Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

121

 

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ

 

НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

 

О.А. НИКУЛЕНКО

 

Психологическая теория деятельности внесла большой вклад в развитие советской психологии. Однако в последнее время она все чаще подвергается критике. Большинство критических замечаний, высказываемых в ее адрес, так или иначе связано с проблемой «предмета деятельности» (который, согласно данной теории, является мотивом деятельности). Рассмотрим эту проблему подробнее.

Предметность деятельности А.Н. Леонтьев считал ее основной, или конституирующей, характеристикой [13; 84]. Всякая деятельность, по Леонтьеву, направлена на тот или иной предмет; непредметная деятельность невозможна; предмет деятельности «есть ее действительный мотив», и он есть то «главное, что отличает одну деятельность от другой» [13; 102]; «рассмотрение деятельности требует выделения того, что является ее действительным предметом, т.е. предмета активного отношения организма» [12; 50].

Мы видим, что «предмет» здесь выступает как критерий отнесения процесса к той или иной деятельности и даже к деятельности вообще. Кроме того, он наделяется функциями побуждения и направления деятельности (а также смыслообразования).

Как определяется предмет деятельности в этой концепции? С одной стороны, как «предмет активного отношения организма» [12; 50], как «нечто, к чему относится именно живое существо, как предмет его деятельности» [12; 49], т.е. через деятельность (отметим, что, как показано выше, деятельность сама определяется через предмет). В данном определении подчеркивается, что предмет деятельности есть «нечто противостоящее (нем. Gegenstand), сопротивляющееся (лат. objectum), то, на что направлен акт...» [там же].

С другой стороны, предмет деятельности определяется как предмет, «способный удовлетворить потребность» [13; 190], иными словами, как средство удовлетворения потребности, которое воспринимается субъектом (после «обнаружения предмета потребностью») как таковое. Деятельность субъекта направлена на достижение этого средства и, в конечном счете, удовлетворение потребности.

Насколько совместимы эти два определения? Действительно ли средство удовлетворения потребности «противостоит» и «сопротивляется» субъекту в процессе деятельности? Очевидно, что если это и имеет место, то далеко не всегда и не в любой деятельности. Как раз в тех примерах, которые приводятся для иллюстрации различных положений теории деятельности, сопротивляются субъекту деятельности не средства удовлетворения потребности, а те препятствия, которые мешают субъекту овладеть им.

Говоря о предметной природе деятельности и психического отражения, А.Н. Леонтьев иллюстрирует «втягивание» предметного мира в деятельность следующим образом: «Так, движение животного вдоль преграды подчиняется ее «геометрии» — уподобляется ей и несет ее в себе, движение прыжка подчиняется объективной метрике среды, а выбор обходного пути — межпредметным отношениям» [13; 85]. Мы видим, что в качестве предметов, «втягивающихся в деятельность» и определяющих ее предметность, выступают отнюдь не предметы — средства удовлетворения потребностей, а предметы, преграждающие субъекту путь к удовлетворению потребности.

Что же касается средств удовлетворения потребности, то они, очевидно, «противостоят» и «сопротивляются» субъекту лишь в том случае и постольку, поскольку они препятствуют ему в удовлетворении потребностей. Однако деятельности такого рода практически не рассматриваются в теории деятельности. Исходная идеализация строится практически на основе лишь одного класса реальных деятельностей — отвечающих «предметно-вещественным» потребностям.

Содержание этих деятельностей сводится к овладению определенным предметом — вещью, посредством которого затем удовлетворяется потребность. Процесс удовлетворения потребности (например, пищевой) здесь практически не требует от субъекта активности и усилий (в отличие от процесса достижения предмета). Естественно, что он не включается в «структуру деятельности»: «...если из деятельности мысленно вычесть осуществляющие ее действия, то от деятельности вообще ничего не останется» [13; 104]:

Но существуют и другие классы деятельностей. Например, деятельности, отвечающие «функциональным» потребностям, основное содержание которых составляет именно процесс удовлетворения потребности. Здесь уже процесс достижения «предмета», в свою очередь, может редуцироваться до автоматизма (снять книгу с полки, включить магнитофон и т. п.).

В некоторых деятельностях такого рода вообще невозможно выделить предмет — средство удовлетворения потребности. Примером может служить удовлетворение человеком потребности в движении посредством бега или плавания. Другой пример — деятельности, отвечающие потребностям «избегания», которые направлены не на овладение каким-либо предметом, а на избавление от него. В обоих случаях средством

 

122

 

удовлетворения потребности является сама деятельность.

