145

 

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ МЕТОДИКИ И АППАРАТУРА

 

МОДИФИКАЦИЯ ТЕСТА РОРШАХА ДЛЯ ДИАГНОСТИКИ НАРУШЕНИЙ СЕМЕЙНОГО ОБЩЕНИЯ

 

Е.Т. СОКОЛОВА

 

Создание методических и теоретических основ семейного консультирования и психологической коррекции относится к числу важнейших задач практической психологии. Представляется, что эффективность методических исследований в области семейной диагностики определяется, по крайней мере, двумя условиями. Во-первых, применение конкретных диагностических приемов оправдано лишь в той мере, в какой полученные данные не дублируют «семейный диагноз», вытекающий из здравого смысла и имплицитных теорий психолога-консультанта. Во-вторых, диагностика должна опираться на принцип «круговой каузальности», согласно которому семейный диагноз слагается из сложных переплетений личностных особенностей членов семьи, характера межличностных отношений и эмоциональных установок [1]. Использование в практике семейного консультирования совместного теста Роршаха (СТР), на наш взгляд, позволяет удачно реализовать обозначенные выше требования  к  психодиагностическим процедурам.

В данной статье читателям предлагается подробно познакомиться с модификацией теста Роршаха, сочетающей в себе возможности традиционной версии — направленность на выявление интрапсихического содержания личности — с перспективой исследования структуры и динамики межличностного взаимодействия в семье. Диагностика коммуникативных процессов модифицированным тестом Роршаха стала возможной благодаря введению в процедуру тестирования методического приема, известного под названием гомеостата: участникам эксперимента предлагается достичь согласия по поводу одной или нескольких таблиц. По сравнению с другими методиками типа «гомеостат» СТР обладает рядом преимуществ, связанных с повышенной проективной способностью неопределенного стимульного материала [18]. В отличие от заданий, где совместно требуется прийти к какому-то четко определенному решению или результату (командная гребля, лабиринтные задачи и т.п.), в тесте Роршаха все «решения» партнеров (интерпретации пятен) равноправны и, следовательно, расхождение точек зрения почти неизбежно. В этих условиях обмен высказываниями относительно пятна в процессе поиска совместного решения все меньше будет отражать стремление к передаче «объективного» содержания и все больше — эмоциональные установки членов семьи в адрес друг друга. СТР сделает очевидным неосознаваемый индивидуально-стилистический (личностный) аспект коммуникации, а именно то, каким образом участники сумеют прийти к совместному решению, какие стратегии взаимодействия изберут, какие чувства испытают.

Количество и качество совместных ответов может служить мерой сплоченности и совместимости группы, а сам процесс нахождения совместных решений демонстрирует стили межличностного взаимодействия в малых группах Как будет показано ниже, наибольшую популярность СТР завоевал в семейной диагностике (где применяются различные его варианты: «супружеский», «детско-родительский», «семейный» СТР), хотя очевидна его применимость в отношении более широкого круга диагностических задач. Однако на сегодняшний день СТР не обеспечен ни единой процедурой проведения и обработки результатов, ни единым концептуальным аппаратом. По существу, СТР — это группа методических приемов, одни из которых преимущественно нацелены на диагностику процесса взаимодействия, в других на первый план выступает анализ продукта взаимодействия.

В исследованиях процесса взаимодействия отсутствие единообразия в процедуре проведения теста наиболее ощутимо. Обычно эксперимент включает две серии — индивидуальное и совместное тестирование, но может ограничиваться только совместным. Лишь немногие исследователи используют все таблицы теста, большинство предъявляют одну или две-три таблицы В инструкции к СТР экспериментатор сообщает, что члены группы должны будут некоторое время работать совместно над определенной задачай и что им предлагается прийти к соглашению по поводу того, на что похоже пятно Ход дискуссии записывается на магнитофон, экспериментатор фиксирует также невербальные реакции, наблюдая за участниками либо через стекло Гезелла, либо присутствуя при СТР; в ход дискуссии он, как правило, не вмешивается. Ответы, в отношении которых достигнуто единодушие, каждый из участников записывает на листе бумаги Основным материалом анализа служат образцы вербальной коммуникации — высказывания; ответы — интерпретации пятна — по традиционной схеме не обрабатываются

В одном из первых исследований, посвященных апробации СТР, изучалась структура лидерства и распределения ролей в группе подростков

 

146

 

с отклоняющимся поведением — членов одной банды. Было продемонстрировано сходство между реальными стилями общения подростков в банде и выявленными проективно, с помощью СТР [6].

