161
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ДЕТСКОГО ПСИХОАНАЛИЗА
В.М. СЛУЦКИЙ
Прежде чем
приступить к рассмотрению современного состояния детского психоанализа, хотелось
бы вкратце охарактеризовать состояние психоаналитической теории и практики в
целом. Как указывают многие авторы ([3], [6],
[27]), психоанализ сегодня — это не просто одна из
психотерапевтических систем, это даже не просто психологическая школа,
направление в психологии — это целая мировоззренческая система, в которой, с
одной стороны, представлены всевозможные направления лечения психических и
психосоматических заболеваний, а с другой — этно- и социопсихоанализ [25] и психоаналитическая антропология [17]. Психоаналитическое
учение внедряется в религиозно-мистические системы ([19], [47]) и в литературу [34]. Можно без
преувеличения сказать, что психоанализ проник практически во все области
западной жизни. Вместе с тем появляется все больше работ, направленных на его
критику [2], [7], [26].
Однако, несмотря на критику, на многочисленные расколы, психоанализ оказывается
жизнеспособным и продолжает существовать. В чем причина этого? Представляется,
что причин много, но одна из них — реальность тех проблем, которые поставил
психоанализ. На это же указывают Ф.В. Бассин и В.Е. Рожнов: «Живучесть
психоанализа в своеобразной форме отразила и продолжает отражать реальность тех
проблем... над которыми так упорно бьется многие десятилетия психоаналитическая
мысль» [1; 8].
В целом можно
согласиться с А. Фрейд, охарактеризовавшей современное состояние психоанализа
как одновременно революционно-анархическое и ригидно-консервативное [25]. Революционный анархизм заключается в возникновении
различных школ и направлений в рамках психоанализа; ригидно-консервативное
положение связано с трудностью внесения каких-либо изменений как в
психоаналитическую технику, так и в практику проведения психоанализа.
Все это
определяет основные тенденции современного психоанализа. Если на заре его
возникновения перед ним стояли проблемы совершенствования теории и
психоаналитической техники, то сегодня встает еще и проблема эмпирической
проверки теоретических положений. Однако, как видно из замечаний А. Фрейд,
вопросы совершенствования техники отходят в настоящее время на второй план (это
связано с трудностью вносить изменения в психоаналитическую технику). Основная
характеристика современного состояния психоанализа — развитие теоретических
построений и экспериментальная проверка как классических, так и современных
теоретических положений. Мы не будем подробно останавливаться на первом
вопросе: он требует специального, очень детального анализа, а рассмотрим
попытки экспериментальной проверки теоретических положений.
На протяжении
достаточно длинной истории развития психоанализа его теоретическая канва не
способствовала проведению экспериментальных исследований. С одной стороны,
основоположники психоанализа не видели в этом необходимости, ведь
психоаналитическая метапсихология выросла из практической работы [9],
с другой — психоанализ не имел методологической основы для построения
эксперимента. Однако в последнее время ситуация изменилась: стали появляться
работы, посвященные экспериментальной проверке психоаналитических идей. Дело в
том, что большая часть критики сводилась к тому, что психоанализ не допускает
экспериментальной проверки собственных положений в силу того, что, каков бы ни
был результат проведенного эксперимента, сторонники психоаналитической теории
всегда найдут интерпретацию, подтверждающую эту теорию. Вместе с тем
162
психоанализ всегда
претендовал и продолжает претендовать на «академическую солидность», в целях
демонстрации которой и были проведены многочисленные экспериментальные
исследования.
Мы не станем
подробно останавливаться на экспериментальном изучении всех психоаналитических
конструктов, рассмотрим лишь те работы, которые имеют непосредственное
отношение к проблемам возрастной психологии. Это касается прежде всего
фрейдовской теории психосексуального развития и его связи с инфантильными
переживаниями ребенка, теорий эдипова и кастрационного комплексов, а также
структурных психических образований: Я, Оно, Сверх-Я.
Прежде всего
остановимся на исследованиях стадий психосексуального развития и особенностей
формирования характера на каждой из них.
Теория
психосексуального развития содержит в себе ряд утверждений-гипотез, среди
которых центральными являются следующие: 1) у взрослых людей наблюдаются
определенные психосексуальные синдромы (устойчивое сочетание некоторых черт
характера); 2) эти синдромы тесно связаны с воспитанием ребенка в раннем
возрасте; 3) у детей можно наблюдать догенитальный эротизм. Для проверки этих
гипотез, как правило, используются опросники и шкалы с их последующей
факторно-аналитической обработкой, проективные методы, проводятся
ретроспективные исследования инфантильных переживаний, кросскультурные и
лонгитюдные исследования.
