Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

75

 

ГРУППОВАЯ ЭМОЦИОНАЛЬНО-СТРЕССОВАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ В КОРРЕКЦИИ ПСИХИЧЕСКИХ СОСТОЯНИЙ ЗАИКАЮЩИХСЯ

 

Ю.Б. НЕКРАСОВА

 

В настоящее время для лечения невротиков все более широкое распространение получает метод эмоционально-стрессовой психотерапии [20], [14]. Наибольшего эффекта его воздействие достигает, как считает В.Е. Рожнов, когда оно адресовано одновременно группе больных, так как в этом случае их взаимодействие и интерперсональное влияние потенцируется психотерапевтом, что имеет особое психологическое значение [20].

В 1966 г. вышли в свет работы К.М. Дубровского о методике директивного группового внушения [10], [11]. В них подобного рода психотерапия характеризовалась как концентрированное внушение наяву в форме одномоментного удара и взрыва [11], которое имеет целью в короткий промежуток времени изменить характер отношения больного к своему страданию, т.е. осуществить «реконструкцию поведенческих реакций» [Там же; 306]. При этом К.М. Дубровский подчеркивал огромное значение аффективного состояния больных для создания «перелома» в лечении. Именно к данному варианту психотерапии можно отнести слова К.И. Платонова из его последней статьи «От старейшего психотерапевта СССР — врачам-курортологам»: «Психотерапия, подобно хирургии, может давать высокое врачебное удовлетворение, нередко быстро устраняя или облегчая подчас весьма длительные и тяжелые страдания» [18; 15].

Изложенные положения К.М. Дубровского перекликаются с аналогичными идеями в педагогике. А.С. Макаренко показал высокую эффективность применения в воспитательных целях мгновенного воздействия, когда мощный стимул необыкновенной силы, через эмоциональное потрясение, приводит к глубоким перестройкам личности и ее поведения. Такое явление он назвал взрывом. «Я имею в виду,— писал А.С. Макаренко,— мгновенное воздействие, переворачивающее все желания человека, все его стремления. Я... постепенно приходил все к большему убеждению, что метод взрывов — я не нахожу другого слова — может быть учтен педагогами как один из удачных» [15; 194].

Идея «взрыва» использована нами в разработке методики основополагающего этапа логопсихотерапевтического воздействия на взрослых заикающихся — сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии.

Цель данной статьи — проанализировать специфические психические состояния взрослых заикающихся, возникающие в процессе сеанса, показать их предваряющую роль в создании «перелома», «взрыва» в лечении (готовность говорить в экстремальных условиях) и, как следствие этого, — переход к восстановлению утраченного мироощущения личностью заикающегося.

Как известно, невротическая составляющая синдрома заикания у взрослых зачастую представляет надстройку над ядром основного заболевания и определяется как вторичный невроз заикающегося [1]. Боязнь за исход речи в особо значимых, «проблемных» для больных жизненных ситуациях, таких, как общение в эмоциональной обстановке, выступление перед большим числом людей, ограничение времени в процессе речевой коммуникации, внезапный вопрос, неадекватная реакция слушателя, высокий официальный ранг собеседника вызывают у заикающегося избыточную ориентировочную реакцию на новизну и значимость окружающего, сопровождающуюся

 

76

 

негативными эмоциональными реакциями по типу повышенной тревожности, фрустрированности, фобических явлений, т.е. отрицательными психическими состояниями.

Особенно существенно то, что заикающийся находится в постоянном ожидании повторения непреодолимо трудной ситуации, «трудного психического состояния», когда любое внезапное обращение к нему на улице, в быту, на работе выявит его дефект и обнаружит его «несостоятельность». Такие больные получают психическую травму постоянно, они как бы носят предпосылки к ней в себе самих: судорожные расстройства речи не только слышны, но и видны. Поэтому так нередки у заикающихся явления скоптофобии — стыда за свою болезнь. Иными словами, заикающийся невротик находится в постоянном режиме «ждущей схемы» ожидания и предвкушения случайного сигнала. Это висит над ним, как дамоклов меч, а каждый новый срыв только подкрепляет и фиксирует патологический стереотип речи.

