Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

92

 

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ

 

ПОНЯТИЕ АДАПТАЦИИ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ

ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ

 

Г.А. БАЛЛ

 

Понятие адаптации (приспособления) играет важную роль в разных отраслях современной науки, в том числе в психологии. Вместе с тем отношение к нему со стороны многих советских психологов отличается своеобразием. В прикладных областях (в медицинской психологии, в исследованиях отклоняющегося поведения и т.п.) обеспечению адаптации индивида в той или иной среде и преодолению его дезадаптации уделяется немало внимания. Однако при рассмотрении теоретических проблем, в особенности относящихся к психологии личности, адаптации либо придают частное значение (например, рассматривая ее как первую фазу личностного становления индивида, вступающего в относительно стабильную социальную общность [27]), либо вообще отрицательно отзываются о применении данного понятия, вплоть до того, что представление о приспособительной функции психического и личности объявляется «совершенно ложным» [2; 237].

Надо признать, что основания для такого отрицательного отношения имеются, если адаптация понимается узко: как подчинение индивида практически не зависящей от него среде и при этом среда трактуется как непосредственное окружение индивида или во всяком случае считается весьма ограниченной в пространстве и времени. В таком случае ясно, что понятие адаптации не может выступать в роли объяснительного принципа при анализе функционирования (тем более развития) личности.

В современной науке существует и иная, обладающая большими возможностями, трактовка адаптации, на чем мы остановимся ниже.

Дело, однако, не только в ориентации на узкую трактовку рассматриваемого понятия. Отрицательное отношение многих психологов к его использованию в качестве одного из основных (т. е. в качестве категории) не в последнюю очередь объясняется боязнью того, что это может придать исследованию механистический или биологизаторский уклон. Между тем анализ проблем адаптации с позиций диалектического материализма позволяет раскрыть условия, при которых подобные опасения теряют почву.

Главное, из чего следует, по нашему мнению, исходить,— это универсальный характер тенденции к установлению равновесия между компонентами реальных систем. Тенденция к достижению равновесия, в которой находит одно из проявлений принцип законосообразности бытия, имеет место на всех уровнях развития материи, охватывает все формы ее движения, от физической до социальной. Так, социальная революция является средством приведения производственных отношений в соответствие с производительными силами общества, а значит, его уравновешивания по определяющему для него отношению. Надо только помнить о том, что по мере усложнения материальных систем тенденция к равновесию все в большей степени реализуется посредством развертывания и разрешения внутренних противоречий системы. Надо

 

93

 

помнить также о неминуемых нарушениях ее равновесия под влиянием внешних воздействий, а также в результате возникновения в ней самой, в процессе ее функционирования и развития, новых внутренних противоречий. Начиная с биологической формы движения «состояние равновесия временно, относительно, оно все время нарушается... процесс же уравновешивания постоянен» [16; 189].

В рассматриваемой материальной системе часто можно выделить активную подсистему (например, организм или субъекта) и среду, в которой эта подсистема функционирует. Тенденция к установлению равновесия в процессе их взаимодействия — при условии, что указанная активная подсистема не разрушается и, более того, поддерживаются определенные параметры ее функционирования — как раз и описывается с помощью понятия адаптации в его широкой трактовке (в отличие от узкой, о которой было сказано выше). Наибольшее признание эта широкая трактовка получила в биологии, где адаптацию часто понимают как «способность организмов существовать и оставлять потомство в данной среде» [10; 138].

Важнейший вклад в разработку широкого понятия адаптации внес Ж. Пиаже. Согласно его концепции, адаптация — ив биологии, и в психологии — рассматривается как единство противоположно направленных процессов: аккомодации и ассимиляции. Первый из них (его, по сути, обозначают термином «адаптация», употребляя последний в более распространенном, узком смысле1) обеспечивает модификацию функционирования организма или действий субъекта в соответствии со свойствами среды. Второй же процесс изменяет те или иные компоненты этой среды, перерабатывая их согласно структуре организма или включая в схемы поведения субъекта. Указанные процессы тесно связаны между собой и опосредствуют друг друга (что не исключает в каждом конкретном случае ведущей роли какого-либо из них). «Точно так же,— писал Пиаже,— как нет ассимиляции без аккомодации (предварительной или текущей), так нет и аккомодации без ассимиляции» [35; 8].

