90

 

СИТУАТИВНОЕ РАЗВИТИЕ МОТИВАЦИИ И УСТАНОВКА

 

И.В. ИМЕДАДЗЕ

 

Теория, созданная классиком советской психологии Д.Н. Узнадзе, является прежде всего теорией поведения. Она призвана объяснить психологический механизм целесообразного поведения или деятельности1. В качестве такого механизма, как известно, постулируется установка. Установка представляет собой особое целостное состояние готовности, которое предшествует поведению и объединяет в себе все необходимые условия его возникновения, протекания и завершения. Очевидно, что этот механизм действует на всем протяжении поведения. А поскольку поведение — это процесс с чрезвычайно сложной динамикой, то и установка должна рассматриваться как образование динамическое, имеющее свою процессуальную развертку. Иначе она не сможет регулировать поведение с постоянно изменяющимися условиями и характеристиками.

Традиционно вопросы, связанные с регуляцией поведения, рассматриваются в рамках проблемы мотивации. В сущности процесс мотивации и есть процесс регуляции поведения. В нем происходит поиск и нахождение оптимального поведения, а также создание психологической основы для его осуществления. В этом процессе участвуют различные психические функции и образования, ответственные за те или иные стороны регуляции поведения. Их действие, с точки зрения теории установки, интегрируется в рамках актуальной установки, которая и является конечным продуктом мотивации. В процессе мотивации, как процессе формирования и видоизменения установки, происходит объединение побуждающих, направляющих и ценностно-смысловых начал поведения. Именно в процессе мотивации, который пронизывает все поведение от начала до конца, происходит возникновение и дальнейшая трансформация установки, действие которой обеспечивает целесообразность поведения.

Таковы самые общие положения. Опираясь на них, далее мы попытаемся рассмотреть некоторые аспекты проблемы ситуативного развития мотивации, ставшей весьма актуальной в современной психологии поведения. В этой проблеме, если ее рассмотреть в целом, по-видимому, можно выделить два аспекта: аспект детерминации поведения и аспект динамики процессов мотивации. В первом случае речь идет о том, как порождается конкретное поведение. Выделяется некое исходное мотивационное образование (чаще всего за ним закрепляется термин «потребность») и обсуждается вопрос, может ли оно породить конкретное поведение. При этом становится очевидным, что исходная потребность, как устойчивое и замкнутое в себе образование, не может этого сделать. Она обязательно должна быть соотнесена с конкретной ситуацией своего удовлетворения, без чего невозможно понять ни порождение, ни дальнейшее протекание направленного поведения. Следовательно, исходные мотивационные образования должны быть трансформированы в соответствии с ситуацией, в результате чего в дело вступают переходные или конкретные мотивационные образования. В процессе мотивации порождаются конкретно-ситуативные мотивационные образования, способные непосредственно управлять

 

91

 

поведением [19]. В сущности, необходимость выделения ситуативного мотивационного образования диктуется тем уже хорошо понимаемым всеми обстоятельством, что ни потребность, ни ситуации сами по себе, в отдельности, породить направленное поведение не могут. Необходимо искать способ их соединения в реальном психологическом феномене, который только и может выступать в качестве реального детерминанта, или, как теперь стало принято говорить, системообразующего фактора деятельности [3], [12]. Именно так ставил проблему детерминации поведения Д.Н. Узнадзе.

Можно вспомнить также К. Левина и его понятие «жизненного пространства». Особый интерес для нашего анализа представляет  точка зрения А.Н. Леонтьева.