Вот как об этом пишет в своем дневнике испытуемый К. В. (36 лет, инженер): «Всю свою сознательную жизнь я борюсь, но безрезультатно, с заиканием. Чувствую себя где-то униженным и забитым. Из-за беспокойства возможного контакта с людьми стараюсь оставаться в тени. Эмоциональное состояние, связанное с моей речью, — самое что ни на есть угнетенное. Выступая на общецеховом собрании, чувствую себя прибитым. Свое выступление заранее пишу и по написанному тексту читаю, но все равно заикаюсь. При этом краснеют лицо, шея; влажнеют пальцы и ладони рук, останавливается на какой-то момент дыхание. Каждый день, каждый час, каждую минуту, ощущаю свой «языковой барьер».

В более тяжелых случаях заикание вызывает глубокое нарушение коммуникации, потерю чувственного контакта с людьми, с миром. Нарушение же чувства интегрированности с миром ведет к состоянию отказа от поисковой активности [21]. Так, испытуемый А.П. (23 года, электрик) с детства был лишен непосредственного эмоционального контакта с близкими, не было даже достаточно интенсивных формальных эмоциональных взаимоотношений (ребенком воспитывался в детском доме и интернате, так как мать страдает алкоголизмом; на запрос психотерапевта о некоторых анамнестических данных мать отказалась сообщить что-либо о сыне). Из-за невозможности речевого общения с людьми А.П. объяснялся только письменно или жестикуляцией, за что получил прозвище «немой». В результате помимо заикания у него глубокая психопатизация личности с выраженными агрессивными установками.

В своем дневнике А.П. писал: «Не могу врубиться в разговор с людьми, кругом пробки». Компенсация потери общения с окружающими выражалась у него в особой любви к животным, стремлении поверить им свою судьбу (сравни — у А.П. Чехова в рассказе «Тоска»: «Иона увлекся и рассказал лошади все».— Ю.Н.).

Согласно концепции Ф.Д. Горбова, психические состояния понимаются как симптомокомплекс самоотражения, создающейся в процессе деятельности, общения с другими людьми, самоанализа и сопровождающийся переменами в эмоциональной сфере и уровне психической активности [8].

Исходя из этого, наша практическая задача состояла в нахождении способов преодоления у испытуемых отрицательных психических состояний (имеющих тенденцию к спонтанному закреплению), т.е. управления ими. Основную роль при этом играла специфически человеческая деятельность — общение, которая осуществлялась на фоне эмоционального подъема и повышенного уровня психической активности заикающихся. Продуктивные психические состояния вызывались и формировались психотерапевтом на сеансе эмоционально-стрессовой психотерапии. Дальнейшее закрепление их осуществлялось с помощью разработанной нами многоплановой методики логопсихотерапии, цель которой — вооружить больного умением пользоваться речью в самых различных жизненных ситуациях.

Сеанс эмоционально-стрессовой психотерапии в нашей модификации представляет собой публичное, комплексное, индивидуально-групповое воздействие психотерапевтического и педагогического

 

77

 

содержания. Это синтез приемов и методик, варьируемых в процессе его проведения (аранжировка). Сеанс сочетает в себе императивное внушение в бодрствующем состоянии, обращенное на эмоциональную сферу группы заикающихся, мотивированное убеждение, элементы педагогического воздействия и благодаря последнему является началом функциональной тренировки («вводом в речь») [16].

Внешний эффект результата сеанса, проявляющийся в новом психическом состоянии заикающихся (готовности заговорить в экстремальных условиях), отнюдь не результат одномоментного воздействия психотерапевта. «Взрыв» есть кульминация, подготовленная рядом предшествующих психических состояний, которые начинают формироваться уже во время правильно организованного пропедевтического этапа (ведение больными дневников, самохарактеристики, анализ ими специально подобранной художественной литературы— библиотерапия; просмотр сеанса сначала в качестве зрителей, выступление на нем уже не заикающихся, общение с ними будущих пациентов и т.д.) [17]. В результате этого еще задолго до сеанса испытуемые много раз представляют себя незаикающимися. Так воображение больного ведет к формированию психологической установки, когда состояние «выжидательного внимания» (В.М. Бехтерев) сменяется «установкой на выздоровление, готовностью к определенной активности» (Д.Н. Узнадзе). В этом случае психотерапевт оказывается последним звеном в трансформации воображения больного во внушение [14] (сравни — у А. Грина: «Если душа человека таит зерно пламенного растения — чуда, так сделай ему это чудо, если ты в состоянии».— Ю.Н.). Каким образом это осуществляется?