Наконец, в деятельностях, отвечающих «предметно-вещественным» потребностям, процесс удовлетворения потребности может по тем или иным причинам «деавтоматизироваться», и тогда, согласно критерию активности «отношения субъекта к действительности» [12; 49], мы должны отнести его к деятельности.

Очевидно, «активность отношения», «активность ориентировки» (см. [8; 88; 128]) обусловливаются не наличием «предмета потребности» или средства ее удовлетворения, а тем «сопротивлением», «противодействием», которое среда оказывает субъекту как на пути к овладению этим «предметом» (если он присутствует в деятельности), так и в самом процессе удовлетворения потребности.

Роль «сопротивления» в деятельности частично отражается в рассматриваемой концепции. Как уже говорилось, в качестве предметов, определяющих предметность деятельности, в ней фактически выступают предметы, препятствующие субъекту в удовлетворении потребности.

Преграда выступает на первый план и при введении понятия операции. Хотя в общем виде операция определяется как «особый состав или сторона деятельности, отвечающая условиям, в которых дан побуждающий ее предмет» [12; 241], при описании конкретного примера утверждается, что способ осуществления деятельности, или операция, зависит именно от преграды [там же]. Говоря о навыках у животных, А.Н. Леонтьев ссылается на эксперименты В.П. Протопопова и соглашается с ним в том, что «содержание навыков определяется характером... преграды, стимул же (т.е. основное побуждающее воздействие) влияет на навыки только динамически... и на его содержании не отражается» [12; 244].

Таким образом, согласно теории деятельности, операционная сторона деятельности определяется условиями, в которых действует субъект, точнее говоря — условиями, препятствующими субъекту в достижении мотива, являющимися преградой.

Посмотрим теперь, чем определяется целеобразование. Ведь «от мотива деятельности зависит только зона объективно адекватных целей» [13; 105]. Как же происходит выбор конкретной цели из этой «зоны»? «...Цели, — пишет А.Н. Леонтьев,— не изобретаются, не ставятся субъектом произвольно. Они даны в объективных обстоятельствах. Вместе с тем выделение и осознание целей представляет собой... относительно длительный процесс апробирования целей действием...» [13; 106].

Но что означает эта «данность» целей? И каким образом выбираются цели, которые будут потом «апробироваться действием»? Ведь недостаточно того, чтобы лишь объективно существовала «зона адекватных целей». Для того чтобы субъект мог осуществлять целеобразование, эта «зона» (или часть ее) должна отражаться его психикой.

На эти вопросы можно ответить так. Цели действительно не изобретаются, не ставятся субъектом произвольно. Они ставятся им с учетом, или, точнее, в зависимости от условий, в которых приходится действовать. Причем эти условия могут оцениваться психикой адекватно (тогда цели выбираются из «зоны объективно адекватных целей») или неадекватно (и тогда его цели не входят в эту «зону» и не выдерживают «апробирования действием»).

Уточним теперь, какие условия должны необходимо оцениваться, отражаться субъектом при целеобразовании: все условия, в которых протекает деятельность (вся «среда», «окружение», «ситуация»), или только те из них, которые, с точки зрения субъекта, влияют на успех деятельности? Очевидно, последние. Причем влиять они могут двояко. Некоторые условия препятствуют субъекту в достижении «мотива», удовлетворении потребности; другие, напротив, могут способствовать субъекту в этом.

«Сопротивление», или «противодействие», субъекту деятельности со стороны природы носит первичный характер. Использование условий (предметов) в качестве средств, орудий обусловлено им, появляется (как реакция на него) на достаточно высокой ступени развития психики (см. об «орудиях» животных [12; 286]) и достигает полного развития у человека.

Заметим, что на определяющую роль «сопротивления» «предметов, существующих в природе», в происхождении орудийности деятельности указывал еще Гегель [9; 227].

Такое понимание взаимодействия человека с природой получило дальнейшее развитие у Маркса, для которого, как справедливо отмечал А.Н. Леонтьев, «деятельность в ее исходной и основной форме — это чувственная практическая деятельность, в которой люди вступают в практический контакт с предметами окружающего мира, испытывают на себе их сопротивление и воздействуют на них, подчиняясь их объективным свойствам» [13; 20].

Согласно теории деятельности цель есть представление о промежуточном результате деятельности, осуществление которого выступает как необходимое условие достижения конечного результата — «мотива», и, следовательно, целеобразование, выбор цели — это выбор средства. Этот выбор, как и выбор всякого средства, обусловлен сопротивлением, противодействием со стороны условий, в которых приходится действовать.

