5

К 165-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ И 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ КАРЛА МАРКСА

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ К. МАРКСА И ПСИХОЛОГИЯ ПОЛИТИКИ

Ю.А. ШЕРКОВИН, Т.В. ЕВГЕНЬЕВА

Обострение идеологической борьбы на современном этапе общественного развития идет по всем направлениям социальной и политической мысли. В последние годы в центре внимания буржуазных идеологов, психологов и практиков пропаганды оказались проблемы психологии политики. В ее обширной проблематике они пытаются найти новые методы, новые источники влияния на общественное мнение, на принятие политических решений, на развитие массовых движений. Как следствие, по всем направлениям психологии политики усилилась критика в адрес марксизма. Все более настойчивыми становятся попытки его извращения, которые, как правило, сопровождаются нападками на политическую практику реального социализма, откровенным антикоммунизмом и антисоветизмом. В трудах западных психологов преднамеренно извращаются процессы политической социализации личности в условиях различных общественных систем, в качестве факторов политической активности личности, социальных групп, классов выдвигаются вторичные следствия, а не истинные причины состояний сознания, определяемые социальным бытием миллионов людей.

Все это ставит перед марксистской психологией политики новые теоретические и идеологические задачи. Как всегда, мы обращаемся к творчеству классиков марксизма и, в частности, к теоретическому наследию К. Маркса, которое еще ждет своего политико-психологического прочтения.

«Задолго до того, как началось становление общества, приходящего на смену капитализму, — пишет Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов, — Маркс раскрыл и сущность политических форм его жизни» [25; 17]. В работах Маркса мы находим удивительно тонкий инструментарий для анализа не только современных политических проблем, но и механизмов формирования политического сознания и мировоззрения членов общества, объективных и субъективных факторов, влияющих на этот процесс, «трудностей роста» советской демократии, обусловленных уровнем сознания масс, их политической культуры.

Величайшим достижением социализма является переворот в отношениях собственности. Однако переворот этот происходит не мгновенно. «Народу, совершившему социалистическую революцию, приходится еще долго осваивать свое новое положение верховного и безраздельного собственника всего общественного богатства — осваивать и экономически, и политически, и, если угодно, психологически, вырабатывая коллективистское сознание и поведение» [25; 12]. Коллективизм, коллективистское сознание членов общества является важнейшим фактором как экономических, так и политических отношений социализма. Не случайно в соответствии с новой Конституцией СССР трудовые коллективы являются частью не только экономической, но и политической системы социализма. Активизация деятельности трудового коллектива, более глубокое включение его в решение общегосударственных, политических вопросов является основой также и для подлинно свободного, всестороннего развития личности каждого из его членов. Именно коллектив воплощает ту зависимость личности от общества, при которой она становится свободной. «Только в коллективе, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии»,—индивид получает средства, дающие ему возможность

всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, только в коллективе возможна личная свобода... В условиях действительной коллективности индивиды обретают свободу в своей ассоциации и посредством ее» [6; 75]. Это положение К. Маркса и Ф. Энгельса является методологической основой для анализа политических проблем современного общества, для критики основных буржуазных и ревизионистских политико-психологических концепций, для отражения атак на коммунистическое и рабочее движение.

Творческая мысль К. Маркса проникла во все сферы общественной жизни, так или иначе связанные с революционным преобразованием общества, с факторами субъективного порядка, которые способствовали или, наоборот, препятствовали этому объективному процессу. Анализ теоретического наследия К. Маркса показывает, что, начиная с самых ранних его произведений, он внимательно рассматривал политическую значимость истинного и искаженного отражения действительности в сознании людей, трансформацию этого отражения в конкретные явления человеческой психики. Именно К. Марксу принадлежит глубоко психологический вывод о том, что идея, овладевая массами, превращается в материальную силу. Этот важнейший для исторических судеб человечества вывод заключает в себе обобщение, касающееся процесса ценностной ориентации миллионов людей, выработки политических решений по достижению определенных социальных целей, формирования воли к действиям и, наконец, самих действий по приложению материальной силы к таким объектам, как системы экономических и политических отношений.

