165

 

ЗА РУБЕЖОМ

 

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДЕТСКОГО РИСУНКА ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ВНУТРИСЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ

 

Г. Т. ХОМЕНТАУСКАС

 

Психолог-практик, занимающийся проблемами семьи, остро ощущает нехватку адекватных методик исследования личности ребенка1. На вооружении у психолога мало методик, позволяющих «посмотреть на мир глазами ребенка», понять его отношения с другими членами семьи. Это объясняется в первую очередь сложностью применения вербальных методик (дети недостаточно интроспективны, им трудно выражать свои переживания в словах), а также тем, что искусственные и поэтому неприемлемые для ребенка процедуры исследования существенно влияют на результаты и разрушают эмоциональный контакт между исследуемым и психологом, который необходим для дальнейшей работы.

За рубежом для индивидуального исследования ребенка широко используются методики, основанные на естественных для него деятельностях, в частности на рисовании. В нашей стране только в последние годы начали больше обращать внимание на рисунок как средство познания личности [2], [3], [4], [5].

Популярность рисуночных методик объясняется несколькими причинами. 1. Процесс рисования оказывает исключительное, растормаживающее действие на ребенка ([16], [27]), уменьшает напряжение, возникающее при психологическом обследовании, способствует установлению эмоционального контакта с ребенком. 2. Рисунки удобны в применении: во-первых, лист бумаги и карандаш — это весь необходимый инструментарий, а во-вторых, ребенок как бы сам фиксирует при помощи карандаша свои действия, движение мысли. Это дает возможность психологу больше обращать внимание на изменения эмоционального состояния исследуемого, отмечать особенности процесса рисования. 3. Рисуночные методики (в частности, рисунок семьи) — высокоинформативное средство познания личности ребенка, отражающее то, как ребенок воспринимает себя и других членов семьи, какие чувства он переживает в семье [10], [13]. 4. Процесс рисования, особенно при изображении значимых для ребенка ситуаций, обладает психотерапевтическим действием [3], [13]. В рисунке ребенок как бы избавляется от личного напряжения, проигрывает возможные решения ситуации.

Несмотря на описанные в литературе достоинства рисуночных методик, их практическое использование требует детального изучения опыта их применения и, главное, критического осмысления принципов интерпретации рисунков.

Исторически использование рисунка семьи связано с развитием проективной психологии, в частности с подъемом интереса к рисуночным методикам, который особенно возрос после выхода в свет фундаментальных монографий К. Маховер [18] и Дж. Бака [7]. Рисуночные методики приобрели большую популярность среди психологов-практиков в 50—60-е гг. Так, тест, рисунка человека [18] в клиниках и больницах США по частоте применения уступал лишь тесту пятен Роршаха (см. [24]). В различных странах приоритет в ее использовании связывается с разными именами (в США — У. Хале, У. Вольф; во Франции — Е. Минковска, М. Поро).

Развернутая система анализа и интерпретации рисунка семьи была впервые представлена в работе У. Вольфа [27]. Он давал детям задание: «Нарисуй свою семью». В рисунке автор анализировал: 1) последовательность изображения членов семьи, указывающую на значимость их роли в семье: ребенок начинает рисунок с более значимого лица и заканчивает менее значимым; 2) пространственное расположение членов семьи, являющееся, как считает автор, показателем их эмоциональной близости; 3) состав нарисованной семьи в сравнении

 

166

 

с реальной (отсутствие члена семьи в рисунке — редкий случай; часто оно выражает стремление избавиться от эмоционально неприемлемого члена семьи); 4) отличия между графическими презентациями в форме, пропорциях, деталях, и прежде всего в величине. Несоответствие соотношения величин в рисунке реальному положению вещей указывает на то, что величина детерминирована в большей мере психическими факторами, чем фактами реальности. Изображение ребенком других членов семьи неадекватно большими У. Вольф связывает с восприятием их доминантности, рисование большим себя — с чувством своей значимости в семье. Интерпретируя различия в изображении отдельных частей тела, автор опирается на предположение, что эти различия порождаются особыми переживаниями, связанными с функциями данных частей тела Он описывает такой случай: «Ребенок нарисовал себя без рук, когда других людей изображал с руками и кистями. Оказывается, эта девочка выработала привычку мастурбировать. Мать наказала ее, требовала, чтобы она держала руки в стороне от тела. Однако импульс был таким сильным, что ребенок, наверное, хотел бы избавиться от своих рук» [27; 147].