Н. Лавленд с помощью СТР изучала особенности формирования психотерапевтического контакта при разных формах психотерапии [12]. Терапевт, легко и отчетливо представляющий себе образы, возникающие у пациента при интерпретации пятен Роршаха, значительно более полно и точно понимает душевное состояние своего пациента в ходе психотерапевтического процесса. Он склонен к «партнерскому» типу отношений с пациентом, что способствует возрастанию самостоятельности и чувства уверенности в себе у пациента. Напротив, терапевту, не способному вслед за своим пациентом увидеть даже наиболее простые, бросающиеся в глаза образы — интерпретации пятен, труднее установить доверительный контакт с пациентом; он более директивен и авторитарен, его видение внутреннего мира пациента более эгоцентрично и, следовательно, менее точно.

На основании этих результатов был сделан вывод о том, что с помощью СТР можно прогнозировать степень совместимости, а также эмпатии и идентификации терапевта с пациентом, необходимой для эффективного лечебного процесса.

Неизвестно, получил бы совместный тест Роршаха столь широкое распространение, не докажи он свою прогностичность в исследовании нарушений общения в семьях больных шизофренией. Ранее выполненные исследования семей психических больных в русле клинической ориентации позволили описать характерную для них феноменологию внутрисемейных дисгармоний: в сфере супружеских отношений «расколотый» брак, «эмоциональный развод», в сфере родительских установок — скрытое или явное отвержение своего ребенка, незрелость родительской позиции, деспотизм и эгоцентризм (см. [2]).

Л. Винн и М. Сингер применили процедуру СТР для экспериментальной диагностики нарушений в семьях больных шизофренией и возможности их спонтанной коррекции. Авторов интересовали два аспекта родительских отношений: 1) в какой мере в СТР родители ограничивают или облегчают общение друг с другом; 2) как они взаимодействуют в ситуации неуспеха одного из них. Экспериментальный материал включал индивидуальное интервьюирование и тестирование родителей (индивидуальный тест Роршаха), магнитофонные записи фрагментов семейной терапии, а также СТР родителей с кем-то из членов семьи. Было обнаружено, что родители в супружеском СТР склонны ограничивать, ущемлять друг друга, взаимно сокращая потенциальный спектр поведенческих актов [13], [14].

В связи с тем, что патогенное общение родителей может влечь за собой нарушения в психическом развитии ребенка, Л. Вини и М. Сингер рассмотрели вопрос о возможности взаимной коррекции супругами неадекватных форм поведения. Для этого сначала анализировалось общение каждого из родителей с незнакомым человеком (в индивидуальном тесте Роршаха — с экспериментатором), затем общение родителей между собой — в супружеском СТР и, наконец, при общении родителей между собой — в супружеском СТР и, наконец, при общении родителей с ребенком — в семейном СТР. Оказалось, что если один из супругов в СТР демонстрирует тенденцию к нарушающим, сбивающим высказываниям, при выполнении семейного СТР, в ситуации общения с ребенком он также будет склонен к путаным, неясным объяснениям. По предложению авторов, «шизофреногенный потенциал» семьи определяется итоговой моделью родительского взаимодействия, поэтому важно учитывать возможность корректирующего влияния другого, менее дефектного родителя. Так, в некоторых семьях отец склонен не противодействовать разрушающим воздействиям матери или даже усиливать их, хотя, как показывает анализ его поведения в индивидуальном тесте Роршаха, вне семейного общения, при наличии эмоциональной поддержки, он вполне способен активно взаимодействовать и успешно корректировать действия партнера по общению [17], [21]. Очевидно, что если корректирующие возможности родителя не актуализируются в семейном общении, они фактически оказываются недоступными для усвоения их ребенком. Напротив, когда отец не разделяет или не поддерживает психических и поведенческих нарушений матери, он тем самым уменьшает хаос семейной дезорганизации, предоставляя ребенку для интернализации альтернативную и более эффективную модель общения. В этом случае риск нарушений в развитии ребенка также существует, однако эти нарушения, вероятнее всего, примут форму невроза, а не шизофрении, в то время как при нарушении общения обоих родителей риск заболевания шизофренией у ребенка увеличивается.