Анализ теоретического наследия К. Маркса в рамках марксистской психологии политики ведется по нескольким направлениям. Во-первых, методология исследования, принципы, подходы к изучению психологических компонентов политических процессов. Во-вторых, анализ таких конкретных проблем, как личность и политика, структура революционной деятельности, политического сознания и мировоззрения, политическая типология личности, становление политического поведения, политическое руководство, его стили и психологические детерминанты, влияние на политику классовой, национальной и религиозной психологии. В-третьих, критика современных школ и направлений буржуазной и ревизионистской психологии политики. Это лишь некоторые проблемы, по которым мы можем найти у Маркса разработанные идеи, составляющие основу цельной марксистской концепции психологии политики.

В 1843 г. К. Маркс писал, что его не удовлетворяет философия Л. Фейербаха, так как Фейербах «слишком много напирает на природу и слишком мало — на политику. Между тем, это единственный союз, благодаря которому теперешняя философия может стать истиной» [1; 257]. В дальнейшем практически во всех произведениях К. Маркс развивал диалектико-материалистическое понимание истории, разрабатывал методологию анализа политических явлений, роли в них психологических компонентов, как настроения, чувства, воля, социальные установки, интересы отдельных людей, групп, классов.

Маркс был первым, кто дал научное, материалистическое обоснование роли психологического фактора в изменении политических систем, показал зависимость их от материальных, прежде всего экономических, процессов. Он показал, что сознание — это продукт сложного, опосредствованного отражения объективных процессов. Так, характеризуя объективное положение современного ему рабочего класса и одновременно содержание и состояние его сознания, Маркс писал, что для своего освобождения, для достижения «той высшей формы, к которой неудержимо стремится современное общество... ему придется выдержать продолжительную борьбу, пережить целый ряд исторических процессов, которые совершенно изменят и обстоятельства и людей» [17; 347].

Идея материалистического детерминизма в изучении политических явлений — ценнейшее достояние современной марксистской психологии политики,

в то время как большинство западных школ, наоборот, исходят из идеалистической, субъективистской методологии и объясняют политические процессы психическими особенностями личности того или иного политика. Это принципиальное отличие двух подходов в психологии политики. Особое значение для понимания Марксовой концепции имеют такие работы, как «Тезисы о Фейербахе», «Немецкая идеология», «К критике гегелевской философии права», «Капитал», «Нищета философии», «Гражданская война во Франции», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта».

Так, в «Тезисах о Фейербахе» Маркс сформулировал идею о том, что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» [5; 3]. Из этой идеи возникло целое направление Марксова анализа общественных отношений, которое впоследствии было названо «Личность и политика».

Проблема «Личность и политика» детально разрабатывалась Марксом в ряде аспектов. Во-первых, это вопрос о роли личности и масс в политических процессах. Маркс неоднократно выступал против представления об обществе как о безликой массе, считая индивида естественной предпосылкой социального анализа. Но при этом он указывал, что не с отдельного индивида и его психологии следует начинать анализ политики, а наоборот: необходимо показать происхождение нравов, привычек, настроений людей из совокупности сложившейся в данном конкретном обществе системы общественных отношений.

Во-вторых, Маркс много внимания уделил анализу различных форм человеческой деятельности, в том числе политической. В отличие от современных буржуазных концепций психологии политики, основной единицей анализа в которых является наблюдаемое «политическое поведение», марксистская психология политики уделяет особое внимание категории деятельности в ее соотношении с сознанием. Уже в «Тезисах о Фейербахе» Маркс подчеркивал, что для человеческой деятельности характерен активный, преобразующий, революционный характер, а не просто приспособление, адаптация, как и поныне утверждают буржуазные психологи-идеалисты. Маркс открыл закономерный характер влияния деятельности человека на формирование его сознания. «Каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ» [18; 12]. Он подчеркивал идею о недопустимости политического авантюризма, субъективизма в революционной деятельности и в то же время выступал против догматизма, неумения соотнести революционную деятельность с изменениями политической обстановки.

В трудах Маркса глубоко разработана проблема формирования политического сознания и мировоззрения. С особой силой прозвучал его призыв перейти от оружия критики к критике оружием, к революции. Но без оружия критики, без развитого политического сознания нет и политического действия. Не случайно, говоря о предпосылках революционного изменения общества, Маркс и Энгельс указывали не только на наличие «определенных производительных сил», но и на «формирование революционной массы» [6; 37]. Политическое сознание и его вершина — политическое мировоззрение — важнейшие элементы структуры личности. Их изучение в марксистской психологии политики, как и выявление закономерностей их формирования, является актуальной задачей. В то же время Маркс уделял много внимания и вопросу о роли таких элементов психологии, как эмоции, настроения, социальные установки, интересы личности в политических процессах вообще и в революционных ситуациях в особенности. Он подчеркивал, «идея» неизменно посрамляла себя, как только она отделялась от «интереса» [4; 89].

