102
ПСИХОЛОГИЯ ТРУДА КАК ОБЛАСТЬ
ЗНАНИЯ, ОТРАСЛЬ НАУКИ, УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА И ПРОФЕССИЯ
Е. А. КЛИМОВ
Ориентированность
в вопросах психологии труда — необходимый компонент профессиональной культуры
не только специалиста-психолога, но и руководителя производственного
коллектива, педагога, занятого подготовкой квалифицированных рабочих и других
специалистов для народного хозяйства, а также элемент культуры современного
учителя (и, конечно, учителя учителей — работника педагогического вуза).
Готовить учащихся к жизни — это в любом случае готовить их
к трудовой деятельности в одной из ее «областей», «сфер». А они необозримо
разнообразны и сложны. Жизнь нашего общества — это
прежде всего мир труда людей, занятых в материальном и духовном производстве, в
производстве полезных действий по обслуживанию человека, по упорядочению
сложных социальных процессов, по формированию должного духовного облика
подрастающих поколений.
Знать о труде людей отнюдь не просто. Разные виды труда
нелегко увидеть и представить себе не только потому, что трудовые посты часто
скрыты за «проходными», за закрытыми для посторонних дверями, но и потому, что
в труде каждого современного профессионала — будь то «мореплаватель» или
«плотник» — очень велика доля так называемых интеллектуальных компонентов,
незримых составляющих. Вероятно, каждый видел за работой электросварщика ручной
дуговой сварки (вернее, не видел, а отворачивался, поскольку смотреть на зону
сварки невооруженным глазом невозможно, опасно). Но, предположим, мы смотрим на
работу сварщика через специальное стекло. Мы видим не труд,
не работу, а электрод, сияние дуги, рождающийся сварной шов и т. п. Но работа
сварщика состоит в том, чтобы, подготовив соединяемые детали, зажечь и
поддерживать дугу (а условия постоянно «плывут»), управлять металлургическими
процессами в ванночке расплавленного металла под (или над) электродом,
управлять размерами и перемещением этой ванночки. Здесь и металлургия, и
химия. Здесь нужны и культура движений, и способность тонко ориентироваться в
оттенках цвета, и быстрота принятия ответственных решений, и многое другое...
Иначе говоря, чтобы понять, в чем состоит подлинная работа
человека (хирурга или слесаря, зооинженера или
журналиста, программиста или асфальтобетонщика,
художника-реставратора или инженера по рекуперации вторичных материалов
промышленности), нужно подойти к этому вопросу и «от психологии».
Ориентированность в вопросах
психологии труда важна каждому учителю, в частности, и для того, чтобы
эффективно формировать у учащихся искреннее уважение к разным видам труда,
чтобы учить их понимать эти виды труда как разные, но равноценные, чтобы
преодолевать подчас наблюдающееся (не только у учащихся) отношение
высокомерного обесценивания «других», «чужих» видов труда (такое отношение
нередко является оборотной стороной любви к «своей» профессиональной области, к избранной для себя
профессии). Она важна и для того, чтобы формировать достаточно определенные
представления учащихся о возможных путях профессионального самоопределения,
представления о мире профессий. Ведь чтобы выбирать профессию, надо знать, из
чего можно и нужно выбирать (иметь представление о «пространстве выбора»). И
конечно, каждый учитель — ведь он неизбежно оказывается и в роли
профконсультанта — должен ориентироваться в мире профессий лучше, чем ученик.
И наконец, самое главное:
ориентированность в мире труда — это звено коммунистического мировоззрения. Разве можно считать человека, ученика вполне коммунистически
воспитанным, если он не имеет систематических, научно упорядоченных знаний о
трудовой деятельности, об основных фактах и закономерностях, характеризующих
личность трудящегося, хотя и знает многое о странах света, климатических зонах,
о систематике растений и животных, о государственном строе и политике разных
стран, о строении Вселенной?
Психология труда как отрасль знания должна помогать людям
более успешно решать задачи, поставленные перед ними партией и правительством
на современном этапе развития нашего общества.
