Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

156

 

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СЕНСОРНО-ПЕРЦЕПТИВНЫХ ПРИЗНАКОВ ШУМЯЩИХ ОБЪЕКТОВ ПРИ ОБУЧЕНИИ ГИДРОАКУСТИКОВ

 

К. В. БАРДИН, В. И. БАША, В. Г. ВОЙТЕНКО

 

Сигналы чистого тона являются излюбленным видом стимуляции при изучении слуховых ощущений. И это неслучайно: чистый тон имеет всего две физических переменных — амплитуду и частоту. Зафиксировав одну из них, удобно исследовать результаты, наступающие при изменении второй. Что касается вызываемых таким тоном ощущений, то в справочниках и руководствах мы, как правило, находим указание, что и они имеют тоже только две переменных: громкость и высоту. Первая является; субъективным коррелятом амплитуды, вторая — частоты. Правда, в лабораторных опытах приходится применять сигналы ограниченной длительности (так называемые тональные посылки), и это создает некоторые дополнительные проблемы, но во всяком случае такие сигналы имеют много преимуществ для исследователя перед другой слуховой стимуляцией.

Вместе с тем необходимо отметить, что в ряде зарубежных работ (см., например, [9], [15]) можно найти указание, что ощущения, вызываемые чистым тоном, обладают еще и такими переменными, как плотность, объемность и у ряда авторов — светлота. Отечественные же авторы либо относят названные свойства к числу синестезий [7], либо признают их только за сложными по составу сигналами [10]. Как бы то ни было, в этих работах, ни в зарубежных, ни в отечественных, отмеченные свойства не рассматриваются как оказывающие влияние на результаты психофизических измерений, связанных с громкостью и высотой.

Тем неожиданней оказалось исследование, показавшее, что при необходимости различать две близкие тональные посылки, разница между которыми по их громкости лежит уже в зоне неразличения, наблюдатель вырабатывает у себя способность улавливать в звуках некоторые новые качества, которые он не слышал в них раньше: шероховатость или гладкость, заостренность или притупленность, мягкость или упругость, плавность или резкость и т. п. И самое главное — наблюдатель научается использовать эти качества для различения тональных посылок, когда различение их по громкости становится невозможным [1]. Указанное явление подверглось детальному изучению — достаточно подробную сводку результатов по состоянию на 1982 г. можно найти в [4].

В целом данная феноменология получила интерпретацию как экспериментальное подтверждение теоретически разработанной Ю. М. Забродиным идеи о многомерности сенсорного пространства ([11], [12], [13]). Такая интерпретация подтвердила свою убедительность в дальнейших исследованиях [5], [6], но вместе с тем вслед за этим напрашивался и следующий шаг в работе: коль скоро свойства сенсорного пространства оказывается возможным изучить на таком, казалось бы, простом случае, как различение тональных посылок, то, вероятно, следует проверить, как эти же свойства будут проявлять себя в более сложных случаях, именно в заведомо многомерных пространствах слуховых ощущений.

Удобнее всего было проверить это на некоторой сложной деятельности, носящей по преимуществу сенсорно-перцептивный характер. В качестве такой деятельности нами была выбрана работа оператора-гидроакустика, причем на начальном этапе ее формирования.

Как известно, работа заступившего на вахту гидроакустика состоит в непрерывном прослушивании усиленных аппаратурой шумов из окружающего моря. При этом он должен быстро узнавать среди них шум винтов того или иного корабля при его появлении. Могут быть поставлены перед гидроакустиком и некоторые другие задачи, например обнаружение скоплений рыбы и т.п. Иными словами, его работа состоит в классификации шумящих объектов. Нетрудно видеть, что в этой деятельности сенсорно-перцептивный компонент является центральным.

Начиная исследование, мы поставили перед собой два вопроса. Первый: возникают ли у лиц, обучающихся профессии гидроакустика, дополнительные сенсорные признаки (или какие-то их аналоги)? И второй: влияет ли их возникновение на успешность обучения?