Проблема социальных и политических установок личности является одной из центральных проблем анализа политической активности личностей и социальных групп. В сочетании с глубинными, имеющими объективную социальную основу мотивами деятельности, политические установки могут выступать своеобразным ускорителем активных политических, революционных действий. Так, по словам Маркса, «лозунг «социальной республики», которым парижский пролетариат приветствовал

февральскую революцию, выражал лишь неясное стремление к такой республике» [17; 342]. В то же время, формируясь под воздействием случайных обстоятельств или будучи результатом сознательного манипулирования со стороны буржуазной пропаганды, политические установки могут препятствовать пониманию представителями класса своих объективных потребностей. Так, в 1848 г. «в глазах французского крестьянина республику олицетворял налог в 45 сантимов, а парижский пролетариат представлялся ему расточителем, который благоденствовал за его счет» [9; 22]. Такое же противоречие между объективными социальными потребностями широких масс трудящихся и навязанными им реакционной пропагандой социальными и политическими установками является одним из методов, используемых империализмом США для дестабилизации не угодных ему демократических правительств в различных районах земного шара. При этом разработка планов идеологических диверсий и военно-политических провокаций проводится, как правило, при участии специалистов-психологов. Результатом такого политико-идеологического анализа стал так называемый «документ Санта-Фе» — секретный документ, составленный группой американских экспертов для Межамериканского совета безопасности США [29]. По мнению авторов документа, американская пропаганда должна в первую очередь заняться формированием у латиноамериканцев новых социальных установок по отношению к Соединенным Штатам, внушить им убеждение в общности культурного наследия, а следовательно, и в общности интересов жителей всего американского континента.

В теоретическом наследии Маркса содержится также значительный материал о разнообразных политических типах личности: буржуазный политик-демагог и деспот, восточный сатрап и политическая марионетка, холодный, расчетливый интриган, воплощением которого является Тьер, «этот карлик-чудовище», который «в течение почти полустолетия очаровывал французскую буржуазию, потому что он представляет собой самое совершенное идейное выражение ее собственной классовой испорченности» [17; 324].

Особый интерес вызывают характеристики личностей революционеров, их многообразные типы. Это портреты соратников, отступников, заблуждающихся. Так, характеризуя Бернштейна и его группу, Маркс писал: «Перед нами представители мелкой буржуазии, которые заявляют, полные страха, что пролетариат, побуждаемый своим революционным положением в обществе, может «зайти слишком далеко» [19; 172]. Особую ненависть Маркса вызывали «революционное фразерство», догматизм и политический авантюризм. Так, многие из характеристик бакунистов звучат необычайно актуально и сегодня, потому что Маркс описал не случайных лиц, а политические типы тех, кто претендовал на политическое руководство, дал критику их наивных политико-психологических концепций анархизма и революционного авантюризма. В современности их наследниками оказались вожди политического терроризма ультралевого и ультраправого толка, усилия которых в конечном итоге оказываются выгодными лишь правящему классу капиталистических государств.

Важное значение для понимания сущности политических отношений, как и тенденций их развития в историческом процессе, имеет психология больших и малых групп. К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии» писали о том, что политические отношения — это отношения между людьми. Маркс уделял особое внимание психологическим характеристикам различных социальных групп, но в первую очередь ему принадлежит приоритет в разработке классовой психологии.

Неоднократно он обращался к анализу политических нравов, интересов, потребностей, привычек, предрассудков и т. д. таких классов и групп, как буржуазия, крестьянство, пролетариат, бюргерство, мещанство, военные, бюрократы, анализировал такие политико-психологические феномены, как классовая солидарность, классовая ненависть, классовые предрассудки, классовый эгоизм.