В данной статье будут рассмотрены некоторые вводные вопросы
психологии труда, не рассматривающиеся в специальных монографиях, пособиях, но
без освоения которых психология труда может остаться
«чужой», не вполне понятной, далекой. Что касается специальных работ в данной
области, то их можно без труда найти, воспользовавшись указателями литературы,
систематически публикуемыми в данном журнале. Психология труда как наука в
нашей стране имеет определенную историю и в современных условиях
характеризуется большим массивом литературы, ориентироваться в котором без
специальной подготовки непросто.
Является ли психологическое (душеведческое)
знание о труде и трудящемся жизненно важным для людей, т. е. ориентирует ли оно
их в чем-то необходимом, или оно — это «тонкости», без которых легко обойтись? Если
103
справедлива
первая часть данной альтернативы, то психологические сведения о труде должны
были возникать и обслуживать практику уже в незапамятные времена, еще до
появления науки как формы общественного сознания, как это обстоит, например, со
знаниями о непсихологических, «объектных» факторах труда (технических,
экономических), о труде в целом.
Понятия, представления, суждения
о труде, о трудящемся, о трудовых действиях с теми или иными объектами, об
обмене продуктами труда, о трудовых общностях занимают важнейшее место в разных
формах общественного сознания, и это находит ясное отражение в политических,
государственно-правовых документах, в произведениях литературы и искусства, в
философских и конкретно-научных работах, в системе норм морали.
Поскольку труд является важнейшей общечеловеческой
ценностью, не случайно, что очень многие существенные сведения о труде и
трудящемся, об условиях успеха человека в труде и ценных в связи с этим личных
качествах нашли отражение, например, в фольклоре. Более того, в своеобразной,
хотя и неизбежно инвертированной, форме представления о труде и трудящемся
нашли отражение в первобытных космогонических мифах. Созданные
воображением первобытных людей «творцы», «всемирные мастера», «создатели»,
«демиурги» и т. п. занимаются, в сущности, ирригацией, мелиорацией земель,
иногда куют, ткут, выуживают мир из воды, делают его из тел убитых животных или
вылепливают из глины (иной раз даже на гончарном круге); как справедливо
заметил Г. В. Плеханов, «характер первобытной космогонии вообще определяется
характером первобытной техники» [4; 34]. В дальнейшем, как известно, мифические создатели занимаются
административно-управленческим, педагогическим трудом, иногда — врачеванием
(поучают, наставляют, устраивают грозные наказания в виде потопов и
землетрясений, исцеляют). Все это формы существования знаний человека о
труде.
Если мы совершим переход к современности, то легко
убедимся, что практическое сознание буквально насыщено представлениями, идеями
о труде. Об этом свидетельствуют такие, например,
обстоятельства: существительное «труд», как и глагол «работать», встречаются в
русскоязычной практике (в нашей стране) даже несколько чаще, чем слова
«любить», «мать», «отец» [8; 808—809]. Программы не
только всех классов общеобразовательной школы, но и детского сада предусматривают
формирование у детей разнообразных знаний о жизни общества и, в частности, о
мире труда, а также формирование положительного отношения к труду и некоторого
минимума (сообразно возрасту) практических трудовых умений (начиная от
поливания цветов или дежурства по столовой и кончая выполнением
производственных заказов в школьной мастерской или работой в школьных
полеводческих бригадах). Вот пример (по Н. М. Крыловой
[3; 127—128]), как дети шестого года жизни, вооруженные специальным внутренним
средством деятельности — схемой анализа труда взрослых, строят знание о новой
для них профессии мастера-животновода по крупному рогатому скоту (рассуждения
детей стимулированы картинкой, и игрушкой коровы): «Кто-то сказал из детей:
«Коровница», а Аня поправила: «Нет, эта профессия называется «телятница». Она
задумала вырастить коров. У нее материал — телята. Инструменты — я не знаю.
Действия — кормит их, наверное, дает воду. И из телят вырастают коровы»
(рассмотрение вопроса идет по схеме: замысел, материал, инструменты, действия,
результат).