Проведенное рассуждение вполне можно применить и к «мотивам». Ведь «мотив» в теории деятельности — тоже средство, средство удовлетворения потребностей. Потребности, как и цели, «способны конкретизироваться в потенциально очень широком диапазоне объектов» [13; 191]. Очевидно, то, с каким именно объектом «встретится» потребность, зависит опять-таки от условий, от сопротивления, которое они оказывают удовлетворению потребности. А.Н. Леонтьев связывает развитие потребностей животных с изменением и расширением круга потребляемых природных предметов и развитие человеческих потребностей — с развитием производства (там же). Важно отметить, что «встреча» потребности со своим предметом происходит не «раз и навсегда», что в зависимости от сопротивления условий потребность может неоднократно менять предмет, «переопредмечиваться». Наконец, заметим, что субъекту оказывают сопротивление, как уже говорилось, и сами средства удовлетворения потребности, особенно когда субъект только овладевает ими.

 

123

 

Таким образом, не только способ осуществления деятельности или действия зависит от условий (точнее, от сопротивления условий субъекту), но ими определяются и целеобразование, и «мотивообразование», и само удовлетворение потребности.

Все сказанное пока относилось к тому типу деятельности, на рассмотрении которого основывается, как было сказано выше, «парадигма» теории деятельности. В этих деятельностях средством удовлетворения потребности служит «предмет». А как обстоит дело с деятельностями, не вписывающимися в данную парадигму (деятельностями, отвечающими функциональным потребностям и потребностям избегания)?

Для этих деятельностей характерно то, что в качестве средства удовлетворения потребности выступает сама деятельность. Она, так же как и те средства, о. которых шла речь выше, обусловливается сопротивлением со стороны условий, обстоятельств, в которых действует субъект, можно сказать, «преградой», отделяющей субъекта от удовлетворения его потребности.

И если наличие предмета — средства удовлетворения потребности — не обязательно для возникновения и «существования» деятельности, то наличие преграды, сопротивления необходимо. Нет преграды — нет и деятельности (поскольку потребность в таком случае удовлетворяется автоматически). И это справедливо для всех типов деятельности. Деятельность порождается не «встречей интенциональности с операциональностью» (см. [11]), а встречей интенциональности с сопротивлением («операциональность» возникает уже в результате этой встречи).

Предметность деятельности заключается не в предметном характере средств удовлетворения потребностей (это лишь частный случай предметности), а в предметном характере сопротивления, оказываемого субъекту «дискретной средой», миром предметов, в котором ему приходится действовать.

Но человек, как известно, живет и действует не только в мире предметов. Одновременно с этим он находится в социальной среде, в человеческом обществе. К предметному сопротивлению удовлетворения потребностей на человеческом уровне добавляется социальное сопротивление в виде норм, правил, запретов и т.п.1 Отсюда следует, что человеческая деятельность столь же социальна, сколь и предметна. Поэтому рядом с «принципом предметности» должен стоять «принцип социальности» деятельности (естественно, это относится только к человеческой деятельности).

Итак, мы пришли к выводу, что деятельность порождается встречей интенциональности, потребности с сопротивлением, что сопротивление необходимо для «рождения» деятельности. Но всякое ли сопротивление достаточно для этого?

Здесь вновь возникает вопрос о критериях деятельности. Всякую ли активность человека или животного, всякое ли «преодоление сопротивления» можно называть деятельностью? Наличие «предмета деятельности», как показано выше, не может служить таким критерием.

Эта проблема решается, на наш взгляд, в концепции П.Я. Гальперина. Он предлагает так отличать поведение (это примерно то же, что деятельность в понимании А.Н. Леонтьева) от того, что поведением не является: «...действия, которые управляются субъектом на основе ориентировки в плане образа, являются актами поведения, поведением. Там, где нет ориентировки действий на основе образа, нет и поведения, там есть только реакции организма, может быть и похожие на поведение, но на самом деле его не составляющие» [8; 128]. В качестве критерия «поведения» П.Я. Гальперин выделяет, таким образом, наличие «ориентировки на основе образа», или «активность ориентировки» [8; 88].