В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Маркс исследует психологию промышленной буржуазии в ее эволюции. В результате революции 1848 г. ей была предоставлена возможность организовать свое классовое господство. Однако классовое сознание буржуазии было недостаточно развито для осознания своих собственных классовых интересов, и в результате этого она оказалась неспособна к активным действиям для постановки и решения своих собственных классовых задач. Маркс показывает, как буржуазия постепенно отказывается от своих общеклассовых целей в интересах отдельных представителей. «Итак, осуждая как «социализм» то, что она раньше превозносила как «либерализм», буржуазия признает, что ее собственные интересы предписывают ей спастись от опасности собственного правления; что для восстановления спокойствия в стране надо прежде всего успокоить ее буржуазный парламент; что для сохранения в целости ее социальной власти должна быть сломлена ее политическая власть; что отдельные буржуа могут продолжать эксплуатировать другие классы и невозмутимо наслаждаться благами собственности, семьи, религии и порядка лишь при условии, что буржуазия как класс, наряду с другими классами, будет осуждена на одинаковое с ними политическое ничтожество...» [10; 161].

Большое внимание Маркс уделил также исследованию психологии французского крестьянства для понимания поддержки им контрреволюционного переворота. Само существование изолированных друг от друга, разобщенных парцельных хозяйств создает специфическую психологию парцельного крестьянства, не осознающего своей общности с другими членами своего класса и поэтому неспособного защищать свои классовые интересы. «Парцельные крестьяне составляют громадную массу, члены которой живут в одинаковых условиях, не вступая, однако, в разнообразные отношения друг к другу... Они поэтому неспособны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени... Они не могут представлять себя, их должны представлять другие» [10; 207—208]. Здесь дана полная политико-психологическая характеристика класса, находящегося на самой низшей стадии развития своего классового сознания, что находит отражение в особенностях политической ориентации. Вряд ли необходимо доказывать актуальность Марксова анализа для современных условий.

Анализируя политическую борьбу французских рабочих, Маркс неоднократно указывал на опасность мелкобуржуазного влияния на их сознание. Он подчеркивал, что «если к пролетарскому движению примыкают представители других классов, то прежде всего от них требуется, чтобы они не приносили с собой остатков буржуазных, мелкобуржуазных и тому подобных предрассудков...» [19; 174]. Мелкобуржуазная психология может быть свойственна и некоторым представителям трудящихся, находящимся под враждебным идеологическим влиянием. Это относится в первую очередь к армии буржуазного государства. «Укоренившиеся привычки, приобретенные солдатами в школе врагов рабочего класса, не могут, разумеется, бесследно исчезнуть в ту самую минуту, когда они переходят на сторону рабочих»[17; 333—334].

Особенно опасным Маркс считал влияние мелкобуржуазной психологии на политическую партию, представляющую интересы рабочего класса. Он критиковал Бернштейна и его последователей, которые считали, что «социал-демократическая партия должна быть не односторонней рабочей партией, а всесторонней партией «всех тех, кто одушевлен истинным человеколюбием» [19; 169]. В то же время Маркс возражает против утверждения, что по отношению к рабочему классу «все остальные классы составляют лишь одну реакционную массу». Он указывает, что «средние сословия» становятся революционными «постольку, поскольку им предстоит переход в ряды пролетариата»... Разве на последних выборах заявляли ремесленникам, мелким промышленникам и т. п., а также крестьянам: «По отношению к нам вы с буржуа и феодалами образуете лишь одну реакционную массу?» [18; 21].

Вплотную к проблемам классовой психологии в теоретическом наследии Маркса примыкают вопросы руководства борьбой класса, политический и

психологический аспекты этой темы. Во-первых, Маркс показал истинную значимость политического лидерства для мобилизации масс на борьбу. Он раскрыл природу политического руководства, осуществляемого в интересах социального освобождения пролетариата, и вывел необходимость создания пролетариатом партии, руководящей его борьбой.

Во-вторых, он разработал научный материалистический подход к оценке личности лидера. Если буржуазные историки, социологи и политологи исходят из идеи: личность лидера, его достоинства и недостатки предопределяют ход политических процессов, — то Маркс утверждает, что личность лидера — это в первую очередь отражение черт того класса, в чьих интересах этот лидер действует. «Не следует думать, — писал он, — что все представители демократии — лавочники или поклонники лавочников. По своему образованию или индивидуальному положению они могут быть далеки от них, как небо от земли. Представителями мелкого буржуа делает их то обстоятельство, что их мысль не в состоянии преступить тех границ, которых не преступает жизнь мелких буржуа, а потому теоретически они приходят к тем же самым задачам и решениям, к которым мелкого буржуа приводит практически его материальный интерес и его общественное положение» [10; 148]. Так была раскрыта мистифицированная буржуазными идеологами загадка: как мог ничтожный во всех отношениях Луи Бонапарт стать во главе французской нации?