Итак, примем, что реально существует некоторый широкий
массив сведений о труде, которые более или менее сознательно или стихийно
порождаются, культивируются отнюдь не только в науке, но и в самых разных
формах общественного сознания, практики. Эти знания возникли, построены вне
«рамок» науки, тем не менее они отражают некоторую
реальность, и отражают практически адекватно (т. е. не являются «житейскими» в
том значении, которое имеется в виду, когда, например, противопоставляют
несовершенные детские понятия понятиям научным, имеющим строго определенные
содержание и объем). Часть таких сведений о труде неизбежно находит отражение в
индивидуальном сознании каждого человека — как взрослого, так и подрастающего.
Все это закономерно определяется необходимостью ориентировки людей в важнейших
условиях существования и развития общества — в процессах труда, производства
потребительных, стоимостей (полезных вещей, информации, действий по
обслуживанию человека, желательного порядка в обществе, должного духовного облика
сограждан).
А как обстоит дело с «субъектными», психологическими
сторонами труда? Обратившись к фактам, мы можем убедиться, что в обществе
закономерно порождаются и функционируют, обслуживают практику (и неизбежно проверяются
в ней) психологические знания о труде и субъекте труда (независимо от того,
существует ли «психология труда» как наука). Так, например, в народных
пословицах отражены многие существенные явления и даже зависимости,
характеризующие мотивационную, смыслообразующую
сторону труда: зависимость успешности его от мотивации («Без охоты не споро у
работы»), тонкости динамики мотивов («Страшно дело до зачину», «Глаза боятся, а руки делают»), явления опосредования мотивов («Горька работа, да хлеб сладок»).
Четко представлена идея зависимости результатов труда от ума, толка,
ориентировки («Дело толком красно», «У растяпы Дарьи каждый день аварии», «Не знавши броду, не суйся в воду»); отражены
определенные подходы к оценке качеств работника («Не смотри, как рот дерет, а
смотри, как дело ведет»),, в частности идея диагностики и прогнозирования
качеств работника по косвенным, «портативным» симптомам («Вялый жевака — к делу зевака»); идея тонкой оценки адекватности
диагностических признаков («Не тот глуп, кто на слова скуп, а тот глуп, кто на
деле туп»); идея важности взаимного соответствия
человека и его работы («Каков строитель, такова и обитель», «Не за свое дело не
берись, а за своим не ленись»); идея важности исполнительной стороны работы,
режима и даже индивидуального стиля деятельности («Языком прорыва не
залатаешь», «В страду одна забота —
104
не
стояла бы работа», «Всяк мастер на свой лад»); идея
должных межлюдских отношений в труде («Берись дружно
— не будет грузно») и др.
В космогонических мифах, например
ветхозаветных (имеющих, как известно, прототипы в еще более древних повериях Востока), также содержатся в своеобразно
инвертированной форме именно психологические сведения о труде: о важной роли
замысла, мысли, речи (в одной из версий мир создавался «по слову»), о создании
целого по некоему «образу и подобию», о феномене удовлетворенности содеянным
(сотворил и «увидел, что это хорошо»), о целесообразном режиме
труда и отдыха (шесть дней работать, на седьмой — отдыхать). В
мифах можно встретить идею особо важной роли общения и взаимопонимания в
совместной деятельности (неудачное строительство «вавилонского столпа»), об
эмоциональных состояниях, мотивах, смыслах деятельности, это проявляется в
многочисленных характеристиках «гнева», «страха», «благоволения», в требовании
трудиться «в поте лица», не служить «мамоне» (богатству, чувственным
потребностям) и т. п.
Деловая необходимость и
социальная функция охарактеризованных выше донаучных форм существования
психологических сведений о труде и субъекте труда понятны — это определенный
способ опредмечивания и социальной фиксации полезного
опыта, полезных психологических открытий, обобщений, сведений, ориентирующих в
такой важной и сложной реальности, как труд, трудовые процессы, процессы
жизнеобеспечения, деловые качества людей, смысл и организация труда, общение в
труде. Кроме
того, это и способ придать психологическим сведениям необходимую авторитетность
(ссылкой на божество или народ).