От чего зависит, чем определяется характер ориентировки? Очевидно, от степени сопротивления окружающего мира удовлетворению потребности. Если сопротивления нет вообще, не нужна ни ориентировка, ни деятельность. Если сопротивление «слабое», т.е. повторяющееся, привычное для субъекта, легко им предсказуемое и преодолимое — в активной ориентировке нет надобности, достижение средства удовлетворения потребности и само удовлетворение происходят на уровне автоматизмов (эти автоматизмы могут быть врожденными либо складываться прижизненно).

Но когда налицо невозможность автоматически удовлетворить потребность (или достичь средства ее удовлетворения) — сопротивление резко возрастает, и вследствие этого возникает необходимость в активной ориентировке, в деятельности. И эта необходимость тем больше, чем больше сопротивление.

Разумеется, граница между деятельностью и автоматизмом не является непреодолимой. В работах А.Н. Леонтьева, П.Я. Гальперина и других хорошо показан переход от уровня деятельности (или действий) к уровню автоматизмов («операций», по Леонтьеву), а также обратный переход. Причем этот обратный переход обусловливается, по мнению этих авторов, возникновением затруднений, неожиданных препятствий (а по нашей терминологии, изменением характера сопротивления). «Деавтоматизироваться», при определенном изменении сопротивления, могут не только сформированные, но и врожденные автоматизмы (даже дыхание).

В конечном счете за сопротивлением, «барьером» (и предметным, и социальным), стоящим перед субъектом, находится информационный, ориентировочный барьер.

Когда субъект сталкивается с «барьером», не преодолевающимся автоматически, он должен сориентироваться в ситуации, выявить причину затруднения, или, иначе говоря, сам этот «барьер», и искать средства его преодоления (обходной путь, средства, орудия и т.п.). Для того чтобы быть в состоянии найти и воспользоваться этими средствами («внешними» по отношению к себе), субъект должен обладать «внутренними» средствами (нервной системой и другими органами, определенными способностями, навыками и т.п.).

Развитие этих последних в филогенезе определяется усилением сопротивления, усложнением «барьеров», которые вынужден преодолевать для удовлетворения потребности живой организм. Это усиление сопротивления приводит либо к совершенствованию «внутренних средств» организма, либо к его вымиранию. Так, само

 

124

 

возникновение психики связано с переходом организмов из «гомогенной» в «дискретную» среду (см. [12]). Дальнейшее совершенствование психики обусловлено усложнением условий существования. И наконец, такой качественный скачок в филогенетическом развитии психики, как появление сознания и речи, связан с возникновением качественно нового вида сопротивления — социального. Роль сопротивления в онтогенезе психики (в частности, мышления и внутренней речи) хорошо показана Л.С. Выготским при анализе феномена «эгоцентрической речи» [7; 48—51].

Деятельность направляется и побуждается не «предметом» (хотя бы потому, что, как показано выше, далеко не у всякой деятельности он есть). Деятельность направлена в конечном счете не на овладение средством удовлетворения потребности (поскольку само по себе обладание им еще ничего не дает субъекту), а на удовлетворение потребности. Содержание же пути к удовлетворению потребности, его направление (в том числе и такие его узловые пункты, как средства удовлетворения, промежуточные результаты, орудия) определяются, как уже говорилось, сопротивлением, которое оказывает субъекту на этом пути среда.

Это сопротивление играет, таким образом, первостепенную роль в порождении и протекании деятельности. Субъект необходимо должен учитывать его при подготовке и осуществлении деятельности. Из этого вытекает необходимость наличия (точнее, возникновения и развития) у субъекта деятельности представления о сопротивлении, которое он встретит на пути к удовлетворению потребности, или «образа» этого сопротивления. Понятно, что этот «образ» по степени своей полноты, точности, осознанности может варьировать в весьма широких пределах.

В различных психологических и физиологических концепциях данный аспект, как правило, упускается из виду. Говорят о представлении, о будущем результате деятельности (или действия), о «модели потребного будущего», но не замечают того, что наряду с представлением о потребном будущем субъект необходимо должен обладать (или сформировать его) представлением о сопротивлении, которое он встретит на пути к этому будущему, представлением, исходя из которого и строится путь к потребному будущему.

Даже в концепции Н.А. Бернштейна, несмотря на то, что в ней подчеркивается обусловленность жизнедеятельности и поведения организма «не уравновешиванием со средой, а преодолеванием среды» в движении по пути жизни (по которому его ведет «модель потребного ему будущего») [2; 72], в перечислении этапов «возникновения и реализации любого действия» [3] отсутствует этап определения того, что препятствует потребному будущему, что должно быть преодолено.