В то же время в письме Л. Кугельману Маркс отмечал, что «история носила бы очень мистический характер, если бы «случайности» не играли никакой роли. Эти случайности входят, конечно, и сами составной частью в общий ход развития, уравновешиваясь другими случайностями. Но ускорение и замедление в сильной степени зависит от этих «случайностей», среди которых фигурирует также и такой «случай», как характер людей, стоящих вначале во главе движения» [21; 175].

Вслед за Марксом, придававшим большое значение вопросам управления людьми, Ленин неоднократно подчеркивал особую значимость организации в этом сложном процессе. «Может ли сила сотни превышать силу тысячи?» — спрашивал он. И отвечал: «Может и превышает, когда сотня организована. Организация удесятеряет силы» [23; 34]. В ленинской интерпретации это было развитием мысли Маркса о социально-психологической функции руководства для целей координации действий многих людей в единую политическую силу. По Марксу, это процесс установления согласованности «между индивидуальными работами», выполнение общих функций, возникающих из движения всего производственного организма в отличие от движения его самостоятельных органов. В этой связи Маркс впервые в истории науки выделил функции управления, контроля, согласования, которые уже в XX в. легли в основу теории систем, теории планирования в экономике и социальном развитии.

Особое место в теоретическом наследии Маркса занимают его исследования религиозного сознания и его политико-психологической значимости для социального развития общества. И отнюдь не случайно в одной из первых совместно написанных работ — «Немецкой идеологии» — К. Маркс и Ф. Энгельс указывали, что «не критика, а революция является движущей силой истории, а также религии, философии и всякой иной теории» [6; 37]. Они совершенно обоснованно отвергали прежние исторические концепции, которые видели в истории «только громкие и пышные деяния и религиозную, вообще теоретическую, борьбу» [6; 38].

Однако принципиальное марксистское положение о том, что любые политические движения, в том числе и религиозные, имеют свои земные причины, что в их основе всегда лежат социально-политические интересы определенных общественных групп, слоев и классов, не противоречит необходимости исследования субъективных побудительных мотивов участников этих движений, значительное место среди которых занимают религиозно-психологические.

Для того чтобы понять, какое влияние оказывает религиозное сознание на политические процессы, необходимо вспомнить идею Маркса о двойственном характере религии. «Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества» [2; 414—415]. Выражение «в одно и то же время» объясняет, казалось бы, парадоксальное явление: одно и то же политическое движение, религиозно-политическая организация определяется то как абсолютно прогрессивное, то как абсолютно реакционное, то как движимое высокими мотивами гуманизма и справедливости, то как ориентированное на корыстные интересы и движимое личными амбициями честолюбивых лидеров.

Именно одновременное наличие двух сторон религии, проявляющихся в обыденном сознании верующих, позволяет различным политическим силам использовать в своей деятельности религиозные лозунги. «Нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок. Разве христианство не ратовало тоже против частной собственности, против брака, против государства? Разве оно не проповедовало вместо этого благотворительность и нищенство, безбрачие и умерщвление плоти, монастырскую жизнь и церковь?» [7; 449]. Эти свойства религии объясняют эмоциональную привлекательность для масс трудящихся лозунгов религиозных утопий «христианского», «исламского» и т. д. социализма. Во всех религиях имелись течения, отражающие неосознанное стремление к лучшей жизни, претендовавшие на создание справедливого порядка на земле. И хотя такого порядка ни одному культу нигде создать не удалось, вера в его возможность продолжает служить стимулом участия верующих в самых различных формах политической деятельности.

Вместе с Ф. Энгельсом, утверждавшим, что «общие исторические движения принимают религиозную окраску» [22; 294], К. Маркс, анализируя особенности исторического развития Азии, отмечает, что «история Востока принимает вид истории религий» [20; 214]. Это указание Маркса актуально и в настоящее время, когда «в некоторых странах Востока активно выдвигаются исламские лозунги» [24; 13], когда обсуждается вопрос о причинах возрастания роли ислама в социально-политической жизни государств, население которых исповедует эту религию.

