Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

107

 

ТЕМАТИЧЕСКИЕ СООБЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ

 

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОЕКТИРОВАНИЯ ПРЕДМЕТНОГО МИРА

 

В.Р. ПИЛИПЕНКО

 

Проблемы формирования социалистического образа жизни, эстетически целостной предметно-пространственной среды, в которой протекает человеческая деятельность, тесно связаны с проблемами проектирования гармоничной «среды вещей». Экономические аспекты вопроса касаются создания новой номенклатуры и ассортимента товаров народного потребления, совершенствования потребительских свойств промышленных изделий. Не менее важны здесь и психологические аспекты. Они определяют поиск психологически корректных проектировочных решений производственной и жилой среды, исследование социально-психологических последствий влияния урбанизации на формирование предметного мира, изучение перспективных форм организации жилой среды и ее обратного влияния на трудовую деятельность.

Принципы и методы психологического исследования проблемы «образ жизни — предметная среда» должны быть адекватны специфике современного образа жизни, определяемого в значительной мере соотношением свободного и рабочего времени, взаимодействием сфер производства и быта. Автоматизация производства привела к утрате непосредственно-чувственного отношения к вещи, утрате некоторых форм восприятия предметной среды. Возникла необходимость поиска способов психологической компенсации эффектов автоматизации, необходимость функционирования в системе культуры подсистем, их нейтрализующих. Одна из главных таких подсистем — художественное конструирование, формирующее жилую предметную среду. В социально-психологическом плане оно должно создавать предметно-пространственную среду, идеальную с точки зрения возможностей моделировать в этой среде воображаемые (недостающие в сфере трудовой деятельности) формы общения и восприятия.

Основная характеристика современного образа жизни — концентрация и интенсификация жизнедеятельности человека, резко возросшая специализация ролевых отношений в больших и малых группах людей. Это ведет к рационализации общения, самого образа жизни (отметим, что ряд социальных психологов рассматривает образ жизни в качестве образа общения, см. [3]). Рационализация означает возрастание роли обмена информацией при вспомогательности эмоционального обмена. Это — объективный социально-психологический процесс, характерный для эпохи НТР; он проявляется и в рамках социалистического образа жизни.

В сфере потребления интенсификация человеческой деятельности выражается в активизации поиска выбора и освоения человеком предметного окружения. Если учесть одно из положений социальной психологии «функция выбора — основа личности» (Б.Ф. Поршнев), то станет явной высокая значимость эстетических потребностей — показателя степени саморазвития личности.

Традиционная классификация потребностей на группы утилитарных,

 

108

 

социально-нормативных и эстетических адекватна и для сферы вещного потребления. В структурной иерархии эстетических потребностей наиболее высоким уровнем следует считать ту стадию, для которой характерна ориентация на создание индивидуального стиля деятельности на базе системно-целостного подхода к вещному окружению. Проявления общего психологического закона неравномерности развития человеческих потребностей, действующего и в эпоху ручного труда, в период НТР имеют ряд особенностей. Для периода НТР характерно ускорение индивидуализации человеческих способностей и навыков в рамках трудовой деятельности субъекта. Это ускорение затрагивает и сферу потребления человека. Поэтому вопрос о соотношении индивидуального и массового в структуре предметно-пространственной среды становится одним из ключевых психологических вопросов.

Наряду с этим возникает и ряд пограничных вопросов: 1) на какую тенденцию в проектировании предметного мира следует ориентироваться — на разнообразие вещного окружения или аскетизм вещей, столь характерный, например, для традиционного японского жилища и для некоторых типов производственной среды; 2) какой должна быть степень устойчивости среды и что психологически более приемлемо: устойчивая предметная среда или многофункциональные трансформируемые агрегаты, удовлетворяющие в каждый данный момент определенные потребности; 3) какова мера «очеловеченности» предметной среды, ее интеграции с фундаментальными человеческими потребностями — в общении, в труде и др.

Можно заметить, что предметная среда имеет два своеобразных социально-психологических полюса: жилой и производственной сферы. Жилище, жилая среда человека во все историко-культурные периоды играли роль психологической «ниши», позволяющей добиться максимального обособления и индивидуализации. Особенно значительна эта роль в современных условиях урбанизации, интенсификации человеческой жизнедеятельности. Производственная среда, напротив, всегда была местом социализации человека как субъекта труда и по сравнению с жилой средой была или противопоставлена отдельному человеку, или во всяком случае гораздо в меньшей степени интегрирована с ним.