Каждый из
этих методов имеет как сильные, так и слабые стороны. Так, многие авторы
указывают на трудность сбора ретроспективных данных. Это связано с тем, что
взрослые, как правило, не помнят событий своего детства (Фрейд, кстати,
утверждал, что амнезия на инфантильные переживания — свидетельство в пользу его
концепции детской сексуальности). Другая трудность проведения ретроспективных
исследований заключается в недостоверности информации, которую дают испытуемые.
Так, Л. Роббинс показал, что сообщенные родителями сведения об их общении с
детьми, в частности о применяемых методах воспитания, расходятся с записями тех
же событий в ходе лонгитюдного исследования. П. Ньюсон показал, что полученные
от родителей сведения о том, как они воспитывают детей, становятся весьма
сомнительными, когда речь идет о событиях, произошедших более года назад [41]. В качестве третьей трудности можно указать на
сомнительную валидность каждого из этих методов.
Одним из
первых, кто подверг экспериментальному исследованию психосексуальную теорию
Фрейда, был К. Барнс [15]. Он разработал специальные
опросники, направленные на выявление стадий психосексуального развития на
разных возрастных этапах. Подвергнув экспериментальные данные
факторно-аналитической обработке, он не получил факторов орального, анального
или фаллического эротизма. Однако многие авторы ([41], [42]) выражают сомнение как в валидности процедур, так и в
достоверности выводов Барнса.
Ф.
Гольман-Айслер [41] исследовал особенности орального
характера. Испытуемыми были 115 взрослых людей в возрасте 18—35 лет. Для них
были составлены специальные шкалы по 19 чертам. В результате был получен фактор
«орального оптимизма», но вместе с тем наиболее существенные, по мнению
психоаналитиков, для данного характера параметры (агрессивность, автономность)
оказались незначимыми для орального характера.
М. Кроут [45], К. Стагнер и Дж. Моффит [49]
исследовали психосексуальные синдромы с помощью шкалы личностных предпочтений
Кроута (КРРS), которая направлена на фиксацию 10 уровней личностного развития.
Каждую шкалу теста, содержащую по 10 пунктов, субъект должен оценить по
параметру «нравится — не нравится». По мнению П. Клейна [40],
этот тест может быть полезен при экспериментальной проверке теории.
В 1956 г. К.
Стагнер и Дж. Моффит провели исследование с помощью шкалы Кроута. Все
испытуемые были разбиты на группы по стадиям психосексуального развития. Авторы
предполагали, что если теория психосексуального развития верна, то
внутригрупповая корреляция результатов по шкале Кроута должна быть больше
межгрупповой, а внутригрупповая дисперсия — меньше межгрупповой. Однако никаких
значимых результатов получено не было, что позволило К. Стагнеру и Дж. Моффиту
высказать определенные сомнения в отношении психоаналитической теории. Возражая
авторам, можно отметить, что выявленные ими типы отличаются от классических,
выделяемых ортодоксальным фрейдизмом. Поэтому трудно ожидать, чтобы стадии
психосексуального развития, описанные Фрейдом, соотносились с типами Стагнера.
Учитывая это, можно усомниться в том, что эксперименты К. Стагнера и Дж.
Моффита подвергают теорию З. Фрейда действительной экспериментальной проверке.
П. Клейн, Ф. Снайдер и Ч. Литман
163
считают, что с помощью данной
шкалы нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть теорию психосексуального развития [41].
На основе
КРРS Т. Грижье разработал Динамический личностный опросник DPI [40],
который направлен на измерение сублимации, реактивного образования и некоторых
других механизмов защиты, связанных с психосексуальным развитием. Опросник,
который содержит 33 шкалы, был обработан с помощью факторного анализа [40], [41], [43]. П.
Стингер [51] применил косоугольное факторное решение,
выделив факторы второго порядка. 11 первичных факторов не соотносились с
психоаналитической теорией психосексуального развития, в то время как четыре
фактора второго порядка можно было интерпретировать в терминах этой теории.
Такие неопределенные результаты связывают с низкой внешней валидностью
опросника [41]. В
дальнейшем в работе П. Клейна и Р. Стори [43] был выделен
фактор, который соотносился с теорией психосексуального развития и был
интерпретирован как «анальный».
Теория
психосексуального развития была подвергнута эмпирической проверке также в ряде
других работ ([12], [28], [32],
[33], [42]), однако ни в одной из них
никаких определенных результатов получено не было. Понятно, что сама процедура опросника
едва ли подходит для исследования бессознательного. Соответственно у многих
исследователей возникают серьезные сомнения относительно внешней валидности
указанных работ.