Обобщая, можно сказать, что У. Вольф выделил те характеристики рисунка, которые позже будут составлять основную часть интерпретации у других авторов.

Все же дальнейшие разработки по применению рисунка семьи нельзя считать продолжением работы У. Вольфа, так как большинство авторов (судя по ссылкам) не были знакомы с ней. Развитие методики рисунка семьи шло как бы по двум направлениям: а) изменений инструкции к заданию, б) расширения диапазона интерпретируемых параметров рисунка.

У.Хале [14] и Дж. Ди Лео [10] предъявляли инструкцию «нарисуй свою семью», А.И. Захаров [3] — «нарисуй себя и других членов семьи», С.Ширн, К.Рассел [23] и Е.Хаммер [13] предпочитают более неопределенную инструкцию — «нарисуй семью». Р.Берне, С.Кауфман [8] при создании своей методики исходили из факта, что при задании «нарисуй свою семью» дети часто рисовали статическую картину, в которой все члены семьи расположены в ряд и повернуты лицом к наблюдателю. Они попытались включить в рисунок дополнительный, кинетический фактор, вводя новую инструкцию: «Нарисуй рисунок, в котором каждый член семьи и ты что-нибудь делают». Л. Корман [9] стремился создать такие условия ребенку, чтобы он мог легко манипулировать составом нарисованной семьи, выявить свои желания или неудовлетворенность существующей ситуацией, и для этого предлагал испытуемому: «Нарисуй семью, как ты ее себе представляешь». Каждая из инструкций имеет свои преимущества и недостатки, которые проявляются при обследовании детей определенного возраста (например, изображение действия более доступно детям начиная с младшего школьного возраста) или когда психолог хочет получить определенную информацию (о взаимодействиях членов семьи больше может сказать «кинетический» рисунок семьи, о желаниях — методика Л. Кормана [9] и т.д.).

Разные авторы вносят свой вклад в разработку методики рисунка семьи, расширяя диапазон интерпретируемых параметров методики. У.Хале ([14], [15]) указывает на информативность презентации общего действия, взаимной ориентации фигур (смотрят ли они друг на друга или повернуты в разные стороны), ориентации фигур относительно зрителя (повернуты боком, спиной, лицом), более широко интерпретирует различия в графических презентациях членов семьи, более детально анализирует процесс рисования (паузу, стирания, спонтанные комментарии и т.д.). Л. Корман [9] обращает внимание на графические характеристики рисунка, вводит серию вопросов, с помощью которых стремится: а) выяснить, какой смысл для ребенка имеют нарисованные объекты; б) выявить симпатии — антипатии ребенка по отношению к членам семьи; в) спровоцировать ребенка на открытое обсуждение его чувств. Р.Бернс и С.Кауфман [8] широко интерпретируют действия нарисованных членов семьи, как особую категорию выделяют символическую презентацию чувств в семье, анализируют «стили» расположения людей в рисунке, которые указывают на особенности взаимоотношений. А.И. Захаров [3] как дополнительный субтест вводит задание нарисовать всех членов семьи и себя в четырех комнатах, расположенных в двух этажах. При интерпретации автор большое значение придает цветовым характеристикам рисунка, считая, что они несут информацию об общем эмоциональном восприятии семьи и о чувствах к отдельным членам семьи. С. Ширн и К. Рассел [23] предлагают нарисовать семью не только ребенку, но и остальным членам семьи. Сравнение этих рисунков позволяет оценить ситуацию с позиций всех участников взаимодействия.