Рассмотрение адаптации в единстве этих ее противоположных направлений является, на наш взгляд, важным условием использования данного понятия в качестве категории, играющей существенную роль в объяснении всякого активного функционирования. При этом, наряду с общими закономерностями адаптации, проявляющимися на биологическом, психологическом и социальном уровнях, необходимо учитывать те особенные формы, которые приобретает она в процессах разных типов, в том числе в обмене веществ, в поведении живых организмов2, в человеческой деятельности — индивидуальной, групповой и общественной. Роль адаптации в процессах последнего типа (охватывающих в качестве предельного случая деятельность человечества, рассматриваемого как единое целое) служит предметом специального философско-социологического анализа [14], [22]. Его актуальность возрастает в современных условиях, когда, «став решающим фактором в практически достижимых пределах мира, человек силой практической необходимости вынуждается к пониманию мира не только как полезной совокупности вещей, но и как органически уравновешенной целокупности» [12; 57].

В свете сказанного трудно согласиться, например, с Л.Ф. Обуховой, когда она, ссылаясь на А.Н. Леонтьева, пишет, что «деятельность человека нельзя трактовать в терминах уравновешивания со средой, как это делал Ж. Пиаже. Процесс уравновешивания

 

94

 

характеризует только индивидуальное приспособление к естественной среде» [25; 189]. Почему «только», остается неясным.

Обращение к трудам А.Н. Леонтьева показывает, что, хотя некоторые содержащиеся в них формулировки могут служить основанием для процитированных утверждений, он не был столь категоричен, как Л.Ф. Обухова. Он возражал против «безоговорочного», «без надлежащего анализа» распространения понятия приспособления, уравновешивания со средой на онтогенетическое развитие человека [20; 115]. Главная мысль А.Н. Леонтьева состояла в том, что характерный для человека «процесс присвоения или овладения... в результате которого происходит воспроизведение индивидом исторически сформировавшихся человеческих способностей и функций» [там же], принципиально отличается от приспособительного поведения животных.

Эта мысль, несомненно, справедлива. Но она отнюдь не противоречит правомерности трактовки человеческого назначения как специфического вида уравновешивания. Ведь присвоение индивидом существующих в социуме знаний происходит в процессе прямого или опосредованного общения с другими индивидами, которые такими знаниями уже владеют. При решении же всякой коммуникативной задачи необходимо «осуществить информационное равновесие в группе» [19; 182].

Рассматривая применение понятия адаптации в психологии, подчеркнем два момента. Первый (уже упомянутый выше при общей характеристике двух направлений адаптации) — это взаимообусловленность указанных направлений, опосредствование ими друг друга. Например, процесс восприятия организуется сформировавшимися ранее перцептивными схемами [23], в функционировании которых находит выражение (воспользуемся термином Ж. Пиаже) ассимиляционная активность субъекта. Вместе с тем по своему основному содержанию этот процесс является аккомодационным: перцептивная схема дополняется (а при необходимости и перестраивается) в таком направлении, чтобы обеспечить адекватное отражение воспринимаемого объекта, т.е. своеобразное приспособление к нему. Но при этом существенно, что мы «не можем модифицировать схему, пока она не используется» [23; 96]. В свою очередь адекватность восприятия (т.е. успешность аккомодационного процесса) является предпосылкой успеха в практическом изменении воспринятого объекта. Здесь вновь проявляется ассимиляционная активность, но уже на новом уровне.

Второй момент — это зависимость характера адаптационных процессов от стадии онтогенеза. На его ранних этапах «психические особенности и качества возникают путем приспособления ребенка к требованиям окружающей среды. Но, возникнув таким образом, они затем приобретают самостоятельное значение и в порядке обратного влияния начинают определять последующее развитие» [7; 438—439]. Формируется сознательная регуляция поведения — осознанные цели все в большей мере контролируют и направляют (мы продолжаем пользоваться терминами Пиаже) и аккомодационную, и ассимиляционную активность развивающегося субъекта. На достаточно высоком уровне личностного развития последняя находит выражение в том, что субъект «из существа, усваивающего накопленной человечеством социальный опыт, превращается в творца этого опыта...» [7; 437—438].