Другим
вопросом, который лег в основу многих экспериментальных исследований, было
фрейдистское утверждение о связи типа характера человека с его инфантильными
переживаниями. Для проверки этого положения теории были проведены
ретроспективные исследования. В их основе лежит следующая схема
экспериментальной работы: с помощью обычных психометрических процедур
отбираются испытуемые с выраженными психосексуальными синдромами. Затем
исследователи пытаются воссоздать некоторые особенности воспитания этих детей
на первом году жизни (например, отрыв от груди, приучение к горшку). Так, Ф. Гольдман-Айслер
[41] пытался соотнести результаты опросника, направленного
на выявление черт психосексуального характера («оральный оптимизм», «оральный
пессимизм»), с процессом отнятия от груди, о котором судили по самоотчетам
испытуемых. Несмотря на то что в исследовании была показана связь раннего
отнятия от груди с развитием «орального оптимизма», некоторые исследователи [42] ставят под сомнение полученные результаты в связи с низкой
валидностью опросника.
Сходное
исследование было проведено Р. Терстоном и П. Массеном [53].
Они изучали связь между удовлетворенностью питанием в раннем детстве (сведения
собирались с помощью опросника, который заполняли матери испытуемых) и
особенностями взрослой личности (по результатам ТАТ). Однако никаких
определенных результатов получено не было, что можно отнести как на счет
недостатков всех ретроспективных процедур, так и на счет низкой валидности ТАТ.
X. Белофф [18] пытался зафиксировать связь между способом приучения
ребенка к горшку и формированием у него анального характера. Однако достоверных
результатов получено не было. Не внесли определенности в этот вопрос и
эксперименты Д. Миллера и Г. Свенсона, а также С. Фишера и П. Гринберга [28].
Не менее
спорными являются и результаты кросскультурных исследований [41],
[42], [50].
Лонгитюдные
исследования можно разделить на две группы: работы, в которых ставился вопрос о
связи психосексуального характера с инфантильными переживаниями, и работы,
направленные на изучение догенитального эротизма.
К. Сьюэлл и
П. Массен [41] пытались обнаружить связь между типом
кормления и развитием таких черт характера, как агрессивность или зависимость.
Е. Хетерингтон и И. Брекбилл [38] исследовали связь между
приучением ребенка к горшку и формированием анальных черт характера: упрямства,
бережливости и аккуратности. В эксперименте участвовало 35 детей дошкольного
возраста (20 мальчиков и 15 девочек). Выяснилось, что упрямство и аккуратность
у мальчиков не связаны между собой, в то время как у девочек были обнаружены
высокие интеркорреляции по всем трем чертам. Таким образом, можно говорить о
существовании синдрома, формирование которого никак не связано с приучением
детей к горшку. Авторы предлагают даже отказаться от самого понятия «анальный
характер». В этом же исследовании был получен и другой результат: обнаружилась
связь между формированием указанного синдрома и доминантностью одного из
родителей. Авторы считают, что эти данные соотносятся с данными Э. Фромма и К.
Хорни, которые связывали формирование анального характера не с подавлением анального
эротизма (на чем настаивает классический психоанализ), а с внутрисемейными
164
отношениями. С другой
стороны, эти данные можно соотнести с результатами, полученными в работах
отечественных авторов, которые показали, что на формирование характера у детей
оказывает влияние не только родительская, но и прародительская семья [5].
В
исследованиях догенитального эротизма [41], [23],
[54] однозначно интерпретируемых результатов получено не
было.
Один из
подходов к эмпирической проверке психоаналитической теории связан с
использованием проективных методов.
Дж. Блюм и Д.
Миллер пытались с помощью методики Блюма исследовать формирование орального
характера у девятилетних детей [21]. Авторы основывали свои
суждения на характеристиках учителя, на результатах исследования по шкалам
орального характера (оральных черт), орального поведения, социометрии и наблюдения
за поведением детей в классе. Полученные данные указывают на наличие высокой
корреляции между интересом к пище и оральном эротизмом. Вместе с тем у многих
исследователей ([41], [42]) результаты
данной работы не вызывают доверия, поскольку сомнительна валидность учительских
характеристик. Однако П. Клейн, например, считает, что из данной работы можно
сделать вывод о том, что оральные переменные в методике Блюма соответствуют
пищевому поведению детей.
Одно из
центральных мест в теории психоанализа занимает идея эдипова и кастрационного
комплексов, которые были исследованы в ряде экспериментальных работ.
Эмпирической проверке были подвергнуты восемь гипотез. Все они — следствия из
теоретических положений об эдиповом и кастрационном комплексах.