Лишь концепция П.К. Анохина об «опережающем отражении действительности» [1] в определенной степени учитывает аспект, о котором идет речь. Правда, делается это не совсем полно и последовательно. Отражаться «с опережением» должны главным образом и в первую очередь не «все параметры окружающего нас объективного мира» [1; 364], не все условия, а лишь те, что могут «оказывать сопротивление» удовлетворению потребностей субъекта. Правильнее говорить об «опережающем отражении сопротивления» — с одной стороны, и об «опережающем отражении результатов активности» — с другой.

Существование и необходимость «образа сопротивления» с большой наглядностью демонстрируется примером, который часто приводят при изложении теории установки. Человек, привыкший к эскалатору, ступает на стоящий эскалатор (считая, что он движется). Реальное «сопротивление» последнего оказывается настолько неадекватным сложившемуся «образу» такого «сопротивления», что движение оказывается также неадекватным и может даже привести к падению.

Данный пример наводит на мысль, что «образ сопротивления» играет первостепенную роль в формировании и функционировании установки. Последнюю можно определить как готовность преодолевать известное сопротивление среды, «образ» которого сложился в предшествующем опыте. Демонстрационные эффекты установки проявляются в ситуации, когда реальное сопротивление уже не адекватно имеющемуся у субъекта «образу сопротивления», но еще воспринимается им как адекватное (так как различие не слишком велико).

В заключение остановимся на вопросе о функциях побуждения деятельности и смыслообразования. Что, если не «предмет», может выполнять эти функции?

Посмотрим, как, на каких основаниях А.Н. Леонтьев «наделяет» предмет потребности функцией побуждения деятельности. В достаточно развернутом виде эти основания приводятся им, пожалуй, лишь при описании «деятельности» паука, устремляющегося к жертве, попавшей в паутину [12; 220]. Показав, что «деятельность» паука вызывается вибрацией и направлена на источник вибрации, А.Н. Леонтьев объясняет это тем, что в нормальных условиях воздействие вибрации находится в определенной связи, в определенном устойчивом отношении к питательному веществу насекомого, попадающего в паутину. Он называет такое отношение воздействующего свойства к удовлетворению одной из биологических потребностей биологическим смыслом данного воздействия [там же].

То, что активность паука направлена (по крайней мере, на определенном этапе) на источник вибрации, не вызывает возражения. Однако утверждение, что вибрация (или источник вибрации) и вызывает, побуждает «деятельность», представляется необоснованным. Гораздо логичнее предположить, что вызывает активность то, что придает смысл вибрации, т.е. предвосхищаемое удовлетворение потребности (вибрация же служит лишь указателем направления активности). В пользу этого говорит и то, что если потребность не будет актуализирована, никакой активности не возникнет даже при наличии вибрации.

Как показано выше, приписывая предмету потребности функцию побуждения и направления деятельности, А.Н. Леонтьев обосновывает это тем, что предмет или его свойство находится в определенной связи с удовлетворением одной из потребностей субъекта, т.е. обладает смыслом (биологическим в данном случае). Смыслообразующим здесь является

 

125

 

удовлетворение потребности. Однако в той же работе, при введении понятия «личностный смысл» («сознательный смысл»), в качестве смыслообразующего выступает уже «мотив»: «сознательный смысл (цели) выражает отношение мотива к цели» [12; 300]. Вопрос о смысле самого мотива повисает в воздухе.

В.К. Вилюнас обращает внимание на то, что мотив не может иметь смысла, определяемого через «отношение к мотиву», и в то же время справедливо указывает на необходимость признания «права на смысл» за мотивами [5; 96— 97], однако вопроса о происхождении «смысла мотива» даже не ставит. Между тем смысл «мотива» легко «получает интерпретацию» через потребность (или потребности), которые удовлетворяются с его помощью.

Ведь в конечном счете, как уже говорилось, деятельность осуществляется не ради овладения предметом потребности, а ради ее удовлетворения с помощью этого предмета. В зависимости от того, какие потребности и как удовлетворяются данным предметом, он приобретает для субъекта тот или иной смысл. Смыслообразующим фактором, источником смысла выступает удовлетворение потребности, «презентированное» субъекту в виде предвосхищаемого эмоционального состояния, связанного с ним.

Это положение можно обнаружить (в имплицитном виде) в объяснении «сдвига мотива на цель», которому, как механизму «рождения деятельностей», придается столь большое значение в теории деятельности. Превращение предмета (цели) действия в мотив деятельности объясняется следующим образом: «при некоторых условиях результат действия оказывается более значительным, чем мотив, реально побуждающий это действие» [12; 522].