Предварительное ознакомление со спецификой обучения гидроакустиков говорило в пользу того, что субъективные сенсорные признаки шумящих объектов или некоторые их аналоги, по-видимому, должны у них существовать.

Выделяемые гидроакустиками в процессе

 

157

 

обучения признаки классифицируемых шумов можно разделить на два класса.

I класс — это объективные характеристики шума, которые в принципе можно зафиксировать техническими средствами, такие, как интенсивность, частота пульсации, вариации. II класс — это субъективные характеристики шума, устанавливающие его близость к звукам некоторых хорошо известных объектов. Например, шум одного объекта кажется похожим на стук поезда по колее, другого — на рев реактивного самолета и т. п. Естественно, что аналоги тем субъективным сенсорным признакам, которые были обнаружены при различении тональных посылок, можно было искать среди признаков II класса.

Первый вопрос, который возникает в связи с этим, заключается в том, будут ли для обучаемых исчерпывающими выделенные инструктором признаки классифицируемых шумов.

Выборочный опрос показал, что при обучении набор используемых признаков не остается постоянным. В ходе обучения можно наблюдать уточнение, обобщение, дополнение акустических впечатлений по мере углубления знакомства с шумами, в том числе и появление новых дополнительных признаков. Несмотря на хрупкость дополнительного впечатления, оно очень ценится акустиками. Они стараются закрепить его словом. Найденные таким образом обозначения признаков некоторые акустики называют собственными признаками, в отличие от исходных признаков, на которые обращает внимание инструктор. Этот термин — собственные признаки — мы сохраним и в дальнейшем изложении. Итак, признаки II класса подразделяются на два типа — исходные, сообщаемые обучаемому инструктором, и собственные, находимые самим обучаемым. Интересно отметить, что, по мнению гидроакустиков со стажем, накопление практики ведет в основном к развитию умения использовать именно эти собственные признаки. В связи со сказанным уместно вспомнить, что в литературе можно встретить описание поистине уникально развитых способностей у отдельных гидроакустиков к определению класса объекта и параметров его движения по впечатлениям от слышимого шума [14]. Можно рассматривать это как косвенное подтверждение указанного мнения о роли собственных признаков.

Все сказанное и определило направление работы. Среди курсантов, обучавшихся специальности операторов гидроакустических станций, было отобрано 30 человек. Отбор осуществлялся инструкторами учебных групп по признаку успешности обучения классификации шумящих объектов. В число испытуемых вошли курсанты, имеющие по результатам проводившихся контрольных работ средний балл либо не ниже 4,5, либо не выше 3,25. Первые из них условно именовались группой успешных, вторые — группой неуспешных.

Работа была начата с выяснения того, пользуется ли каждый из испытуемых какими-либо собственными признаками при различении шумов или он использует только стандартные специфические признаки, указанные инструктором. Выяснялось также, каков объем собственных признаков.

Проведенные опросы показали, что у всех без исключения курсантов при прослушивании шумов возникают собственные признаки, помимо указанных инструктором. Вот несколько примеров таких собственных признаков: стук деревянного молотка; крик чаек; бренчание плохо закрепленной железной пластинки на трансформаторе; вой высокого тона; гудение камертона; сгущенный шум леса и т.д. Были, вместе с тем, признаки, трудно поддававшиеся вербализации: «Слышу, но что — сказать не могу, хотя чувствую что-то знакомое» (из самоотчета одного испытуемого). Встречались случаи, когда собственные признаки объединяли в себе впечатления более чем одной модальности: «Мои представления о шумах, которые я слышу, богаты зрительными образами» (тоже показание из самоотчета).