В связи с поставленным вопросом нам необходимо было исследовать психические состояния заикающихся, которые развертываются в невербальный, «немой» для них период проведения сеанса. В процессе исследования мы столкнулись с их большим разнообразием. И только тогда, когда был впервые поставлен вопрос, каким же образом в порядке обратной связи от испытуемых поступает информация о завершенности и эффективности каждого используемого психотерапевтом приема воздействия и о возможности перехода к следующему приему, нам удалось выделить значимые для нас психические состояния испытуемых [16]. (Во время этих состояний заикающийся становится субъектом, эмоционально преобразующим это воздействие.) Приведем некоторые из них.

Состояние мобилизационной готовности принять «лечебную информацию». Это групповое психическое состояние испытуемых характеризуется выражением сосредоточенности в позе и мимике, собранностью, напряженным ожиданием восприятия «лечебного слова» [19]. Это результат постепенного угашения ориентировочной реакции испытуемых, зарождение и развитие доминанты по отношению к психотерапевтическому воздействию.

Состояние вызванного синдрома в связи с воспроизведением фрустрирующей ситуации в прошлом. Это состояние вызывает резкую эмоциональную реакцию в настоящем, сопровождающуюся изменением осанки, иногда появлением слез. П.В. Симонов писал о том, что путь воздействия речевых сигналов на эмоциональную сферу человека лежит через воспроизведение ситуации, для которой характерно данное эмоциональное состояние [23]. Исходя из этого, мы воспроизводим наиболее сильные и типичные фрустрирующие ситуации, в которые попадали заикающиеся, тем самым «опрокидывая» память пациентов в прошлое. Цепь речевых отступлений и связанных с ними эмоциональных состояний воспроизводится психотерапевтом таким образом, чтобы конкретного испытуемого не узнали товарищи по группе (прием «психотерапевтическое зеркало») [13].

Состояние внутреннего проигрывания «оптимистической модели будущего». Оно характеризуется внешней подтянутостью испытуемых, появляющейся у них уверенностью в себе, улыбками. Это состояние психотерапевт вызывает приемом «безадресного воспоминания о частичных победах в прошлом», что помогает самоутверждению испытуемого в настоящем. Кроме того,

 

78

 

большое значение для названного состояния имеют побуждающие мотивы эмоционально насыщенной перспективы новой жизни, так называемый рефлекс цели. Последнее ведет к формированию у испытуемых поисковой активности, готовности действовать «сейчас и теперь».

Состояние резкой фокусировки группового внимания испытуемых к внушаемому слову. Это состояние позволяет психотерапевту суггестировать заикающихся о нарастающей готовности говорить в сложных условиях коммуникации. Необходимо особо отметить значение, которое мы придаем при этом формуле внушения, подбору слов и фраз в ней. Формула внушения должна иметь определенную словесную значимость и императивность, быть патогенетически правильной и адекватной типу и складу нервной деятельности каждого больного. Не менее важна и интонация произнесенной формулы. В данном комплексе интонация — дополнительная паралингвистическая сторона общения.

Наблюдая в ходе сеанса за психическими состояниями участников, ведущий оценивает встречные действия больных, их готовность к преодолению своего недуга, степень внушаемости, силу эмоционального возбуждения и другие признаки специфических психических состояний и в зависимости от этой оценки или переходит к следующему приему, или продолжает данный прием, усиливая его воздействие1.