Заслуживающая внимания большая психологическая информация о
труде и трудящемся представлена в разного
рода литературных памятниках. При этом речь идет не только об описательном
материале, но и о продуктивных идеях. Вот текст XVI в., в
котором содержится, в частности, идея сообразовывать выбор направления
трудового обучения с личными качествами подрастающего человека: «... учити рукоделию матери дщери, а отцу сынове,
кто чево достоин, каков кому просуг1...» (цит. по
[7; 273]). В одной из деловых грамот XVII в.,
«отражавших производственные взаимоотношения крестьян Восточной Сибири, находим
набор требований к крестьянину, выбираемому на годичный срок в качестве
мирского старосты: полагается выбирать «человека добра, душею
пряма ... и не вора, и не бражника, и не миропродавца,
кому бы мочно в ... делах и денежных сборах верити» [1]. Выражаясь современным языком, здесь
представлено не что иное, как личностный, характерологический подход к подбору
кадров (в данном случае — руководителей).
В книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»
(XVIII в.) в главе «Любани»
мы находим ценный, по сей день поучительный пример определенным образом
структурированной беседы как метода выявления мотивов труда. А именно, имеются
следующие фазы беседы: установления первоначального контакта; вопросов,
провоцирующих собеседника на свободное высказывание; фаза углубления контакта
за счет сообщения «интервьюером» сведений о себе, располагающих к дальнейшему
общению; фаза свободного высказывания, уточняющих вопросов и соответствующих
реакций и, наконец, фаза сообщения собеседнику сведений, которые могли бы ему помочь
[6; 27—29].
В одной из глав этой же книги
акцентирована идея уважительного отношения ко всякому труду [6; 113—117],
описан феномен социогенной непригодности человека к
профессии (человек должен был оставить службу, так как, будучи честным, не мог
совместиться с сослуживцами, практиковавшими «беззаконное очищение злодейства»
и «обвинение невинности» [6; 89—101].
В романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?» (XIX в.) четко выражена,
в частности, идея проектирования рабочего места в целях оптимизации, гуманизации труда. А именно, в главе
«Четвертый сон Веры Павловны» следующим образом описаны люди, работавшие на
поле: «... день зноен, но им, конечно, ничего: над тою частью нивы, где они
работают, раскинут огромный полог; как продвигается их работа, подвигается и он
— как они устроили себе прохладу! Еще бы им не быстро и не весело
работать, еще бы им не петь!» [9; 281]. Автор не раз подчеркивает, что
трудящиеся сами себе создали удобства. Этот акцент полезно помнить и сейчас,
поскольку известная односторонность современного подхода к рационализации
условий труда состоит в предполагаемом разделении функций «рационализатора» и
«пользователя» вплоть до того, что первый может ориентироваться просто на
усредненные справочные данные о втором.
Значительное место занимают психологические понятия в
юридических, государственных документах о труде и трудящемся. Обратимся сразу к
современным источникам. В «Основах законодательства Союза ССР и союзных
республик о труде» [5] органичное место занимают понятия честной и добросовестной
работы, сознательного отношения к труду, понятия нужд, запросов, интересов
работников. Но самое главное состоит в том, что многие положения этого
документа строятся на некоторой предполагаемой психологической модели
трудящегося. А именно, например, система поощрений и взысканий предполагает
определенную модель мотивации, определенную структуру ценностных представлений,
потребностей трудящегося, в соответствии с чем и
введены, скажем, такие категории поощрений, как объявление благодарности,
выдача премии и т. п.
Многие понятия, традиционно и бесспорно являющиеся вместе с тем и теоретическими объектами психологии, нашли органичное место в тексте Конституции СССР: воля и интересы трудящихся, инициатива, творческая активность, ответственность за порученное дело, творческое отношение к работе, соблюдение трудовой дисциплины, материальные и духовные потребности и др. Эти понятия четко распределяются между такими исконно
105
психологическими
«темами», как направленность личности, характер, способности.
