Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

5

 

ПЕРЕСТРОЙКА ПСИХОЛОГИИ: ПРОБЛЕМЫ, ПУТИ РЕШЕНИЯ

 

(«КРУГЛЫЙ СТОЛ»)

 

Продолжение. Начало см.: Вопр. психол. 1988. № 1, 2.

 

Е.В. Субботский (факультет психологии МГУ). Не бояться новых парадигм

 

Советская психология не избегла застоя. В чем его суть? На мой взгляд, не в недостатках отдельных работ и низком методическом уровне (хотя и в этом, конечно, тоже). Главное — в отношении к свободе научной мысли. Трудно предположить, что психология «оскудела талантами». Но где же новые парадигмы? Речь идет не об успехах отдельных методик (зачастую весьма значительных) и не о частных научных разработках — о понимании психологической сущности человека. Э. Торндайк, З. Фрейд, К. Левин, Ж. Пиаже, Л.С. Выготский, К. Роджерс — родоначальники таких парадигм (как видим, имена в основном иностранные). Конечно, есть у нас устоявшиеся, освященные традицией теоретические подходы, например культурно-исторический или деятельностный. Но в течение десятилетий споры ведутся между сторонниками, учениками, последователями (Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева и других крупных советских психологов). Попытки же высказать элементы новых парадигм нередко заглушались: статьи под разными предлогами отклонялись редакциями (или выходили в искаженном виде), работе над диссертациями чинились искусственные препятствия. В научных дискуссиях уверенно стала чувствовать себя псевдоидеологическая аргументация, независимость от «единственно верных» психологических теорий подавалась как отклонение от идеологических основ. Страницы журналов, освобожденные от «острого материала», часто заполнялись наукообразными, но бессодержательными теоретическим рассуждениями, «психологическим театром».

Печальные последствия такого подхода к науке в его крайних формах (например, в биологии 40—50-х гг.) известны. Такое отношение к свободе научного творчества не только ухудшает психологический климат в науке, но и обрекает нашу психологию на вторичность, ученическом повторение зарубежных парадигм и методик. По существу, это повторение давно уже стало фактом (кстати, парадоксальным на фоне очень слабого и недостаточного развития действительных научных связей с западными психологами). Конечно, зарубежное наследие осваивать необходимо, наука интернациональна. Нужно развивать и психотренинг, и факторный, и гуманистический подходы, и когнитивную психологию. Но делать ставку только на это — значит идти «во втором эшелоне». Хочу, чтобы меня поняли правильно: я не за изоляцию (очень ценю зарубежных авторов) — за попытку мыслить самостоятельно.

В настоящее время наметилась «борьба за выживаемость» между фундаментальной и практической ориентациями в психологии. При этом нет

 

6

 

достаточно ясного и глубокого понимания того, что друг без друга этим ориентациям не выжить. Психологии нужны фундаментальные исследования (но именно психологические, а не физиологические, инженерные или медицинские, идущие под маркой психологических). И тут опять приходят на ум имена М. Вертгеймера, К. Левина, Л.С. Выготского. Без такой фундаментальной основы и консультация, и терапия неизбежно перерастут в «психологическую алхимию», магическую манипуляцию сознанием «клиента», более или менее успешный «творческий произвол». Для развития же фундаментальных исследований психология нуждается в свободе творческой мысли, в разнообразии подходов и парадигм.

Как известно, узнать до конца, каков человек есть, нам не дано (абсолютная истина недостижима). А вот от принятых нами, пусть и «неистинных», представлений о человеке зависит многое: именно ими определяются способы воспитания и, следовательно, судьбы наших детей. В плане каузальности известны два таких представления: «человек-машина» и «человек - свободное существо» (причина себя). Остальные — их сочетания и варианты. У нас и в педагогике, и в психологии идея «человека-машины» (пусть и в облагороженном, осовремененном виде) принята большинством. Причина — видимое ее соответствие упрощенно понятому «материализму». Идея же свободы отвергается из опасения перед идеализмом. Но почему же так неистребимо (даже на чисто психологическом уровне) стремление человека к свободе? Можно ли психологически подготовить подрастающее поколение к жизни в условиях демократизации, если все традиционные методы воспитания заранее зажимают ребенка в тиски «наград и наказаний»? И как вообще быть с психикой, которая, по определению, нематериальна? По сути, отвержение равноправности второй парадигмы в воспитании — следствие низкого уровня методологической и философской подготовки многих психологов и педагогов, усвоения ими «философии» на уровне учебников 50-х гг. Проблемы теоретические, и страдают прежде всего практика, развитие личности, нравственное воспитание подрастающих поколений; последнее, например, построено в основном на авторитарном стиле общения и ориентировано на формирование прагматической, а не подлинной, бескорыстной морали.

Другой пример: «одномерная» и «многомерная» концепции человека. Можно, конечно, спорить, но мне кажется, что наши психологические исследования ориентированы, по преимуществу, на «одномерного» человека: человека, в котором потенциально (генетически или социально) заложены «моральный кодекс» и «научное мышление». Отсюда просветительские тенденции в воспитании, алгоритмические — в обучении. Но жизнь и практика сталкивают нас с иной парадигмой: в индивиде сочетаются добро и зло, рациональность и суеверия. Признание равноправия этой парадигмы диктует, например, необходимость исследования агрессии, мистической направленности и других «нелегальных» аспектов психики (кстати, на фоне сотен зарубежных исследований агрессии в советской психологии их можно пере считать по пальцам). Что делать? Прежде всего — открыто и честно говорить о том, о чем предпочитали молчать. Восстановить частично утраченные непреходящие научные ценности: объективность, терпимость, плюрализм. Нужны новые психологические журналы, издательства (может быть, на кооперативных началах), свободные от научной цензуры, но разумеется, не от критики. Надо, чтобы объем и тиражи научных монографий определялись не спущенными лимитами, а качеством книги и объективной потребностью в ней. Крайне важно добиться изменения ненормального положения, когда не редакция научного журнала ищет хорошие статьи, а авторы обивают пороги редакций в попытках, часто безнадежных, доказать свою правоту. В последние годы пропаганда фундаментальных исследований сильно ослабла, нужна популяризация и

 

7

 

пропаганда психологии вообще и фундаментальных исследований в особенности. Необходимость практической психологии очевидна, необходимость фундаментальной нужно отстаивать. Но главное, повторяю,— бороться за нравственность и свободу в науке.