В настоящее время в проектировании предметной среды наблюдаются тенденции, имеющие серьезные психологические последствия. Жилая среда все сильнее заимствует элементы и целые фрагменты из «чуждых» сред — производственной, лабораторной. Например, активно внедряются в жилую среду светильники индивидуального пользования, ранее относившиеся к разряду лабораторных ламп, появляется мебель, имитирующая эстетику производственного оборудования, и т.д. Эта тенденция к ассимиляции жилой средой чуждых ей прежде элементов усиливается. Она определяет и новые формы образности, художественной выразительности предметной среды и, неизбежно,— новые стили жизни в ней, имеющие собственно психологические характеристики. (В искусствоведении рассматриваемая тенденция получила наименование — «хай-тек» — сокращенная калька с английского high technology — термина, олицетворяющего возможности современной техники, см. [4].) Одновременно наблюдается тенденция «очеловечивания» производственной предметной среды. Особенно ярко она проявляется при взаимодействии человека с современными видами техники («человечный» компьютер, причем — на уровне морфологии предметной формы, в специфике ее художественного конструирования).

Если учитывать отмеченные тенденции, покажется нецелесообразным жестко разграничивать между собой проектирование жилой и производственной среды; на психологическом уровне анализа отличия не существенны. Речь скорее должна идти об общих психологических основах проектирования современной предметно-пространственной среды в целом. Это тем более оправдано, если принять во внимание «человеческий фактор» проектирования — личность художника-конструктора,

 

109

 

накладывающую отпечаток индивидуальности стиля на любой фрагмент созданной им среды — производственной, жилой и др.

Из всего спектра проблем проектирования следует выделить те, которые несут значительную психологическую и историко-культурную нагрузку, чье значение не исчерпывается четкими временными рамками, а прослеживается не только в современных проектировочных решениях, но и в прогнозах развития предметной среды, в исследовании психологических механизмов ее влияния на человека. Основная опасность, подстерегающая при таком намеренно широком подходе к проектированию среды, состоит в утрате живого психологического содержания, замене его схоластическими, хотя нередко и оригинальными представлениями. Одно из средств избежать подобной опасности — рассматривать продукты труда (вещи, формирующие волею проектировщика предметно-пространственное окружение человека) в единстве процессов их проектирования, производства и последующего потребления (в частности, восприятия) человеком.

В качестве объекта анализа следует выделить направление функционализма в проектировании, оказавшее огромное влияние на формирование предметного мира, окружающего человека, живущего в XX столетии.

Производственное искусство послереволюционных лет ставило своей непосредственной и главной задачей работу художников-конструкторов на фабриках, заводах; до сих пор представляют значительную эстетическую ценность фрагменты производственной и жилой среды, образцы светильников, фарфора и фаянса, созданные ими. Убеждение, разделяемое всеми теоретиками и практиками-производственниками, состоит в том, что организованный машинный труд, создающий не единичные, а тиражированные вещи, вещи-серии, способен создать гармоничную предметную среду, несущую печать сознательной разумности труда по ее созданию. Отсюда следовал сильнейший психологический вывод: с помощью такой гармоничной среды можно достаточно быстро создать и «нового человека», обладающего революционным мировоззрением и коллективистским самосознанием. Жизнь показала социально-психологическую иллюзорность устремлений «производственников», сторонников направления функционализма в проектировании предметного мира. Впрочем, вера в то, что гармоничная предметная среда есть тот генетический фонд, из которого вырастают новые прогрессивные формы человеческих отношений и человеческого самосознания, относится к наиболее устойчивым установкам проектной мысли последнего столетия.

Каковы же психологические реалии функционализма? Сейчас, когда мир 20-х гг., эпоха «революцией мобилизованных и призванных» видна в исторической перспективе, легче оценить те новые психологические смыслы, которые принесли вещи и предметная среда, созданные «производственным» искусством. Такая оценка представляется особенно полезной, если учесть масштаб влияния этого направления проектирования. (В историческом плане влияние функционализма сильно ощущается до настоящего времени и в архитектуре, и в дизайне. Если же говорить о географическом факторе, то следует отметить, что этого влияния не избежала ни одна промышленно развитая страна, имеющая традиции и школы в проектировании.)