*
Охарактеризованную выше реальность, сводящуюся к множеству
порождаемых и используемых в обществе психологических знаний о труде и
трудящемся (включая и специально-научные знания, о коих речь впереди), мы
обозначаем как область психологического трудоведения,
психологии труда. Она включает как истинные знания, как и ошибочные; как
понятийные, так и частные (на уровне представлений); как зафиксированные в
традиционных носителях социального опыта, так и составляющие оперативное
достояние индивидуального сознания; как теоретически «отрефлексированные»
(т. е. иной раз отнятые у подлинных творцов и обозначенные «гелертерскими
словечками»), так и существующие в виде неформулируемых
допущений. Общий признак этого рода знаний — их включенность в контекст практических задач. Поясним это на примере, казалось бы,
наиболее неявной разновидности таких знаний (а именно, тех, которые относятся к
категории личного опыта, не зафиксированного внешне). Оказывается, мастера
производственного обучения профтехучилищ (по данным нашей сотрудницы Т. С.
Черной) строят для себя определенные психологические классификации учащихся и
руководствуются ими в повседневной работе. Так, например, они
выделяют разновидности учащихся по нескольким признакам направленности
личности, характера, способностей: «целенаправленные, пришедшие в училище для
получения профессии», «нецеленаправленные, оказавшиеся в училище по случайным
причинам»; далее, среди «случайных» выделяются «старательные» и «не приученные
к труду, ленивые»; среди старательных оказываются «легко усваивающие» и
«тяжело, с трудом усваивающие» учебный материал. Кроме того, выделяются
мастерами «замкнутые», «торопливые», «невнимательные», «медлительные»,
«медлительные, но выполняющие работы на очень высоком уровне качества», «плохо
воспитанные», «слабо развитые умственно», «способные» и т. д. Что делать
мастеру как педагогу профессиональной школы, если он не находит полезной для
себя классификации личностей учащихся в психологической научной литературе? Он
строит свою и пользуется ею, дифференцируя
соответствующим образом подход к учащимся.
Факт существования области психологического знания о труде
и трудящихся явился и является существенной предпосылкой возникновения и
развития психологии труда как отрасли науки. Разумеется,
здесь речь идет не о появлении людей, именующих себя «психологами труда» или
«психотехниками», а о развитии научного потенциала, составляющими которого
являются, как известно [2], запас идей, кадры, материально-техническое,
информационное и организационное обеспечение исследований, разработок.
Некоторый запас идей, как мы имели возможность убедиться,
складывается задолго до того, как появляются основания говорить о каких-то
зафиксированных в обществе трудовых постах специалистов, сосредоточенных на
психологических вопросах труда. Первоначально эти специалисты могут быть вовсе
не психологами и даже не работниками науки как таковой, а должностными лицами, человековедами-практиками, обязанными логикой своих
служебных обязанностей разбираться в особенностях психики человека. Например, в
дореволюционной России такими должностными лицами с функциями психологов труда могли быть и были врачи, педагоги профтехнической школы, фабричные
и сельскохозяйственные инспекторы и даже полицейские чины, ответственные за
организацию труда в арестантских ротах. Так, в частности, имеются
сведения о своеобразном производственном эксперименте, преследовавшем цель
изменения отношения к труду арестантов за счет изменения системы материального
и морального стимулирования; опыт проводился в 70-х гг. прошлого века и
показал, в частности, что изменение системы поощрений? может втрое повысить производительность
труда; при этом результаты опыта обсуждались с применением психологических
понятий: принятые меры «приучают к бережливости», «благодетельно действуют на
нравственность», «чернорабочие стали трудолюбивее» и т. п. [1; 5—11].
Отрасль формируется, таким образом, за счет появления
своеобразных «сгустков» области, выражающихся в том, что функции
психологического анализа труда все больше берут на себя должностные лица,
ответственные за работу с людьми. Следствием этого процесса становится со
временем появление потока целенаправленных публикаций, посвященных,
определенному предмету, кругу вопросов; появление специализированных групп,
общностей-людей, сосредоточивающихся на соответствующей проблематике; появление
специализированного языка для компактного обозначения рассматриваемых явлений и
зависимостей (хотя следует признать, что особый язык — это не есть нечто
специфическое для научной профессии; в профессиях практического труд» имеется
изумительно точная и детализированная лексика: «отволока», «малка», «заболонь»,
«крень» у столяров; «батан», «бердо», «уток», «близна» у ткачей; в профессиональном языке парикмахеров
имеется не менее трех десятков одних только прилагательных для обозначения
существенных для профессионалов особенностей волос — «пушковые»,
«пористые», «стеклистые» и т. п.).
