частей.

Первичному процессу противостоит вторичный процесс, опирающийся на реалистическое и вербальное восприятие ситуации.

Фрейдовское понятие регрессии прямо связано с его энергетической интерпретацией психических процессов. Уже в своей ранней работе «Проект научной психологии» (1895) [11] З. Фрейд выдвинул идею о двух формах нервной, или психической, энергии. Одна из этих форм предполагалась как подвижная, другая — как связанная. Характер человеческих представлений зависит от того, какого рода энергия оказывается «вложенной» в то или иное представление. Общее распределение и баланс энергии в человеческой психике называется «экономикой» психической жизни. Регрессивные, первичные процессы характеризуются большими объемами и подвижностью вклада (Besetzung, Cathexis) энергии. Для вторичных процессов характерны малые объемы и связанность вклада. В аспекте развития первичные процессы лежат в основании, на котором строятся и которое покрывают вторичные процессы. Приведенный пример воображаемого удовлетворения желания у ребенка указывает одновременно и на «топографическую», и на возрастную регрессию. Топографически это возвратное движение от действий к образам и галлюцинациям, в терминах возраста это тип удовлетворения, характерный для детей и регрессивный для взрослого.

Последователи З. Фрейда развили представление о регрессии, добавив структурный и адаптационный компоненты. На макроструктурном уровне первичные процессы занимают место у основания психической иерархии, в то время как вторичные располагаются на верхних этажах. Что же касается микроструктурного аспекта, то здесь утверждается, что такие механизмы, как конденсация, смещение и косвенное представление, могут быть встречены на всем диапазоне от первичных до вторичных процессов [17] . С точки зрения адаптационного значения первичные процессы ассоциируются с игнорированием действительности и принципом удовольствия, а вторичные — с принципом реальности и достоверным контролем поведения и мышления индивида.

Характерной чертой психоаналитической концепции регрессии, является сведение воедино данных о первичном процессе у детей, психически больных и у представителей так называемых примитивных культур. Теоретически это обосновывалось при помощи принципа рекапитуляции, или биогенетического закона: онтогенез повторяет филогенез. Биологическая теория рекапитуляции повлекла за собой психологическую. Так, один из основоположников американской детской психологии — Д.С. Холл утверждал, что ребенок в своем развитии повторяет историю доисторического человека. Педагогическая психология также отдала дань идее исторической рекапитуляции, предполагая, что порядок усвоения знаний детьми в общих чертах повторяет историческое развитие научного знания. Есть элементы исторического рекапитуляционизма в работах Ж. Пиаже. В России концепция обучения как повторения развития науки пропагандировалась П.П. Блонским. В настоящее время в связи с повышенным интересом к психологии устной речи и дописьменным формам обучения в американской психологии наблюдается возрождение принципа исторической рекапитуляции в педагогическом процессе [9] .

В психоанализе регрессивные формы психической жизни современного человека сравниваются с психической культурой первобытного периода и даже с филогенетически более отдаленными формами поведения животных. Такая линия рассуждений отчасти подкреплялась данными современной З. Фрейду нейропсихологии. При поражении вышестоящих мозговых центров на поверхность выходят такие формы, восприятия и поведения, которые напоминают поведение детей или даже животных. Концепция оживления нижестоящих мозговых структур в результате нейро- или психопатологических процессов была сформулирована в конце XIX в. Дж.X. Джексоном [16] .

З. Фрейд хорошо знал работы Дж.Х. Джексона, и его раннее исследование афазии во многом следует джексоновской теории. Совмещение общего принципа рекапитуляции с джексоновской идеей высвобождения эволюционно предшествующих уровней психики позволило З. Фрейду сформулировать закон регрессии: «Сновидения и невротические состояния сохранили больше архаических форм психической жизни, чем мы предполагали... Сновидения в целом представляют собой пример регрессии к наиболее ранним формам существования спящего, это возврат в детство, к тем инстинктам и тем способам их выражения, которые доступны в этот ранний период. Но за этим индивидуальным детством лежит еще и филогенетическое детство — картина развития человеческого рода, относительно которого индивидуальное развитие есть его сокращенное повторение» [12; 548—549]. З. Фрейд добавляет, что кроме сновидений и невротических состояний регрессивные формы психической жизни можно встретить у детей и дикарей [14; 117] .