Согласно А.Н. Леонтьеву, следует различать потребность как внутреннее условие или предпосылку деятельности и потребность как то, что направляет и регулирует деятельность. В первом случае мы имеем дело с «состоянием нужды», которое «не знает» своего предмета. Оно может вызвать лишь ненаправленные поисковые движения. В результате этой активности индивид случайно находит нужный ему предмет, и в этом акте потребность встречается со своим предметом, т.е. опредмечивается. Именно опредмеченная потребность и выступает в качестве основы направленной деятельности. Она становится способной направлять деятельность на предмет, поскольку он уже «заложен» в нее [11]. Так трансформируется потребность. Но может ли одна эта потребность обеспечить направленность поведения и о какой направленности идет речь? Представляется, что без понятия ситуации здесь не обойтись. Это хорошо видно из приводимого А.Н. Леонтьевым высказывания И.М. Сеченова, который говорил о том, что потребность (голод) не способна направлять активность в ту или иную сторону и регулировать ее сообразно с требованиями и случайностями встреч. Но здесь имеется в виду конкретная направленность поведения, то, что в самом потребностном состоянии не заложена информация — где, в каких конкретных условиях среды находится нужный предмет и какая активность необходима для успешного овладения им. Но все это реализуется в поведение через ситуацию удовлетворения потребности. Предмет же потребности способен задавать лишь общую направленность поведения, а этого для осуществления конкретного поведения недостаточно. Однако сама по себе среда, ситуация так же бессильна вызвать поведение, как и потребность. Следовательно, необходима встреча потребности и ситуации, их соединение в некоем новообразовании, которое и в состоянии служить реальной основой целесообразного поведения.

Согласно теории Д.Н. Узнадзе, эту роль играет установка, которая возникла при условии наличия потребности и соответствующей ситуации. Однако «необходимым и действительным условием возникновения установки следует считать как бы некоторое единство обоих этих условий» [22; 32]. Единство выражается в модификации субъекта, в преднастройке «психофизических сил» и, тем самым, готовности действовать определенным образом для удовлетворения конкретной потребности и в соответствии с конкретными условиями ситуации. Таким образом, встреча потребности с ситуацией в теории установки означает не изменение в соответствии с ситуацией самой потребности, а возникновение новой реальности — установки, онтология которой не раскрывается простой суммацией потребности и ситуации, а заключается в модификации субъекта как целого, в привидении в состояние готовности определенных жизненных сил. Это важно подчеркнуть в связи с тем обстоятельством, что некоторые положения Д.Н. Узнадзе об индивидуализации и конкретизации потребности при ее встрече с ситуацией иногда интерпретируются так, будто при этом происходит изменение самого потребностного состояния, потребности как таковой. Имеется в виду, что установка «представляет собой определенный момент функционирования потребности, форму

 

92

 

ее ситуативного существования» [19; 27]. При этом под установкой понимается о конечная стадия ситуативного развития потребности, когда она предметно определена и имеет непосредственный выход в поведение [19], то некая первая фаза актуализации потребности, когда она предметно не конкретизирована и не может обеспечить осуществление направленного поведения [4].

В действительности Д.Н. Узнадзе говорит о том, что потребность может существовать и вне ситуации своего удовлетворения. Однако такая потребность является неиндивидуализированной. Без данности конкретных условий среды, в которых она может быть удовлетворена, без конкретизации в ситуации потребность не может вызвать конкретно направленную активность. Однако достаточно появиться ситуации, содержащей перспективу удовлетворения этой потребности, у субъекта возникает конкретизированная установка, ложащаяся в основу направленного поведения [22]. При этом речь идет о новообразовании: не об изменении самой потребности, а об изменении целостного субъекта. Дело не в том, что до появления ситуации потребность не знала своего предмета и не могла вызвать направленное поведение, а в том, что с появлением последней она опредметилась, наполнилась конкретным содержанием из окружающего мира, тем самым видоизменилась и стала сама реальной основой поведения, оставаясь при этом потребностью. Среда не может входить в потребность. Она воздействует на субъект предметно-определенной потребности, вызывая его целостную модификацию в соответствии с конкретными условиями ситуации. При встрече потребности ситуации происходит видоизменение субъекта поведения, а не индивидуализация и конкретизация одного из исходных факторов поведения потребности. В этом случае «в субъекте возникает специфическое состояние, которое можно характеризовать как готовность, как установку его к совершению определенной деятельности, направленной на удовлетворение его актуальной потребности» [22; 170].Очевидно, что для Д.Н. Узнадзе это «специфическое состояние» не есть состояние актуальной потребности. В установке, как реальном психологическом механизме поведения, заключено, что, как, где и когда должно быть сделано. Поведение вырастает непосредственно из установки. Потому она и может рассматриваться как конечный продукт процесса мотивации. Следовательно, установку можно считать ситуативно-определенным мотивационным образованием, если под мотивацией понимать процесс формирования психологической основы поведения. Однако установка, как реальная основа поведения, не рядоположена с другими мотивационными образованиями, такими, как потребность, мотив, цель, задача, план и т.д. Эти образования принимают самое действенное участие в побуждении, направлении и регуляции деятельности, но непосредственного выхода в поведение не имеют, действуя, в конечном счете, только через установку, в которой они организуются. Они «работают» на всем протяжении поведения, изменяясь сами и изменяя тем самым установку. Обеспечивая формирование и динамическое развитие установки, они продолжают оставаться психологическими реалиями. Так что изучение установки как таковой вовсе не исключает, а, наоборот, предполагает изучение различных мотивационных образований и процесса мотивации в целом.