Несмотря на различия в схемах интерпретации, вариации процедур, можно условно выделить основные параметры интерпретации

 

167

 

рисунка: а) структура рисунка семьи; б) особенности нарисованных членов семьи; в) процесс рисования. Большинство цитированных работ принадлежит перу практических работников и поэтому не имеет развернутого теоретического обоснования. Тем не менее интерпретации опираются на различные теоретические предпосылки, эмпирический материал исследований. Поэтому их осмысление в этом контексте представляет не только научный, но и практический интерес.

Интерпретация структуры рисунка семьи (расположение фигур, сравнение составов нарисованной и реальной семьи). Получив инструкцию «нарисуй свою семью», ребенок не просто решает творческую задачу, но в первую очередь определенным образом структурирует воображаемую социальную ситуацию. Считается, что такое задание предоставляет ребенку возможность выразить свои чувства к другим членам семьи, субъективную оценку собственного места в семье. Эти психологические параметры отражаются в особенностях структуры семьи и, следовательно, могут быть идентифицированы специалистом. Такой подход основывается на гипотезе о том, что структура рисунка семьи не является случайной, а связана с переживаемыми и воспринимаемыми внутрисемейными отношениями; отражает общее отношение к рисунку семьи, которая может быть адекватно оценена только с помощью интерпретации конкретных параметров структуры рисунка семьи.

Большинство авторов ([3], [10], [14], [27]) много внимания уделяют расположению фигур на рисунке. Используется ряд градиентов расположения, которые расцениваются как индикаторы чувств ребенка по отношению к членам семьи. Вот некоторые из них: а) ребенок рисует другого члена семьи: около себя — отдельно — разделяет себя и другую фигуру барьером — рисует на другой стороне листа; б) члены семьи: все вместе — разделены на группы. С небольшими оговорками можно утверждать, что авторы рассматривают нарисованную ситуацию так, как будто она является реальной межличностной ситуацией и может быть оценена в свете установленных в социальной психологии фактов проксемики. Имеет ли основание такой подход? Для ответа на него сошлемся на исследования межперсонального пространства с помощью проективных методик. Так, Дж. Кют [17] использовал методику, в которой просил ребенка разложить вырезанные фигуры разных людей на бархатной доске. Сравнив линейные расстояния с данными, полученными с помощью других психологических методик, автор пришел к выводу, что эмоциональные расстояния между людьми выражаются линейными расстояниями в символической ситуации. Процедура, использованная в этом и других подобных исследованиях, схожа с изображением семьи на рисунке — в обоих случаях от ребенка полностью зависит структурирование предложенной социальной ситуации. Это дает основание считать, что установленные закономерности относятся и к нарисованной межличностной ситуации, в частности к рисунку семьи. В исследовании С. Бритена (см. [19]) непосредственно установлено, что дистанция между нарисованными членами семьи увеличивается после периода стресса и межличностной тревоги. Примечательны описания клинических случаев ([13], [16]), в которых показано, что после успешной коррекции межличностных отношений дистанция между нарисованными членами семьи сокращается. Валидность проективных средств для исследования межперсонального пространства также подтверждается в работе Д. Эдвардса [11]. Хотя в ряде исследований оспаривается адекватность применения для этих целей проективных средств, вышеизложенный материал позволяет заключить, что интерпретация расстояний между нарисованными фигурами в рисунке семьи имеет весомые теоретические и эмпирические предпосылки.