Дальнейшее развитие психоаналитических представлений о регрессии оказалось связанным со все более широким использованием симптоматики первичных процессов в качестве диагностического признака психологической защиты. Были разработаны методы интерпретации таких тестов, как Роршах и ТАТ, по линии выявления первичных процессов. В то же время теоретическое обоснование понятия регрессии оказалось в значительной мере замороженным. Прежде всего, представление об энергетическом различии первичных и вторичных процессов, которое не нашло никакого подтверждения в нейропсихологических исследованиях, продолжает фигурировать в качестве основания психоаналитической теории. Как с горечью отмечает современный американский психолог и психоаналитик Ф. Хольцман, «метафора психической экономики, которая, как уверяют, поясняет теорию психоанализа, не в состоянии прояснить самих клинических явлений» [21; 135] . Во-вторых, теория рекапитуляции, даже в ее биологическом аспекте, оказалась далекой от истины [18] . Неудивительно поэтому, что психиатры, которые отказываются придерживаться психоанализа как догмы, предпочитают говорить об архаических формах психической жизни без прямого указания на рекапитуляцию как объяснительный принцип [17] .

Теперь настало время обратиться к альтернативной теории регрессии, содержащейся в работах Л.С. Выготского. Л.С. Выготский неоднократно отмечал, что вопросы распада высших психических функций являются таким же неотъемлемым элементом общей теории развития психики, как и вопросы формирования. Задача синтетической теории психического развития заключается в том, чтобы обнаружить более ранние уровни психики, погребенные под более поздними образованиями, и одновременно понять, как эти более поздние формации вызрели из более ранних. Понятие развития и распада, по мысли Л.С. Выготского, приложимо не только к индивидуальной психике в целом, но и к каждому психологическому образованию (понятие, операция, аффективная реакция и т.п.). Каждое из этих образований обладает многими психологическими слоями — обобщение, например, может осуществляться и как синкретическое слияние образов, и как логическая операция, требующая научных понятий. Тот или иной уровень психологической формации активизируется, выходит на поверхность в зависимости от конкретной ситуации и типа психологической деятельности [2, тт. 2, 3]. Психологическое исследование в рамках синтетической теории развития/регрессии состоит в обнаружении условий возникновения различных уровней в психологической формации и изучении их функциональной активации. Материалом подобного исследования явились данные теоретического анализа филогенеза высших психических функций (сравнение поведения человека и животных), их исторического развития (сравнение умственных операций людей, живущих в примитивных и развитых

культурах), онтогенеза (сравнение детской и взрослой психики), микрогенеза (исследование динамики формирования операций и понятий в пределах одной задачи), патологического развития (дефектология) и распада (нейро- и психопатология) психических формаций.

В первом приближении феномен регрессии был определен Л.С. Выготским как распад опосредствованной структуры поведения и мышления и возврат к непосредственному типу реагирования. В качестве иллюстрации можно обратиться к исследованию памяти у умственно отсталых детей, проведенному А.Н. Леонтьевым [3] , и исследованию памяти у больных с очаговыми поражениями мозга, проведенному А.Р. Лурия [4] . В рамках исследования естественной и опосредствованной памяти, ставшего классическим, А.Н. Леонтьев обнаружил, что, в то время как нормальные 10—12-летние дети запоминают почти в два раза больше слов с помощью картинок, опосредствующих запоминание, умственно отсталые дети оказываются неспособными использовать карточки в качестве психологических орудий. Более того, в то время как естественная память у умственно отсталых детей оказалась не ниже, чем у нормальных, употребление картинок привело у них к тому, что количество оставшихся в памяти слов оказалось меньшим, чем в ситуации без опосредствования. Умственно отсталые дети были в состоянии образовать простые ассоциативные связи между изображением на картинке и словом, что означает, что элементарные психические процессы у них остались сохранными, но высшие формы опосредствованного запоминания оказались недоступными для них. Исследование А. Н. Леонтьева указало не возможность использования опосредствования как критерия дифференциации нормального и патологического развития.

В исследовании, проведенном А.Р. Лурия на больных с поражением лобных долей мозга, были получены сходные результаты. А.Р. Лурия использовал ту же методику изучения естественной и опосредствованной памяти, что и А.Н. Леонтьев. По прошествии трех недель после операции на лобных долях больной оказался способным понимать инструкции и участвовать в эксперименте. Однако запоминание у него осталось на чисто ассоциативном уровне. Например, когда для запоминания слова «луна» больному была предложена картинка с калошами, он сформировал следующую ассоциативную структуру: «Луна бывает после дождя... Значит, резиновые калоши могут пригодиться». Однако, когда надо было припомнить исходное слово, больной не смог воспроизвести ничего, кроме очевидной ассоциации «калоши — ненастная погода» [4; 211] . В данном случае у больного в результате нарушения лобных функций произошла регрессия с уровня опосредствованного запоминания на уровень непосредственных ассоциативных связей.