Что же можно сказать по поводу полученных данных? Прежде всего наличие собственных признаков можно считать несомненным фактом: 30 случаев из 30 изученных по критерию знаков исключают случайность полученного результата. Далее хочется отметить целый ряд моментов сходства с субъективными сенсорными признаками, возникающими при различении тональных посылок. Так, наличие признаков, строящихся на впечатлениях другой модальности, отмечалось еще в первой публикации на эту тему [1]. Существование легко вербализуемых и трудно вербализуемых признаков также отчетливо выступило в опытах с тональными посылками [3]. Возможность совпадения некоторых признаков у разных наблюдателей, сугубая индивидуальность и неповторяемость других признаков и, наконец, меньшая или большая степень сходства третьих также отмечалась в названных опытах [2]. Конечно, делать на основе отмеченного сходства заключение об общей природе или общих механизмах в том и в другом случае было бы преждевременным, но, по-видимому, такое предположение ставится в повестку дня, и во всяком случае аналогия с различением тональных посылок, которой мы

 

158

 

руководствовались при постановке исследования, приобретает помимо теоретического и чисто экспериментальное обоснование.

На основе полученных результатов был проведен небольшой контрольный опыт. Была составлена особая таблица классификационных признаков, в которой мы постарались максимально использовать выявленные у испытуемых собственные признаки. Таблица состояла из трех колонок. Первая была озаглавлена «Что слышу», т.е. в ней характеристика признака давалась через его название (шипение, стук, треск, завывание, дребезжание, рокот, гудение, скрежет и т.д.). Вторая носила заглавие «Чей это звук», т.е. признак характеризовался через указание источника звука (птицы, поезда, ветра, пилы, толпы, прибоя, водопада, костра, ливня и т.д.). Третья колонка — «Какой он в шуме» — подразумевала качество звука (мягкий, колеблющийся, резкий, дрожащий, протяжный, глухой, напористый и т.д.). Порядок слов в колонках был случаен. Иначе говоря, при прослеживании по горизонтальной строке слова не образовывали готовые к объединению триады: рядом со словом «стук» могло стоять малоподходящее к нему слово «птицы» или «костра» и т.п. Кстати, и число слов в колонках было разным (63 — в первой, 31 — во второй, 42 — в третьей), что отражало реальную склонность испытуемых прежде всего описывать слышимый звук через название, затем через качество и только потом через указание источника. Задачей испытуемых было составить из терминов, приведенных в трех колонках, триады (или диады) типа «тихое потрескивание костра», «мерный гул прибоя» и т.п., характеризующие слышимые ими признаки шумящих объектов.

В результате испытуемые легко справлялись с таким заданием и находили эту таблицу более удобной, нежели то, что предлагал инструктор. Отмечалось, что таблица с разделением составных элементов признаков позволяет находить в звуках новые качества или подтвердить старые, а главное — отвлекает от привычного пути определения признаков. Высказывалось также мнение, что эту таблицу составлял знаток шумов, хотя в действительности ее составитель не прослушал к тому времени и десятка шумов.

Этот факт отмечаемой испытуемыми легкости и удобства пользования такой таблицей опять-таки связан с фактом, наблюдавшимся в опытах с тональными сигналами: когда испытуемые, прошедшие через эти эксперименты, приняли участие в экспертной классификации дополнительных сенсорных признаков, они без труда классифицировали признаки, называвшиеся другими участниками акустических опытов. В то же время «наивные эксперты» (т. е. не имевшие предварительного опыта прослушивания тональных посылок) испытывали при классификации заметные затруднения, жаловались на трудность работы, иногда заходили в тупик.

 

Подгруппы испытуемых

Среднее время (с) поиска фигур по методике Уиткина

1 (самая неуспешная)

2

3

4

5

6 (самая успешная)

72

60

58

55

27

26

 

Обратимся теперь ко второму вопросу, поставленному перед исследованием: влияет ли возникновение собственных признаков на успешность обучения? Сразу же укажем, что в целом ответ на этот вопрос был получен положительный, хотя связь между наличием таких признаков и успешностью обучения оказалась достаточно сложной.