Следует признать, что переплетенность психологических знаний о труде со знаниями
из смежных наук и практики, психологическая «нестерильность»
обсуждаемой отрасли науки свойственны не только начальным, донаучным, но и современным
стадиям ее развития, с той лишь разницей, что эта особенность обозначается как
«интегрированность», «синтетичность» и т. п. Так,
например, инженерная психологии в нашей стране представляет собой в
значительной степени синтез некоторых раздело» собственно психологии труда,
общей психологии и теоретико-информационных подходов к пониманию труда
человека-оператора. «Эргономика», как общепризнано, тоже синтетическая отрасль
науки, включающая, в частности, и некоторые психологические аспекты. Отмеченные
особенности психологии труда как отрасли
106
науки
закономерно определяются рядом обстоятельств. Структура данной отрасли в целом
и составляющих ее научных направлений, течений, «движений» отнюдь не задается
только логикой науки о психике. Здесь с «чистой» научной логикой соперничают
интересы, пристрастия и реальные экономические возможности социальных групп,
отраслей производства, ведомств. Кроме того, поскольку исследователь должен
быть ориентирован в изучаемой профессиональной области, кадры ученых-психологов
формируются часто за счет притока в психологию инженеров, математиков,
работников искусства и других профессионалов. Это обогащает рассматриваемую
отрасль науки, но работает против ее однородности.
Наряду с отмеченной выше особенностью психологии труда
необходимо отметить и ее своеобразную дезинтегрированность,
разобщенность. Например, многие работы, выполненные «от
имени» психологии труда, посвящены вопросам именно промышленного труда и именно
труда рабочих, в то время как исследования человека, занятого в области
управления или в области искусства, осмысливаются как входящие в другие отрасли
(«психологию управления», «психологию искусства»), хотя теоретически во всех
случаях может изучаться не что иное, как ведущая деятельность взрослого человека
— профессиональный труд, работа. Наряду с отмеченным обстоятельством
можно указать и на тенденции интеграции. Так, некоторые авторы, исследующие
вопросы, традиционно не относимые к психологии труда, уже в заглавиях своих
сочинений акцентируют соответствующую связь — «Писатель и его работа» (Г. Ленобль), «Работа пианиста» (Г. Коган) и др.
Реальное существование психологии труда как отрасли науки —
это и есть множество взаимодействующих, возникающих и «сходящих на нет», дифференцирующихся и интегрирующихся течений,
подходов, научных направлений, школ. И важнейшая задача здесь не взывать к
абстрактной логике, а реально строить глубоко эшелонированую
систему, включающую, как минимум, четыре звена: теоретический поиск,
целенаправленные фундаментальные исследования, прикладные исследования и
пригодные для непосредственного практического внедрения разработки (т. е.
научные продукты, характеризующиеся высшим уровнем полезности).
Имея в виду сказанное выше, можно следующим образом
определить ядро психологии труда как науки: это отрасль знания, изучающая
условия, пути и методы психологически обоснованного решения практических задач
в области функционирования и формирования человека как субъекта труда.
В случае, если отрасль науки
настолько выражена и практически нужна обществу, что возникает необходимость в
систематическом воспроизводстве профессиональной культуры специалистов —
психологов труда, организуется подготовка соответствующих кадров и возникает
вопрос об адекватной учебной дисциплине в профессиональной школе.
Учебная дисциплина должна быть, очевидно, изоморфна
профессиональной культуре и, следовательно, отрасли, которая, в свою очередь,
выступает как часть области знания, системообразующим фактором которой
оказывается реальная сфера практических задач, требующих ориентировки в психике
человека, сфера практического приложения сил специалиста — психолога труда.
Соответственно этому и основной частью профессиональной общности психологов
труда должны полагаться именно психологи-практики, работающие непосредственно на
производстве, на предприятиях, в разных отраслях народного хозяйства
(понимаемого в широком смысле). Остальные профессионалы, входящие в эту
общность (работники науки, преподаватели), призваны так или иначе обслуживать
основной состав профессии (хранить, систематизировать традиции профессиональной
культуры, вести поиск по актуальной проблематике, «передавать» профессиональную
культуру студентам и т. п.).