 Данные, полученные в указанных исследованиях, развивают и уточняют феномены, ранее обнаруженные клинически, однако в рамках обсуждаемой здесь темы главная их ценность заключается в способе, которым они получены. Сравнение индивидуальных и групповых процедур СТР показало пригодность этого теста для экспресс-диагностики нарушений супружеского и семейного межличностного взаимодействия. Любопытна предложенная Н. Лавленд и разделяемая Л. Винном интерпретация психологического смысла процедуры СТР, когда в эксперименте участвуют супруги и дети [13]. В самом общем виде процесс приписывания значения бессмысленным пятнам в семейном СТР, когда родители объясняют ребенку инструкцию, аналогичен процессу обучения ребенка некоторым навыкам обращения с реальностью. И здесь имеет значение, в какой форме передается информация ребенку (доступность, ясность, экспрессивность), какие взаимные установки определяют взаимоотношение родителей и ребенка на самых первых этапах работы с тестом (кто первым берет таблицу, дает интерпретацию и т.д.). Если интерпретация пятен родителями неопределенна, спутанна, если в своей

 

147

 

совместной деятельности родители не содействуют взаимной эффективности, не корректируют неудачные, нереалистические ответы, окружающая действительность предстает перед ребенком столь же туманной, необъяснимой и противоречивой. Если родители единодушны в своих нереалистических суждениях и установках в адрес друг друга, ребенок, замкнутый в эмоционально напряженном семейном поле, не находит адекватных реальности образцов мышления и поведения. Идентификация с родителями в этом случае способствует развитию у ребенка паралогического иррационального мышления и глубоко конфликтных отклоняющихся моделей общения [15]1.

Л. Винн и М. Сингер предлагают оригинальную концепцию коммуникации как установление общего фокуса внимания общающихся, схематично сводимого к четырем последовательным этапам:

1) выделение некоторого события, образа или чувства;

2) привлечение внимания другого к данной области (здесь имеется в виду область таблицы или пятна. — Е. С.) и к определенному фокусу внутри данной области;

3) установление общего фокуса внимания в случае достижения согласия по поводу интерпретации пятна;

4) соглашение относительно значения рассматриваемого пункта.

Общение в семьях больных шизофренией нарушается, по мнению авторов, за счет пропуска трех звеньев коммуникативной деятельности2. Предполагается, что в основе нарушения лежат специфические особенности речевой деятельности: больные формулируют свои мысли таким образом, что у слушающего не возникает ясного представления о предмете общения. Имеются в виду интерпретации пятна в форме невразумительных замечаний, аграмматизмов, неологизмов, противоречащих друг другу ассоциаций по созвучию и т.п.

На основе анализа речевых высказываний М. Сингер предложила выделять следующий круг проблем характеризующих отклонения в общении:

1. Намерения. Высказывания, включенные в этот раздел, вызывают сомнение у слушателя, действительно ли говорящий утверждает нечто или, напротив, отказывается от своей идеи. Пример: «Они не выглядят в точности как обезьяны».

2. Ссылки. То, на что ссылается говорящий, «обрисовано недостаточно, так что слушатель не может быть уверен, что понимает собеседника». Пример: «Это такая же форма, как другая, которая у нас была раньше, только в цвете».

3. Язык. Сюда относятся многословие, субъективные словообразования, неологизмы, ассоциации по созвучию, игра слов. Пример: «Похоже на голову животного в рычащем виде».

4. Логика суждений. Бывает, что высказывания противоречат друг другу, нарушая последовательность и логику суждений. Пример: «Это просто накапано... это в некотором роде отличный рисунок... потому что обе стороны одинаковые».

5. Отступления. Их составляют отвлекающие, прерывающие, перебивающие высказывания. Пример: «А миссис Смит проходила это тестирование?».

Единицей анализа коммуникации выступает, как мы видим, речевое высказывание — любое слово или словосочетание, предложение или набор предложений, произнесенных партнером. Каждое речевое высказывание, кроме того, что оно является интерпретацией пятна, обращено к партнеру по общению и, по существу, является «ходом», инициирующим ответное высказывание и общее движение партнеров к цели — совместной интерпретации пятна. Важно уловить в каждом высказывании личностный подтекст — эмоциональное отношение к партнеру и задаче, проекцию межличностных установок, чувств, конфликтов [12], [18], [19].