 

Б. И. Кочубей (Институт психологии АН СССР). Перестройка начинается с фундамента

 

Инициатива журнала «Вопросы психологии», организовавшего обсуждение проблемы перестройки психологической науки, представляется очень своевременной. Наша психология находится в ситуации кризиса, причем этот кризис отличается от имевших место ранее, в том числе и на Западе, тем, что он охватывает сразу обе стороны существования психологии — психологию как систему знаний о психике и психологию как социальный институт. С одной стороны, за последние десять лет, после смерти А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, прекращения активной деятельности ряда других крупных психологов, резко снизился теоретический уровень советской психологической науки; с другой стороны, социальный статус психологии крайне низок, многие смежные специалисты (не говоря уже о неспециалистах) вообще не знают о ее существовании, диплом психолога за пределами факультетов психологии практически не котируется. Недавние статьи в массовых изданиях, критикующие положение дел в психологии, статьи не всегда корректные, по-своему отразили печальное социальное положение психологического сообщества.

Выход из этого кризиса лежит только в освобождении психологии от удушающих тисков административного управления, той самой Административной Системы, о которой теперь так много пишут и которая делает невозможным научный поиск, исключает свободу дискуссий, подменяет живое состязание идей жесткой табелью о рангах должностей, степеней, званий, постов и т.д.

Невзирая на то что я не являюсь практическим психологом и мои научные интересы всегда лежали в сфере фундаментальных научных и методологических проблем, я считаю, по в конкретной ситуации кризиса, в которой оказалась наша наука, единственным реальным выходом — к сожалению — представляется принципиальная прагматизация психологии, ее переориентация не просто на прикладные работы, но на конкретных заказчиков (будь то частные лица, кооперативы или государственные предприятия); их в условиях истинного хозрасчета и самофинансирования должно быть все больше, и они готовы будут платить деньги за психологическую помощь, в чем бы она ни заключалась — в анализе проблем супружеской пары или в разработке эргономических рекомендаций для АЭС.

Иными словами, психологам придется заняться «экономической деятельностью», а это, конечно, потребует изменения их собственной «психологии»: вместо привычного должностного оклада — оплата конкретных разработок, конкретных психологических мероприятий, нужных людям и государству; вместо монотонной работы над одной и той же темой, переходящей из пятилетки в пятилетку,— систематическая смена проблем, требующая обновления идей, знаний и кадров. Вряд ли с такой работой справятся постоянно действующие лаборатории: для выполнения разовых заказов более подходящими должны оказаться временные коллективы с меняющимся составом.

Важнее то, что только «экономическая деятельность» психологов, их работа на конкретного потребителя, финансирующего эту деятельность, позволят им достичь относительной экономической независимости от административных учреждений и управляющих психологией ведомств. С одной стороны, экономическая свобода является непременным условием свободы выбора ученым своей как научной так и нравственной позиции: угроза увольнения из НИИ не смутит сотрудника, для которого основной является

 

8

 

работа с конкретными заказчиками, клиентами и т.п. С другой стороны, такое положение позволит наконец вернуть академиям их истинное значение собраний выдающихся ученых той или иной отрасли и освободит их от нелепой обязанности «управления наукой», ибо только та наука нуждается в управлении, которая реально не нужна ни людям, ни государству. Аргументов против предлагаемой точки зрения может быть несколько. Прежде всего можно сказать, что запросы отдельных заказчиков могут не отражать подлинных потребностей общества в отношении психологической науки и практики. Однако государственные учреждения и будут выступать в качестве заказчика, они должны иметь преимущества перед прочими заказчиками. Но для заключения и выполнения таких договоров совершенно не требуется посредничество ведомственного аппарата, который может лишь исказить содержание государственного заказа. Второй аргумент заключается в том, что «экономическая деятельность» психологов в условиях полной психологической неграмотности заказчиков может вырождаться в халтуру, в беспардонную торговлю обрывками психологических знаний со стороны малопрофессиональных «околопсихологов». На это можно ответить, что положение таких шарлатанов сейчас гораздо предпочтительнее, чем в условиях, когда с ними будут конкурировать профессионалы. Кроме того, хотя опасность халтуры реальна, она совершенно несоизмерима с опасностью бюрократизации, парализующей саму возможность работы психолога.

Третий, самый простой и главный аргумент заключается в том, что уход в конкретные разработки оставит психологию без развивающейся теоретической базы. Но насколько нынешнее положение психологии позволяет ей развивать эту базу? В последние годы количество теоретических работ, носящих чисто компилятивный характер, становится все больше и больше, и потеря такой теории не так уж значима. Продолжение административного удушья неминуемо приведет к тому,

 

9

 

что статус теоретика будет просто автоматическим приложением к достаточно высокому званию или посту. С другой стороны, хозрасчетные и кооперативные психологические организации, накапливая за счет потребителей «психологического товара» фонды развития, смогут, пусть не сразу, использовать эти фонды для проведения фундаментальных Исследований, экономический эффект которых не ясен. Да и общество в целом скорее позволит себе тратить средства на психологию тогда, когда убедится, что она жизненно необходима, а не является только праздным занятием кучки оригиналов.

Скорее всего, радикальная прагматизация психологии с ориентацией на конкретный заказ не обойдется без потерь. Но кризис столь глубок, что паллиативные меры, даже самые гуманные и демократические, вряд ли принесут успех. Приведу один пример. Некоторое время назад в «Вопросах психологии» (1986. № 4) была организована дискуссия по одной из острейших и важнейших с мировоззренческой точки зрения проблем — психофизиологической проблеме. В этой дискуссии прозвучала резкая критика позиции, которая до того считалась «неприкасаемой». Со стороны редакции это был смелый и уверенный шаг, но... результат его оказался равен, нулю. Участники спора выступали на столь низком уровне, что дискуссия оборвалась, фактически не успев начаться. В частности, критика оказалась такой беспомощной, что, вероятно, лишь укрепила критикуемую точку зрения. Инициатива журнала была превосходной, но психологи оказались к ней не готовы.