В этой связи уместно вспомнить концепцию психических уровней, разработанную в начале XX в А.Ф. Лазурским. Если низший психический уровень «дает нам, по преимуществу, индивидуумов недостаточно приспособленных, средний уровень—приспособившихся, то представителей высшего уровня можно назвать... приспособляющими [18; 63]. Вновь обращаясь к терминологии Ж. Пиаже, можно сказать, что определяющую роль в социальном поведении играют для личностей среднего уровня процессы аккомодации, а для личностей высшего уровни — процессы ассимиляции. Именно на этом уровне мы, согласно А.Ф. Лазурскому, «всегда встречаемся с более

 

95

 

или менее ярко выраженным процессом творчества, в какой бы области оно ни проявлялось...» [18; 62].

Впрочем, приведенные в предыдущем абзаце соображения не исчерпывают существа дела. Выше говорилось об ограниченном в пространственно-временном отношении понимании среды в обычной (узкой) трактовке адаптации. Откажемся теперь и от этого ограничения и, вместо того чтобы искать свои формулировки, процитируем редакторское примечание М.Я. Басова и В.Н. Мясищева к книге А.Ф. Лазурского: «Творчество и активность личностей высшего уровня, порой перестраивающих жизнь заново, лишь при взгляде на них как на самодовлеющие, изолированные от всего остального явления, кажутся как бы стоящими над жизнью, над средой, объективно же они в полной мере3 определяются всей совокупностью окружающих жизненных условий... Личность среднего уровня не может подчас ни понять, ни приспособиться к назревшим новым требованиям жизни» [18; 48].

Как писал Э.В. Ильенков, мелкобуржуазный обыватель озабочен тем, «как бы сохранить равновесие внутри своего маленького мирка или восстановить это равновесие, если оно поколеблено, реставрировать свой утраченный комфорт, как материальный, так и душевный...» [13; 56]. Но если иметь в виду не узкий мирок, а широкий мир, если рассматривать окружающую действительность не в статике, а в динамике, учитывать тенденции ее развития, то отнюдь не для обывателей, а именно для личностей высшего уровня оказывается наибольшей степень соответствия этому широкому миру. Их преобразующая (ассимиляционная) активность может быть истолкована и как приспособление к среде (аккомодация), если расширить пространственно временные границы принимаемой во внимание среды. Перед нами раскрывается здесь еще один аспект диалектической взаимосвязи двух направлений адаптации.

 

*

 

На вопросе о  с р е д е, в которой осуществляется адаптация индивида, стоит остановиться несколько подробнее. Уже на биологическом уровне «то, что является для организма его средой, и то, как эта среда выступает для него, зависит от природы данного организма»; поэтому «рассмотрение взаимодействия отдельных организмов с внешней средой безотносительно к их природе представляет собой совершенно незаконную абстракцию» [20; 108]. Тем более незаконна подобная абстракция на психологическом уровне, где влияние природных задатков опосредствуется индивидуальной историей взаимодействия с предметным и социальным окружением.

О зависимости среды от индивида можно говорить, во-первых, в объективном смысле. Важным направлением активности субъекта является поиск им для себя такой среды, которая бы наилучшим образом гармонировала с его индивидуальными свойствами4. Наряду с этим субъект, осуществляя ассимиляцию, изменяет объективные свойства своего окружения, причем объем и общественная значимость этой преобразующей активности в целом возрастают по мере развития его личности.

Во-вторых, можно рассматривать зависимость среды от индивида в субъективном смысле, интересуясь тем, как индивид воспринимает среду и взаимодействует с ней. Характеристики среды,

 

96

 

рассматриваемой по отношению к некоторому субъекту, определяются соотношением объективных свойств окружения этого субъекта с присущей ему системой личностных смыслов, так что изменение последней меняет психологическую среду не в меньшей степени, чем изменение объективных свойств окружения.

Чем выше уровень личностного развития субъекта, тем в большей степени среда, на которую он фактически ориентируется в своем поведении, выходит за рамки его непосредственного окружения. При этом она расширяется «не только территориально, но и во времени и по содержанию» [15; 32]. Субъект, «осваивая свою родовую человеческую сущность в формах культуры,… становится культурно-историческим субъектом, делающим историческое прошлое своим прошлым и отвечающим перед будущим, как перед своим будущим. И этой двойной зависимостью определяется его деятельность в настоящем, его свобода и его ответственность» [5; 77].