Прежде всего отметим следующее существенное обстоятельство: хотя собственные признаки возникают у всех испытуемых, но отнюдь не все из них пользуются ими в своей работе. Вот пример: «Не нравятся собственные признаки, лучше просто слушать шумы. Пользуюсь стандартными признаками».

А вот пример прямо противоположного отношения к использованию собственных признаков: «Общепринятые обозначения признаков не запоминал. Стараюсь запомнить шумы по своим собственным признакам».

Выявленная картина представляется достаточно закономерной. Курсантов в процессе обучения ориентируют на признаки, данные инструктором. Как относиться к впечатлениям, не подходящим под эти признаки, приходится решать им самим. Отсюда среди наших испытуемых и появляются как пользующиеся, так и не пользующиеся собственными признаками.

Перейдем теперь к результату, позволяющему говорить о наличии связи между собственными признаками и успешностью обучения. Он состоит в следующем: среди испытуемых, которые не используют собственные признаки, не нашлось ни одного «успешного». Вывод, который вытекает из этого факта, состоит в том, что употребление собственных признаков является необходимым условием успешности работы.

И тут же следом укажем другой факт, говорящий о том, что условие это хотя и необходимое, но в то же время недостаточное.

 

159

 

Этот факт заключается в том, что среди испытуемых, использующих собственные признаки, наряду с «успешными» встречались и «неуспешные».

Таким образом, полученный результат поставил перед исследованием вопрос, не запланированный ранее: какой фактор приводит к тому, что рассмотренное условие, будучи необходимым, оказывается в то же время недостаточным?

Представим этот вопрос в более конкретном виде. Мы отобрали для исследования две группы испытуемых — «успешных» и «неуспешных» (см. выше). Теперь по результатам исследования, когда нужно было принять во внимание дополнительное основание для классификации испытуемых — использование или неиспользование ими собственных признаков,— выделились три несколько иные группы. Одну, крайнюю, составили испытуемые, которые не используют названные признаки. Все эти испытуемые оказались «неуспешными». Другую крайнюю группу составили испытуемые, использующие собственные признаки и принадлежащие к числу «успешных». Наконец, третья, промежуточная группа, включала в себя тех, кто, используя собственные признаки, оказывается тем не менее в числе «неуспешных». Нетрудно видеть, что для ответа на указанный вновь возникший вопрос необходимо было выяснить, за счет какого фактора может сложиться ситуация, подобная возникшей в этой промежуточной группе, когда испытуемый попадает, несмотря на наличие собственных признаков, в число «неуспешных».

Построить разумную гипотезу на этот счет помогла опять-таки аналогия с результатами, полученными при исследовании дополнительных сенсорных признаков, которые возникают при различении чистых тональных посылок. Т.П. Войтенко изучала функционирование этих сенсорных признаков в зависимости от когнитивных стилей, присущих тем или иным наблюдателям [8]. Оказалось, что когнитивный стиль наблюдателя самым существенным образом влияет на использование таких признаков. Так, выяснилось, что когнитивно более сложные лица эффективнее используют признаки, чем когнитивно простые; поленезависмые наблюдатели испытывают меньше сомнений, пользуясь субъективными сенсорными признаками, нежели полезависимые; наконец, у флексибельных наблюдателей быстрее происходит формирование новых осей в сенсорном пространстве по сравнению с ригидными.