Думается, что попытки улучшить те или иные организационные формы внутри психологического сообщества при сохранении той же противоестественной системы планово-административной заорганизованности не являются перспективными. В меняющемся обществе строительство психологической науки и практики должно начинаться на другом экономическом фундаменте.

 

А.М. Эткинд (НИИ истории естествознания и техники АН СССР). Возможности психологии в обеспечении социальных изменений

 

Сегодня мы, психологи, разделяем с представителями других социальных наук положение людей, которым неожиданно, но твердо объяснили, что занимаются они не тем, что от них требуется и за что им платят деньги. Опубликованный «Коммунистом» анализ положения дел в общественных науках, статьи в широкой прессе, публикации о состоянии психиатрии и медицинской психологии звучат предостережением: по счетам, которые казались бессрочными, пришло время платить. При том первостепенном значении, которое придается в партийных документах психологическим факторам в любой сфере жизни, психология как наука и область профессиональной деятельности в них практически не упоминается. Обходятся без психологии программы перестройки кадровой политики, здравоохранения, системы образования, борьбы с алкоголизмом.

Все это заставляет психологов задуматься над реальным качеством своих профессиональных услуг и определить те области, в которых услуги эти действительно являются незаменимыми. Считаю, что сегодня новой и приоритетной задачей может стать психологическое обеспечение конкретных социальных изменений. Отношение к инновациям, реакция на гласность, роль «теневых» структур — все эти важнейшие сейчас проблемы являются прежде всего психологическими. Причем деятельность психологов не может сводиться к исследованию как отстраненному описанию этих проблем. Ее, мне кажется, надо конструировать не по образцу классической работы социального психолога, а скорее по образцу работы психотерапевта. Разница в том, что в практике психологической помощи мы не ожидаем, что какой-то другой специалист или руководитель будет лучше нас выполнять наши рекомендации, а сами осуществляем свое вмешательство, сами несем ответственность за него. Короче говоря, роль психолога в социальных изменениях может быть гораздо активнее, чем обычный сбор информации и выработка рекомендаций. В ряде ситуаций, прежде всего конфликтных, уровень нашей профессиональной и личностной компетентности может быть самостоятельным фактором конструктивных изменений.

В новой общественной атмосфере демократизации по-новому ставятся старые вопросы и иначе читаются классические формулы. Рассмотрим некоторые из них.

Сознание, свобода и ответственность. Свобода есть осознанная необходимость. Ударение здесь требовалось делать на последнем слове. Быть свободным — это означало сознавать необходимость того, что делал бы и так, безо всякого сознания и без всякой свободы. Но понимание это противоположно смыслу классического марксистского определения. Свобода не есть просто необходимость, так же как сознание не есть лишь отражение. Сознание включает в себя критический анализ альтернатив, выбор между ними, принятие ответственности за этот выбор. Свобода сознательного выбора между разными возможностями, потребностями, необходимостями — действительно есть свобода.

Поэтому бессознательное — это всегда несвобода. Признаться себе или другому в своих чувствах или мыслях — значит сделать возможной их проверку и оценку, допустить возможность иного мнения, принять ответственность за свое собственное. Проще не признаваться, и тогда страх, ложь и зависть обильно и беспрепятственно плодятся под теплым одеялом бессознательного. Просвещенный рационализм — изначально свойственное научной психологии умонастроение, которое было наказуемо во времена культа личности и немодно в период застоя,— становится сейчас, в эпоху возвращения к здравому смыслу, эмоциональной основой политической и социальной мысли. Думаю, что перестройка повлечет изменение основных направлений наших исследовательских интересов. Не принцип деятельности,

 

10

 

а принцип сознания становится главным теоретическим инструментом в понимании человеческих проблем. Не оптимизация деятельности, а расширение сознания оказалось главной практической задачей психологии.

Гласность и коллективное бессознательное. Границы общественного сознания столь же вариативны, как и границы индивидуального сознания. Для осмысленного расширения этих границ обществу нужно углубление наших представлений о когнитивной, эмоциональной и поведенческой динамике больших групп и коллективов. Такие беды нашего общества, как алкоголизм, психосоматические болезни, социальная апатия, возможно, стоит понять как следствие вытеснения жизненных проблем в зону «общественного бессознательного». Для излечения подобных болезненных симптомов, как хорошо знают сегодня не только психологи, есть только один путь. Это путь расширения общественного, коллективного и индивидуального сознания, путь гласности, критики и демократии.

Но психологи знают, может быть лучше других, как нелегко бессознательное расстается со своими жертвами. Расширение сознания неизменно встречает глубоко мотивированное сопротивление. Лучшим символом этого сопротивления является описанный недавно со слов С.Н. Федорова («Советская культура». 22 декабря 1987 г.) отказ от операции, которая могла бы вернуть зрение: большинство слепых, которым показана операция, от нее отказываются из страха, нежелания потерять инвалидность и пр.

Особенно важны сегодня процессы, протекающие в трудовых коллективах. Вторжение гласности в коллективное бессознательное может порождать чрезвычайно острые явления, по сравнению с которыми реагирование психически больного покажется невинной шуткой. Мне пришлось быть включенным наблюдателем подобного процесса и убедиться в том, с каким большим сопротивлением сталкиваются попытки изменить разделяемый в коллективе образ реальности. Искажения этого образа удовлетворяют потребности определенных частей коллектива, точно так же как невротическая деформация реальности удовлетворяет некоторым (но далеко не всем) потребностям пациента. Но, с другой стороны, удобная ложь, которая беспрепятственно циркулирует внутри коллективного бессознательного в виде слухов и версий, приписок и пр., не может выдержать гласности. Гласность есть перевод коллективного бессознательного в ответственную и поддающуюся проверке форму общественного сознания.