Суммированность и завершенность названных психических состояний рождают новое, стеническое состояние коммуникативной активности, готовности преодолеть психологический барьер (пока еще не речевой) — говорить в особых условиях. Визуально это выражается в стопроцентном поднятии рук на эмоционально сложный для испытуемых вопрос психотерапевта: «Кто хочет выступить первым в чрезвычайно ответственной для вас ситуации — в присутствии зрителей?» При этом психотерапевт обостряет условия будущей коммуникации. «Выступающий первым, — говорит он, — должен своей речью, голосом, поведением оправдать каждое действие врача. От вашей речи, поведения, манеры держаться зависит поддержание оптимистического эмоционального фона, созданного врачом». Подавшийся вперед корпус испытуемых, устремленные на психотерапевта глаза, решительно поднятые руки свидетельствуют о твердой установке каждого — не просто говорить, а говорить первым.

Известно, что у здоровых лиц генератор звука — гортань, резонатор звука — глотка и энергетический (духовой) источник — диафрагма работают в строгой и очень точной координации. У заикающихся же они обнаруживают рассогласование уже в период настройки, готовности к речи, что и обусловливает срыв попытки к коммуникации (срыв речевой атаки [1]). Отсюда следует, какое огромное значение имеет внутренняя психологическая подготовка к речи, готовность к ней испытуемого до «ввода в речь», до начала функциональной тренировки.

Как кульминация сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии звучит раскованная речь испытуемых. Рожденная в результате вызванной готовности к ней, в трудных условиях коммуникации, эта речь имеет особую экспрессию. Для нее характерны такие качества, как уверенность, отсутствие страха, ощущение радостной силы, способность убеждать, ориентация на аудиторию, громкость. Все это, по словам Н.И. Жинкина, приводит «к угашению патологического речевого рефлекса на основе положительного подкрепления при слуховом приеме» [12; 346]. Эта новая речь усиливает положительный эмоциональный фон, который, в свою очередь стимулирует человека на борьбу за ее укрепление, формирует новые условные связи. «С первой удачно произнесенной фразой растет вера в выздоровление. Больной радуется, и эта радость является элементом, который недостаточно используется психотерапией. Кроме веры в выздоровление, я считаю, — пишет М. Зееман, — радость одним из самых сильных факторов психотерапии» [27; 248].

 

79

 

В основе кульминации сеанса — идея В.М. Бехтерева о самоутверждении [2]. Отрицательным эмоциям больных, связанным с отсутствием готовности к речи, самовнушенным представлениям «не могу», «не получится» противопоставляются стенические эмоции новых оптимистических установок.

И чем смелее поставлена задача, чем значительнее разрыв между достигнутым и первоначально имевшимся, тем ярче будет аффективное состояние больного, способствующее максимальной концентрации внимания при речевом воздействии на него. В этот момент вся манера поведения больного насыщена «эмоциями ожидания». Если на сеанс больной шел в состоянии готовности получить помощь, но с некоторым чувством страха, то в кульминационной части сеанса надежда переходит в глубокое внутреннее стремление победить страх речи и наладить контакт с окружающими. Стремлению к победе, борьбе за свою речь способствуют гордые, вдохновляющие лозунги: «Мы можем!», «Человек все может!», «Я могу говорить!», — которые до сих пор, со времени их произнесения К.М. Дубровским, остаются неповторимыми по своей эмоциональной силе и выражению готовности человека к дальнейшему совершенствованию. В структуре этих лозунгов отражены идеи психотерапии, направленной на восстановление утраченного больным мироощущения, в высших своих формах — устремленности человека к идеалу, к общественно полезным делам. Об этом писал еще А.И. Яроцкий [26].

Изменение эмоционального состояния испытуемых и их речи в результате примененной нами методики эмоционально-стрессовой психотерапии подтверждается результатами полиграфической регистрации (ЭЭГ, КГР, ЭМГ, ФГ и дыхание) [5], [6]. Особое внимание обращают на себя данные о динамике КГР.

По мнению большинства исследователей, КГР представляет собой один из непременных компонентов ориентировочного рефлекса. Известно, что при автоматизации сложной системы цепных двигательных условных реакций происходит угасание кожно-гальванического компонента ориентировочного рефлекса [7]. В свете этих работ становится понятной слабая выраженность КГР у здорового при развернутом речевом ответе на обычные стандартные вопросы. При нормальном речевом акте, представляющем собой автоматизированную реакцию, кинестезическая и слуховая импульсация, поступающая в кору головного мозга, подтверждает правильность реакции организма. В этом случае КГР, как один из компонентов ориентировочного рефлекса, не возникает или проявляется очень слабо.