Н. Лавленд предлагает различать четыре формы высказываний в зависимости от того, облегчают ли они, затрудняют или делают возможной или невозможной достижение общей цели — совместной интерпретации пятна. Высказывания (в терминах Н. Лавленд — транзакции) квалифицируются как облегчающие — необычайно сентизивные, творческие, нейтральные — обычные, стандартные, затрудняющие — служащие, уводящие от цели, разрушающие — искажающие смысл сказанного [12]. Н. Лавленд показала, что предлагаемая оценка высказываний значимо различает родителей здоровых детей, детей-невротиков и детей-шизофреников [12]. Несколько слов следует сказать по поводу используемого авторами концептуального аппарата, в частности содержания понятий «коммуникация» и «транзакция». Создается впечатление, что они употребляются синонимично или, точнее, что авторы имплицитно придерживаются транзактной концепции коммуникации. Предполагается, что коммуникация (взаимодействие) не есть простой обмен информацией между участниками общения. В процессе коммуникации люди обычно прямо или косвенно дают понять о своем собственном отношении к предмету, о котором идет речь, или к своему партнеру. Понятие транзакции как раз и акцентирует субъективный личностный компонент межличностного взаимодействия, так как означает действие, направленное на другого человека с целью вызвать в нем определенное состояние и ответное действие, необходимое самому субъекту» [4; 46].

По-видимому, «личностный аспект» коммуникации является значительно менее осознаваемым и контролируемым, чем содержательный, в силу чего применение проективных методов для его выявления оказывается чрезвычайно эффективным

 

148

 

СТР позволяет моделировать процесс коммуникации, когда цель и мотив межличностного взаимодействия прямо совпадают: так, поиск совместного ответа может побуждаться стремлением действовать в соответствии с принятой инструкцией, но не исключено также, что в ходе реализации этой цели у участников возникают и иные мотивы, например достижение согласия ради демонстрации своего единения с партнером или, напротив, согласие недостижимо ввиду взаимно конкурентных установок партнеров. В случае, когда деловая направленность участников незаметно для них самих подменяется стремлением выяснить, «кто есть кто», или желанием добиться каких-то позиционных или личностных преимуществ в отношениях, транзактный анализ процесса коммуникации, на наш взгляд, особенно продуктивен. Несомненно, соглашаются сторонники этого метода, что не только СТР вызывает проекцию транзакций, но гораздо важнее, что СТР вызывает лучше других методик проекцию транзакций; к тому же участникам эксперимента обычно нравится процедура интерпретации пятен, что легко снимает действие защитных механизмов и способствует большему самораскрытию в процессе общения. Но не только исследование процесса взаимодействия вскрывает транзактный аспект коммуникаций; его можно выявить, изучая также «продукт» этого процесса — совместный ответ.

В исследованиях продукта взаимодействия в СТР преимущественный акцент делается на сравнительном анализе ответов, полученных в процедуре индивидуального тестирования и СТР. Обращается внимание на постоянство или вариативность таких категорий совместного ответа, как содержание, уровень и качество формы, оригинальность (популярность), контроль и ряд других. Предполагается, что совместный ответ неаддитивен, если является результатом истинной кооперации в ситуации «принятия решения» [5], [6].

Дж. Бомэн и М. Роумен, сравнивая индивидуальное и совместное выполнение теста Векслера супружескими парами, вводят понятие «потенциальность» и «эффективность». Потенциальность — это лучший результат, которого пара могла бы достичь, выбрав в качестве совместного ответа лучший из двух индивидуальных. Эффективность определяется как разница между потенциальным и совместным ответом. Чем меньше абсолютная величина эффективности, тем большей адаптированностью характеризуется индивидуальное поведение и взаимодействие между супругами.

На основании результатов по тесту Векслера авторы предлагают анализировать совместные ответы по следующим четырем категориям:

1) доминантность — совместный ответ содержит ответ только одного члена пары;

2) комбинация — совместный ответ содержит элементы ответов обоих членов пары;

3) появление — рождение новой идеи в совместном ответе, не присутствующей ни в одном из индивидуальных ответов;

4) подкрепление — совместный ответ идентичен обоим индивидуальным ответам.