Некоторые сделанные нами наблюдения позволяли думать, что и у наших испытуемых эффективность работы с собственными признаками могла оказаться в зависимости от их когнитивных стилей. Так, при работе с предлагавшейся им таблицей «успешные» испытуемые всегда стремились однозначно истолковать указанные в ней признаки, связав их с каким-то конкретным шумящим объектом. Более того, бывало, что они начинали активно искать аналоги им среди обычных городских шумов. «Раньше не было желания прислушиваться к повседневным шумам. А теперь, если что-то где-то грохочет, я иногда даже думаю: «Вот грохочет, как объект такого-то типа; а когда слышу гул трансформатора, то представляю себе объект, относящийся к другому типу». Напротив, у «неуспешных» испытуемых не было стремления к однозначной привязке признаков к определенным объектам. У них преобладало стремление, выбрав какой-то шум, бесконечно его описывать, находя все новые и новые подходящие признаки в экспериментальной таблице или добавляя к ним какие-то еще только что возникшие в уме: «Треск костра — веселый, приглушенный, мягкий, успокаивающий» или: «Шипение змеи — предостерегающее, затаенное, приглушенное, монотонное, напористое». Испытуемый, из самоотчета которого взяты эти два примера, в течение 25 мин перечислял признаки, связанные скорее с уже имеющимися ассоциациями, чем с характеристиками звуков, издаваемых шумящими объектами. Нетрудно усмотреть в этих двух типичных примерах отчетливое сходство с поведенческими характеристиками полезависимого и поленезависимого когнитивного стиля.

Все эти соображения и предопределили ход дальнейшего исследования. Испытуемых с помощью дополнительного ранжирования поделили на 6 подгрупп по степени успешности: на 3 подгруппы были поделены «успешные» испытуемые и также на 3 — «неуспешные». Затем у всех испытуемых в ходе специального обследования были проверены их когнитивные стили: полезависимостиполенезависимости (по тесту Уиткина); когнитивной простоты — когнитивной сложности (по тесту Шмелева); ригидности — флексибельности (по методикам Коуэна и Лачинза).

Результаты обследования оказались следующими. Между успешностью обучения и параметром полезависимостиполенезависимости была получена статистически значимая связь. Соответствующая таблица с конкретными данными приведена выше.

Коэффициент ранговой корреляции по Спирмену оказался равным 1. Возможно, что столь необычно высокий коэффициент

 

160

 

корреляции отчасти объясняется тем, что в число испытуемых вошли лишь те лица, которые были уже грубо оценены инструктором либо как «успешные», либо как «неуспешные», так что обследованию подверглась примерно лишь четвертая часть всех обучавшихся. Тем не менее полученный результат даже с учетом этого достаточно выразителен. Еще более выразительным он становится на фоне того факта, что значимой связи между успешностью испытуемых и их когнитивной сложностью получено не было; не получено также значимой связи успешности с параметром ригидности — флексибельности. Теперь загадочная группа испытуемых, которые оказываются неуспешными, несмотря на стремление использовать собственные признаки, по-видимому, поддавалась интерпретации. Очевидно, в нее вошли те лица, которые относятся к полезависимому стилю: испытывая множество сомнений, они остерегаются оторваться от потока имеющихся впечатлений, произвести аналитическую работу, чтобы вычленить среди них те, которые могут служить достаточно надежными признаками тех или иных шумящих объектов. Как всем полезависимым людям, им трудно дается отстройка от впечатлений окружающей среды. Они как бы пребывают в плену этих впечатлений, откуда, собственно, и идет их именование. Напротив, поленезависимые лица всегда стремятся к анализу и упорядочению таких впечатлений, а в нашем случае это означало выделение из всей массы впечатлений тех, которые можно использовать в качестве опознавательных признаков.

Эту интерпретацию можно было бы считать исчерпывающей, если бы не одно обстоятельство: некоторые полезависимые наблюдатели оказались тем не менее в числе «успешных». Прояснить ситуацию помогло обращение к двум другим изученным параметрам когнитивных стилей: когнитивной простоте — когнитивной сложности и ригидности — флексибельности. Выяснилось, что никто из лиц, когнитивно сложных и одновременно флексибельных, не попал в число «неуспешных». Точно так же среди когнитивно простых и одновременно с тем ригидных не оказалось «успешных». Это позволяет думать, что названные два параметра когнитивных стилей хотя и не обнаруживают статистически значимой связи с успешностью обучения, все же не являются полностью нейтральными: видимо, при определенных обстоятельствах они могут выступить в роли факторов, позволяющих в достаточной мере достигнуть компенсации в осуществляемой деятельности. Флексибельность и когнитивная сложность должны в таком случае рассматриваться как благоприятные, ригидность и когнитивная простота — как неблагоприятные моменты для достижения компенсации.