Встреча потребности с конкретной ситуацией создает новую реальность — установку. Что касается самой потребности, то конкретизация может касаться только ее предметного содержания.

Потребности имеют разную степень предметной конкретности, создавая целый континуум различных промежуточных форм. Если подходить к этому вопросу с точки зрения формирования потребностей, то обычно говорят о расширении предметного содержания потребностей или о разделении исходной потребности на самостоятельные, но определенно родственные потребности [7], [11], [25]. Человек располагает целым набором однотипных или предметно соотнесенных потребностей, имеющих в отношении друг друга разную степень конкретности. В зависимости от ситуации

 

93

 

может актуализироваться та из них, для удовлетворения которой в ситуации имеются наилучшие возможности. Это может произойти на фоне действия родственной потребности с более широким или общим предметным содержанием. Тогда дальнейшее действие будет ориентировано на потребность, которая привязана к конкретной ситуации. Но предметная дифференциация потребностей не бесконечна. Далеко не все предметы и явления объективного мира выступают предметами соответствующих потребностей человека. И нельзя каждое ситуативно обусловленное изменение направления активности связывать со специфической потребностью в объекте, на который направлена активность в данный момент. Было бы ошибкой полагать, что за любым определяемым конкретной ситуацией событием, происходящим в единообразном поведении, стоит своя, особая потребность. Потребность соотносится с поведением в целом, а не с конкретными единицами активности, из которых оно складывается. Потребность, как бы конкретно не было ее предметное содержание, отвечает лишь за общую направленность поведения, привнося ее в установку, а через нее в поведение. Наряду с этим следует говорить о конкретной направленности поведения, которую обеспечивают конкретные данные ситуации и опыта. «Установка как динамическое состояние готовности к определенной форме реагирования включает в себя как момент побуждения к деятельности, так и направленности» [20; 98]. При этом в установке представлены оба типа направленности — как привносимый потребностью, так и определяемый ситуацией. Потребность, ситуация и опыт — необходимые условия возникновения любой первичной установки.

Первичная установка постоянно конкретизируется в соответствии с поступлением данных из среды, в чем отчетливо проявляется динамика установки, ее ситуативное развитие. Но, для того чтобы вести себя адекватно этим данным, надо располагать определенным опытом. А если его нет, если поведенченская задача решается впервые?

В таком случае субъекту будет трудно относится к окружающим условиям специфически, развивая именно эту активность, которая нужна для решения задачи. Возникшая в этом случае установка характеризуется неопределенностью и диффузностью и, следовательно, не может обеспечить направленное поведение. Поэтому «становится необходимым более или менее длительный процесс для того, чтобы установка определилась как таковая, чтобы она дифференцировалась, вычленилась как состояние, специфически адекватное для наличных условий поведения» [22; 43—44]. В относительно простых формах поведения дифференциация, или конкретизация, что в сущности одно и то же, происходит как бы по ходу дела в процессе непосредственного, повторяющегося контакта с ситуацией. Но рассмотренный случай является, скорее, абстракцией. Реальное поведение практически никогда не начинается с нуля. Полнейшая изначальная неопределенность и дезориентированность в ситуации если и имеет место, то лишь как исключение. Поэтому уже до начала практического осуществления поведения установка бывает в определенной мере конкретизированной. Этому служат врожденные или приобретенные схемы активности.