Наши данные показывают, что если после сеанса психотерапевтического воздействия наступило «разрешение» заикания, это сопровождается резким ослаблением КГР при речевом ответе. Данный факт имеет особое значение. Нормализация речевого ответа сопровождается сигнализацией о правильной последовательности процессов в артикуляторном аппарате, что ведет к угашению ориентировочного рефлекса. Последнее усиливает роль кинестезии в осуществлении речевого ответа, что благоприятствует автоматизации двигательных реакций.

Возвращаясь к характеристике сеанса, следует отметить, что он проводится в зале, где в качестве зрителей присутствуют родственники и знакомые испытуемых, а также те, кому предстоит быть участниками следующего сеанса. Всех этих людей объединяет глубокая заинтересованность в успехе лечения.

Целью воплощения на сцене человеческих эмоций, тех тонких непроизвольно выявляющихся деталей, которые обладают особой впечатляющей силой, всегда является встречное сопереживание зрителя [13]. В подтверждение этого приведем наиболее яркий пример, касающийся изменения психического состояния заикающейся, присутствующей на сеансе в качестве зрителя. Благодаря сопереживанию испытуемым, находящимся на сцене, описанию в своем дневнике их психических состояний она испытала эффект параллельной эмпатии лечащимся, что позволило ей, миновав этап сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии, включиться в дальнейший ход логопсихотерапевтического курса. Воспроизводим записи этой

 

80

 

испытуемой С. Т. (29 лет, журналистка): «Т. стал мощно «проявляться» сразу на сеансе, откуда-то появилось и лукавство, и добродушие, и чувство юмора. Он удивительно сразу все сообразил, тут же все ухватил и тут же стал пользоваться приобретенным богатством. Какое сразу в нем появилось обаяние (Алеша Попович из былины).

 

 

Психическое состояние сосредоточенности, зарождение и развитие доминанты по отношению к психотерапевтическому воздействию.

 

Состояние вызванного синдрома в связи с воспроизведением фрустрирующей ситуации из прошлого.

 

Звучит раскованная речь.

 

Реакция на экспрессивное состояние испытуемого на сцене — слезы.

 

Встречное сопереживание испытуемому на сцене — радость.

 

 

ЭФФЕКТ ПАРАЛЛЕЛЬНОЙ ЭМПАТИИ ЗАЛА.

 

П. — такое дитя природы, гармоническое и безыскусное, он сразу и не поверил, и не понял, что с ним произошло. Стоял в недоумении, как великан с уже порванными путами. И теперь он медленно от них освобождался, еще не веря, что освобождение уже произошло. Но какой же он хороший, этот мальчик. Сколько в нем силы затаенной, нетронутости и доброты. И как все это наконец стало видно с первыми нормально сказанными словами.

Ю.Б. и представить себе не может, сколько она открывает в нас шлюзов, сколько высвобождает эмоций. И самое главное, эти выпущенные на свободу чувства очень хорошие».

Особого внимания требует анализ психических состояний присутствующих в зале и самого психотерапевта, ведущего сеанс. В результате аранжировки психотерапевтических приемов сеанса, его композиции зрители (показано выше) так же претерпевают

 

81

 

эволюцию психических состояний, как и находящиеся на сцене [16]. Эти состояния мы уже назвали параллельной эмпатией зала (высшей степенью доброжелательности и веры в выздоровление больных). Именно поэтому «выжидательное внимание» зрителей к предстоящему речевому контакту испытуемых отличается заведомо позитивным прогнозом лечения. Элемент настороженности большой аудитории сочетается с внутренней готовностью ее не только принять успех выступающих, но и активно поддержать его собственным эмоциональным подъемом, непосредственно ощутить происходящее и себя в происходящем. Стремление помочь человеку на сцене создает в зале праздничную приподнятую атмосферу соучастия в творческом акте. Эта атмосфера передается всем испытуемым на сцене; начиная говорить, каждый из них не чувствует себя отчужденным, включаясь в бесконечное количество аффективных связей с психотерапевтом, товарищами своей группы, с залом и, таким образом, с целым миром. Опасение враждебного или холодно-насмешливого отношения со стороны людей сменяется у больных «открытием» для себя мира и благодарностью к людям за его возвращение [21].