Отсюда следует, что как результат действия (достигнутая цель), так и мотив бывают более или менее «значительными» и деятельность побуждается тем, что оказывается более «значительным». Но что же собой может представлять эта «значительность», если не смысл предмета? Причем смысл здесь может пониматься только как отношение предмета к удовлетворению потребности (а не к «мотиву», так как речь идет о значительности и самого «мотива»)2.

Таким образом, положение о функциях побуждения деятельности и смыслообразования, выполняемых «предметом потребности», не согласуется даже с теми фактами и феноменами, из которых исходит теория деятельности. Очевидно, ближе к истине представления тех авторов, которые считают, что «побуждение к действию всегда исходит от потребности» [4], и указывают на большую роль в побуждении к деятельности эмоциональных переживаний [5]; [10].

 

*

 

Мы не оспариваем основного положения теории деятельности об определяющей роли деятельности в развитии и функционировании психики. Но на основании проделанного анализа мы пришли к выводу, что понятие предмета деятельности в теории деятельности не выполняет той функции, которая ему отводится в данной теории.

Во-первых, наличие «предмета», к которому стремится субъект, не может, как показал анализ, быть критерием деятельности.

Во-вторых, обнаруживается противоречие между обоснованием принципа предметности деятельности и тем пониманием предмета деятельности, которое лежит в основе рассматриваемой теории.

Наконец, функции побуждения и направления деятельности, а также функция смыслообразования приписываются «предмету деятельности» без достаточных оснований.

Мы попытались показать, что деятельность и «активная ориентировка» порождаются сопротивлением, которое оказывает субъекту в удовлетворении его потребностей среда (как предметная, так и социальная), что предметность, деятельности состоит в предметном характере этого сопротивления и что направление деятельности, т.е. выбор средств удовлетворения потребности, целей, орудий и т.п., определяется этим сопротивлением. Отсюда вытекает необходимость и определяющая роль в деятельности такого компонента психического отражения действительности, как «образ сопротивления».

Что же касается функций побуждения деятельности и смыслообразования, то их выполняет удовлетворение потребности в виде предвосхищаемого эмоционального переживания, связанного с ним.

Предлагаемый пересмотр ряда положений теории деятельности облегчает, на наш взгляд, ее соотнесение с концепциями Н.А. Бернштейна, П.К. Анохина, Д.Н. Узнадзе и П.Я. Гальперина. Вместе с тем он, вероятно, потребует критического рассмотрения и некоторых других положений теории деятельности. В качестве первоочередных предметов такого рассмотрения можно назвать положения о «структуре деятельности» и «интериоризации внешней деятельности».

 

1. Анохин П. К. Философские аспекты теории функциональной системы. Избранные труды. — М., 1978. — 400 с.

2. Бернштейн Н. А. На путях к биологии активности. — Вопросы философии. 1965. № 10. С. 65—78.

3. Бернштейн Н. А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. — М., 1966. — 349 с.

4. Божович Л. И. Проблема развития мотивационной сферы ребенка. — В сб.: Изучение мотивации поведения детей и подростков. М., 1972. С. 7—44.

5. Вилюнас В. К. Психология эмоциональных явлений. — М., 1976. — 142 с.

6. Выготский Л. С. Игра и ее роль в психическом развитии ребенка. — Вопросы психологии. 1966. № 6. С. 62—76.

7. Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. — М., 1982. — 504 с.

 

126

 

8. Гальперин П. Я. Введение в психологию. — М., 1976. — 150 с.

9. Гегель. Соч.: В 13т. Т. 8. — М.; Л., 1935. — 470 с.

10. Додонов Б. И. Эмоция как ценность. — М., 1978. — 272 с.

11. Леонтьев А. Н. «Единицы» и уровни деятельности. — Вестник МГУ. Серия 14. Психология. 1978. № 2. С. 3—13.

12. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. — 4-е изд. — М., 1981. — 584 с.

13. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1975. — 340 с.

 

Поступила в редакцию 18.IV 1983 г.



1 Необходимость такого сопротивления (игровых правил) для существования игровой деятельности показана Л.С. Выготским [6].

2 Отметим, что «сопротивление» также определяется через удовлетворение потребности; «сопротивляющиеся» предметы всегда обладают для субъекта смыслом (специфическим, «отрицательным»), смыслом того, что препятствует, мешает удовлетворению потребности.