Мы исходим из того, что не все психические явления,
характеризующие трудовую деятельность и трудящегося человека, могут
рассматриваться как единицы анализа психологии труда. Они могут быть предметом
интереса психолога труда в той степени, в какой имеют отношение к специальным
психическим образованиям, которые мы будем обозначать далее словом «деяние». Деяние — это единица труда в контексте психологии, включающая
следующие составляющие: 1) сознательное предвосхищение социально-ценного
результата деятельности в виде замысла (принятого или самостоятельно
построенного), 2) исполнение замысла, 3) оценка сделанного. Таким
образом, деяние — это единство замысла, исполнения и оценки (причем замысел
имеется в виду в оговоренном выше смысле: если нет, например, признака
социальной ценности предвосхищаемого результата, то нет речи и о труде в
психологическом смысле, даже если человек проявляет некую активность на
социально фиксированном трудовом посту).
Одна и та же внешняя и притом рабочая (на трудовом посту)
активность человека может означать разные деяния и даже отсутствие их (таким образом мы ведем речь о субъективной категории). Например, в
цехе установлен станок «с высшим образованием» (с числовым программным
управлением) или робототехнический комплекс. Программу составили
инженеры-программисты, все системы отладили также соответствующие работники —
электронщики, электрики, механики, гидравлики. Техническая система почти все
делает «сама». Даже рукоятки управления сняли (на случай, чтобы
рабочий-оператор не надумал что-нибудь сделать сам). Что же остается на долю
рабочего? Посмотреть и, если возникнут определенного рода сбои, вызвать
соответствующего специалиста. Сама по себе внешняя ситуация еще ничего не
говорит о том, имеет ли активность рабочего психологические признаки труда.
Возможно, и имеет: сознание важности продукции, производимой с меньшими, чем
прежде, трудозатратами, в больших количествах и с большей степенью точности (в
результате, в частности, осуществляемого оператором бдительного наблюдения и т.
п.), — все это может означать, что труд в данном случае имеет полную
психологическую структуру. Но возможна и другая ситуация, связанная с
психической деструкцией труда. Если рабочий имеет высокую квалификацию, если он
станочник-
107
умелец
и прежде привык сам анализировать чертежи, выбирать заготовки и режимы резанья
и т. п., а в описываемой ситуации всего этого уже не нужно, то возможно и
распадение деяний. Субъективно это обнаруживается в неудовлетворенности
содержанием труда и других, быть может, более острых симптомах. Анализ
элементов деяний и их взаимосвязей, типология деяний, их «ремонт», проектирование
и построение в сознании работающих людей или тех, кто готовится вступить в мир
труда, — важный предмет психологии труда (говоря о построении деяний «в
сознании», мы имеем в виду и представления о них, и их субъективные, внутренние
компоненты). Деяние, по-видимому, менее, чем
какие-либо другие структуры в психологии, может быть «ничьим», поскольку и в
замысле, и в исполнении, и в оценке содеянного принимаются в расчет,
учитываются или обнаруживаются устойчивые личные качества человека. Из
сказанного ясно, что наличие действий не означает наличия деяний.
Какие же структурные подразделения психологии труда как
области приложения сил специалистов определяются очерченной выше
психологической единицей труда? Ответ на этот вопрос важен для правильного
определения содержания психологии труда и как отрасли науки, и как учебной
дисциплины. Основные подразделения представляются нам следующими:
1. Анализ предмета труда как психического ориентирующего образа.
Предмет труда в этом смысле является отражением социально-исторически выделенной и фиксированной системы
признаков внешней, предметной (объектной) действительности.
2. Анализ объективно задаваемых и субъективно представляемых
(принятых или самостоятельно построенных) целей труда, замыслов.
3. Анализ орудийного оснащения деятельности и ее
операционального состава.
4. Анализ объективных (предметных и социальных) и субъективных
условий труда (включая устойчивые личные качества человека как субъекта труда).
5. Анализ субъекта труда, понимаемого как сложное единство
когнитивных (включая рефлексию), мотивационных и операторных составляющих.