Наблюдение за психическими состояниями испытуемых позволяет психотерапевту убедиться в правильности проводимых приемов, что имеет положительную связь с его собственным психическим состоянием. (Довести до возможного предела эмоциональную напряженность каждого в группе возможно лишь тогда, когда и сам психотерапевт будет в соответствующей форме.)

Таким образом, психические состояния провидящего сеанс и испытуемых составляют как бы целебный замкнутый круг эмпатии врача и больных. По нашему мнению, это находится в соответствии с работами А.А. Бодалева о свертывании процессов воображения и о вхождении индивида (врача. — Ю.Н.) в состояние другого человека сразу с «места», в каждый момент общения с ним, когда слежение за состоянием партнера по общению осуществляется непроизвольно, приобретает постоянный характер [3].

Главная сила врача, — пишет Ф.В. Бассин, — в характере его эмоционального отношения к больному, в его желании исцелять, в его умении заставить больного ощутить ту же эмоциональную тональность... Одного только абстрактного понимания законов душевной жизни человека, сколько бы оно не было глубоким, для воздействия на человека принципиально недостаточно [9]. Необходимо, чтобы больной ощутил это сопереживание, чтобы между врачом и больным возникла многозначная связь, эмпатия, что означает по словам В.С. Ротенберга, эмоционально чувственный контакт, восстанавливающий нарушенную связь больного с миром, связь не формальную, а органическую, непосредственную, симбиотическую [21].

Как известно, последствие стресса может быть длительным, даже когда стрессор прекратил свое действие [22]. Чрезвычайно высокая эмоциональная волна (пролонгированная), испытанная больными на сеансе, речевой поток «бывших» заикавшихся требуют создания условий охранительного режима. Поэтому после проведенного сеанса испытуемым назначается «режим молчания» (в течение суток). Во время этого режима, используя механизм эмоциональной памяти, «память сердца», мы предлагаем испытуемым воспроизвести в памяти ощущения сеанса, интерпретировать их и описать в дневниках.

Через сутки после сеанса «снятия молчания» мы начинаем многоплановую работу по закреплению новых доминирующих временных связей. Цель ее — обучить, перевоспитать «бывшего» заикавшегося, сформировать у него психологию незаикающегося человека. Это функциональные тренировки, психотерапевтически опосредованные и потенцированные; аутосуггестивное закрепление; занятия общей релаксацией и аутогенной тренировкой в сочетании с локальной по отношению к речевому аппарату; разработанные нами приемы произвольного управления эмоциональной сферой заикающихся методом К.С. Станиславского (в модификации П.В. Симонова [23]); воздействие на заикающихся специально подобранной для данного контингента художественной

 

82

 

литературой; жестовая (невербальная) психотерапия [25], а также контрольно-поддерживающая психотерапия.

В единстве с элементами внушения вышеизложенное представляется нам не только методикой логопсихотерапии со взрослыми заикающимися, но и системой обучения («лечебное перевоспитание», по В.Н. Мясищеву). Элементы этой методики могут быть использованы для коррекции психических состояний людей, в той или иной степени страдающих дезадаптивностыо в межличностных отношениях.

В заключение отметим, что значение экспериментальной стороны психотерапии, и в том числе эмоционально-стрессового ее варианта, заключается не только в чисто научной направленности этой работы, но и в самой ее сути. Понятно, что психотерапевтическое воздействие нуждается в постоянно обновляющемся эксперименте.

В исследовательском отношении задача поиска инвариантных характеристик, опорных пунктов, параметров, значений является обратной сторона задачи нахождения утонченных индивидуальных оценок. Следует подчеркнуть, что встречные действия больных и их творческий вклад, под которым мы понимаем реальное служение научной разработке проблемы, одновременно является тем лечебным рубежом, на котором начинается перестройка личностных установок и, таким образом, излечение.