В заключение нашего сообщения отметим, что главным, на наш взгляд, результатом, полученным в исследовании, было экспериментальное подтверждение значительного сходства между субъективными сенсорными признаками, выявляемыми при различении близких тональных посылок, и теми впечатлениями, которые возникают в работе гидроакустиков. Читатель мог легко убедиться, что целый ряд аналогий, заимствованных из экспериментов с тональными посылками, оправдал себя на совершенно новом материале. Это значит, что лабораторные опыты с тональными посылками являются очень удобным путем для изучения сенсорного пространства слуховых ощущений и закономерности, установленные здесь, могут быть положены в основу исследования более сложных многомерных сенсорных пространств. Конечно, любое из таких пространств будет обладать только ему присущей спецификой, которая потребует конкретного изучения. В этом смысле можно сказать, что исследование сенсорно-перцептивного пространства у гидроакустиков находится пока только на начальной стадии. Не случайно многие из сделанных выше выводов были сформулированы в неокончательной форме. Тем не менее ряд результатов можно считать достаточно твердо установленным (например, наличие собственных признаков, корреляцию между успешностью обучения и психологической дифференцированностью и др.). Но в целом указанная область оставляет большое поле для будущих исследований.

 

1. Бардин К. В. Работа наблюдателя в припороговой области // Психол. журн. 1982. Т. 3. № 1. С. 52—59.

2. Бардин К. В., Садов В. А., Цзен Н. В. Новые данные о припороговых феноменах // Психофизика сенсорных и сенсомоторных процессов. М., 1984. C. 40—70.

3. Бардин К. В., Горбачева Т. П. Использование наблюдателем акустических и модально-неспецифических признаков звучания для различения слуховых сигналов // Психол. журн. 1983. Т. 4. № 4. С. 48—57.

4. Бардин К. В., Горбачева Т. П., Садов В. А., Цзен Н. В. Явление компенсаторного различения // Вопр. психол. 1983. №4. C. 113—119.

5. Бардин К. В., Войтенко Т. П. Феномен простого различения // Психофизика дискретных и непрерывных задач. М., 1985. C. 73—96.

6. Бардин К. В., Садов В. А. Мультидиментное слышание: его природа и использование в деятельности наблюдателя // Проблемы психологического

 

161

 

анализа деятельности. Ярославль, 1986.— 100 с.

7. Величковский Б. М., Зинченко В. П., Лурия А. Р. Психология восприятия. М.: Изд-во МГУ, 1973. — 246 с.

8. Войтенко Т. П. Познавательный стиль наблюдателя и особенности его работы со стимулами пороговой области // Психологические проблемы индивидуальности. Вып. II. Научные сообщения к семинару-совещанию молодых ученых, Ленинград 14—17 мая 1984 г. М., 1984. C. 123—125.

9. Вудвортс Р. Экспериментальная психология. М., 1950. — 798 с.

10. Дубровский Н. А. Слуховые ощущения // Познавательные процессы: ощущения, восприятие. Серия «Основы психологии». М., 1982. C. 178—197.

11. Забродин Ю. М. Исследование проблемы обнаружения слабых сигналов: Автореф. канд. дис.  Л., 1970. — 18 с.

12. Забродин Ю. М. Введение в общую теорию сенсорной чувствительности // Психофизические исследования. М., 1977. C. 31 —125.

13. Забродин Ю. М., Лебедев А. Н. Психофизиология и психофизика. М., 1977. — 288 с.

14. Клюкин И. И. Звук и море.  Л., 1984. — 144 с.

15. Ликлайдер Дж. Основные корреляты слухового стимула // Экспериментальная психология. Т. II / Под ред. С. С. Стивенса. М., 1963. C. 580—642.

 

Поступила в редакцию 25.III 1985 г.