На информативность сравнения составов реальной и нарисованной семьи указывается в [3], [9], [10], [15]. Для Л.Кормана [9] это наиболее важная характеристика рисунка, что отражается уже в самой инструкции модифицированной методики «нарисуй семью, как ты ее себе представляешь» Автор создает наиболее свободные условия ребенку для манипулирования составом изображаемой семьи. Считается, что деформация состава семьи в рисунке мотивирована психологическими факторами — конфликтом, особенностями взаимоотношений. Так, отсутствие члена семьи выражает негативное отношение к нему, отвержение, символическое исключение. Отказ рисовать себя характерен для детей, испытывающих чувство неадекватности, непринадлежности семье [10]. Однако В.С. Мухина, собравшая большую коллекцию детских рисунков, не склонна интерпретировать «пропуск» какого-либо члена семьи как выражение негативного отношения: «Один и тот же ребенок может в одном рисунке представить всех, а через несколько дней, рисуя свою семью, вдруг упустит из виду кого-нибудь. И делает он это не нарочно, без внешних

 

168

 

причин, объясняющих его забывчивость» [5; 188].

Что дает основание считать, что «пропуск» какого-либо члена семьи на рисунке является показателем конфликтного отношения? В проанализированной нами литературе мы не встретили развернутой аргументации этого положения. Это можно объяснить тем, что в интерпретацию полученных данных зарубежными психологами глубоко вошло использование «принципа удовольствия». Исходя из него, искажение состава семьи является очевидным следствием стремления ребенка переструктурировать ситуацию более приемлемым образом, избежать напряжения, негативных чувств и поэтому не нуждается в каком-либо основании. Этот аспект интерпретации отображен в экспериментальных работах Л. Кормана [9] и Я. Рембовски [20]. Они исследовали рисунки детей, являющихся единственными в семье, предположив, что их неудовлетворенность существующим составом семьи больше, чем у других детей, а следовательно, искажения в нарисованной семье должны быть существенные. Результаты частично подтвердили эту гипотезу. Однако в указанных работах отсутствует сравнение рисунков единственных в семье детей с рисунками детей из более полных семей по критериям статистической значимости, что, конечно, снижает их научную ценность. Таким образом, обоснование интерпретации сравнения реальной и нарисованной семьи практически сводится к объяснению действий ребенка его стремлением к удовольствию, избеганию напряжения.

Значительное место в интерпретационных схемах отводится интерпретации особенностей нарисованных членов семьи [8], [10], [14], [15]. Ее основой, как и основой интерпретации рисунка человека вообще, является работа К. Маховер [18]. Она предполагает, что испытуемый, получив инструкцию «нарисуй человека», рисует фигуру, которая тесно связана с характерными для рисующего импульсами, тревогой, конфликтами, компенсациями: «В некотором смысле нарисованная фигура является самим человеком, а лист бумаги соответствует его окружению. Это, наверное, грубая формулировка, но она хорошо служит как рабочая гипотеза» [18; 35]. Каким образом личностные характеристики отражаются в рисунке человека? Автор указывает на три источника проекции, которые можно вычленить в виде трех гипотез.

1-я гипотеза. Особенности всей человеческой фигуры и отдельных частей тела в контексте общения приобретают общий смысл, так как: а) психические состояния, злоба, радость и т.д. имеют специфические манифестации, характеризуются мышечными напряжениями, которые понятны другим людям; б) мы склонны оценивать людей определенным образом в соответствии с их физической конституцией; в) отдельные части тела считаются носителями определенных функций, а их особенности связываются с особенностями деятельности человека. Таким образом, рисуя человека, исследуемый сознательно или бессознательно может использовать упомянутые выразительные средства для передачи собственного состояния, стремлений, образа «я» и т.д.

Эта гипотеза в контексте современных фактов социальной психологии кажется нам достаточно обоснованной. Так, например, известно, что в конкретной культуре слезы и улыбка, наморщенный лоб или поднятые вверх брови и т. д. в коммуникации приобретают конкретное значение, выражают отношение субъекта к происходящему (см., например, [1]). Однако обоснованность данной гипотезы не означает обоснованности конкретных умозрительных интерпретаций, предложенных К. Маховер.