Основной постулат функционализма «форма следует функции» приводит к освобождению проектирования от хаоса и беспорядка художественной эклектики, к целесообразности зрительной организации вещи, к реальной демократизации предметного мира. По мнению теоретиков функционализма, нивелированию социальных и социально-психологических различий потребителей вещей, созданных ими, должен способствовать выраженный антисимволизм этих вещей. А именно, существует только строгая и эстетически совершенная зрительная форма вещи, исключающая элементы декора, украшательства, и функция вещи, понимаемая чаще всего прагматически, в инструментальном плане. Социально-психологические же

 

110

 

различия в содержании предметного мира всегда выражаются на языке символов; однако не каждый зрительный образ становится символом.

Если искать психологические корреляты функционализма в проектировании, то нужно к их числу отнести гештальтпсихологию — направление психологической мысли, в значительной степени ориентированное на идеи структурно-функционального подхода. И даже когда гештальтпсихология боролась в ряде своих положений с этим подходом, она была не в силах отвергнуть ряд его фундаментальных установок [9]. Философские ориентации психологов-гештальтистов и архитекторов-функционалистов очень близки. На рубеже этого столетия, когда одновременно складывались оба направления, при отсутствии жесткой специализации профессиональных знаний, архитекторы получали серьезное философское образование. Если же учесть, что и гештальтизм, и функционализм первоначально складывались в Германии, стране, имеющей очень глубокие философские традиции, то уже не покажется столь парадоксальной общность ориентации проектной и исследовательской мысли. Представляет значительный интерес в связи с этим проследить, как на основе общности философских ориентации вырастают столь разные области человеческой деятельности и практики — проектирование предметного мира для человека и исследование психологии человека, живущего в этом мире. Подобная задача тем более привлекательна, если принять во внимание, что создаваемая проектировщиками предметно-пространственная среда — единственная в своем роде целостная область реально работающих предметных значений, причем предметное значение рассматривается в широкой плоскости, включающей планы функциональных и визуальных значений объекта (ср. [2]). И действительно, прочитать в вещах, созданных функционалистами, их психологические взгляды и установки,— это увидеть в самом предметном мире реально функционирующий язык предметных значений, то «пятое измерение» действительности, которое так важно в формировании полноценного «образа мира» [6].

Функционализм в проектировании разделял свойственное гештальтпсихологии стремление к открытию вечных законов организации зрительной формы, действие которых не зависит от изменчивости социально-культурных факторов. Конечно, проектировщики не занимались специально проблемами восприятия, но, создавая вещи, они неосознанно (а иногда и вполне осознанно) моделировали способ их восприятия. Гештальтпсихология пренебрегла эффектами обучения, выдвинув на первый план изучение эффектов, непосредственно данных в зрительном поле человека и несводимых к эффектам прошлого опыта. Функционализм стремился, причем успешно, найти устойчивые «архетипические» зрительные формы вещи. О плодотворности результатов свидетельствует хотя бы факт многолетней популярности ряда предметных форм, созданных функционализмом.

Четкое выполнение постулата «форма следует функции» в проектировании предметного мира ведет к рождению ряда строгих форм, резко различающихся между собой по воспринимаемым характеристикам — форме, цвету и др. Ведь разные характеристики выражают разные функции. Каждая вещь в таком ряду может быть точно описана через набор гештальтфакторов, выделенных психологами в процессе структурно-функционального анализа зрительного восприятия. По нашим наблюдениям, наиболее часто в функционалистских вещах задействованы факторы «общей судьбы» и «хорошего продолжения». Особенно характерны в этом отношении посуда, светильники, мебель — те области предметного мира, где наиболее ярко проявляются законы организации зрительной формы.

Несмотря на утопичность социальных стремлений архитекторов и дизайнеров, мечтающих средствами проектирования предметной среды сформировать новый образ жизни, ведущий к уничтожению социальных различий, есть психологическая правда в том утверждении,

 

111

 

что функционализм действительно качественно изменил восприятие вещей, поведение человека в мире вещей. Эти изменения обусловлены уже самим переходом от ручного труда к машинному, к тиражированным вещам.