При помощи несложных экспериментов Л.С. Выготский и его сотрудники показали также, что введение опосредствования в структуру действия позволяет превратить непосредственный импульсивный ответ в дифференцированную реакцию, в которой принятие решения отделено от исполнительной части. Регрессия к недифференцированным реакциям наблюдается, в свою очередь, у индивидов с гипобулическим типом личности. Следуя Э. Кречмеру, Л.С. Выготский определил гипобулию не как отсутствие воли, а как недоразвитие, или регрессию к непосредственной, импульсной реакции, которая действует напрямую, минуя сложную систему мотивов, характерную для сбалансированной психики. Гипобулический тип ответа не является патологическим сам по себе, но представляет собой примитивную форму реагирования, которая по определенной причине выходит на поверхность. «Мы видим, таким образом, что в самых разнообразных болезнях может обнажиться генетически более ранний механизм, который на известной стадии развития является нормальной ступенью... В этом

отношении мы снова приходим к основному положению нашей методики — пониманию единства закономерностей, обнаруживаемых в патологическом и нормальном состоянии, и к выводу, что развитие есть ключ к пониманию распада, а распад — ключ к пониманию развития» [2, т. 5; 278—279].

Попробуем определить теперь, в чем же наблюдается сходство между психоаналитическим представлением о первичном процессе и представлением Л.С. Выготского о непосредственном, примитивном реагировании и в чем их различие. Прежде всего, в теоретическом плане и Л.С. Выготский и З. Фрейд находились под влиянием идеи Дж.X. Джексона о том, что патологические симптомы не какие-то новообразования психики, они почти всегда могут быть объяснены как результат растормаживания более архаических слоев, которые в силу патологического процесса или функциональных условий оказались лишенными контроля со стороны более зрелых образований. Далее, хотя Л.С. Выготский и не употреблял энергетических метафор, его исследование о функциональном барьере, возникающем в результате знакового опосредствования, между восприятием и памятью, с одной стороны, и моторной реакцией — с другой, во многом напоминает фрейдовскую схему различия между импульсивными первичными процессами и дифференцированными вторичными. Идея Л.С. Выготского о многоуровневом характере психологических формаций, в частности обобщения, также имеет свой аналог у З. Фрейда. Л.С. Выготский писал о таком своеобразном обобщении, как «влияние смысла»: «Смыслы как бы вливаются друг в друга и как бы влияют друг на друга, так что предшествующие как бы содержатся в последующем или его модифицируют... Здесь [во внутренней речи] слово как бы вбирает в себя смысл предыдущих и последующих слов, расширяя почти безгранично рамки своего значения» [2, т. 2; 349—350]. Аналогичную мысль высказал З. Фрейд в контексте дискуссии о роли слова в сновидении: «Процесс может зайти так далеко, что одно слово, если оно является особо для этого подходящим, в силу избыточности своих связей может означать целую последовательность мыслей» ([13; 199] , см. также [23] ). В целом многие поведенческие реакции и психические процессы, которые психоанализ относит к результатам действия первичного процесса, фенотипически совпадают с синкретическими действиями и примитивными психическими функциями, описанными Л.С. Выготским.

Коренное различие между психоаналитическим и культурно-историческим подходами к регрессии заключается в оценке реализма примитивных реакций. Примитивные реакции могут быть грубыми и приблизительными, но они сориентированы на решение реальных, а не иллюзорных проблем. Элемент фантазии, по Л.С. Выготскому, не присутствует в изначальном состоянии примитивной психики, он появляется позже, когда воображение при поддержке вербального мышления оказывается способным освободить мышление от тесной привязки к непосредственной ситуации. Развитие идет не от принципа удовольствия к принципу реальности, а от примитивного реализма к более совершенному, который, в частности, требует развития воображения, фантазии и способности рассматривать виртуальные ситуации. Здесь, в частности, коренится специфика культурно-исторического подхода к детской символической игре. Для психоаналитиков фантастический, иллюзорный характер отношения к реальности понимается как исходный для ребенка [33] . Культурно-историческая теория, напротив, указывает на то, что фантазия есть один из компонентов общего процесса формирования символически опосредствованного отношения к миру, и потому символическая игра — это не выражение исходной сущности ребенка, а продукт его развития.