Обыденные религиозные представления, религиозные чувства становятся психологическим побудительным мотивом участия верующих в массовых политических движениях, в различных организациях религиозно-политического характера. В ситуации, когда собственно социальные цели движения или организации недостаточно глубоко воспринимаются его рядовыми участниками, основным фактором, стимулирующим их активность, становится политико-религиозная интеграция, сопровождаемая жесткими требованиями конформного поведения. Известны многочисленные случаи выступлений угнетенных масс Востока под мусульманскими лозунгами. Эта тенденция проявилась в иранской, антиимпериалистической по своей сути, революции 1979 г., приведшей к свержению шаха и провозглашению исламской республики, на основе движения, возникшего под исламскими лозунгами.

Психологической основой для объединения участников в таких движениях становится религиозно окрашенное «мы-сознание», т. е. чувство общности, основанное на противопоставлении «нас», приверженцев данной религии, всем остальным, воспринимаемым как «они». Это чувство ощущается каждым участником либо посредством персонификации с руководителем, либо с помощью специальных символов и ритуалов, подчеркивающих принадлежность к группе.

Духовная и политическая власть в таких движениях и организациях сосредоточена, как правило, в руках вождей, указания которых воспринимаются рядовыми участниками как проявление божественной воли. Следует, однако, подчеркнуть, что сами руководители религиозно-политических движений отнюдь не являются религиозными фанатиками, как их иногда пытается представить буржуазная пропаганда. Это люди, хорошо знающие психологию масс, верящие не столько в Бога,

сколько в религию как средство осуществления своих политических целей. По словам Маркса, «религия приобретает у них полемическую, проникнутую политической тенденциозностью ядовитость и становится, более или менее сознательно, покровом святости для весьма мирских... вожделений» [3; 52].

Следует отметить, что одновременно с функциями политико-психологической интеграции религия выступает и в качестве дезинтегрирующего фактора, противопоставляя участников одного движения другим движениям и организациям. Анализируя положение в современной ему Ирландии, Маркс отмечал совпадение социальных противоречий с религиозными и указывал на возможность использования их для разобщения участников борьбы за национальное освобождение. «Лендлорды Северной Ирландии усиленно стараются убедить своих арендаторов, что Лига защиты прав арендаторов и Ассоциация защиты католиков — одно и то же, и под предлогом сопротивления распространению папизма они усердно сколачивают оппозицию против Лиги» [11; 561]. Даже с учетом изменившихся политических реальностей в современном Ольстере по-прежнему преднамеренно используется политико-психологическая дезинтеграция населения в интересах правящего класса.

Второй политико-психологической функцией религии, тесно связанной с интегрирующей, является функция коммуникативная. Религиозное общение становится основой для развития прочих форм общения, предлогом для объединения участников движения. Проповеди, нередко принимающие характер выступлений, с помощью психологических механизмов воздействия на верующих способствуют укреплению их эмоциональной общности, а различные религиозные ассоциации и кружки становятся легальной формой существования оппозиции.

Наконец, третья, регулятивная функция религии состоит в том, что методам деятельности дается религиозное обоснование. Анализируя английскую буржуазную революцию, Маркс отмечал, что «Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого Завета» [10; 120]. Во время революции в Иране аятолла Хомейни использовал в своих проповедях известную любому мусульманину-шииту историю убийства сына имама Али Хусейна войсками халифа Язида, сравнивая шаха со злодеем Язидом. Аналогичные политико-психологические функции религии в массовых революционных движениях можно наблюдать в странах Латинской Америки. В работах ряда авторов подробно проанализировано влияние религиозной психологии, так называемой народной религиозности, на развитие политических процессов в Никарагуа, Сальвадоре и др. (см., например, [27]). Фактами новейшей политической истории человечества стало активное участие католических священников в США и Европе в антивоенном, антиракетном движении, позиция национальной конференции католических епископов США, провозгласившей планируемую Вашингтоном ядерную войну — от «ограниченной» до «затяжной» — «смертным грехом».

Развивая мысль о двойственном характере религии, Маркс неоднократно указывал на возможность использования религиозных мотивов для обоснования не только прогрессивной, но и крайне реакционной политической деятельности. Анализируя положение в английской церкви, он писал: «Старая, доказанная историей истина гласит, что пережившие себя общественные силы... еще раз перед агонией делают последнее усилие, от обороны переходят к наступлению, вместо того, чтобы уклоняться от борьбы, сами вызывают на борьбу» [12; 338]. Такого рода политико-психологические «усилия» предпринимают в настоящее время различные религиозные объединения на Западе по отношению к Советскому Союзу и другим социалистическим государствам. В условиях обострения международной напряженности империализм вновь взял курс на использование религии как средства борьбы против марксистско-ленинского мировоззрения, как канала проникновения в страны социализма.