Человек, последовательно реализующий такую линию поведения даже в крайне неблагоприятных, опасных условиях, оказывается способен на героический подвиг, на самопожертвование. «Не каждый мог, как Пестель,— пишет Ю.М. Лотман,— принять собеседником потомство и вести с ним диалог, не обращая внимания на подслушивающий этот разговор следственный комитет и тем самым безжалостно губя себя и своих друзей» [21; 51].

Казалось бы, к такого рода поведению понятие адаптации неприменимо. Но это не так. При исследовании взаимодействия индивида с социальной средой надо учитывать многослойное строение обоих компонентов системы «индивид—среда». Фиксируя внимание на тех или иных «слоях», приходится по-разному квалифицировать одни и те же, в объективном проявлении, события.

Героический акт самопожертвования выступает как яркий образец антиадаптивного поведения, если система, которая фактически анализируется исследователем, охватывает героя (в его реальном физическом существовании) и враждебное ему окружение, в столкновении с которым он гибнет. Но тот же поступок предстает как адаптивный, если соотнести личность героя, скажем, с тем освободительным движением, к которому он принадлежит и представители которого доминируют в его психологической среде. Рассматриваемый поступок вписывается в традиции движения (в этом здесь выражается аккомодация) и вместе с тем обогащает их проявлениями индивидуальности героя (в чем находит выражение ассимиляция). При всем этом благодаря своему поступку герой сохраняет себя как личность и до последнего момента собственной жизни, и в своих вкладах в формирование других личностей, в том числе принадлежащих последующим поколениям.

То, какие именно из упомянутых «слоев» следует соотносить друг с другом, определяется целью исследования. Если она состоит в выяснении влияния различных типов социального поведения на развитие общества, то надо соотносить реально существующих индивидов с реальной, исторически конкретной средой, где они действуют. В этом случае противопоставление адаптивного и неадаптивного поведения весьма плодотворно [6]. Если же исследователя интересует детерминация функционирования личности, то, в каком бы типе поведения оно ни выражалось, целесообразно проанализировать адаптацию этой личности в его психологической среде.

Сказанное выше о понятии психологической среды индивида, о зависимости ее содержания от уровня его психического развития, от системы его личностных смыслов можно распространить и на понятие ситуации, выступающей как фрагмент этой среду, ее конкретное воплощение на том или ином этапе жизнедеятельности индивида. Влияние его мировосприятия на характеристики понимаемых таким образом ситуаций иллюстрирует пример, приводимый В.Н. Тростниковым: «Разве Ньютон видел то же самое, что и другие, созерцая сложную картину окружающего мира, когда с дерева

 

97

 

упало, яблоко? Ведь он, вероятно, видел в этот момент не только яблоко, но и часть поверхности другого тела — огромной Земли, в то время как другие в аналогичных случаях видели лишь яблоко и траву под яблоней» [31; 88].

Не меньшие различия характерны для отражения разными личностями явлений, имеющих место в социальной сфере. К тому же формирующиеся на основе такого отражения психологические ситуации могут претерпевать (даже при неизменном объективном положении дел) существенные изменения. Это в особенности касается критических периодов жизни личности, когда ей, чтобы выстоять, приходится нередко решать вопрос, «принимать ли фактически данную в настоящий момент реальность за полноправное выражение всей действительности» [9; 149]. Важное направление психотерапевтических воздействий состоит в том, чтобы помочь пациенту «увидеть новые стороны ситуации, понять или, вернее, почувствовать, какое в действительности относительно скромное место занимает данный конфликт в бесконечно богатом мире человеческих чувств и отношений» [30; 114].

Таким образом, деятельность субъекта, функционирование его личности могут быть описаны как системы адаптационных процессов, каждый из которых развертывается в рамках определенной психологической ситуации. При этом последняя характеризуется не только своим объективным содержанием, но и тем, как оно воспринимается субъектом. Исходя из сказанного, мы полагаем, что понятие «надситуативной активности» [28] может быть полезно только в том случае, если учитывается его условность. Говоря конкретнее, следует рассматривать выход субъекта, во-первых, за рамки той ситуации, которую имеет в виду организатор его деятельности (учитель, психолог-экспериментатор и т. п.— ситуация для субъекта может от нее коренным образом отличаться); во-вторых, за рамки той психологической ситуации, в которой сам субъект находился ранее. Чуть выше шла речь о процессах последнего рода и их роли в функционировании личности. Несомненно, однако, что выход из наличной психологической ситуации осуществляется на ее основе и иначе (так сказать, из ничего) осуществиться не может.