В наиболее чистом виде отношение Л.С. Выготского к принципу удовольствия было сформулировано в контексте его критики теории эгоцентрической

речи Ж. Пиаже[2; т. 2] . Ж. Пиаже, который в своих ранних работах находился под сильным влиянием психоаналитической доктрины, утверждал, что эгоцентрическая речь отражает исходно аутистический тип отношения ребенка к миру. «Аутистическая мысль... не приспосабливается к внешней действительности, создает сама себе воображаемую действительность, или действительность сновидения. Она стремится не к установлению истины, а к удовлетворению желания...» [6; 95].

В своем широко известном исследовании эгоцентрической речи Л.С. Выготский оспорил утверждение Ж. Пиаже об отмирании этого типа речи и показал, что, напротив, эгоцентрическая речь постепенно переходит во внутреннюю речь, обладающую важной функцией организации поведения [2, т. 2]. Ряд исследователей повторили эксперименты Л.С. Выготского и в целом пришли к тем же выводам, попутно обнаружив ряд дополнительных реалистических функций эгоцентрической речи, как-то: функцию отработки вербальных конструкций [24] , [26] , [35] .

Существенно, что против интерпретации детского мышления как исходно аутистического высказался и автор концепции аутизма Е. Блейлер — учитель Ж. Пиаже и К.Г. Юнга. «Нет такого существа,— писал Е. Блейлер,— которое мыслило бы исключительно аутически; начиная с определенной ступени развития к реалистической функции присоединяется аутистическая и с этих пор развивается вместе с ней» [1; 58] . Позднее и сам Ж. Пиаже признал, что связывать агоцентризм с принципом удовольствия, а логическую мысль с принципом реальности — значило представить развитие в сверхупрощенном и в итоге ложном свете. В своем комментарии к английскому переводу «Мышления и речи» Ж. Пиаже писал: «Приспособление к действительности всегда связано с потребностями и их удовлетворением, даже там, где процессы ассимиляции являются главенствующими, их всегда сопровождают процессы аккомодации» [27; 263] .

Примечательно, однако, что превращение примитивной социальной речи, которую Л.С. Выготский считал исходной, в эгоцентрическую сопровождается своеобразной функциональной регрессией. «Социальные формы поведения сложнее, они развиваются у ребенка раньше; становясь индивидуальными, они снижаются до функционирования по более простым законам. Эгоцентрическая речь, например, ниже как речь и выше как стадия в развитии мышления, чем социальная речь ребенка того же возраста. Поэтому, может быть, Пиаже рассматривает ее как предшественницу социализированной речи, а не как ее производную форму» [2, т. 6; 16].

Превращение социальной, коммуникативной речи в элемент вербального мышления демонстрирует еще одну чрезвычайно важную форму психологического развития — формирование функциональных систем. Наряду с возвратом к непосредственным реакциям распад функциональных систем представляет собой второй основной механизм психологической регрессии. Этот механизм был исследован в работах А.Р. Лурия [4] .

Можно, тем самым, заключить, что развитие определяется в культурно-исторической теории как переход от непосредственного реагирования к опосредствованным высшим психическим функциям и их системам, а регрессия — как распад системы опосредствования и межфункциональных связей. Остается проблематичной, однако, интерпретация в культурно-исторической теории явлений параллелизма между незрелыми формами поведения детей, примитивными формами поведения людей в традиционных обществах и регрессивными формами, наблюдаемыми при нейро- и психопатологии. В частности, следует уточнить отношение Л.С. Выготского к принципу рекапитуляции как возможному основанию для подобного параллелизма. На эту проблему указала в своей недавней работе С. Скрибнер [28] .

Прежде всего, очевидно, что Л.С. Выготский отвергал идею прямолинейной рекапитуляции филогенеза

в онтогенезе хотя бы потому, что психическое развитие ребенка понимается им как освоение культурно-исторических, а не природных форм поведения. Это, однако, не отменяет возможности исторического рекапитуляционизма. Нетрудно заметить, в частности, что исследование мышления у представителей традиционных обществ, проведенное А.Р. Лурия [5] , построено по аналогии с исследованием детской психики. Создается впечатление, что Л.С. Выготский предвидел возможность интерпретации этих данных в духе рекапитуляционизма. «В развитии ребенка представлены (не повторены) оба типа психического развития, которые мы в изолированном виде находим в филогенезе: биологическое и историческое... Этим мы вовсе не хотим сказать, что онтогенез в какой-нибудь форме или степени повторяет или воспроизводит филогенез или является его параллелью» [2, т. 3; 30]. Параллелизм, по мысли Л.С. Выготского, ограничивается только одним моментом, а именно наличием двух — природной и исторической — линий развития и соответственно наличием непосредственного и культурно-опосредствованного типа поведения.