Для анализа таких психологических процессов, протекающих на уровне больших групп, у нас нет профессионального языка. Поэтому профессиональный подход к нм требует серьезной теоретической работы. Речь идет о построении психологической теории социального изменения, которая могла бы реально помочь в понимании эмпирических событий перестройки. Необходимы и методические разработки, такие, как существенное развитие методов включенного эксперимента, мониторинга и контент-анализа свободно обращающейся в коллективе информации. Что-то, на мой взгляд, можно почерпнуть и из опыта глубинной психотерапии, этнометодологии, теории атрибуции.

Между интеллектуальным  снобизмом и антиинтеллектуализмом. Путь психологии идет по серпантину, проложенному между скалой и пропастью. С одной стороны — заумное теоретизирование, с другой — «чисто эмоциональная» практическая работа. Сегодня мы, кажется, достаточно знаем обе эти стороны, чтобы оценить их равную бесплодность и опасность. Только равновесие и взаимодействие между психологической теорией и практикой дают обществу такого специалиста, который отличается от прочих людей своим профессионализмом и вместе с тем остается им понятен и полезен. Такой баланс должен соблюдаться и в формах обучения психологов, и в их профессиональных ценностях, и в организации работы научно-практических коллективов. Сегодня ясно, что

 

11

 

академические тяжеловозы с прицепами не способны проехать по психологическому «серпантину». Пора решать вопросы формирования самостоятельных временных и хозрасчетных научных коллективов. Организованные под заказ, такие группы из 10—100 человек, работающие на конкурентной основе, смогли бы оперативно разрабатывать вопросы, которые просто не под силу НИИ привычного типа.

История науки и профессиональное самоуважение. Первое завоевание перестройки — более глубокое понимание нашей истории. В психологии этот процесс еще не начался. Например, мы до сих пор не знаем, что это была за наука — педология, почему ею восхищались на Западе тогда же, когда восхищались советской генетикой. Не зная этого, мы продолжаем топтаться на месте, боясь повторить обличенные когда-то «извращения». Биологи не забыли ни Н.И. Вавилова, ни Т.Д. Лысенко; писатели помнят и Б.Л. Пастернака, и «поименно всех тех, кто поднял руку». Мы же не знаем ни имен, ни успехов, ни реальных ошибок наших предшественников. Это относится не только к педологии, но и, например, к работам первых советских психоаналитиков, к социологической психологии 20-х гг., к таким разным фигурам, как М.М. Бахтин, В.М. Бехтерев, Н.А. Бердяев... Да и, наверное, еще ко многому другому. Думаю, что наше невнимание к научной традиции объясняется комплексом профессиональной неполноценности, возникшем в самые страшные времена культа личности, много раз подкреплявшемся впоследствии и отнюдь не изжитом. Уважение к своей науке и вера в ее реальные возможности дали генетикам силу скинуть иго лысенковщины. Недостаток у нас этих чувств привел к тому, что мы до сих пор не решаемся пересмотреть ждановские оценки педологии и совершенно архаическое отношение к психоанализу. По этой же причине — из-за недостатка профессионального самоуважения — мы до сих пор терпим рецидивы лысенковщины в своей среде.

 

А.З. Кукаркин (Институт общей генетики им. Н.И. Вавилова АН СССР). Морально-психологический климат в психологии в социально-исторической перспективе

 

Советская психология пережинает сейчас счастливое время, имеет возможность оказаться в авангарде революционных преобразований, происходящих сейчас в нашем обществе, в центре перестройки. Объективно существует большой социальный заказ на работу психологов, обусловленный появлением нового отношения к человеческой личности. Вместе с тем существуют сложности внутри самой психологической науки, причем духовно-нравственная атмосфера в современной психологии не менее важна для ее дальнейшего успешного развития, чем содержательные конкретно-научные вопросы или, например, организационно-управленческие, финансовые проблемы.

В значительной степени трудности психологии связаны с неблагоприятными явлениями, имевшими место в истории советского общества, когда в эпоху культа личности насаждался по существу бездушный, неличностный подход к человеку. Если «человек-винтик» оказывался по тем или иным причинам, например по его уму, свободомыслию, независимости, несоответствующим задуманному плану развития и функционированию социального механизма (будь то производственный коллектив, научное сообщество или воинское подразделение), то такой человек признавался неспособным, подобно некоторым сортам пшеницы в изысканиях Т.Д. Лысенко, к «перевоспитыванию», выбрасывался вон.

Как известно, Т.Д. Лысенко, поддержанный И.В. Сталиным, разгромил в 30—40-е гг. генетическую науку в нашей стране. Вредоносное влияние лысенковщины, явления, преломившего в себе квинтэссенцию эпохи культа личности, испытала и советская психология. Во-первых, оно препятствовало адекватной разработке общебиологических основ психологии,

 

12

 

правильному учету роли генетических факторов в поведении и психическом развитии человека (подробнее об этом см.: Вопр. психол. 1985. № 3. С. 123— 134). Во-вторых, лысенковщина создала нездоровую духовно-нравственную атмосферу в науке, в частности вокруг проблемы философского обоснования научного знания. Т.Д. Лысенко использовал марксистско-ленинское учение (извративши при этом с помощью И.И. Презента его суть) как оружие для уничтожения своих оппонентов, в изуверски-конъюнктурных целях, для лицемерного прикрытия своекорыстных стремлений. В этой ситуации теория советской психологии, получившая бурное и плодотворное развитие, прежде всего в трудах Л.С. Выготского и С.Л. Рубинштейна, ставших психологами-марксистами из чисто научных, отнюдь не из конъюнктурных соображений, оказалась в трудном положении. Ведь их работы, в частности критикующие биологизаторские тенденции в современной им зарубежной психологии, интерферировали с соответствующими идеологически насыщенными тезисами Лысенко и его окружения, например противопоставлявшими «мичуринскую» биологию «буржуазному» вейсманизму-морганизму.