Что касается высших, человеческих форм произвольной деятельности, то их специфическая особенность как раз в том и заключается, что процесс конкретизации соответствующей им установки в ситуации начинается до начала непосредственного поведенченского контакта с нею. Как известно, Д.Н. Узнадзе выделяет два типа ситуации: актуальную и воображаемую. Если животное контактирует с актуальной ситуацией, то для произвольного поведения человека характерно то, что его установка первоначально формируется на основе воображаемой ситуации [24]. Ситуация в этом случае презентируется субъекту в плане представления, в образах мысли, воображения. Но воображаемая ситуация есть не только или даже не столько образ среды как таковой, а среды, увиденной и рассмотренной с точки зрения активного

 

94

 

взаимодействия с ней. В воображаемой ситуации данные о самих параметрах среды и соответствующий им образ действий, их характер и очередность даны в неразрывном единстве. В сущности, воображаемая ситуация представляет собой программу, проект или, точнее, «ситуационный план» поведения [10]. Он складывается на уровне объективации в результате сложной прогностической активности и является важным фактором, определяющим ситуационное развитие мотивации, в частности процесс конкретизации [28]. В «ситуационном плане» соотнесены среда и активность, в общих чертах определено, что, где и когда следует предпринять. Поэтому разработка плана представляет собой первый большой шаг на пути формирования установки направленного поведения. Без конкретизации в ситуационном плане установка не сможет выполнять роль психологического механизма поведения человека.

Однако этого уровня конкретизации установки недостаточно для регуляции конкретных актов, движений или операций. Последние соотносятся с конкретными особенностями среды, имеющей для субъекта значение актуальной ситуации и презентируемой ему в перцептивных, стимуляционных образах. Таким образом, в процессе мотивации ситуативная конкретизация установки человеческого поведения протекает как бы параллельно на двух структурных уровнях, которым соответствуют воображаемая и актуальная ситуации2. В первом случае определена основная линия поведения, главные особенности и очередность его самых крупных единиц — действий, последовательное выполнение которых ведет к намеченной цели. В процессе поведения, как правило, происходит корректировка «ситуационного плана» в соответствии с вновь возникшими или не учтенными особенностями ситуации. Но для реализации поведения в конкретных условиях ситуации необходимо значительно более детальное и подробное отражение ситуации. Поэтому в структуре установки, которая, по выражению Д.Н. Узнадзе, представляет собой эскиз будущего поведения, в ходе действия постоянно отражается предельно конкретизированная актуальная ситуация. Это позволяет субъекту максимально точно соотнести свои операции и реакции с наличными конкретными особенностями ситуации.

Теперь обратимся к вопросу о динамических изменениях в потребностном факторе установки. Сложное поведение, как правило, побуждается несколькими потребностями. Они интегрируются в установке, обеспечивая ее энергетический потенциал. Он меняется в достаточно широком диапазоне. Это зависит главным образом от уровня удовлетворения или просто силы каждой потребности, участвующей в побуждении данного поведения, и от их количества. Эти два показателя совместно создают единый, или суммарный, энергетический потенциал поведения. Он непосредственно отражается в установке, определяя силу установки конкретного поведения, или, иначе, уровень ее актуальности.

Следует отметить, что сравнительная сила, степень удовлетворенности потребностей, побуждающих поведение, выражается не только в чисто динамических эффектах силы или актуальности установки, но дает о себе знать с точки зрения содержательно-смысловых, семантических изменений, которые непосредственно выражаются в мотиве, понятом как субъективная ценность конкретного поведения. Главной его функцией является оправдание и обоснование поведения. Именно эта функция непосредственно связана с тем, что мотив представляет собой основание для принятия решения, что, как отмечал Д.Н. Узнадзе, и является главным для постижения роли мотива в поведении [24]. Мотив, согласно Д.Н. Узнадзе, это то, на что опирается оценка приемлемости поведения со стороны субъекта. А таковым может быть только субъективная ценность того поведения, в отношении которого надо принять решение, или, иначе, создать установку.