Такая позиция представляется удачным первым шагом в формулировке синтетической теории развития/регрессии, однако как таковая она еще недостаточна. Л.С. Выготский, видимо, осознавал это, потому что в одном из своих последних докладов он сделал следующее замечание: «Раньше мы вели анализ в плане поведения, а не в плане сознания — отсюда абстрактность выводов. Для нас (теперь) основное — движение смыслов. Например, сходство внешней структуры знакомых операций у афазиков, шизофреников, дебилов, примитивов. Но семический анализ вскрывает, что внутренне их структура — значения иные» [2, т. 1; 161].

В целом сходство, и различие между историческим развитием высших психических функций и формированием этих функций у индивида оказались только намеченными в культурно-исторической теории. Создается впечатление, что подобная неполнота имеет свои теоретические предпосылки. Наиболее законченным в смысле выявления различных уровней формирования психики явилось исследование структуры обобщения при помощи искусственных понятий [2, т. 2]. Ступени развития обобщения от синкретических «коллекций» к истинным понятиям были затем дополнены при помощи исследования реальных, житейских и научных понятий, усваиваемых в школе. Но и только. Сама динамика образования конкретной структуры обобщения во многом осталась за пределами исследовательской программы Л.С. Выготского.

Логика обобщения, воплощенная в значении слова, должна быть дополнена логикой того общения, тех диалогов, которые приводят к формированию того или иного значения. Как минимум должна быть разработана типология общения, специфического для развития психических функций в ходе человеческой истории, для развития значений у ребенка и для регрессии значений у различных групп больных.

Кроме того, следует обратить внимание на то, что отказ от прямолинейного параллелизма в оценке примитивных и регрессивных форм психической жизни требует разработки формальной шкалы развития и регрессии. На это указывал еще X. Вернер, подчеркивая, что понятие прогрессивных и регрессивных форм не означает их разделения на эволюционно более ранние и более поздние [31] . В поведении ребенка, человека традиционной культуры и психически больного гораздо больше различия, чем сходства. «Ребенок — это растущий, лабильный организм. «Примитивный» человек, напротив, уже полностью сформирован. Ребенок выходит из своего детского мира в чуждый для него мир взрослых. Его поведение есть продукт взаимодействия этих двух миров... «Примитивный» же человек живет в мире, к которому он замечательно приспособлен. Больной, в свою очередь, пытается при помощи примитивных форм поведения приспособиться

к миру, который сам по себе не примитивен и не адекватен для него. Любой распад несет на себе следы того высшего уровня, с которого произошла регрессия» [31; 26, 34].

Единственное основание для идентификации регрессивных или примитивных форм психического функционирования — это их формальные признаки: синкретизм, отсутствие опосредствования и т.п. Однако истинное значение этих регрессивных механизмов может быть установлено, только когда определен конкретный контекст, в частности контекст общения, в котором эти механизмы обнаруживают себя. Это позволит, в том числе, разрешить парадокс наличия формально регрессивных форм обобщения в поэтических текстах. Наконец, следует с осторожностью отнестись к самой идее жесткого разделения форм на примитивные и развитые по признаку наличия или отсутствия у них понятийной структуры обобщения. Мышление нормального взрослого человека совсем не всегда протекает в понятийных формах. Важно, что человек способен переключаться с одного типа мышления на другой в зависимости от требований ситуации.

Все вышеприведенные проблемы нашли свое конкретное воплощение в исследовании специфики мышления у больных шизофренией. Здесь особый интерес представляет работа Л.С. Выготского «Мышление при шизофрении» [30] , опубликованная по-английски в 1934 г. Она оказала определенное влияние на развитие американской психологии в 30—50-х гг., в то время как прочие исследования Л.С. Выготского оставались незамеченными вплоть до 60-х.

Задачей Л.С. Выготского в этой работе было показать, что мышление больного шизофренией регрессирует не к какому-то неопределенному типу архаической психики, а к псевдопонятиям, т. е. тому типу обобщения, который наблюдается в позднем детском возрасте. «Недопустимо производить генетическое сопоставление мышления, как оно проявляется в сновидениях с мышлением ... «примитивных» народов или интеллектом паука лишь на том основании, что все эти типы мышления находятся ниже понятийного уровня» [30; 1067]. С самого начала Л.С. Выготский поясняет: тот факт, что мышление подростка является лабораторией для исследования мышления при шизофрении, не означает, что эти типы мышления совпадают.