Восприятие символов, заключенных в вещах, создаваемых в эпоху ручного труда, несмотря на их общезначимый характер, по сути глубоко индивидуально. В функционалистском проектировании в условиях тиражирования вещей место символа занимают стереотипы восприятия. Почему это происходит? Однозначность отношений формы и функции приводит к упрощению образа вещи, что, в свою очередь, вызывает возникновение социально-психологических стереотипов, в частности «эффекта ореола» («гала-эффекта»). Например, «веселая» вещь наверняка «проста», «агрессивная» вещь всегда «энергична», в то время как корреляция таких свойств, как «простой» и «интеллектуальный» маловероятны.

Стереотипы появляются и становятся широко распространенными в условиях тиражированного производства вещей. Они играют существенную роль в формировании человеческой деятельности, образа жизни человека. Нет оснований считать их сугубо отрицательным фактором. Напротив, стереотипы выполняют защитную функцию в организации поведения и восприятия. В условиях резкой перегрузки зрительной информацией они становятся действенным средством структурирования предметного мира, средством субъективной классификации вещей.

Четкое структурирование предметного мира, реализация гештальтфакторов при создании вещи приводит к появлению в проектировании ряда интересных эффектов, обусловливающих своеобразную противоположность эстетической направленности восприятия единичной вещи и целостной среды. Для выявления различий в восприятии вещи и среды необходимо обратиться к механизмам прямой и косвенной оценки в восприятии. Напомним, что прямая оценка прослеживается в процессах, снижающих когнитивный диссонанс. В экспериментальной ситуации человеку предъявляются объекты, имеющие незначительные различия по цвету, форме, размеру, и просят выбрать наиболее привлекательный объект. Человек легко производит требуемый выбор, но затем наступает своеобразное раскаяние: он снижает оценку выбранного объекта и резко завышает оценку отвергнутых модификаций [1]. Эта лабораторная ситуация в контексте данной статьи интересна тем, что она позволяет исследовать уровни, наиболее близкие ценностным ориентациям человека в освоении им предметного мира вещей — области влияния на человека цвето-декоративно-графических средств.

Функционализм в проектировании полностью решил проблему прямой оценки: диссонанс при восприятии серии вещей, где каждой «форме» четко соответствует «функция», не возникает.

Однако возникли другие трудности. Убедительная красота, а главное — психологическая правда проектировочных решений серий вещей — «составляющих» предметного мира — исчезли при попытках перейти к формированию целостного предметно-пространственного окружения, например интерьера жилища или комплекса застройки. (Неудачи проектирования рассматриваемого типа хорошо видны на примере застройки конца 50-х — начала 60-х гг.) Решив проблемы прямой оценки в восприятии, функционализм оказался неспособен к решению вопросов косвенной оценки, теснейшим образом связанной с механизмом идентификации человека с его окружением, в том числе и предметным миром.

С психологической точки зрения такая шкала успехов и неудач вполне объяснима. Стереотипы восприятия, зафиксированные в функционалистских предметах, очень устойчивы и с трудом поддаются ломке. В этом — сильнейший психологический фактор удивительной жизнеспособности многих эстетических решений вещи (предмета) в духе традиционного функционализма. И одновременно в этом причина столь частой монотонности целостной предметной среды, им созданной. Возникает парадокс восприятия: яркость единичной вещи

 

112

 

оборачивается бедностью целостной среды.

Направление классического функционализма в проектировании нами проанализировано с позиции общей психологии и психологии восприятия. При этом учитывался фундаментальный факт из области психологии труда, связанный с ориентацией проектировщиков, принадлежащих к этому направлению, не на ручной, а на машинный труд, на производство тиражированных вещей. Представляется полезным рассмотреть это проектное направление со специфической позиции психологии труда и инженерной психологии. Для оценки проектных решений предметного мира, а следовательно, и образа жизни человека в этом мире нужно знать динамику отношений человека и создаваемой им техники, определяющую, в свою очередь, ход развития предметно-пространственной среды.

Направление классического функционализма в проектировании не скрывало своего восхищения перед современной машинной техникой: «Мы не можем... противостоять машине. Мы должны полностью довериться ей» [11]. Речь идет об имитации проектировщиком машинных процессов при организации человеческого поведения, а не о совершенствовании самой техники путем проектирования. Этот подход вполне соответствует первоначальной стадии в инженерно-психологическом проектировании систем «человек — машина», когда главное место занимают вопросы адаптации человека к технике, а не наоборот, техники к человеку [7].