2-я гипотеза. Отдельные части тела в онтогенезисе приобретают индивидуальное значение и могут стать центром выражения эмоций, значимой сферой, осью адаптации (часто это наблюдается у людей с физическими дефектами, невротическими изменениями). Сильные эмоциональные переживания, конфликты влияют на процесс рисования в тех точках, которые релевантны значимым переживаниям. Таким образом, искажение отдельных частей тела сигнализирует о связанных с ними эмоциональных проблемах. Это положение косвенно подтверждается исследованиями, показывающими влияние личностно значимого содержания на протекание различных психических процессов, деятельность. Иллюстрацией могут служить ассоциативные эксперименты школы «New Look». В них показано, что эмоционально значимые слова вызывают замедление или ускорение ответа, а при их распознавании обнаруживается перцептивная защита или перцептивная сенсибилизация [6; 38—44].

Тесно связаны с обсуждаемой гипотезой экспериментальные исследования рисунков людей с физическими дефектами, так как можно предположить, что физический недостаток часто связан с комплексом эмоциональных переживаний. Установлено, что рисунки человека, сделанные лицами с явными физическими дефектами,

 

169

 

отличаются от рисунков других людей [23]. Однако существует ряд работ, в которых такие отличия не установлены (см. [25], [26]). Неоднозначные результаты могут быть объяснены тем, что в этих исследованиях не контролировалась важная переменная — отношение личности к своему дефекту. Это хорошо показано в работе Е. Коппица [16]. Так, скажем, беспокойство заикающегося ребенка относительно своей способности разговаривать выражается в штриховании рта и нижней части головы, в то время как дети, имеющие аналогичное нарушение, но не испытывающие из-за него интенсивной тревоги, так не рисуют.

3-я гипотеза. Психическое содержание может выражаться в рисунках при помощи символов. К. Маховер интерпретирует их с позиции ортодоксального психоанализа. Так как советские авторы неоднократно анализировали такой подход к объяснению творчества, мы на нем останавливаться не будем.

Как видим, гипотезы К. Маховер [18] имеют определенные обоснования. Гипотезы и конкретные интерпретации, предложенные автором, подвергались большому числу экспериментальных исследований (см. [25], [26]). В них получены противоречивые результаты, которые, однако отражают все сложности экспериментальной валидации проективных методик [12]. Все же большая популярность методики рисунка человека [24], ее полезность в практической работе ([10], [13], [16]) косвенно говорят об адекватности предложенного подхода к интерпретации рисунка человека.

С интерпретацией особенностей фигур в рисунке семьи дело обстоит иначе. Как говорилось выше, она опирается на принципы, разработанные К. Маховер применительно к рисунку человека. Это обстоятельство нам кажется немаловажным, так как отношение исследуемого к изображаемому человеку существенно отличается от отношения к изображаемой семье. В первом случае испытуемый сам идентифицируется с фигурой, во втором — только с одной из фигур, т.е. рисунком самого себя, а другие графические презентации четко идентифицируются с конкретными людьми. Это утверждение относительно, так как, по выражению Е. Хаббарда, «когда художник рисует портрет, он рисует двоих — себя и позера» (цит. по [13; 8]). В определенном смысле человек идентифицируется с каждым человеком, которого рисует, поэтому значимые для него функции, конфликты, связанные с конкретными частями тела, проявляются при изображении не только себя, но и других членов семьи. (Графические презентации разных людей создаются по той же схеме, выделяются, пропускаются те же детали и т.д.) Однако для рисунка семьи существенно то, что изображения отдельных членов семьи часто значительно отличаются друг от друга. В литературе много примеров ([8], [10], [14]), указывающих на то, что особенности графической презентации членов семьи обусловливаются не только различиями физического облика (в этом случае вообще отпала бы потребность интерпретировать особенности графической презентации), но и психологическими факторами. По этой причине шестилетний мальчик на рисунке может оказаться больше отца и т.д. Таким образом, гипотеза проекции личности на рисунке человека в контексте рисунка семьи приобретает следующий смысл: особенности графических презентаций членов семьи выражают чувства ребенка к ним, то, как ребенок их воспринимает, какие характеристики членов семьи для него наиболее значимы, какие вызывают тревогу. Нам не удалось найти экспериментальных исследований этого положения; в его свете более детального обсуждения требует и гипотеза о трех механизмах экстериоризации психического содержания. Практически интерпретации особенностей презентаций членов семьи обоснованы описанием отдельных случаев.