Экспериментальным базисом для исследования мышления у больных послужил хорошо известный тест Аха — Сахарова, ранее применявшийся для исследования искусственных понятий [2; т. 2; 130]. Впоследствии этот тест был использован американскими психологами для обследования репрезентативной группы больных шизофренией [19] . Данные американского исследования подтвердили основные моменты работы Л.С. Выготского.

Уже сама интерпретация больными предложенной им задачи указывает на своеобразную регрессию — больные часто отказывались воспринимать группы букв, написанных на фигурах как их «имена», считая их таким же атрибутом, как форма, цвет и размер. Группировка фигур больными указала на различный уровень регрессии от мышления по логике «коллекций» до псевдопонятийного мышления. Своеобразной формой комплексного мышления оказался так называемый физиономический подход, когда больной приписывает фигурам определенные антропоморфные свойства и группирует их в соответствии с их «психологическими» чертами. Один больной, например, собрал группу фигур и сказал, что все они «полицейские» [19; 24] .

Наиболее интересной формой регрессивного обобщения является псевдопонятие. На поведенческом уровне логика псевдопонятия иногда неотличима от понятийной логики: часто кажется, что больной правильно определил правило группировки и следует ему. Различие обнаруживается только тогда, когда происходит ошибка. В случае понятийного подхода для испытуемого достаточно одной ошибки, чтобы

понять, что избранный им способ группировки фигур неверен и что надо начинать сначала. Больной, опирающийся на псевдопонятийное мышление, покорно забирает неправильно помещенную фигуру, но отказывается расформировать всю группу, тем самым демонстрируя отсутствие концептуального понимания характера задачи.

Аналогичное явление наблюдалось мною у больных шизофренией, работающих с Висконсинским Тестом Сортировки. Здоровый испытуемый, обнаруживая, что избранный им способ сортировки карточек, например по цвету, оказывается неверен, обычно приостанавливается и начинает делать пробные ходы в поисках новой, правильной категории. Поведение больного совершенно иное. Часто, несмотря на то, что он получил негативный ответ, больной продолжает класть карточки по принципу цветового соответствия, а потом переходит к простому методу проб и ошибок. Интересно также, что больные, которые, казалось бы, обнаружили правильный метод сортировки, легко отказываются от него под влиянием чисто зрительного сходства между стимульной и ответной карточками.

Регрессия у больных шизофренией также проявляется в распаде функциональной системы вербального мышления. Коммуникационная функция речи оказывается оторванной от понятийной. Больной продолжает использовать те же слова, что и здоровый, для обозначения знакомых предметов, но опирается при этом на другую, комплексную систему значений. Это обнаруживается, как только больному предлагается проинтерпретировать пословицу или поговорку, в которой знакомое слово употребляется в переносном смысле [30; 12] .

Как уже было сказано выше, гипотеза Л.С. Выготского о регрессии при шизофрении к псевдопонятийной форме мышления оказалась созвучной исканиям определенной группы американских психологов, в основном сторонников «органической» теории развития и распада К. Гольдштейна.

К. Гольдштейн, известный прежде всего как классик современной нейропсихологии, считал, что существуют две основные формы психической установки: абстрактная и конкретная. Первая предполагает понятийный подход, а вторая связана условиями зрительного и моторного полей и примитивными формами памяти. К. Гольдштейн подчеркивал, что регрессия к конкретной установке не является специфической для какого-то определенного заболевания, а представляет собой функциональное состояние организма — она может быть встречена и у пациентов с афазией, и у шизофреников, и как нормальная форма детского мышления [15] .

Эта позиция К. Гольдштейна во многом совпадает с убеждением Л.С. Выготского, что псевдопонятийные формы мышления, обнаруженные им у больных шизофренией, не являются специфическими для данного заболевания, а лишь указывают на определенный механизм мышления, который стал доминирующим в результате патологического процесса.

Интересным дополнением к взглядам К. Гольдштейна оказалась позиция Г.С. Салливана, автора межличностной теории шизофрении, который указал на то, что многие формы речи шизофреника могут быть объяснены как результат неспособности больного принять позицию другого человека и приноровить свою речь к его восприятию. В 1939 г. Я. Казанин организовал конференцию по проблеме мышления и речи при шизофрении, которая включала доклады К. Гольдштейна и Г.С. Салливана и которая по праву может считаться основополагающей в выработке непсихоаналитического подхода к регрессии [22] .