Имитация проектировщиком машинных процессов провоцирует механоморфность вещей, создаваемых им. Нередко именно эта характеристика вещи определяет читаемость, ясность зрительной формы и, кроме того, обусловливает появление стереотипов восприятия. Таким образом, удается обнаружить ясное взаимодействие между спецификой восприятия вещи и ее «деланием», проектированием. Поэтому проблематика инженерной психологии и психологии труда связана с вопросами исследования восприятия вещи, рассматриваемого в широком плане, подразумевающем изучение механизмов идентификации человека с предметным миром.

Соблюдение проектного постулата «Форма следует функции» становится невозможным с появлением новых промышленных технологий. С началом широкого применения полупроводниковых схем исчезает зрительное соответствие между формой и функцией вещи. Эпоху строгого функционализма в проектировании можно считать завершенной, хотя элементы художественной идеологии этого направления легко найти в новейших проектных решениях единичной вещи и целостной среды. Складывается новый экологический подход в проектировании, отказывающийся от консервативного отношения к проблеме взаимодействия человека и техники, характерного для классического функционализма.

В экологическом подходе проблема взаимодействия человека и машины нагружается новыми психологическими смыслами. Развитие новых форм восприятия тиражированных вещей, в том числе эстетического восприятия, происходит здесь параллельно или даже с опережением по отношению к развитию промышленной техники и технологии, прежде всего — электронной. Принцип экологического проектирования (противопоставленный постулату функционализма) — «максимум полезного действия с минимума площади» — находит выражение в эстетике плоских форм, например в проектных решениях портативных ЭВМ, имеющих низкий профиль формы. Тенденция к плоскостности, к подчеркиванию графики промышленного изделия будет усиливаться с развитием новых электронных технологий: таковы прогнозы самих проектировщиков и теоретиков проектирования [10]. Экологические принципы миниатюризации, компактности вещи — продукта труда — должны способствовать формированию предметно-пространственной среды, в которой компактные плоские объекты полностью интегрированы, вписаны в окружающее пространство.

Экологический подход в проектировании,

 

113

 

вырабатывая новое отношение к проблеме интеграции современной техники в предметный мир, по-новому интерпретирует вопросы восприятия целостной среды и единичной вещи. Одновременно намечаются и новые пути решения проблемы взаимодействия человека и машины в СЧМ; решение ключевых вопросов психологии находится в тесной взаимосвязи с возможностями решения задач психологии восприятия.

Миниатюризация современной техники, тенденция к ее малогабаритности и плоскостности, особенно характерная, например, для радиоэлектронной аппаратуры и вычислительной техники (персональной и др.), ведет к ее вписанности в предметную среду. Таким путем осуществляется постепенный переход от «функциональной вещи» к «овеществленной функции». Все более значительную роль начинает играть интерфейс — область взаимодействия человека и техники. Приобретает вес тенденция превращения оперативной панели управления в дисплей и параллельно с развитием этой тенденции — сокращение «моторных» компонентов панели (ручек управления и т.д.).

Подобные способы интеграции техники в предметный мир изменяют и формы перцептивного отражения целостной среды и единичных вещей. Возникают неожиданные ситуации восприятия, когда «намеренно маленькая» вещь одновременно «всесильна и могущественна», например персональный компьютер. Такое сочетание психологических признаков-атрибутов вещи было невозможным в эпоху строгого функционализма, когда имело место четкое зрительное соответствие функции и формы вещи. Энергетические функции стереотипов восприятия, столь хорошо срабатывающие в случае традиционно функционалистских вещей, в данной ситуации бездействуют. И от восприятия человека требуется значительная «энергетическая» работа, так как резкое отступление портрета вещи от сложившегося набора стереотипов обусловливает невозможность возникновения автоматизмов восприятия вещи (например, маленьких и могущественных компьютеров). Бездействие стереотипов восприятия, определяющих возможности четкого, однозначного структурирования вещей, формирующих предметный мир, приводит к неразработанности, недифференцированности механизмов прямой оценки. Приоритет приобретает косвенная оценка предметной среды, когда человек идентифицирует себя со средой и только затем оценивает единичные вещи, составляющие среду. Вторичность прямой оценки обусловливает возможность «развеществления» вещи, ее невыделенность из предметной среды. Здесь тенденции восприятия вполне согласуются с новыми тенденциями проектирования «развеществленного» предметного мира, в котором интегрированы плоскостные вещи.