 

95

 

Поскольку поведение побуждается несколькими потребностями, каждая из них вносит свой вклад в определение суммарной ценности поведения, в которой учтены также «затраты» и усилия, необходимые для их удовлетворения [13]. Но, определяя решение и таким образом начальный этап поведения, мотив не прекращает своего существования, пронизывая поведение на всем его протяжении. Мотив динамичен. Отражая все коллизии между факторами поведения, он фактически никогда не бывает в конце поведения таким же, как и в его начале. Можно утверждать, что «мотивы более или менее плавно и постоянно модифицируются, уточняются, развиваются или даже перерождаются в процессе осуществления деятельности» [21; 23]. Семантическая сторона поведения, его субъективная ценность, крайне чувствительна к тем изменениям, которые происходят в потребностной основе поведения. А они нередко весьма значительны.

Изменение субъективной ценности поведения наступает уже на самом начальном его этапе, непосредственно после принятия решения. Это было выявлено Л. Фестингером, который показал, что благодаря механизму снятия когнитивного диссонанса происходит увеличение ценности выбранного поведения [27]. В том же направлении изменяется мотив и на подступах к конечной фазе поведения, что находит свое выражение в явлении, обозначенном понятиями «мотивационный градиент» и «градиент приближения» [18]. В процессе осуществления поведения его субъективная ценность может увеличиваться и за счет обогащения его потребностной основы актуализацией и подключением к ней новых потребностей. Но происходит и обратное — система потребностей объединяется, теряя некоторые из своих составляющих. Так, функциональные потребности, которые часто участвуют в различных потребностных ансамблях, в процессе поведения постоянно насыщаются и могут полностью удовлетвориться. В результате функционирование в том же направлении уже не только не удовлетворяет соответствующую потребность, но становится делом тяжелым, полностью лишенным процессуальной привлекательности. Насыщение функциональной или любой другой потребности порой так «повреждает» потребностную основу поведения, что его субъективная ценность коренным образом изменяется. Это может привести к прекращению данного поведения и замене его другим. Однако чаще всего человек не прерывает своего поведения, а доводит его до конца. Человек не зависим от власти механики потребностных сил, автоматических изменений в системе потребностей. Он может контролировать и корригировать этот процесс, произвольно изменяя ценность осуществляемого поведения. В этом и находит свое выражение волевой, или личностный, уровень саморегуляции [1].

Для того чтобы восстановить побудительную основу поведения, компенсировать утраты в системе потребностей, личность вводит в эту систему новые побуждения, находит дополнительные стимулы к поведению. Об этом говорил еще Л.С. Выготский, видя механизм овладения собственным поведением в процессе «автостимуляции», который сводился к подключению к наличной мотивации вспомогательных мотивов или стимулов [5], [14]. Но процесс поиска дополнительных побуждений — «это лишь как бы фасад того сложного психологического механизма, который приводится в действие личностью для успешного продолжения деятельности. В своем фундаменте механизм этот выступает как усилие индивида вписать свое занятие в более широкую систему социальных отношений, осмыслить ее место в более широком контексте социальной действительности и тем самым отыскать новый ее смысл, найти новые побуждения в универсальности своих общественных отношений» [2; 13]. Связывая свое поведение с новыми побуждениями, расширяя круг связанных с ним потребностей, личность увеличивает ценность данного поведения, что позволяет ей успешно преодолевать ситуативно возникающие трудности, доводя его до завершения.

 

96

 

Однако изменения в потребностном составе конкретного поведения не исчерпываются только количественными трансформациями. Нередко система потребностей перестраивается, не изменяясь количественно. В этом случае меняются конфигурация, сравнительная сила и значение компонентов в этой системе. Поэтому часто некоторые потребности из ведущих, стержневых как бы переходят на периферию системы, превращаясь во второстепенные или вовсе фоновые, и наоборот. В отношении этих пертурбаций личность также не находится в роли пассивного наблюдателя. И здесь многое решается на личностном уровне саморегуляции, что находит выражение в способности сознательно изменять привлекательность отдельных предметов или действий, в процессах самоподкрепления, самооценки, самоконтроля и т.д. [8].