1. На
фаллической стадии развития либидо мальчики демонстрируют открытую любовь к
матери, которая в дальнейшем подавляется. 2. У девочек на этой же стадии
наблюдается любовь к отцу. 3. На фаллической стадии мальчики боятся кастрации.
4. Девочки на этой стадии страстно желают иметь мужские гениталии. 5. На
фаллической стадии мальчики враждебны к своим отцам, а девочки — к матерям. 6.
У взрослых должны наблюдаться половые различия в моральном поведении (это
связано с различиями в формировании Сверх-Я). 7. Культурные различия должны
оказывать влияние на психосексуальное развитие (например, если отец не живет с
семьей). 8. В случае справедливости психоаналитической теории должны выявляться
различия между детьми, воспитанными в семье, и сиротами.
В 1952 г. С.
Фридман [31] подверг экспериментальной проверке идею о
существовании кастрационного комплекса: пик страха кастрации, по данным
психоаналитиков, приходится на возраст пять лет. В эксперименте использовались
три «кастрационных» сюжета из басен Дюсс, к которым ребенок должен был
придумать продолжение. Автор предполагал, что у пятилетних детей реже, чем у
остальных, будут встречаться «отвалившиеся хвосты», «отрезанные хоботы» и т.д.
Было выявлено, что у мальчиков этого возраста они действительно встречаются
значимо реже, чем у детей других возрастных групп; у девочек же подобных
различий обнаружено не было. Получив эти результаты, С. Фридман провел
экспериментальное исследование эдипова комплекса. В качестве стимульного
материала также были выбраны басни Дюсс, в данном случае рассказ о том, как
ребенок гулял с одним из родителей и встретил другого, который был чем-то
огорчен. Ребенок должен был придумать концовку этого рассказа. Затем испытуемых
просили придумать рассказ по картинкам ТАТ. В результате были получены
следующие данные: 1. При опросе в прямой форме значимых различий между полами
выявлено не было. 2. В баснях Дюсс дети придумывали плохую концовку к рассказу,
когда речь шла о родителе своего пола (р ≤ 0,05). 3. Рисунки КАТ
(детский вариант ТАТ) помогли выявить, что мальчики придумывали к фигуре отца
более конфликтные сюжеты, чем девочки к фигуре матери (р ≤ 0,001).
В рассказах к картинкам ТАТ (1. мальчик со скрипкой, 4. беседующие мужчина и
женщина, 16. чистый лист, 14. мальчик на фоне светящегося окна, 10. прижавшиеся
друг к другу мужчина и женщина и др.) у девочек значительно чаще, чем у
мальчиков (р ≤ 0,001), присутствовала фигура мужчины,
поднимающегося по лестнице, что, по мнению Фридмана, служит подтверждением
сексуальной символики, описанной у З. Фрейда[1].
Эти исследования продолжил У. Биддл, который вводил испытуемых в гипнотическое
состояние и возвращал их к трехлетнему возрасту. Затем, беседуя с
загипнотизированными испытуемыми, он исследовал их «эдиповские» фантазии.
Оказалось, что дети стремятся к объединению с обоими родителями, что
противоречит идее о существовании эдипова комплекса. (Многие авторы, правда,
указывают на низкое качество данного исследования [41].)
165
Л. Блок и Ю. Вентура также
изучали страх кастрации [40], [41]. Они
провели специальное исследование с помощью Blacky Pictures. Испытуемыми были
люди с ампутированными конечностями. Оказалось, что среди них страх кастрации
значительно выше, чем у здоровых испытуемых. Однако с выводами авторов трудно
согласиться: по-видимому, здесь речь идет об общем повышении уровня тревожности
и соответственно опредмечивании этой тревоги.
У. Стефенс [50] провел кросскультурное исследование менструального табу. В
качестве гипотезы была положена идея З. Фрейда о том, что распространенность менструального
табу в различных культурах определяется интенсивностью страха кастрации,
испытываемого мужчинами данной культуры [10]. Полученные
данные свидетельствуют о том, что менструальное табу тесно связано со
строгостью наказаний за мастурбацию (р ≤ 0,01), с применением
телесных наказаний (р ≤
0,07), в особенности отцом (р ≤ 0,02).
К. Бартон [16] провел исследование с помощью специально разработанного
опросника, в котором приняли участие 333 матери и 307 отцов. Опросник был
направлен на выяснение способов воспитания детей в раннем возрасте.
Исследованию были подвергнуты также дети этих родителей. Проведенная затем
факторно-аналитическая обработка данных не позволила выявить однозначных
зависимостей.