 

*

 

Итак, категория адаптации (если она трактуется широко — как единство процессов аккомодации и ассимиляции — и если учитывается зависимость, в объективном и субъективном смысле, среды от индивида) может быть успешно применена для характеристики активности субъектов, находящихся на разных, в том числе высоких, уровнях личностного развития. Однако остается открытым вопрос, в какой мере эта категория способна помочь анализу самого процесса развития личности, его психологических механизмов. Именно по этому вопросу проявляется наибольший скептицизм даже теми авторами [11], [17], которые признают важную роль уравновешивания в функционировании личности.

В самом деле, поначалу представляется, что уравновешивание (и, в частности, адаптация), т.е. процесс, направленный на сохранение или воспроизведение некоторого заранее данного отношения, не может быть механизмом развития: ведь суть последнего состоит в качественном изменении рассматриваемой системы. Но разве такое изменение не может быть средством сохранения, в новых условиях, какого-либо существенного для нее отношения? Разве не могут сохраняться, поддерживаться некоторые параметры самого процесса изменения?5

Относительность понятий сохранения и изменения, покоя и движения охотно признается всеми, когда речь идет, скажем, о механическом перемещении, но недостаточно учитывается, когда переходят к рассмотрению высших форм движения. Между тем в диалектической философии этот вопрос давно уже получил достаточно ясную трактовку.

 

98

 

Уточняя соответствующую мысль Г. Гегеля, В.И. Ленин записывал в «Философских тетрадях»: «Идея имеет в себе и сильнейшее противоречие, покой (для мышления человека) состоит в твердости и уверенности, с которой он вечно создает (это противоречие мысли с объектом) и вечно преодолевает его...» [1; 177]. Таким образом, аспект покоя, стабильности присутствует в процессе развития мысли. Несомненно, он может быть выделен и в процессе развития личности.

Конкретизируя в интересующем нас плане весьма общие понятия покоя и движения, подчеркнем, что не следует абсолютизировать противоположность репродуктивных и продуктивных процессов. Так, практическая реализация человеком поставленной им цели является репродуктивным процессом в том смысле, что воспроизводится задуманное ранее. Но вместе с тем это процесс продуктивный: во-первых, поскольку то, что существовало ранее только в идеальном плане, в сознании субъекта, воплощается в объективную реальность; во-вторых, благодаря тому что «результат деятельности, если он действительно явился осуществлением поставленной цели, всегда богаче, содержательнее цели, поставленной в начале деятельности» [4; 8]. Аналогичным образом, наличие продуктивных свойств у процесса личностного развития вполне согласуется с тем, что он направляется наличными потребностями, стремлениями, целями субъекта.

Реализацию субъектом его целей можно рассматривать как специфический вид ассимиляции — адаптационного процесса, обеспечивающего равновесие субъекта со средой путем экстериоризации им присутствующих в его психике схем, их воплощения в окружающей действительности. Такую трактовку можно распространить и на реализацию целей, касающихся самого субъекта и играющих важную роль в самовоспитании. Для этого достаточно учесть наличие таких подсистем личности, как «я-предметное» и «я-интенциональное», причем можно считать, что «я-предметное» как объект управляющих воздействий со стороны «я-интенционального» существует «в рамках сверхсистемы «остальной мир», а не сверхсистемы «Я» [26; 55].

Принятие и решение личностью задач, предложенных ей извне, в том числе в ходе воспитательных воздействий на нее, можно трактовать как проявление аккомодации, т. е. приспособления к среде (в данном случае — социальной). Но к предложенной ей задаче личность всегда «так или иначе относится... и именно это отношение определяет способ ее включения в решение задачи, а затем способ осуществления и регуляции деятельности» [3; 187]. И если задача принята личностью, стала ее задачей, то действия, направленные на решение этой задачи, выступают одновременно (в соответствии со сказанным в предыдущем абзаце) как проявление ассимиляции. Такая двойная интерпретация распространяется, в частности, на те случаи самовоспитания, когда «личность как бы вновь ставит перед собой внешне заданную цель воспитания, внося зачастую в нее различные коррективы и дополнения» [33; 223].