В свете вышесказанного следует избегать поверхностных аналогий между историей психологии и историей генетики и всегда иметь в виду, что марксизм брался теоретиками советской психологии в качестве органичной духу гуманизма научной основы нового оригинального подхода к психической реальности, подхода принципиально отличного от всего имевшегося в тот период на Западе. Однако сегодня теоретики советской психологии должны учитывать тот мрачный социально-исторический контекст, в котором наряду с административно-командными методами управления сообществом ученых применялись такие в общем-то ничего не доказывающие определения, как «реакционный», «лженаучный», «человеконенавистнический» и т.д., когда научные дискуссии часто сопровождались «переводом в идеологическую плоскость», заканчивались полным низвержением и даже физическим уничтожением оппонентов. Необходимо прекратить использование анахроничных идеологических ярлыков для оценок теоретических взглядов не только советских, но и зарубежных ученых из арсенала критического рассмотрения концепций западной психологии. С другой стороны, для развития советской теоретической психологии (особенно для воспитания ее новых кадров) было бы целесообразно обеспечить условия для плюрализма и свободы в теоретико-психологических ориентациях, т.е. те условия, которые, вообще говоря, существовали в 20-е гг. в нашей стране и мировоззренческих оснований для которых сейчас, в период перестройки советского общества гораздо больше. Нельзя забывать и о том, что любая наука в нашей стране, в том числе и психология, включена в систему мировой науки и вне этого мирового контекста полноценно развиваться не может.

Перестройка психологической науки сопряжена с перестроечными процессами в целом общественном механизме, где борьба за социальную справедливость часто обостряется проявлениями зависти, вражды, немилосердия к ближнему, возрастанию числа межличностных конфликтов, отчуждению людей друг от друга. Плохой нравственный климат в научном сообществе — отголосок атмосферы страха и лжи, административно-командного подхода к функционированию науки — наследие лысенковщины как социльно-психологического явления в советской культуре с ее установкой: «неважно, какой ты ученый, важно, чей ты человек». В данном контексте большим нравственным уроком для всех советских ученых, в том числе и для психологов, может стать размышление о судьбе Н. И. Вавилова. Говоря об открытиях Вавилова, его планетарном мышлении, самоотверженном служении биологии, не следует забывать и о его положительном творческом влиянии на современников,

 

13

 

о созидательном вкладе Вавилова во взаимоотношения между учеными. Вспомним его терпимость к оппонентам и героическое бесстрашие в этой терпимости, такт, деликатность, интерес к человеческой судьбе, независимо от места человека в табеле о рангах. Вспомним его призывы не вести полемику недостойными интеллигентного человека методами, не оправдывать хамство ссылками на объективные чрезвычайные обстоятельства: «В науке хитрости и кляузы разводить — самое распоследнее дело». А часто цитируемая фраза Н.И. Вавилова «пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся» может быть отнесена не только к приверженности идеям научной генетики, но и к отстаиванию определенных норм взаимоотношения людей. Здесь позиции Н.И. Вавилова и его духовного антипода Т.Д. Лысенко не менее альтернативны, чем разногласия по содержанию их исследовательских программ: они находились в разных системах морально-психологических координат. Неличностному, бездушному подходу к людям, который исповедовал Лысенко, Вавилов противопоставил веру в доброе начало человека (только в таком плане можно трактовать его знаменитую метафору о «генах порядочности»!) — необходимое условие реализации творческого потенциала каждого ученого.

Опыт истории советской психологии также убедительно показывает, сколь губительны для науки ссоры и брань между учеными. Не нужно иметь неоправданных иллюзий на будущее: мы не добьемся справедливого для всех распределения материальных условий, даже при сверхобильных финансовых поступлениях, если не поймем, что другие — это не потенциальные клакеры твоих успехов, а личности, имеющие право на свой собственный путь в науке и жизни, если не научимся слушать, слышать и понимать другого, несмотря на все наши различия — от теоретико-психологических ориентации до темпераментов.

 

Л.П. Урванцев (Ярославский государственный университет). О некоторых барьерах на пути развития психологической науки и практической психологии

 

Важнейшей предпосылкой эффективной перестройки психологической науки в нашей стране является глубокий и самокритичный анализ причин ее отставания от запросов практики. Многие из них выявятся, вероятно, лишь в ходе научных дискуссий, но немало и таких, которые видны невооруженным глазом.

Практически не улучшается обеспечение психологов аппаратурой. Без решения этого вопроса невозможно добиться заметного повышения качества эмпирических исследований. Приходится тратить время на разработку и изготовление самодельных экспериментальных установок, что далеко не всем под силу. Такая вынужденная «самодеятельность» — вчерашний день науки. Столь же нетерпимо положение, когда «неаппаратурные», например диагностические, методики удается получить лишь по неофициальным каналам. При этом невербальный материал к ним часто оказывается нестандартным, не обеспечивающим достоверность и сравнимость результатов. Необходимо срочно наладить серийный выпуск психологической аппаратуры, бланковых тестовых методик и опросников.

Получив научный результат, любой ученый стремится опубликовать его и обсудить с коллегами, услышать оценку своей работы. Психологу сейчас очень непросто сделать и то, и другое. Шестнадцать номеров трех психологических журналов в год, конечно, могут включить лишь небольшую часть интересных, заслуживающих опубликования работ. Необходимо значительно расширить возможности публикации, обеспечить увеличение периодичности изданий. Не вызывает сомнений необходимость издания специализированных психологических журналов хотя бы по некоторым отраслям психологии (общая, педагогическая, социальная, медицинская, психология

 

14

 

труда). Слишком много времени уходит обычно на составление библиографии по теме исследования, поскольку нет хорошего отечественного реферативного журнала, аналогичного, например, известному американскому изданию «Psychological Abstracts». Что касается научных конференций, симпозиумов, семинаров и т.д., то, во-первых, они организуются редко, а во-вторых, нелегко вовремя о них узнать: информация приходит обычно поздно либо вообще отсутствует. Целесообразно было бы печатать в психологических журналах не только отчеты о прошедших конференциях, но и сообщениях о предстоящих.

Неблагополучно обстоят дела и с выпуском психологической литературы, в частности переводной. При определении целесообразности издания зарубежных работ надо учитывать мнение широкого круга психологов, и включение в анкету журнала «Вопросы психологии» вопроса на эту тему очень своевременно.