Данная классификация ответов может быть с успехом применена к оценке индивидуальных вкладов членов диады в СТР, что позволило бы перейти от поверхностного описания ответов как продуктов взаимодействия к квалификации породивших их стилей взаимодействия. К сожалению, исследования подобного рода пока еще крайне немногочисленны. Поэтому представляет интерес попытка интерпретировать содержание совместного ответа как набор оппозиций в высказываниях, описывающих ролевые ожидания партнеров [8], [9]. Полярные содержания обнаруживаются в вербальных несогласиях по поводу значения одного и того же участка пятна, а также «вычитываются» из стиля речевого оформления ответа, дополнительных замечаний, восклицаний и даже невербального экспрессивного поведения. Например, в ответах двух членов семьи на III таблицу: «Два каннибала над горшком с ритуальным огнем» и «Два туземца барабанят по барабану» противопоставление идет по двум линиям: по содержанию — агрессивность против неагрессивности, по стилю вербального оформления ответа — большая или меньшая экспрессивность. С клинической точки зрения, этот пример, по мнению Ф. Каттера, иллюстрирует наличие у каждого члена семьи конфликта между агрессивными и неагрессивными ожиданиями в семейном взаимодействии.

Интересен случай выполнения СТР матерью и сыном, впоследствии совершившим суицид [10]. Там, где мать видела «что-то тащивших людей», сын видел «повиснувших людей», если мать предлагала интерпретацию «ковер, висящий на стене», сын — на тот же участок пятна — «морского ската, подвешенного за бок». Поскольку для жизненного стиля сына было характерно выступать в пассивной роли, «вешаться на кого-то», авторы считают не случайным изобранный им способ суицида через повешение. С точки зрения концепции полярных содержаний, ответы матери и сына представляют оппозицию «активность — пассивность», описывающую комплементарность ролевых ожиданий в диаде «мать—сын». Совместные ответы в СТР дают представление о пространстве «полярных содержаний», отражающем конфликты, разделяемые всеми членами группы, но в разной степени. Ключ к пониманию того, какую позицию занимает каждый член семьи в групповом конфликте, дает сравнительный анализ содержания индивидуальных ответов в традиционной процедуре теста и совместного ответа в СТР [40]. В итоге такого анализа клиницист получает список «тем» (по аналогии с анализом рассказов ТАТ), как проекцию не только содержания внутригруппового конфликта, но и того, посредством каких стилей взаимодействия они разрешаются.

Обзор крайне немногочисленных работ, посвященных изучению ответа в СТР, отчетливо демонстрирует малую эффективность анализа совместного ответа только как конечного продукта взаимодействия вне контекста самого процесса взаимодействия. Очевидно, что простая констатация изменений индивидуального ответа при включении испытуемого в семейную или дружескую группу никак не проливает свет

 

149

 

на природу, психологический смысл этих изменений. Изменчивость ответов в тесте Роршаха, как известно, определяется влиянием многих факторов, в том числе и ситуативно-процедурных. Таким образом, если исключить случайные моменты, специфика ответа в СТР детерминирована, по крайней мере, двумя факторами, задачей-инструкцией, требующей принятия совместного решения, и возникающей в ходе выполнения задания транзакцией участников. В результате, например, совместный ответ может оказаться богаче, тоньше, с большим количеством нюансов, чем индивидуальный, за счет более тщательного отбора информации с целью передачи ее партнеру, а также кооперативных установок. С другой стороны, на перцептивную стратегию и ее продукт — совместный ответ — не может не оказывать влияние возраст, пол, статус партнеров, а также личностный аспект коммуникации — аффективные состояния, мотивация и структура реальных отношений между участниками вне экспериментальной ситуации. Включение одного и того же испытуемого в разные по субъективной значимости группы — супружескую, дружескую, формально-статусную — позволяет выявить ряд существенных отличий, характеризующих его ролевой репертуар [9]: а) полярные содержания более разнообразны в СТР с друзьями, чем с женой и формально-статусной группой, б) количество совместных решений, где доминировал испытуемый, возрастает при переходе от дружеской к супружеской и статусной группе; в) анализ полярных содержаний демонстрирует разнообразие ожиданий, предъявляемых к испытуемому в разных группах, ожидание безответственности — от друзей, эмоциональной холодности — от коллег, жертвы — от жены.