Таким образом, религиозная вера способна мотивировать совершенно различные, даже противоположные по своему содержанию, политические действия

Религиозные чувства в определенных исторических условиях могут играть активную революционную роль, поднимать массы на борьбу, способствовать распространению революционных настроений. Но даже при этом необходимо учитывать, что, являясь одним из мотивов объединения трудящихся в период борьбы за национальное освобождение и демократические преобразования, религиозные представления и чувства продолжают оставаться результатом иллюзорного, неадекватного отражения объективных потребностей масс и препятствуют формированию их классового сознания. Ограниченный, двойственный характер революционных движений в религиозной оболочке в современных условиях делает возможными попытки эксплуататорских классов направлять эти движения в русло антикоммунизма, препятствовать последовательному осуществлению интересов трудящихся, уводить значительные массы людей от решения жизненно важных для них задач.

Гений Маркса оставил нам обширное наследие в виде идей о политико-психологической стороне национальных отношений. Эти идеи особенно важны сейчас, когда процессы национально-освободительной борьбы одновременно являются и процессами формирования новых наций, становления национального самосознания.

Возникновение и становление наций в ходе антиимпериалистической борьбы во многом объясняет тот сложный и часто противоречивый характер, который приобретают взаимоотношения между молодыми государствами, нациями, народностями. Стремясь сохранить свои позиции, империализм ныне прибегает к испытанному в прошлом его историческими предшественниками приему разжигания расовой нетерпимости и национальной вражды. «Средний английский рабочий,— писал Маркс,— ненавидит ирландского как конкурента, который понижает заработную плату и Standard of life. Он питает к нему национальную и религиозную антипатию... Этот антагонизм между пролетариями в самой Англии искусственно разжигается и поддерживается буржуазией. Она знает, что в этом расколе пролетариев заключается подлинная тайна сохранения ее могущества» [14; 406].

Учитывая незрелость нации и национальных отношений и объективную противоречивость процесса их становления, империализм сейчас использует возникающие на этой политико-психологической почве конфликты и столкновения как орудие неоколониализма и политического диктата. Как бы предвидя такую возможность в будущем, Маркс на основе анализа современной ему политической действительности писал, что благодаря гнусному образу правления немецкий и итальянский народы были «приучены к мысли», что они являются враждебными друг другу» [8; 4]. Анализируя возможные последствия аннексии Эльзаса и Лотарингии Германией, он отмечает, что это—«безошибочный способ превратить будущий мир в простое перемирие до тех пор, пока Франция не окрепнет настолько, чтобы потребовать потерянную территорию обратно» [16; 272]. В то же время Маркс предвидел, что в «противоположность старому обществу с его экономической нищетой и политическим безумием нарождается новое общество, международным принципом которого будет — мир» [15; 5].

Маркс указал на большую мотивационную силу национальных чувств, на их подвижность, что позволяет оказать на них целенаправленное воздействие. «И, наконец, она (империя) претендовала на то, что объединила все классы вокруг вновь возрожденного ею призрака национальной славы»,— писал он в работе «Гражданская война во Франции» [17; 341]. В то же время, если перед буржуазией встает вопрос о выборе между интересами нации, государства и интересами класса, она, не колеблясь, выбирает последние. «Вынужденное выбирать между национальным долгом и классовыми интересами, правительство национальной обороны не колебалось ни минуты — оно превратилось в правительство национальной измены» [17; 322].

В работах Маркса содержится много ценных мыслей и выводов о таких социально-психологических явлениях, как национальный характер, национальное сознание, национальные чувства, национальная гордость и др., которые в современном научном языке

называют общим понятием «национальная психология». Он сформулировал закономерность отражения особенности нации в ее национальной культуре, определил соотношение классового и национального в революционном движении. Марксу принадлежит ряд чрезвычайно точных характеристик психологического облика представителей разных национальностей, а также национальных стереотипов как инструментов политики. Он неоднократно показывал, как стереотипы, возникающие и функционирующие в отношениях угнетающей и угнетенной нации, служат политическим целям. Угнетающая нация, как правило, создает, распространяет и поддерживает стереотипы своих представителей в виде образа людей, более способных, более ответственных, более справедливых. Однако навязать такой стереотип общественному сознанию угнетенной нации угнетателям удается далеко не всегда. Гораздо чаще случается так, что она сама создает стереотип своего угнетателя в виде обобщенного образа жестокого и безжалостного, хитрого и несправедливого человека.