Исследователи детского рисунка, независимо от наблюдений клинических психологов, выявили ряд закономерностей, выражающих отношение ребенка к изображаемому, которые могут быть полезны для понимания особенностей нарисованных фигур. М.М. Кольцова [4] указывает, что объект, вызывающий положительные эмоции, ребенок рисует с массой деталей, при этом движения его руки плавные, штрихи спокойные, закругленные, для окраски выбираются светлые тона. Негативное отношение выражается схематичным рисунком, силуэтом, отсутствием деталей, резкими размашистыми движениями руки, темными красками. В.С. Мухина утверждает, что выразительные средства детского рисунка достаточны для передачи отношения ребенка к изображаемому («самое красивое — самое некрасивое») и что дети разных культур способны реконструировать это отношение по рисунку [5; 208].

При интерпретации процесса рисования обращается внимание на последовательность рисования, на паузу, стирания, чрезмерное

 

170

 

штрихование, спонтанные комментарии, на последовательность рисования объекта и т.д. Информативность последовательности изображения членов семьи признается не всеми авторами. У. Вольф [27] считает, что ребенок начинает рисовать с наиболее значимого человека, с члена семьи, который играет в ней главную роль. В.С. Мухина [5] указывает на неопределенность мотивирования такого поведения. Нередко ребенок, обнаруживая любовь к одному члену семьи, начинает с другого — того, кого боится, но почитает. Последовательность изображения, вероятно, из-за неоднозначности этой характеристики, отсутствует в интерпретационной схеме У. Халса [14], [15]. Экспериментальные исследования по этому вопросу скудны и сводятся к установлению частотных характеристик порядка изображения [20], [27]. Однако эти данные редко сопоставляются со сведениями о взаимоотношениях в семье и практически не выявляют причин, мотивирующих тот или иной порядок рисования.

В различных рисуночных методиках, в том числе и в рисунке семьи, интерпретируются паузы, стирания, чрезмерное штрихование, непоследовательность изображения [14], [15], [21]. Они оцениваются как индикаторы эмоций, так как процесс рисования искажается в тех моментах, которые связаны со значимыми переживаниями, конфликтами. Этот подход основывается на фактах влияния эмоциональных переживаний на протекание различных психических процессов, практическую деятельность. Так как это уже обсуждалось выше в связи с эмоционально значимыми частями рисунка человека, здесь только укажем, что однозначность интерпретации конкретных особенностей процесса недостаточно обоснована (например, стирание обозначает: амбивалентность; конфликт или импульсивность; чувство безопасности; возможно, сопротивление; визуально-моторные недостатки [21]).

Методика рисунка семьи широко распространена среди психологов-практиков, работающих с личностными проблемами детей, так как она обладает рядом преимуществ: способностью снять напряжение, удобством в применении, высокой информативностью. Интерпретация рисунка больше опирается на клинический опыт, чем на экспериментальные исследования, теоретическую обоснованность. Все же недостаточной валидностью интерпретации рисунка семьи можно пренебречь, имея в виду контекст использования этой методики. Она применяется в тех случаях, когда не требуется дать однозначную информацию. Рисунок семьи больше нужен для понимания «образа мира» ребенка, как средство построения различных гипотез, которые в дальнейшем проверяются и корригируются. Поэтому при всей фрагментарности, недостаточной обоснованности интерпретации рисунок семьи может быть полезным инструментом в работе психолога-практика2. Конечно, для дальнейшего развития методики рисунка семьи необходима детальная обоснованность принципов интерпретации и валидизации конкретных интерпретаций адекватными экспериментальными исследованиями.