Рассмотренные
работы позволяют сделать вывод о том, что с помощью исследования прямых
предпочтений детьми одного из родителей невозможно выявить проявления эдипова
комплекса, хотя в работах ([37], [41], [50]) были показаны особые отношения детей дошкольного возраста
к родителям противоположного пола.
Другой идеей,
подвергнутой эмпирической проверке, была структура психики, ее деление на Я,
Оно, Сверх-Я, предложенная З. Фрейдом.
Так, например, Р. Кеттелл [22] исследовал следующие установки и интересы: а) основная профессиональная установка; б) социально значимое хобби; в) установка, уходящая корнями в бессознательное; г) моральная установка. Он предположил, что при достаточно сильной установке индивид должен проявить интерес к объекту установки, быть высоко информированным в интересующей его области и иметь высокий уровень развития перцептивных навыков. Кроме того, он полагал, что мотивация способствует концентрации внимания: при наличии конкурирующих стимулов выбор будет сделан в пользу того, который вызывает наибольший интерес.
В качестве
физиологических коррелятов использовались КГР, миограмма, измерение кровяного
давления. После проведенного факторного анализа были выделены факторы первого и
второго порядков. Среди факторов первого порядка следует отметить
«бессознательный интерес», основной характеристикой которого является аутичное
отношение к миру, «Эго», который характеризуется высокой информированностью в
интересующей области, развитием перцептивных навыков и реализмом, а также
«Супер-Эго». Среди факторов второго порядка следует остановиться на двух: а)
интегрированные интересы, основанные на чувстве реальности и признания моральных
норм; б) неинтегрированные интересы — желания, стремления и притязания. Своей
работой Р. Кеттелл подтвердил наличие в поведении человека различных
мотивационных детерминант как когнитивно-нормативного, так и эмоционального
характера.
Л. Домброуз и
М. Слобин [24] провели ряд экспериментальных исследований с
помощью методики IES (Id, Ego, Super-Ego) которая состоит из ряда следующих
субтестов.
1. Рicturе-titlе
test представляет собой 12 рисунков, на
каждом из которых изображены люди. Их действия могут быть отнесены как к
категории импульсов, так и к категории моральных норм. Испытуемые, как правило
младшие школьники и подростки, должны дать название каждой картинке. При этом
действия относятся к: а) категории импульсов, если название отражает
импульсивную активность персонажей; б) категории моральных норм, если название
характеризует область Супер-Эго; в) Эго, если импульсы и Супер-Эго компенсируют
друг друга; г) квалифицируются как защита, когда испытуемый создает дистанцию между
собой и картинкой.
2.
Рicture-story сompletion test состоит из 13 наборов картинок, по три картинки в
каждом. Набор нужно дополнить одной картинкой, которую испытуемый выбирает из
предложенных трех. Из них одна соответствует области Оно, другая — Я, третья —
Сверх-Я.
3.
Рhoto-analysis test состоит из фотографий девяти людей. О каждом из них
испытуемому задают по три вопроса, относящихся к области Оно, Я и Сверх-Я.
4. Аrrow-dot
test Испытуемый должен кратчайшим образом соединить стрелку с точкой. При этом
ему запрещают пересекать жирные черты, но ничего не говорят относительно
заштрихованных линий. Линии,
166
проходящие через запрещенные
черты, рассматриваются в качестве детерминант Оно; наиболее короткие, прямо
ведущие к цели линии — как детерминанты Я; а линии, не пересекающие произвольно
созданные испытуемым барьеры,— как детерминанты Сверх-Я.
Авторы
методики IES предполагают, что у лиц, страдающих неврозом
навязчивых состоянии, преобладает Сверх-Я, а у больных психопатиями — Оно. П.
Аммонс в своем обзоре работ по методике IES (см. [41])
указывает на большое количество данных, подтверждающих структурную гипотезу
Фрейда. Вместе с тем на эти выводы трудно опираться как на достоверные, так как
сами авторы методики указывают на ее низкую валидность.
Специальный
цикл работ был посвящен экспериментальному исследованию идентификации. В 1969
г. Л. Кольберг [44] предложил различать идентификацию и
имитацию. Основное различие заключается в том, что имитация — это моделирование
специфического поведения в специфической ситуации. При идентификации
моделирование генерализовано и трансситуативно, происходит при отсутствии
модели, побуждается исключительно внутренне. Ролевое многообразие связано с
многообразием ситуаций.
Р. Сирс, Л. Pay и Р.
Альпер [48] подвергли экспериментальному исследованию
гипотетические условия возникновения идентификации и их связь с
процессом воспитания ребенка. Однако, по мнению Л. Кольберга, определенных
результатов получено не было, так как исследовалась не идентификация, а
имитация.