 

1. Абелева И. Ю. Психологический аспект заикания: Автореф. канд. дис. — М., 1976.— 15 с.

2. Бехтерев В. М. Социальное наследие старого быта. — Вестник знания. 1927. № 9. С. 531—538.

3. Бодалев А. А. Восприятие и понимание человека человеком. — М., 1982.— 138 с.

4. Бурно М. Е. Вопросы клиники и психотерапии алкоголизма и неврозов. — М., 1981 — 43 с.

5. Васильева В. М., Воронин Л. Г., Некрасова Ю. Б. Некоторые данные о взаимоотношении речевого и ориентировочного рефлексов. — В кн.: Физиологические механизмы нарушений речи. Л., 1967. С. 27—34.

6. Воронин Л. Г., Васильева В. М., Некрасова Ю. Б. Материалы к патофизиологическим механизмам заикания. — Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 1966. Т. XVI. № 5. С. 773—781.

7. Воронин Л. Г. О физиологических механизмах двигательных навыков. — Журнал высшей нервной деятельности. 1961. № 3. С. 385— 393.

8. Горбов Ф. Д. Детерминация психических состояний. — Вопросы психологии. 1971. № 5. С. 20—29.

9. Добрович А. Б. Фонарь Диогена. — М., 1981. С. 7—8.

10. Дубровский К. М. Методика директивного группового внушения. — В кн.: Психотерапия в курортологии. Киев, 1966. С. 233—235.

11. Дубровский К. М. Одномоментный метод снятия заикания. Материалы заседания Харьковского научного медицинского общества. — Киев, 1966.— 150 с.

12. Жинкин Н. И. Механизмы речи. — М., 1958.— 370 с.

13. Либих С. С. Коллективная психотерапия неврозов.— Л., 1974. — 200 с.

14. Липецкий М. Л. Внушение, воображение, убеждение и конформизм. — В сб.: Психотерапия и деонтология в комплексе лечения и реабилитации больных на курорте. Харьков, 1979. С. 15—22.

15. Макаренко А. С. Избр. педагогич. произвед. М., 1946. — 303 с.

16. Некрасова Ю. Б. Сеанс психотерапевтического воздействия и некоторые психические состояния заикающихся. — Вопросы психологии. 1980. № 5. С. 32—40.

17. Некрасова Ю. Б., Горбова А. В., Pay Е. Ю. К проблеме диагностики и прогноза состояния больных, страдающих заиканием. — Новые исследования в психологии. 1981. № 1. С. 85—93.

18. Платонов К. И. От старейшего психотерапевта СССР — врачам-курортологам. — В кн.: Психотерапия в курортологии. Киев, 1966. С. 7—9.

19. Платонов К. И. Слово как физиологический и лечебный фактор. — М., 1962.— 532 с.

20. Рожнов В. Е. Эмоционально-стрессовая психотерапия. — В сб.: Седьмой всесоюзный съезд невропатологов и психиатров. М., 1981. Т. III. С. 287—288.

21. Ротенберг В. С., Аршавский В. В. Поисковая активность и адаптация. — М., 1984. 145 с.

22. Селье Г. Стресс без дистресса. — М., 1979. С. 122.

23. Симонов П. В. Метод К.С. Станиславского и физиология эмоций. — М., 1962. — 137 с.

24. Узнадзе Д. Н. Экспериментальные основы психологии установки. — Тбилиси, 1964. — 212 с.

25. Харитонов Е. В. Методические принципы арттерапии в системе социореадаптации заикающихся взрослых. — Новые исследования в психологии. 1981. С. 94—96.

26. Яроцкий А. И. Идеализм как физиологический фактор. — Юрьев, 1908. 124 с.

27. Seeman M. Porychy dětskě řeči. — Praha, 1955. —248 р.

 

Поступила в редакцию 27.VII 1983 г.



1 Необходимо отметить, что значение психических состояний испытуемых, их особенностей является необходимой информацией для планирования и проведения комплекса реадаптационных воздействий на заикающихся в последующем.