Особую тревогу вызывает плохая обеспеченность научной и учебной литературой студентов-психологов. Если добавить к этому уже отмеченные трудности с приобретением аппаратуры и методик, то станут понятными многие проблемы, возникающие при обучении будущих психологов. Факультеты и отделения психологии должны получить приоритет в аппаратурном, методическом и литературном обеспечении, поскольку именно их выпускники — будущее нашей науки.

Наконец, нужно коснуться вопроса о некоторых барьерах, стоящих на пути внедрения научных разработок и осложняющих работу психологов-практиков. Часто приходится сталкиваться с такой позицией «потребителей» психологических данных, когда они, не зная о психологии почти ничего, не верят в ее возможности и вообще не относятся к ней как к науке. Рекомендации психологов могут не принимать лишь потому, что они не соответствуют житейским представлениям «потребителя», его личному опыту и наблюдениям. Необходима длительная и систематическая работа всех психологов, направленная на изменение этой позиции. Действенным средством ликвидации психологической безграмотности является научно-популярная литература. К сожалению, иногда авторы популярных книг и статей по психологии слишком буквально понимают известное выражение, согласно которому «есть психология научная и психология интересная», и сводят научность излагаемого материала почти к нулю. В результате происходит не столько популяризация, сколько дискредитация психологической науки, так как стирается грань между научной и житейской психологией. У неподготовленного читателя возникает иллюзорное представление о простоте и всеобщей доступности психологии, ее методов. Отсюда один шаг до дилетантских попыток изучения и себя, и других, тем более что печатается много псевдонаучных опросников для самопознания.

Опасность дилетантизма нельзя недооценивать. Появляются, например, методики оценки личности аттестуемых работников, разработанные «непсихологами» и не выдерживающие никакой критики. Медики вообще считают медицинскую психологию разделом клинической медицины, сами справляются даже с преподаванием ее будущим врачам, издают учебные пособия по этой дисциплине. Не случайно 75 % опрошенных нами врачей (из 207) оценивают уровень психологических знаний врачей как низкий или очень низкий. В связи с этим примером напрашивается следующее сравнение: самостоятельное применение неспециалистом психологических методик и практическое использование полученных результатов могут приносить не меньший вред, чем самолечение. Залогом успешного взаимодействия психологов с «потребителями» их научной продукции является активная пропаганда психологических знаний. Кроме того, должны решительно пресекаться всякие «любительские» психологические исследования, проводимые без участия профессиональных психологов.

 

15

 

Е.О. Смирнова (НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР), В. С. Собкин (НИИ художественного воспитания АНН СССР). Необходимо перестроить работу Общества психологов СССР

 

В нашей науке, как и в любой другой сфере социальной жизни, существует разное отношение к перестройке: одни группы искренне приветствуют обновление в сфере своей деятельности, другие относятся к перестройке с явной тревогой и скепсисом. Несмотря на различие ценностных ориентации, поведение вышеназванных групп во многом совпадает и выражается в своеобразном состоянии «выжидательного застоя», напряженном ожидании указаний сверху о том, как, кому, куда и когда перестраиваться.

Подобное состояние является естественным следствием тех организационных форм научной жизни, в которых долгое время существовала и (увы!) существует психология. Сложившиеся административные структуры организации науки препятствуют как индивидуальному росту ученых (в особенности молодых), так и возникновению новых научных направлений и коллективов. Так, проведенное нами в 1981 г. обследование сотрудников одного из институтов АПН СССР показало, что научный статус ученого внутри института определяется не качеством его работы и количеством его научных публикаций, а его административным статусом и количеством лет, проработанных в стенах данного учреждения. При этом «инкубационный период» вызревания молодого специалиста, после которого он начинает занимать средний социальный статус составляет 9 - 11 лет. Аналогичная картина, по-видимому, характерна и для других научно-исследовательских институтов. Своеобразным подтверждением засилья административных методов руководства наукой могут служить резкие изменения индекса цитирования того или иного автора в связи с изменением его социально-административного статуса. Цитирование как аппарат научной деятельности, обусловливающий связь и диалог идей, начинает выступать все в большей степени в функции «социальной защиты» текста.

Было бы ошибкой недооценивать устойчивость и силу торможения сложившихся административно-организационных структур. Они обладают эффективными механизмами самовоспроизводства, «традициями наследования» руководства и подчинения, своеобразной системой этико-нормативной регуляции поведения, обусловливающей личную зависимость ученого не только от руководителя, но и от сложившегося научного коллектива. Эти структуры обладают отработанными «механизмами защиты», продуктивно работающими на уровне обыденного сознания: всякая попытка поколебать сложившийся стиль работы рассматривается как возмущение спокойствия, «интриганство», «жажда власти» со стороны возмутителя.

В связи с этим надежда на скорую перестройку внутри сложившихся организационных форм представляется, увы, малообоснованной. Однако существуют социальные структуры, в рамках которых возможно наиболее эффективное движение на путях перестройки психологии.

На современном этапе развития нашего общества особое значение в социальной и культурной жизни приобретают общественные организации. Мы наблюдаем активные изменения, происходящие в творческих союзах: Союзе театральных деятелей СССР, Союзе кинематографистов СССР и др. В этой связи привлекает к себе внимание деятельность всесоюзного Общества психологов, которое объединяет профессиональных психологов на добровольных началах и не принадлежит никакому вышестоящему ведомству, К сожалению, в настоящее время психологи все чаще вспоминают о своей принадлежности к данной организации только накануне съезда (когда нужно писать тезисы и сдавать членские взносы) или получая приглашения на очередное заседание той или иной секции. Традиционные формы работы общества заключаются в организации симпозиумов, семинаров, координации

 

16

 

научных исследований и в обозначении перспективных путей развития психологии. В новой общественной ситуации должны быть существенно переосмыслены научно-организационные и хозяйственно-экономические основы деятельности Общества психологов.

Для обсуждения можно наметить следующие конкретные формы деятельности Общества психологов.