В большинстве
работ по исследованию идентификации проверялась гипотеза о том, что субъект
идентифицируется либо с агрессивным отцом (идентификация с агрессором), либо с
тем родителем, чья любовь может быть потеряна (анаклитическая идентификация).
Как подчеркивает А. Бандура [14], мысль З. Фрейда о
существовании такой идентификации в целом подтверждена рядом работ (см.: [14], [48]). Позднее А. Бандура и М. Росс [41] изучали идентификацию с агрессором. Результаты не
подтвердили ее существования. Однако следует отметить, что в данной работе
исследовалась не идентификация, а имитация.
М. Аргайл [13] провел работу с 500 школьниками по методике семантического
дифференциала. Изучались два понятия: а) «каким я хотел бы быть»; б) «каким мне
следует быть, по мнению моего отца». Оказалось, что для мальчиков Супер-Эго
более сходно с требованиями отца, чем матери. Для девочек же значимых различий
получено не было.
*
Рассмотренные нами
исследования можно лишь условно назвать эмпирической проверкой фрейдистской
теории. Положительные результаты интерпретировались как подтверждение
верифицируемого положения, отрицательные же не позволяли с достаточным
основанием его отвергнуть. Кроме того, следует еще раз подчеркнуть сомнительную
валидность проведенных исследований, на что в большинстве случаев указывали
сами авторы. Вместе с тем можно говорить о том, что экспериментальные данные не
опровергают мысли о существовании устойчивых типов характера, связанных с
воспитанием ребенка в семье на ранних этапах его развития, идеи Фрейда об
особых, аффективно окрашенных отношениях ребенка с родителем противоположного
пола (правда, ни в одном из указанных экспериментов не был выявлен сексуальный
характер этих отношений), а также наличие в поведении как сознательных
когнитивно-нормативных, так и неосознаваемых эмоциональных детерминант. Теория
психоанализа требует серьезной экспериментальной проверки, чтобы наконец можно
было бы, избавившись от того спекулятивно-умозрительного, что есть в
психоанализе, использовать то позитивное, что он внес в психологию, отделить
реально поставленные вопросы от псевдоответов на них [11].
За рубежом
появляется все больше работ, в которых содержится серьезная критика
психоаналитических идей. В то же время основной аргумент его защитников — ссылка
на высокую эффективность психоаналитической терапии [39], [52]. На чем же основывается эффективность психоанализа как
психотерапевтической системы? Прежде всего, наверное, на реальности тех конфликтов,
которые психоаналитики пытаются разрешить с помощью своей процедуры. Однако не
только на этом. К. Леви-Стросс [7], например, сравнивает
деятельность психоаналитика с деятельностью шамана. По мнению К. Леви-Стросса,
шаман, как и психоаналитик, стремится включить болезненные симптомы
обратившегося к нему человека в некоторую более широкую структуру, о которой
тот ничего не знал, но в существование которой он способен поверить. «Пациент»
шамана оказывается не просто один на один с непонятным ему заболеванием —
болезненные симптомы включены в целую сложную систему отношений «пациента» с
миром в качестве элементов этой системы.
167
Болезнь не принадлежит
только «пациенту» — она свидетельствует о противоречиях во всей этой системе.
Затем шаман начинает устранять эти противоречия. Чтобы зафиксировать, что
определенные пути к улучшению уже пройдены, он демонстрирует больному
материализованные знаки собственной деятельности (фигурки добрых и злых духов,
окровавленное перышко, которое он называет «душой болезни», и т.п.). Все это
способствует установлению достаточно сильных суггестивных отношений в системе
«шаман — больной» и возникновению аутосуггестии больного. Такова схема
психотерапевтического воздействия шамана на заболевшего, воздействия, не
уступающего в своей эффективности психоаналитическому [7].
Примерно таков же, по мнению К. Леви-Стросса, механизм воздействия на больного
психоаналитической терапии. Конечно, это одно из мнений, нуждающееся в
экспериментальной проверке, но если с этим мнением согласиться, то следует
отказаться рассматривать психоанализ в качестве научной теории.
Проблема
«является ли психоанализ наукой?» ставится в работах многих методологов,
психологов, историков науки. Так, К. Поппер считает основным методологическим
пороком психоанализа его претензию на то, что с его помощью можно объяснить
любой человеческий поступок, любое его поведение [8]. Дело в
том, что никаких определенных предсказаний относительно поведения этого
человека в будущем, позволяющих эмпирически проверить верность этих объяснений,
психоанализ не делает. В своей оценке психоанализа К. Поппер близок с К.