Итак, присматриваясь к механизмам развития личности, мы обнаруживаем в них черты процессов адаптации, уравновешивания. Но это такое уравновешивание, которое служит предпосылкой творчества. Не случаен параллелизм результатов исследования творческого мышления и анализа развития личности.

Так, наличие исходной задачи, определяющей первоначальную направленность мыслительного процесса, не исключает того, что эта задача претерпевает по ходу мышления многократные изменения и уточнения: «все более содержательные определения искомого... лишь постепенно и с трудом добываются в ходе всего мыслительного процесса решения задачи» [8; 125]. Аналогичные черты характеризуют и процесс самовоспитания, цель которого «выступает как гипотетическое построение личностью себя в будущем, как нечто заданное в самых общих своих чертах. Отсюда вытекает необходимость постоянного ее уточнения» [33; 225].

Как отмечалось выше, направленность

 

99

 

действий субъекта на достижение определенной цели отнюдь не означает, что в случае успеха получается только предусмотренный ею результат. В процессе творческого мышления осознание и использование субъектом побочных (не предусмотренных целью) продуктов действий открывает путь к достижению принципиально новых результатов [29]. Вероятность их получения возрастает с расширением сферы взаимодействий, в которые вступает субъект, решающий творческую задачу, будь то в области науки, техники, искусства или какой-либо иной. Поэтому важную эвристическую роль при решении такой задачи играют часто сведения и образы, казалось бы не имеющие отношения к ее содержанию. Аналогично богатство жизненных впечатлений способствует развитию личности при условии, что она обладает выраженной исходной направленностью, решает жизненную задачу (в частности, задачу самовоспитания), в свете которой могут быть переработаны и использованы такие впечатления.

Можно согласиться с тем, что «и на уровне отдельного психического процесса, и применительно к индивидуальному развитию личности» сущность развития заключена в «выходе за предвидимые пределы или масштабы» [4; 8]. Мы бы уточнили: в выходе результатов деятельности за рамки решаемой задачи. И при этом подчеркнули бы, что сама деятельность, ведущая к таким результатам, все же обусловлена указанной задачей. Впрочем, применительно к развитию личности здесь следует говорить об иерархической системе задач. Чем полнее исследователь способен описать эту систему, тем глубже он может раскрыть механизмы функционирования и развития личности.

 

*

 

Проведенный анализ показывает, что понятие адаптации способно сыграть важную роль в психологическом познании, если трактуется не узко (как приспособление к среде), а широко, как единство взаимообусловленных противоположно направленных процессов уравновешивания субъекта со средой [24]. Рассмотрение их протекания на разных, взаимодействующих друг с другом уровнях способствует детерминистическому объяснению функционирования и развития личности — без сползания на биологизаторские или иные редукционистские позиции. Тем самым облегчается понимание человеческой деятельности — не исключая ее высших творческих взлетов — как определенного фрагмента, звена бытия, причем такого звена, которое, при всей своей специфичности, подчиняется общим принципам детерминизма.

Достижение подобного понимания важно, помимо прочего, в плане реализации мировоззренческой функции психологии, ее участия в деле научно-атеистического воспитания. Формируя у подрастающего поколения убежденность в колоссальных возможностях человеческой личности, ее способности преодолевать и внешние препятствия, и собственные слабости, необходимо в то же время стимулировать осознание того, что эта способность не несет в себе чего-либо сверхъестественного и ей может быть дано научное объяснение.

 

1. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29.

2. Абульханова К. А. О. субъекте психической деятельности. М., 1973. 288 с.

3. Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. М., 1980. 335 с.

4. Анцыферова Л. И. Методологические проблемы психологии развития // Принцип развития в психологии / Отв. ред. Л.И.Анцыферова. М.: Наука, 1978. С. 3—20.

5. Арсеньев А. С. Проблема цели в воспитании и образовании. Научное образование и нравственное  воспитание // Философско-психологические проблемы развития образования / Под ред. В.В. Давыдова. М.: Педагогика, 1980. С. 73—96.

6. Асмолов А. Г. Психология индивидуальности. М., 1986. 96 с.

7. Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. М., 1968. 464 с.

8. Брушлинский А. В. Психология мышления и кибернетика. М., 1970. 189 с.