1. Начавшаяся перестройка общественной и экономической жизни на первое место ставит повышение роли человеческого фактора. В этой связи растет потребность общества в конкретных психологических разработках и рекомендациях. Наиболее оперативно откликнуться на разнообразные потребности практики может, по-видимому, организация, не скованная ведомственными планами и интересами и не имеющая жесткой организационной структуры. Общество психологов может выступить своеобразным центром консолидации научных сил в решении прикладных задач. Именно оно должно взять на себя инициативу в создании временных научных коллективов, проводящих исследования по хоздоговорной тематике. Для этого, конечно же, должен быть изменен его юридический статус, который позволял бы иметь пакет хоздоговорных заказов и заключать трудовые соглашения с сотрудниками самых разных институтов. При этом определенный процент доходов от реализации хоздоговорных работ может существенно пополнить материальный фонд Общества психологов.

2. Активную роль Общество психологов может играть в создании и развитии различных психологических служб и консультаций, потребность в которых также велика. Не секрет, что в настоящее время различные ведомства стремятся к организации подобных служб, часто привлекая для этого людей, не имеющих должной профессиональной квалификации. Общество психологов, по-видимому, может быть посредником, помогающим различным ведомствам в подборе специалистов и в контроле за работой психологических служб, функционирующих под его эгидой. Оно может также осуществлять экспертную оценку работ в области прикладной психологии.

3. Учитывая заинтересованность на селения (да и самих психологов) в распространении психологических знаний и повышении общепсихологической куль туры. Общество психологов могло бы сконцентрировать в своих руках лекционную работу, включая подготовку передач по психологии в системе средств массовой информации.

4. Важнейшим условием жизни научного сообщества является эффективность происходящей в нем научной коммуникации. Центральное место здесь занимает возможность оперативной публикации научных текстов. Применительно к психологии эта возможность реализуется явно недостаточно, причем за последние десятилетия она резко снизилась. Если в 1955 г. (год основания журнала «Вопросы психологии»), принимая во внимание имеющийся листаж периодического издания, обеспечивающий около 160 публикаций в год, в течение года мог опубликоваться практически каждый второй психолог, то сейчас, при резком возрастании количества психологов, за год опубликовать свои работы хотя бы в одном периодическом профессиональном издании могут около 4 % профессиональных психологов. В результате научные исследования годами лежат в редакциях и не включаются в жизнь научного сообщества. Более того, понимание невозможности публикации, естественно, подавляет потенциальный творческий импульс многих авторов.

Исправление этого недостатка опять же могло бы взять на себя Общество психологов, обеспечив, например, подписные издания малотиражной специализированной литературы, информационных бюллетеней и т.п.

Следует отметить, что в резолюции VI Всесоюзного съезда Общества психологов (1984) отмечалось, что «нужно поставить вопросы о создании новых психологических журналов». Может быть, подобные вопросы и ставились, но на сегодняшний день они не решены. Думается, что активизация финансовой деятельности Общества психологов могла бы позволить их решить.

 

17

 

5. В настоящее время большинство профессиональных психологов испытывают необходимость в активизации собственно научной жизни, в квалифицированном обсуждении фундаментальных проблем психологии. Организующую роль в этом опять же могло взять на себя Общество психологов. Проводимая работа в этом направлении могла бы быть более интенсивной и содержательной.

6. Одной из актуальных проблем текущего момента является реорганизация АПН СССР, в институтах которой работает значительное число профессиональных психологов. Очевидно, что они должны принимать самое активное участие в выработке новой организационной структуры, в которой может продуктивно развиваться психологическая наука. Однако непосредственная включенность психологов в уже сложившиеся формы часто не позволяет адекватно оценить их и наметить кардинальные пути по их перестройке. Общество психологов, находящееся вне ведомственного подчинения АН СССР, должно попытаться разработать возможную организационную модель психолого-педагогической науки в структуре академии и вынести ее на обсуждение.

Мы привели лишь некоторые из возможных направлений работы, которые могло бы возглавить или взять на себя Общество психологов, естественно, не отрицая уже сложившихся форм его работы. Эти новые направления деятельности Общества психологов как общественной организации могли бы существенно оздоровить «психологический климат» в психологии. Время требует поиска новых форм его деятельности. Однако, к сожалению, в информационном письме Общества психологов СССР о подготовке VII Всесоюзного съезда психологов просматривается традиционный сценарий его проведения. Между тем необходим новый взгляд на уже существующие и возможные формы его организации. Это в первую очередь касается гласности и демократизации в выборе делегатов съезда, уполномоченных принимать решения и воплощать их в жизнь.

 

А.Л. Журавлев (Институт психологии АН СССР). Задачи социальной психологии в свете перестройки

 

Актуальные задачи, которые должна решать психологическая наука, сформулированы в партийных и государственных документах. Сейчас необходимо выполнить специальную работу по анализу современного социального заказа к психологии для того, чтобы выделить приоритетные научные и научно-практические направления исследований, на которых и сконцентрировать основные усилия специалистов. На результатах такого анализа должна строиться научно-исследовательская, научно-организационная и координационная деятельность как отдельных психологических учреждений, так и в целом Общества психологов СССР.

В последнее 10-летие уменьшилось число работ, посвященных методологическим и теоретическим проблемам социальной психологии, пик интереса к которым приходится на середину 70-х гг. В разработку этих проблем большой вклад внес регулярно работавший в те годы на базе Института психологии АН СССР методологический семинар по социальной психологии. Дальнейшее развитие социальной психологии пошло по пути исследования конкретных объектов и разработки конкретных проблем, в том числе методических и прикладных.

В ближайшие годы потребность в раскрытии методологических и теоретических проблем социальной психологии еще больше обострится, так как коренные изменения в жизни нашего общества требуют осмысления и прогнозирования дальнейшего развития общественной психологии с учетом современного опыта. В этой связи должна возрасти, роль методологии системного подхода в социальной психологии, прогностические возможности которого не только не исчерпали себя, но и недостаточно использовались. В социальной психологии не выполнялись фундаментальные исследования, специально посвященные реализации системного подхода в социальной психологии. Такая работа, скорее, может быть выполнена

 

18

 

только совместными усилиями нескольких научных коллективов. Поэтому желательно восстановить (на базе любого психологического учреждения) работу методологического семинара по социальной психологии.