Леви-Строссом, когда подчеркивает, что психоаналитическая теория описывает
некоторые факты, но делает это не в форме научной теории, а в виде мифа [7]. Миф, так же как научная теория, может объяснять мир, но в
отличие от научной теории его нельзя использовать для предсказания,
прогнозирования будущего.
Среди
психологов с тех же позиций критиковал психоанализ Г. Айзенк. В ответ на
вопрос, чем плох психоанализ, он ответил: «Тем, что он — не наука» [40]. По его мнению, психоаналитическую теорию нельзя считать
научной, поскольку не установлена достоверность тех допущений, на которые он
опирается. М. Маркс [45] выделил три основных элемента,
необходимых для построения любой научной теории: а) наблюдения (условия
получения которых должны строго контролироваться), б) конструкты (которые
должны быть операционализированы), в) проверяемые гипотезы. Как показывает
рассмотрение психоаналитической теории, ни одно из этих условий в психоанализе
не выполняется, что позволяет автору считать психоанализ не наукой.
В
отечественной литературе в работах В.Н. Волошинова, Л.И. Анцыферовой, Ф.В.
Бассина, Б.В. Зейгарник, В.М. Лейбина, М.Г. Ярошевского подробно разбираются
как психоаналитические теории, так и исследования, выполненные в русле
психоанализа.
При всем
многообразии позиций по некоторым частным вопросам исследователи едины в
главном: в критическом отношении к фрейдовской сексуализации мотивации, к
представлению психоанализа о неизбежном антагонизме между индивидом и социумом,
к абсолютизации психоаналитических принципов и перенесению их на природу и
общество. Таким образом, в зоне критики находится как методологическая основа
фрейдизма, так и его теоретические изыскания.
Можно было бы
сказать, что универсальным объяснительным принципом психоанализ не стал, как не
стал он и научной теорией. Наверное, в этом маргинальном статусе психоанализа и
концентрируются все его методологические и теоретические пороки.
В заключение хотелось бы сказать, что научная критика теорий заключается не в «зряшном» отрицании, а в конструктивном анализе, в выделении того позитивного, что было наработано в той или иной теории. Именно так следует отнестись и к психоанализу, который поставил перед психологией реальные проблемы, требующие реальных решений.
1. Бассин. Ф. В., Рожнов В. Е. Предисловие
к кн.: Клеман К., Брюно П., Сэв Л. Марксистская критика психоаланиза.
М., 1976. С. 5—40.
2. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.,
1974. 406 с.
3.
Бессознательное: Природа, функции, методы исследования: В 4 т. / Под общ. ред. А.С. Прангишвили, А.Е Шерозия, Ф. В Бассина.
Т. 1. Тбилиси: Мецниереба, 1978. С.
23—35.
4. Волошинов В. Н. Фрейдизм. Критический
очерк. М., 1927. 127 с.
5. Захаров А. И. Психотерапия неврозов у
детей и подростков. Л., 1982. 214 с.
6. Клеман К., Брюно Л., Сэв Л. Марксистская
критика психоанализа. М., 1976. 281 с.
7. Леви-Стросс К. Структурная антропология.
М., 1983. 536 с.
8. Поппер К. Логика и рост научного знания.
М., 1983. 605 с.
9. Фрейд З. Очерки по психологии
сексуальности. (Психологическая и психоаналитическая б-ка под ред. И.Д.
Ермакова. Вып. VIII). М.; Пг, 1923. 146 с.
168
10. Фрейд З. Тотем и табу // Психология
первобытной культуры и религии. (Психологическая и психоаналитическая б-ка под
ред. И.Д. Ермакова. Вып. VI). М.; Пг, 1923. 170 с.
11. Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1976. 565 с.
12. Andrioh J., Klein
P. Within and among population with the simple logistic model // Educ.
Psychol. Measur. 1981. V. 52. P. 135—137.
13. Argile M.
Introjection: A form of social learning // Brit. J. Psychol. 1964. V. 55. P.
175.
14. Bandura A.,
Huston A. Identification as a process of incidental learning // J. Abnorm.
Soc. Psychol. 1961. V. 67. В. 601—607.
15. Barnes C.
A statistical study of the Freudian theory of levels of psychosexual
development // Genet. Psychol. Monogr. 1952. V. 45. P. 109—174.
16. Barton K. et
al. Child caring practices related to child psychology // J. Soc. Psychol.
1977. V. 101. P. 75—78.
17. Basch M.
Developmental psychology and explanatory theory in psychoanalysis // The Annual
of Psychoanalisis. 1977. V. 5. P. 229—263.
18. Beloff H.
The structure and origin of the anal character // Genet. Psychol. Monogr. 1957.
V. 55. P. 141—172.
19. Bezbaruah D.
The nature and form of conscious in Yoga and modern psychoanalytic school.