9. Василюк Ф. Е. Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). М., 1984. 200 с.

10. Георгиевский А. Б. Дарвинизм. М., 1985. 271 с.

11. Добрынин Н. Ф. Выступление на Всесоюзном симпозиуме по проблемам личности // Личность. М., 1971. С. 129—131.

12. Иванов В. П. Человеческая деятельность — познание — искусство. Киев, 1977. 251 с.

 

100

 

13. Ильенков Э. В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. М., 1980. 175 с.

14. Калайков И. Цивилизация и адаптация. М., 1984. 240 с.

15. Костюк Г. С. О роли наследственности, среды и воспитания в психическом развитии ребенка // Сов. педагогика. 1940. 6. С. 15—39.

16. Костюк Г. С. Развитие и воспитание // Общие основы педагогики / Под ред. Ф.Ф. Королёва, В.Е. Гмурмана. М.: Просвещение, 1967. С. 139— 197.

17. Костюк Г. С. Принцип развития в психологии // Методологические и теоретические проблемы психологии. М.: Наука, 1969. С. 118—152.

18. Лазурский А. Ф. Классификация личностей. Л., 1924. 290 с.

19. Леонтьев А. А. Взаимоотношение общения и познания // Мышление и общение: Мат-лы Всесоюзного симпозиума. Алма-Ата, 1973. С. 182—184.

20. Леонтьев А. Н. Избр. психол. произв.: В 2 т.  Т. 1. М., 1983. 392 с.

21. Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни (бытовое поведение как историко-психологическая категория) // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 25—74

22. Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука. М., 1983. 284 с.

23. Найссер У. Познание и реальность. М., 1981. 232 с.

24. Налчаджян А. А. Социально-психическая адаптация личности (формы, механизмы и стратегии). Ереван. 1988. 264 с.

25. Обухова Л. Ф. Концепция Жана Пиаже: за и против. М., 1981. 191 с.

26. Обуховский К. Психологическая теория строения и развития личности // Психология формирования и развития личности / Под ред. Л.И. Анцыферовой. М.: Наука, 1981. С. 45—67.

27. Петровский А. В. Проблема развития личности с позиций социальной психологии // Вопр. психол. 1984. № 4. С. 15—29.

28. Петровский В. А. К психологии активности личности // Вопр. психол. 1975. № 3. С. 26— 38.

29. Пономарев Я. А. Психология творчества. М., 1976. 303 с.

30. Ротенберг В. С. Психологические проблемы психотерапии // Психол. журн. 1986. Т. 7. № 3. С. 111—118.

31. Тростников В. Н. Конструктивные процессы в математике (философский аспект). М., 1975. 255 с.

32. Уоддингтон К. X. Основные биологические концепции // На пути к теоретической биологии. I. Пролегомены. М., 1970. С. 11—38.

33. Чеснокова И. И. О психологических основах самовоспитания // Психология формирования и развития личности. М., 1981. С. 223— 235.

34. Шмальгаузен И. И. Избр. труды. Пути и закономерности эволюционного процесса. М., 1983. 360 с.

35. Piaget J. Biology and Knowledge. Chicago, 1971. XII. 384 p.

 

Поступила в редакцию 15.Х 1987 г.



1 Только при таком понимании правомерно выражение «адаптация к среде». Если же рассматриваемый термин употребляется в широком смысле, то надо говорить: «адаптация в среде».

2 При переходе в процессе филогенеза к более совершенным формам адаптации уменьшается зависимость организма от «частных условий существования» и он «все более овладевает жизненными средствами окружающей среды» [34;207].

3 Здесь, разумеется, допущено преувеличение. - Г. Б.

4 Содержание поисковой активности существенно зависит от направленности личности. Один ищет «тепленькое местечко», другой — место в жизни общества, позволяющее внести наибольший вклад в его прогресс. Но сколь бы ни различалась этическая оценка этих типов социального поведения, нельзя упускать из виду проявляющиеся в них универсальные психологические закономерности. В педагогическом и социальном плане важно, что именно их наличие создает принципиальную возможность качественного преобразования личности как в благоприятном направлении, так и в неблагоприятном, когда приходится говорить о ее перерождении.

5 Этот вид адаптации описывается (в отличие от гомеостаза — стабилизации состояния) под названием гомеореза [32].