Возникает вопрос, насколько новые требования к восприятию, к соотношению механизмов прямой и косвенной оценки вещей и среды можно считать прогрессивными. Ответ на этот сложный вопрос невозможен без предварительного определения критерия прогрессивности. Очевидно, при выработке такого критерия необходимо учитывать и специфические проблемы организации трудовой деятельности с точки зрения способа взаимодействия человека и машины. В отличие от функционализма экологический подход в проектировании отказался от коррективных форм организации этого взаимодействия, когда художник-проектировщик имитировал существующие машинные процессы при организации человеческого поведения, однако не совершенствовал эти процессы. Сейчас художник участвует именно в проектировании принципиально новых видов техники, а не только в упорядочении, структурировании художественными средствами существующей техники, к чему стремилось «производственное искусство» послереволюционных лет, и в целом — функционализм как художественное направление. Однако отказ от коррективных форм организации труда не означает автоматический переход к более перспективным в психологическом плане — проективным формам организации; как известно, задачи психологического и технического проектирования могут не совпадать [5], [8] (а работа художника-проектировщика

 

114

 

проходит в границах, задаваемых техническим проектированием).

Экологическое направление в техническом и художественном проектировании с его ориентацией на идентификацию человека с предметным миром, в который вписаны малозаметные, не выделяющиеся из «фона» среды миниатюрные вещи, качественно изменило и подход к формированию соотношения между рациональными и эмоциональными компонентами восприятия. Ориентация на приоритет косвенной оценки, на развитие механизмов идентификации с предметным миром должна приводить к увеличению веса эмоциональной составляющей предметной среды. В сравнении с этим модель восприятия, созданная проектировщиками-функционалистами, представляется очень рациональной, рациональность обусловлена уже самой антисимволичностью вещей и среды, созданных ими (см. выше).

Если вернуться к проблемам психологической компенсации эффектов современного автоматизированного производства, вызывающих утрату непосредственно-чувственного отношения человека к вещи, то следует отметить большую адекватность экологического подхода с позиции решения этих проблем, чем функционалистского подхода. Эмоциональная составляющая восприятия вещи — продукта труда, заложенная в экологическом подходе к проектированию, должна существенно нейтрализовать рациональность современного образа жизни, образа общения. И своеобразный психологический парадокс состоит в том, что эмоциональный заряд предметной среды аккумулируется в наиболее автоматизированной, рациональной сфере современной производственной деятельности — в области создания вычислительной техники, радиоэлектроники и др. Таким образом, в самой системе производства формируется подсистема нейтрализации эффектов рациональности путем выделения экологического подхода в проектировании предметного мира. Тогда есть основания сделать предварительный вывод о большей прогрессивности экологического проектирования с точки зрения развития новых форм восприятия предметного мира, адекватных специфике образа жизни человека в эпоху НТР.

 

1. Василюк Ф. Е. Психология переживания. М., 1984. 200 с.

2. Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М., 1983. 336 с.

3. Зотова О. И. Образ жизни и жизненный путь личности // Психол. журн. 1985. Т. 6. № 5. С. 141—147.

4. Иконников А. В. Стайлинг и «хай-тек» как типы освоения технической формы в художественной культуре // Труды ВНИИТЭ. Сер. «Техническая эстетика». Вып. 37. 1983. С. 46—62.

5. Климов Е. А. Психологическое содержание труда и вопросы воспитания. М., 1986. 79 с.

6. Леонтьев А. Н. К психологии образа // Вестн. МГУ. Сер. 14. Психология. 1986. № 3. С. 72— 76.

7. Основы инженерной психологии: Учебник / Под ред. Б.Ф. Ломова. М.: Высш. школа, 1986. 446 с.

8. Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности. М., 1978. 390 с.

9. Ярошевский М. Г. История психологии. М., 1975. 461 с.

10. Klühnë L. Funktionalismus als zukunftsorientierte Gestaltungskonzeption // Form und Zweck. 1982. № 5. S. 41—54.

11. Powell D. Japan life style: The human road ahead // Design. 1982. № 396.

12. Read Н. Art and industry. N. Y.: Harper & Row, 1934.

 

Поступила в редакцию 25.ХI 1986 г.