Процесс личностной саморегуляции как процесс регуляции поведения через сознание, изменения его смысла, ценности может рассматриваться в теории установки только с точки зрения опосредствованности установкой воздействия сознания на поведение. Сознание не имеет прямого выхода в поведение, как это утверждалось идеомоторной теорией [6]. Мост между поведением и сознанием наводится установкой. Непосредственная связь существует только между сознанием и установкой, которая находится в столь же непосредственной связи с поведением, в отношении которого она выступает подлинным регулятором [16], [17]. Сознательно изменяя ценность поведения, личность тем самым воздействует на установку. Д.Н. Узнадзе подчеркивал, что формирование и видоизменение установки собственно человеческого поведения происходит в сфере сознания. Сознание «показывает субъекту, насколько приемлемо для него реальное осуществление этого поведения. Согласуясь с этим, т.е. в зависимости от осознания ценности возможного поведения, у субъекта возникает установка его осуществления или неосуществления, и так происходит, что субъект обращается к акту поведения» [23; 92]. Если же в процессе активности имеет место «подрыв» мотивационной основы поведения, сознание не оставляет это без контроля и по мере необходимости вмешивается в действие установки. Когда преградой для дальнейшего усиленного осуществления поведения выступает мотивационный фактор, то в результате объективации включаются механизмы личностной саморегуляции, в которой ведущую роль играют оценочные суждения, акты поиска и изменения смысла, процессы при-писания поведению приемлемости или неприемлемости и т.д. [17].

Изучение динамики изменений, происходящих в установке в процессе поведения, нам представляется очень важным для дальнейшего развития теории установки.

 

1. Абульханова-Славская К.А. Деятельность и психология личности. М., 1980. 334 с.

2. Анцыферова Л.И. О динамическом подходе к психологическому изучению личности // Психол. журн. 1981. Т. 2. № 2. С. 8—18.

3. Бассин Ф.В. Еще раз о законах психики // Психол. журн. 1982. Т. 3. № 6. С. 145—151.

4. Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. М., 1986. 208 с.

5. Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М., 1983. С. 5—328.

6. Джемс У. Психология. Спб., 1898. 412 с.

7. Джидарьян И.А. Эстетическая потребность. М., 1979. 190 с.

8. Иванников В.А. Формирование побуждения к действию // Вопр. психол. 1985. № 3. С. 113—123.

9. Имедадзе И.В. Некоторые дискуссионные вопросы теории деятельности А. Н. Леонтьева // Известия АН ГССР. Серия философии и психологии. 1984. № 2. С. 70—85.

10. Имедадзе И.В. Проблема структуры установки // Д.Н. Узнадзе — классик советской психологии. Тбилиси, 1986. С. 110—130.

 

97

 

11. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975. 304 с.

12. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. 444 с.

13. Магун В.С. Потребности и психология социальной деятельности личности. Л., 1983. 176 с.

14. Мазур Е.С. Проблема смысловой регуляции в свете идей Л.С. Выготского // Вестн. МГУ. Серия 14. Психология. 1983. № 1. С. 31—40.

15. Надирашвили Ш А. Социальная психология личности. Тбилиси, 1975. 425 с.

16. Надирашвили Ш.А. Психология установки: В 2 т. Т. I. Тбилиси, 1983. 259 с.

17. Надирашвили Ш.А. Психология установки: В 2 т. Т. II. Тбилиси, 1985. 301 с.

18. Нюттен Ж. Мотивация // Экспериментальная психология / Ред.-сост. П.Фресс, Ж.Пиаже. М., 1975. С. 15—110.

19. Патяева Е.Ю. Ситуативное развитие и уровни мотивации // Вестн. МГУ. Серия 14. Психология. 1983. № 4. С. 23—33.

20. Прангишвили А.С. Психологические очерки. Тбилиси, 1975.

21. Смирнов С.Д. Психологическая теория деятельности  и  концепция Н.А. Бернштейна // Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 1978. № 2. С. 14—25.

22. Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961. 210 с.

23. Узнадзе Д.Н. Общая психология. Тбилиси, 1964. 636 с.

24. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. М., 1966. 450 с.

25. Ходжава З.И. К вопросу о потребности в системе советской психологии // Психология. Вып. 10. Тбилиси, 1956. С. 3—27.

26. Чхартишвили Ш.Н. Некоторые спорные проблемы психологии установки. Тбилиси, 1971. 273 с.

27. Festinger L. Conflict, decision and dissonance. N. Y., 1964. 163 p.

28. Nutten J. Motivation, planing and action. A relational theory of behavior dynamics. Louvain, Hillsdale, New Jersey. 1984. 251 p.

 

Поступила в редакцию 12.VI 1987 г.