6. Анализ и классификация областей приложения физических и
духовных сил человека (психология профессий и психология профессиональной пригодности;
предполагается, что профпригодность не свойство
собственно человека, а некая характеристика ситуации «субъект — объект», а
именно, характеристика взаимного соответствия «вот этого» человека и
определенного трудового поста).
7. Анализ явлений развития человека как субъекта труда.
8. Анализ развития психологии труда (как области знания, отрасли
науки, учебной дисциплины и практической профессии).
9. Разработка психологически обоснованных рекомендаций для
практики организации труда, трудового воспитания, обучения, профориентации и
профконсультации.
10. Практическая (гностическая и коррекционная) деятельность
специалистов-психологов в непосредственном контакте с людьми, занятыми трудом
или готовящимися к вступлению в трудовую жизнь.
11. Теоретическое упорядочение, интегрирование
психологических знаний о труде.
Высшей целью, «сверхзадачей» во всех перечисленных случаях
должно быть проектирование, построение, реконструкция, «реставрация» трудовой
активности человека как системы, цепи деяний; борьба с деструкцией
охарактеризованного выше единства замыслов, исполнения и оценки. В этом состоит
пафос профессии психолога труда-практика и призванных его информационно
обслуживать работников науки. Разумеется, не все в этой сфере зависит от
психолога. Но высокопроизводительным и способным активно влиять на ход формирования
личности может быть только труд, имеющий полную психологическую структуру.
Из сказанного, в частности, следует, что в контексте
психологии труда должны культивироваться не только исследовательские, но и
преобразующие методы.
Обучение языку, математике и ,
другим школьным предметам является, строго говоря, ничуть не менее трудовым,
чем собственно трудовое обучение (элементам слесарного дела или кройки и шитья
и т. п.). И вовсе не потому, что учиться трудно. Дело в том, что каждая
школьная учебная дисциплина предлагает ученику такие ситуации, которые являются
как бы модельными по отношению к тем или иным видам профессиональной
деятельности взрослых людей.
Обучение чтению, письму знаменует уже самые первые шаги
ребенка в школе, но ведь есть и профессии, специальности (в том числе и
рабочие), в которых, например, чтение составляет основное звено трудовой
деятельности. Что делают изо дня в день на своих трудовых постах корректор
типографии, сортировщик письменной корреспонденции, стенографистка-машинистка,
библиограф? Конечно, не просто «читают» или «читают и пишут»,
а, скажем, сличают текст с некоторыми эталонами, классификационными схемами,
правилами, нормами и т. п. В этом смысле обучение грамоте — это далеко еще не
обучение специальности, например корректора. Но все же деятельность
ученика здесь соотносима с профессионально-трудовой.
Аналогичным образом обстоит дело по отношению к другим учебным дисциплинам, в
частности и трудовому обучению (ибо то, что делают дети в учебной мастерской,
например за слесарным
верстаком, так же далеко от уровня, характеризующего мастерство
высококвалифицированного слесаря, как работа над школьным сочинением от работы
профессионала-журналиста и т. п.). Можно надеяться, что ориентированность в
вопросах психологии труда поможет педагогу найти новые ресурсы, в частности, в
деле повышения уровня собственно учебной активности учащихся, руководителю —
новые возможности совершенствования процессов труда и производства.
1. Архив истории труда в России: Кн. 6—7.
— Пг., 1923.
2. Добров
Г. М. Потенциал науки. — Киев, 1969.
3. Крылова
Н. М. Формирование системных
108
знаний о труде взрослых у детей старшего дошкольного
возраста: (6-й год жизни). Канд. дис. — Л., 1982.
4. Литературное наследие Г. В. Плеханова.
Сб. VII. —М., 1939.
5. Основы законодательства Союза ССР и
союзных республик о труде. — М., 1970.
6. Радищев
А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. — Л., 1974.
7. Хрестоматия по древней русской
литературе XI—XVII веков / Сост. Н.
К. Гудзий.— М., 1962.
8. Частотный словарь русского языка / Под ред. Л. Н. Засориной. — М.,
1977.
9. Чернышевский
Н. Г. Что делать? — М., 1957.
Поступила в редакцию 11.V 1982 г.