 

1. Бодалев А.А. Восприятие человека человеком.— Л., 1965. — 123 с.

2. Болдырева С.А. Рисунки детей дошкольного возраста, больных шизофренией.— М., 1974.— 159 с.

3. Захаров А И. Лечение неврозов у детей // Гарбузов В.И., Захаров А.И., Исаев Д.Н. Неврозы у детей и их лечение. Л., 1977. С. 192—264.

4. Кольцова М.М. Развитие сигнальных систем действительности у детей.— Л., 1980.— 164 с.

5. Мухина В.С. Изобразительная деятельность ребенка как форма усвоения социального опыта.— М., 1981.— 238 с.

6. Соколова Е.Т. Проективные методы исследования личности.— М., 1980.— 176 с.

7. Buck J.N. The H-T-P technique. A qualitative and quantitative scoring manuel // J. Clin. Psychol. Monograph Supplement. 1948. № 5. 120 p.

8. Burns R C., Kaufman S.H. Actions, styles and symbols in kinetic family drawings: An interpretative manual. N. Y., L., 1972. — 320 p.

9. Corman L. Le test de dessin de famille dans la pratique medico-pedagogique.— Paris, 1964.

10. Di Leo J.H. Children's drawings as diagnostic aids. N. Y., 1973.— 240 p.

11. Edwards D.J. On the validity of projective measures of interpersonal space // Percept. and Mot. Skills. 1980. V.50. P. 43—50.

12. Hammer E.F. Critique of Swensen's "Empirical evaluations of human figure drawings" // Murstein B.I. (ed.) Handbook of projective techniques. N Y., 1965. P. 655—659.

 

171

 

13. Hammer Е.F. (ed.) The clinical application of projective drawings. Springfield, Ill., 1958.— 655 p.

14. Hulse W.С. Child conflict expressed through family drawings // J. Proj. Tech. 1952. V. 16. P. 66—79.

15. Hulse W C. The emotionally disturbed child draws his family // Quart. J. Child Behav. 1951. V. 3. P. 152—174.

16. Koppits E.M. Psychological evaluation of children's human figure drawings. N. Y., L., 1968.— 341 p.

17. Kuthe J. L. Social schemas and the reconstruction of social object display from memory // J. Abnorm. and Soc. Psychol. 1962. V. 65. P. 71—74.

18. Machover K. Personality projection in the drawing of the human figure. Springfield, Ill., 1949.— 181 p.

19. O'Brien R. P., Patton W. F. Development of an objective scoring method for the kinetic family drawing // J. Pers. Assess. 1974. V. 38. № 2. P. 156—164.

20. Rembowski J. Rodzina w swietle psychologii. Warszawa, 1978.— 264 s.

21. Reynolds C. R. A quick-scoring guide to the interpretation of children's kinetic family drawings // Psychol. in the Schools. 1978. V. 15. № 4. P. 489—492.

22. Schmidt L. D., McGowan J. F. The differentiation of human figure drawings // Murstein B.I. (ed.) Handbook of projective techniques. N. Y., 1965. P. 673—680.

23. Shearn С.R.., Russell K.R. Use of the family drawing as a technique for studying parent — child interaction // J. Proj. Tech. and Per. Assess. 1969. V. 33. №. 1. P. 35—44.

24. Sundberg N. The practice of psychological testing in clinical services throughout the United States // Amer. Psychol. 1961. V. 16. P. 79—83.

25. Swensen С.Н. Empirical evaluations of human figure drawings // Psychol. Bull. 1957. V. 54. P. 431—466.

26. Swensen С.Н. Empirical evaluations of human figure drawings: 1957—1966 // Psychol. Bull. 1968. V. 70. № 1. P. 20—44.

27. Wolff W. The personality of the preschool child.— L., 1947.— 341 p.

 

Поступила в редакцию 25.ХI 1983 г.