Достаточно очевидно, что психологическая интерпретация приведенных здесь результатов экспериментальных исследований не может быть принята безоговорочно и требует, на наш взгляд, ответа на следующие вопросы: какого рода взаимодействия партнеров в ходе достижения согласия порождают те или иные характеристики совместного ответа; является ли совместный ответ простым совмещением двух или более перцептивных стратегий в целях адаптации к экспериментальной задаче или он также отражает определенные аффективно-потребностные установки общающихся и их динамику? В большей части рассмотренных нами исследований СТР, по существу, выступает лишь поводом для вскрытия нарушенной структуры общения и в этой ограниченной функции, как справедливо отмечает ряд авторов, действительно может быть заменен на другой тест-гомеостат или групповую дискуссию (см., напр., [2], [5]). Анализ ответов — индивидуальных и совместных — с учетом широких возможностей, предоставляемых самим проективным тестом, в проанализированной нами литературе представлен явно недостаточно. Есть основания утверждать, что по сравнению с другими методическими приемами. СТР может быть более пригодным и информативным экспериментальным приемом изучения личностного (в терминах ряда авторов — транзактного) аспекта взаимодействия, однако при условии параллельного анализа процесса и продукта взаимодействия.

При этом оказывается возможным, опираясь на проективную природу метода, и в том, и в другом случае выявлять неосознаваемые уровни аффективных переживаний партнеров, их динамику в ходе коммуникации и, наконец, (что, на наш взгляд, самое главное) побудительные мотивы, инициирующие тот или иной тип транзакций. На сегодняшний день этим требованиям удовлетворяют далеко не все интерпретативные и концептуальные схемы СТР. Перспективным представляется направление работ швейцарского психолога Ю. Вилли, сравнительно недавно получившее развитие в исследованиях группы лейпцигских и ленинградских специалистов по исследованию семьи и психотерапевтов [2], [18], [19].

Ю. Вилли предлагает анализировать три группы переменных: 1) открыто наблюдаемое в ситуации эксперимента вербальное и невербальное поведение партнеров, 2) тест диалога и 3) совместные ответы — интерпретации пятен.

Первая группа переменных опирается на такие поведенческие характеристики, как обращение с таблицей (кто первым берет и держит таблицу), количество предложений, выдвигаемых для совместного обсуждения, настойчивость в реализации своей идеи при взаимоотношениях с партнером.

В результате представляется возможность уже на начальных этапах коммуникации судить о расстановке ролевых позиций в семье, в частности распределении инициативы, лидерства и доминирования.

В способе оценивания предложений друг друга — поддержке, критике, отклонении, игнорировании — обнаруживается аффективная окрашенность отношений. Очевидно, что чем больше подкреплений получает партнер, тем более благополучным является его положение в семье; вместе с тем полное отсутствие критических и негативных замечаний в адрес высказывающегося не всегда является симптомом эмоционально комфортного положения, а напротив, может свидетельствовать о сдерживаемой агрессии или полном отвержении.

Количество и качество совместных ответов, их истинно творческий характер или формальное согласие указывают на степень сплоченности и кооперации пары. Показана низкая кооперация супругов с невротическими нарушениями, а также зависимость кооперации групп от степени сплоченности, сработанности групп. Важно отметить, что, в отличие от многих исследователей, Ю. Вилли настаивает на необходимости оценки качества ответа (по традиционной схеме) как косвенного, проективного показателя сплоченности группы.

Итак, обзор литературы показывает, что СТР имеет немалые перспективы в диагностике нарушений внутрисемейных отношений. Для консультативной и коррекционной практики он представляет интерес как экспресс-метод, применение которого возможно на всех этапах коррекционного процесса, для оценки его динамики и эффективности в том числе.