Следующим значительным шагом в деле изучения регрессивных форм мышления явилась серия работ X. Вернера и Б. Каплана, в которых они приблизились к выработке формальных принципов идентификации примитивных и регрессивных форм [32] . В частности, была исследована специфика коммуникации у больных шизофренией. Больным было предложено описать некоторые графические образы в условиях

меняющегося типа коммуникации, как-то: непосредственный ответ, описание «для себя», описание «для другого» и описание «для отсутствующего другого». Описания оценивались в зависимости от количества идиоматических выражений, которые не могли быть поняты другими. Оказалось, что нормальные испытуемые даже при описании образов «для себя» употребляли значительное число общепринятых выражений, в то время как больные шизофренией даже в описании «для другого» использовали много идиом, понятных только им. X. Вернер и Б. Каплан заключили, что коммуникация у шизофреников страдает от отсутствия достаточной дифференциации между формами внутренней речи «для себя» и социальной речи «для других».

В последние два десятилетия исследования регрессивных форм мышления, следующие традиции К. Гольдштейна и X. Вернера, почти исчезли из американской психологии. На смену им пришли исследование переработки информации и чисто нейробиологический подход к шизофрении. Создается впечатление, что большинство исследователей либо не согласны, либо не отдают себе отчета в том, что патологический распад психики происходит по определенным психологическим законам, даже если причина патологии и биологического порядка (см. [30; 1076] ).

Хотя я и убежден, что традиция интерпретации регрессии, опирающаяся на работы Л.С. Выготского, К. Гольдштейна и X. Вернера, является теоретически наиболее обещающей, это не означает, что в ней нет белых пятен. В частности, недостаточно разработана проблема предпонятийных, и в этом смысле регрессивных, явлений в нормальной психике. Например, в свое время популярным было воззрение, что логика больного шизофренией характеризуется тем, что он готов производить идентификацию объектов по их предикатам. Так, больная могла утверждать, что она английская королева, на том основании, что белое платье есть и у нее, и у английской королевы. Такая псевдологика получила название принципа фон Домаруса, по имени немецкого психиатра, изучавшего силлогизмы больных [29] .

Однако есть целые области человеческой жизни, где логика фон Домаруса действует в полную силу, без того чтобы восприниматься как патологическая. Это, в частности, сфера рекламы. Вообразите себе следующую телевизионную рекламу. На экране появляется приятная молодая женщина, играющая на рояле. На лице ее выражение большого увлечения и сосредоточенности. Голос за кадром комментирует, что ее преданность музыке «не знает компромисса». Внезапно вместо женщины на экране появляется стаканчик с определенной маркой кефира, а голос за кадром уверяет вас, что кефир этот приготовлен тоже «без компромисса». Все в этой рекламе построено на прелогических формах восприятия и мышления. Музыка и кефир идентифицируются по их общему предикату — отсутствию компромисса, а зритель частично идентифицируется с женщиной на экране. Этот пример демонстрирует, что прелогические механизмы психологического воздействия весьма эффективны и одновременно ни в коем случае не воспринимаются как патологические.

В рамках психоаналитической традиции вопрос о месте регрессивных, первичных процессов в составе нормальной психики был поставлен Э. Крисом [25] . Исследуя процессы творческой фантазии, Э. Крис пришел к выводу, что было бы неверно утверждать, что само по себе наличие в нем первичного процесса автоматически делает любое психическое состояние патологическим. По его мнению, «я» может использовать первичный процесс и одновременно сохранять контроль. Творческая деятельность, по его мысли, содержит две перемежающиеся фазы — вдохновение и разработку. В стадии вдохновения «я» позволяет первичному процессу привносить, казалось бы, хаотическое нагромождение образов, которые потом, в стадии разработки подвергаются упорядочению при помощи вторичных процессов. Интересно, что Л.С. Выготский, судя по всему, имел в виду сходный процесс, когда он писал о роли смысла во внутренней речи. В то время как

Э. Крис, следуя психоаналитической традиции, рассматривал первичный процесс исключительно как несущий образы, Л.С. Выготский указывал на то, что подобные процессы могут протекать на уровне вербальных смыслов. Одно слово может содержать в себе в конденсированном виде все произведение. Но, для того чтобы и читатель воспринял его так, это слово должно быть сотнями нитей соединено со всем текстом произведения.