Calcutta, 1980.
20. Biddle W.
Investigation of the Oedipus fantasy by hypnosis // Amer. J. of Hypn. 1957. V.
114. P. 175.
21. Blum G.,
Miller D. Exploring the psychoanalytic theory of the oral character // J.
Pers. 1952. V. 20. P. 287—304.
22. Cattel R.,
Child D. Motivation and dynamic structure. N. Y., 1975. 315 p.
23. Caldwell В. The effect of infant care // Hoffman M., Hoffman L. (eds.) Review of child
development ressearch. V. 1. N. Y., 1964. 423 р.
24. Dombrose L.,
Slobin M. The IES test // Percept. and Mot. Skills. 1958. V. 8. P. 349—389.
25. Ehebald U.
Humanitat und Technick in der Psychoanalyse. Bern — Stuttgart — Wien, 1981. 218
p.
26. Eysenck H.
J., Wilson С. D. The experimental study of Freudian theory. L., 1973. XII+263 p.
27. Fine R.
A history of psychoanalysis. N.Y., 1979. 630 p.
28. Fisher S.,
Greenberg P. (eds.) The scientific evaluation of Freud's theory and theory.
Hassocks, 1978. 473 p.
29. Freud A.
The writings of A. Freud. V. VIII. Int. Univ. Press, 1981. 581 p.
30. Freud A.
Peers, anxieties and phobic phenomena // Psychoan. Study of a Child. 1977. V.
32. P. 85—90.
31. Friedman S.
An empirical study of the castration and Oedipus complexes // Genet. Psychol.
Monogr. 1952. V. 46. P. 61—130.
32. Goltheil E.
Conceptions of orality and anality // J. Nerv. Ment. Dis. 1965. V. 141. P.
155—160.
33. Gottheil E.,
Stone G. Factor-analytic study of orality and anality // J. Nerv. Ment.
Dis. 1968. V. 146. P. 1—17.
34. Greenacre P.
Swift and Carrol. A psychoanalytic study of two lives. N.Y., 1977. X+381 p.
35. Greenson R.
Explorations in psychoanalysis. N.Y., 1978.
36. Grygier T., Grydier
P. Manual to the Dynamic Personality Inventory. N.Y., 1980. 254 p.
37. Hall С.,
Van de Castle R. An empirical investigation of the castration
complex in dreams // J. Pers. 1963. V. 33. P. 20—29.
38. Hetherington
E., Brackbill Y. Etiology and covariations of obstinacy, orderliness and
parsimony in young children // Child Devel. 1963. V. 34. P. 919—943.
39. Kachele H.
et al. Towards a linear-additive model of clinical procedures // Med.
Psychol. 1979. V. 5. P. 66—80.
40. Klein G.
Psychoanalytic theory. N.Y., 1982. 326 p.
41. Klein P.
Fact and fantasy in Freudian theory. N.Y., 1981. 654. p.
42. Klein P.,
Story R. The aetiology of oral character // J. Genet. Psychol. 1980. V.
136. P. 85—94.
43. Klein P.,
Story R. The Dynamic Personality Inventory. What does it measure? // Brit.
J. Psychol. 1978. V. 69. P. 375—383.
44. Kohlberg L.
Stages in the development of moral thought and action. N.Y., 1969. 410 p.
45. Krout M.,
Krout T. Measuring personality in developmental terms // Genet. Psychol.
Monogr. 1954. V. 50. P. 289—335.
46. Marx M.
(ed.) Theories in contemporary psychology. N. Y., 1963. 423 p.
47. Scharnberg
M. The myth of paradigm. Stockholm, 1984. 212 p.
48. Sears R.,
Rau I., Alport R.
Identification and child training. Stanford, 1965. 351 p.
49. Stagner K.,
Moffit J. A statistical study of
Freud's theory of personality types // J. Clin. Psychol. 1956. V. 12. P. 72—74.
50. Stephens W.
A cross-cultural study of menstrual taboos // Genet. Psychol. Monogr. 1961. V.
64. P. 385—416.
51. Stringer P.
A note of the factoral structure of the DPI // Brit. J. Med. Psychol. 1970. V.
43. P. 95—103.
52. Thoma H. et
al. Contributions to consensus research in psychoanalysis. Univ. of Ulms,
1976. 265 p.
53. Thurstone
R., Mussen P. Infant feeding gratifications and adult personality // J.
Pers. 1951. V. 19. P. 449—458.
54. Woodmansey
A. Emotion and motions // Brit. J. Med. Psychol. 1967. V. 40. P. 207—223.
Поступила в редакцию 24.III 1987 г.