Апробация СТР в нашей собственной практической

 

150

 

работе в Центре психологической помощи семье при АПН СССР доказывает продуктивность применения методики для выявления искаженных родительско-детских установок. Важно подчеркнуть также, что отечественными исследователями с 60-х гг. используется богатый арсенал аппаратурных и других экспериментальных приемов, моделирующих взаимодействия двух или более партнеров в проблемной ситуации, построенной по типу гомеостата (Д.Ф. Горбов, Е.С. Кузьмин, Н.Н. Обозов, Б.Ф. Ломов). В различных вариациях гомеостатический метод оказался адекватен для исследования разнообразнейших ситуаций взаимодействия в малых группах: летных экипажах, спортивных командах, группах учащихся, супружеских парах [3]. Применение принципа гомеостата как методического приема в отечественной психологии обеспечено разработкой теоретических проблем общения и деятельности, а в практическом отношении направлено на диагностику таких аспектов совместной деятельности, как срабатываемость, совместимость, эффективность.

Обоснованное внедрение СТР в практику диагностических исследований предполагает продолжение работы над теоретическим осмыслением самой методической процедуры, а также уточнение круга диагностических и исследовательских задач, в отношении которых целесообразно использование СТР.

 

1. Бодалев А. А., Столин В. В. О задачах в области научного психологического обеспечения семьи. — В сб.: Семья и формирование личности / Под ред. А.А. Бодалева. М., 1981. С. 2—10.

2. Воловик В. М. Семейные исследования в психиатрии и их значение для реабилитации больных. — В кн.: Клинические и организационные основы реабилитации психически больных / Под ред. М.М. Кабанова, К.М. Вайзе. М., 1980. С. 207—266.

3. Обозов Н. Н. Межличностные отношения. — Л., 1979. — 150 с.

4. Столин В. В. Самосознание личности. — М., 1983. — 284 с.

5. Bauman G., Roman M. Interaction product analysis in group and family diagnosis. — J. Proj. Tech. 1968. N 32. P. 331—337.

6. Bauman G., Roman M. Interaction testing in the study of marital dominance. — Fam. Proc. 1964. V. 3. P. 230—242.

7. Blanchard W. The group process in gang rape. — J. Soc. Psychol. 1959. V. 49. P. 259—266.

8. Cutter F. Role compliments and changes in consensus Rorschachs. — J. Proj. Tech. 1968. V. 32. P. 338—347.

9. Cutter F., Ferberow N. Serial administration of consensus Rorschachs to one patient. — J. Proj. Tech. 1968. V. 32. P. 358—374.

10. Cutter F., Farberow N., Sapin D. The consensus Rorschachs. — In: Klopfer B. et al. Development in Rorschach technique and theory. 1970. V. III. P. 202—261.

11. Levy J., Epstein N. An application of the Roschach test in family investigation. — Fam. Proc. 1964. V. 3. P. 344—376.

12. Loveland N. The relation Rorschach: A technique for studying interaction. — J. Nerv. and Ment. Disease. 1967. V. 145. P. 93—106.

13. Loveland N., Wynne L., Singer M. The family Ropschach: A new method for studying family interaction. — Fam. Proc. 1963. V. 2. P. 187—215.

14. Singer M., Wynne L. Thought disorder and family relations of schizophrenics. — Arch. Gen. Psychiat. 1965. V. 12. P. 187—195.

15. Singer M. Family transaction and schizophrenia. — In: Romano J. (ed.). The origins of schizophrenia. Amsterdam, 1967. P. 147—164.

16. Singer M., Wynne L. Principles for scoring communication defects and deviances in parents of schizophrenics: Rorschach and TAT scoring manual. — Psychiatr. 1966. V. 29. P. 260—281.

17. Singer M., Wynne L., Toohey M. Communication disorders and the families of schizophrenics. — In: Wynne L., Cromwell R., Matthys S. The nature of schizophrenia: New approach to research and treatment. N.Y., 1978. 726 p.

18. Willi J. Gemeinsame Rorschach-verfahren. — Bern, 1973. 180 S.

19. Willi J. Anwendung des gemeinsame Rorschach-verfahren in ehetherapie und forschung. — Bern, 1974. 290 S.

20. Wynne L. Consensus Rorschachs and related procedures for studying interpersonal patterns. — J. Proj. Tech. 1968. V. 32. P. 352—356.

21. Wynne L., Singer M., Toohey M. Communication of the adoptive parents of schizophrenics. — In: Jorstad J., Ugelstad E. Schizophrenia 75. Psychotherapy, family studies, research. Oslo, 1976. 476 p.

 

Поступила в редакцию 24.X 1984 г.