Идея использования национальных стереотипов в идеологической борьбе достаточно откровенно была выражена в книге голландских исследователей Дюйкера и Фрийда, специально посвященной проблеме национального характера и национальных стереотипов. Они утверждают, что «изучение национального характера означает выработку оружия для психологической войны. Это знание может быть также использовано для оправдания нашего враждебного отношения, если мы покажем, как неприятен, недемократичен и нецивилизован наш враг» [28; 69].

Влияние политико-психологических факторов не только на ход и будущее национально-освободительных движений, но и на судьбы мира в целом очевидно. Это ориентирует психологов-марксистов на тщательное и глубокое изучение всех проблем, связанных с национальной психологией и национальными отношениями.

«Чем дальше движется время, тем яснее становятся смысл и масштабы жизненного подвига Маркса», — пишет Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов [25; 9]. Анализ теоретического наследия Маркса, как это неоднократно подтверждала история, имеет непреходящее значение для всех областей общественной науки, в том числе для психологии политики. По справедливой оценке Г.В. Плеханова, «для Маркса проблема истории в известном смысле была также психологической проблемой» [26; 170—171]. Психолого-политические аспекты постоянно присутствуют в Марксовом анализе исторического процесса, помогая вскрыть его внутренние противоречия, неравномерность развития объективных и субъективных факторов революции, роль сознательной политической деятельности классов, социальных групп и отдельных личностей в осуществлении социальных преобразований.

Выводы, сделанные Марксом, служат методологической основой для конкретных исследований обширной политико-психологической проблематики, имеющих большое практическое значение для деятельности коммунистического и революционного движения; для вооружения пролетариата и его партии знанием, которое может быть использовано в политической и идеологической борьбе с классовым врагом; для решения задачи, стоящей перед всем человечеством,— сохранить себя и как биологический вид, и как наследника всех предшествовавших цивилизаций, а это значит — «диктовать мир там, где его так называемые хозяева кричат о войне» [13; 373].

1. Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений.— М., 1956.

2. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1.

3. Маркс К. Дебаты о свободе печати. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство. — Соч., т. 2.

5. Маркс К. Тезисы о Фейербахе. — Маркс К. Энгельс Ф. Соч., т. 3

6. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. — Соч., т. 3.

7. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. — Соч., т. 4.

8. Маркс К. Письмо редактору газеты «Alba». — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 5.

9. Маркс К. Классовая борьба во Франции.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7.

10. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8.

11. Маркс К. Парламентские дебаты. Духовенство и 10-часовой рабочий день. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8.

12. Маркс К. Антицерковное движение. Демонстрация в Гайд-парке. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 11.

13. Маркс К. Обращение к Национальному рабочему союзу США. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16.

14. Маркс К. Генеральный совет—Федеральному совету Романской Швейцарии. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 16.

15. Маркс К. Первое воззвание Генерального совета о франко-прусской войне. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17.

16. Маркс К., Энгельс Ф. Письмо Комитету Социал-демократической рабочей партии. — Соч., т. 17.

17. Маркс К. Гражданская война во Франции.— Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 17.

18. Маркс К. Критика Готской программы. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19.

19. Маркс К., Энгельс Ф. Циркулярное письмо А. Бебелю, В. Либкнехту, В. Бракке и др. — Соч., т. 19.

20. Маркс К., Энгельс Ф. 2 июня 1853 г. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 28.

21. Маркс К. Письмо Л. Кугельману от 17 апреля 1871 г. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 33.

22. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21.

23. Ленин В. И. Как В. Засулич убивает ликвидаторство. — Полн. собр. соч., т. 24.

24. Материалы XXVI съезда КПСС. — М., 1981.

25. Андропов Ю. В. Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР. — Коммунист, 1983, № 3.

26. Плеханов Г. В. Избранные философские произведения.— М., 1956. т. II.

27. Мамонтов С. П. Никарагуа: церковь и верующие в сандинистской революции. — Латинская Америка, 1981, № 9.

28. Duijker Н. С. J. & Frijda N. Н. National Character & National Stereotypes. — Amsterdam, 1960.

29. "A New Inter-American Policy for the Eighties" for the Council for Inter-American Security, Inc —Washington, 1980

30. "New York Times", February, 15, 1983

Поступила в редакцию 10.III 1983 г.