Подведем краткий итог исследованию истории понятия психологической регрессии. Очевидно, что неудачи психоаналитической интерпретации регрессии связаны прежде всего с традиционной энергетической интерпретацией первичных и вторичных процессов и с некритическим использованием принципа рекапитуляции. Понятие регрессии, однако, может вновь обрести эвристическое значение, если оно будет переосмыслено с учетом вклада Л.С. Выготского, К. Гольдштейна и X. Вернера. Новая теория регрессии должна будет опираться на формальную шкалу, оценивающую механизмы развития и распада, а также должна будет разработать типологию коммуникативных ситуаций, в которых данные механизмы складываются и проявляются.

1. Блейлер Э. Аутистическое мышление. Одесса, 1927.

2. Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1982—1984.

3. Леонтьев А. Н. Развитие высших форм запоминания // Избр. психол. произв.: В 2 т. Т. 1. М., 1983. С. 31—64.

4. Лурия А. Р. Мозг человека и психические процессы. М., 1970.

5. Лурия А. Р. Об историческом развитии познавательных процессов. М., 1974.

6. Пиаже Ж. Речь и мышление ребенка. М.: Л., 1932.

7. Arieti S. Interpretation of schizophrenia. N. Y.: Basic Books, 1974.

8. Benjamin J. A method of distinguishing and evaluating formal thinking disorders in schizophrenia // Kasanin J. (ed.) Language and thought in schizophrenia. N. J.: Norton, 1964. P. 65—90.

9. Egan K. Primary understanding. N. Y.: Routledge, 1988.

10. Erikson E. Childhood and society. N. Y.: Norton, 1963.

11. Freud S. The project of scientific psychology. Standart edition. V. 1. L.: Hogarth Press, 1966.

12. Freud S. The interpretation of dreams. Standart edition. V. 5. L.: Hogarth Press, 1953.

13. Freud S. The unconscious. Standart edition. V. 14. L.: Hogarth Press, 1959.

14. Freud S. Group psychology and the analysis of the ego. Standart edition. V. 18. L.: Hogarth Press, 1955.

15. Goldstein K. Methodological approach to the study of schizophrenic thought disorder // Kasanin J. (ed.) Language and thought in schizophrenia. N. Y.: Norton, 1964. P. 17—40.

16. Jackson J. H. Selected writings. N. Y.: Basic Books, 1958.

17. Gill M. The primary process // Holt R. (ed.) Motives and thought. N. Y.: International Universities Press, 1967. P. 259—298.

18. Gould S. Ontogeny and phylogeny. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1977.

19. Hanfmann E., Kasanin J. Conceptual thinking in schizophrenia. N. Y.: NMDP, 1942.

20. Hartmann H., Kris E. The genetic approach to psychoanalysis // Psychoanalytic Study of the Child. 1945. V. 1. P. 11—29.

21. Holzman P. Theoretical models and the treatment of schizophrenias // Gill M., Holzman P. (eds.) Psychology vs. metapsychology. N. Y.: International Universities Press, 1976. P. 134—157.

22. Kasanin J. (ed.) Language and thought in schizophrenia. N. Y.: Norton, 1964.

23. Knapp P. Image, symbol and person // Archives of General Psychiatry. 1969. V. 21. P. 392—406.

24. Kohlberg L., Yaeger J., Hjerthom E. Private speech // Child Devel. 1968. V. 39. P. 691—736.

25. Kris E. Psychoanalytic explorations in art. N. Y.: International Universities Press, 1965.

26. Kuczaj S. Crib speech and language play. N. Y.: Springer, 1983.

27. Piaget J. Comments // Vygotsky L. Thought and language (Revised edition). Cambridge, MA: MIT-Press, 1986. P. 262—276.

28. Scribner S. Vygotsky's uses of history // Wertsch J. (ed.) Culture, communication, and cognition. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. P. 119—145.

29. van Domarus E. The specific laws of logic in schizophrenia // Kasanin J. (ed.) Language and Thought in schizophreinia. N. Y.: Norton, 1964. P. 104—114.

30. Vygotsky L. Thought in schizophrenia // Archives of Neurology and Psychiatry. 1934. V. 31. P. 1063—1077.

31. Werner H. Comparative psychology of mental development. N. Y.: International Universities Press, 1948.

32. Werner H., Kaplan B. Symbol formation. N. Y.: Wiley, 1963.

33. Winnicott D. Collected papers. N. Y.: Basic Books, 1958.

34. Wolff P. Psychoanalytic formulations regarding the acquisition of language // Holt R. (ed.) Motives and thought. N. Y.: International Universities Press, 1967. P. 229—343.

35. Zivin G. (ed.) The Development of self regulation through private speech. N. Y.: Wiley, 1979.

Поступила в редакцию 22.VI 1989 г.