Социальная психология не имеет пока крупных работ (на уровне монографий и докторских диссертаций) по анализу истории своего развития. Недостаточно проанализирована также история развития и других отраслей психологического знания, хотя соответствующие университетские курсы лекций на факультетах психологии МГУ и ЛГУ могли бы лечь в основу таких трудов. К анализу событий истории советской психологии необходимо подходить тщательно, объективно и непредвзято, что должно быть нормой историко-психологического исследования. На сегодняшний день большинство психологов, исследовавших социально-психологические проблемы в довоенный период, остаются малоизвестными даже для узкого круга специалистов.

Одним из наиболее актуальных направлений исследований в период перестройки являются социально-психологические проблемы нововведений. В настоящее время в народном хозяйстве широко внедряются организационно-управленческие нововведения, такие, как бригады единого наряда, хозрасчетные бригады, коллективный подряд, госприемка, советы трудовых коллективов, выборность руководящих кадров, новые кооперативные и индивидуальные формы трудовой деятельности, семейный подряд, полный хозрасчет, самоокупаемость и самофинансирование, промышленные, агропромышленные и другие комплексы и т.д. Процесс их внедрения, с одной стороны, порождает новые социально-психологические явления, эффекты, противоречия, которые необходимо изучать, а с другой стороны, эти явления оказывают существенное влияние на процесс нововведений.

Приведем пример. Когда в конкурсе руководителей участвуют несколько одинаково поддерживаемых кандидатур, коллектив расслаивается на микрогруппы (группировки), которые поддерживают разных участников конкурса. Возникшие новые межгрупповые противоречия продолжают влиять на отношения и после выборов руководителя, что вызывает высокую психологическую напряженность в коллективе. Следовательно, традиционные сложности взаимодействия формальной и неформальной структур коллектива вытесняются новыми трудностями взаимодействия его неформальных подструктур друг с другом.

В связи с интенсивным внедрением нового возникает и принятие нововведений на веру. Требуются специальные исследования социально-психологических противоречий, возникающих в процессе внедрения организационно-управленческих нововведений, без анализа которых невозможно понять психологические механизмы перестройки. Задача выявления не единичных проявлений, а повторяющихся, типичных социально-психологических явлений в условиях нововведений должна встать в ряд наиболее приоритетных направлений исследования.

Необходима разноуровневая организация социально-психологической науки. Она должна сбалансированно развиваться как минимум на трех основных уровнях: академическом (и университетском), отраслевом и заводском. Каждый из них имеет свои функции и свою специфику. В последние два десятилетия социально-психологические проблемы разрабатывались главным образом на двух уровнях: фундаментальном (академические институты и университеты) и прикладном (лаборатории на предприятиях и в организациях). Такая двухзвенная организация, по нашему мнению, оказалась недостаточно гибкой и жизнеспособной. В результате оба уровня стали постепенно развиваться независимо, так как каждый из них реально не смог использовать данные, полученные на другом уровне. В этой связи поучителен положительный опыт медицинской психологии и патопсихологии, которые интенсивно развивались не только в университетах и клиниках, но и в отраслевых научно-исследовательских институтах. Следовательно, в настоящее

 

19

 

время существует настоятельная потребность в становлении и развитии социальной психологии прежде всего на уровне различных отраслей народного хозяйства. Отраслевая социально-психологическая наука должна фактически стать таким опосредствующим звеном, которое способно одновременно использовать данные фундаментальной науки и глубоко понимать конкретные запросы практики. Разные уровни должны формулировать друг друга заказы на разработку проблем или на проверку того или иного научного положения. Без такой организации совместной работы специалисты из академического учреждения будут продолжать заниматься решением частных практических вопросов, а заводская лаборатория будет вынуждена разрабатывать концептуальные основы интересующей их проблемы.

Необходимо постепенно изменить соотношение психологов-исследователей академического и отраслевого уровней и практических психологов, увеличив число последних. Важной задачей при этом остается методическое обеспечение деятельности практических психологов. Если иметь в виду работу социальных психологов, то они испытывают большую потребность в разработке и обобщении двух групп методов: социально-психологической диагностики личности и группы, а также практических социально-психологических методов воздействия на личность и группу (методы подбора, подготовки, управления, формирования и т.п.). Без овладения ими невозможно перейти к разработке и внедрению так называемых социальных (в частности, социально-психологических) технологий, которыми психологам придется интенсивно заниматься в ближайшее время. Однако нельзя перейти на «технологический» уровень развития практической психологии, перешагнув ее «методический» уровень. Работа по методическому обеспечению реально выполняется сейчас кафедрой социальной психологии ЛГУ им. А.А. Жданова, начата Институтом психологии АН СССР. Она должна быть всячески поддержана и закреплена в качестве важного участка работы различных научно-психологических центров. Первейшей и общей задачей должно стать создание банка социально-психологических методик, что непосильно какой-то одной организации, поэтому решаться она может в рамках Общества психологов СССР.

Комплексный характер практических задач, с которыми в большинстве случаев сталкиваются психологи, вступает в реальное противоречие с отраслевым, специализирующим принципом их подготовки. Практическим психологам, работающим в сфере производства (прежде всего в промышленности), образования, здравоохранения и т.д., приходится решать весь комплекс психологических вопросов (психологии труда, социальной, педагогической, дифференциальной психологии и др.), а этому не способствует их «отраслевая» подготовка. Поэтому готовить их нужно для конкретной работы в соответствующих сферах общественной практики (производство, образование и просвещение, здравоохранение, спорт, наука, идеология и т.д.).

Говоря о сложных нравственных проблемах, с которыми сталкиваются психологи в своей работе, необходимо указать на имеющиеся попытки практических работников использовать результаты психологических исследований в целях манипуляции людьми при решении кадровых вопросов и в других корыстных целях. Имеют место такие ситуации, когда некоторые практические работники опираются на авторитет психологической науки и используют результаты работы психологов, если они совпадают с их уже сложившимся мнением о каком-то явлении или конкретном работнике. Если же такого сходства в оценках нет, то и результаты исследования оказываются «ненужными» для практического использования. Поэтому крайне необходимо принять Кодекс психолога, содержание которого должно быть известно не только профессиональным психологам, но и практическим работникам, выступающим заказчиками на психологические исследования.