Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

154

 

ОТ ПСИХОЛОГИЗИРОВАННОЙ ГНОСЕОЛОГИИ

К ГНОСЕОЛОГИИ ПСИХОЛОГИИ

 

В.В. ДАВЫДОВ, В.П. ЗИНСЕНКО, Л.А.РАДЗИХОЛОГИИ

Москва

 

Лекторский В. А. Субъект. Объект. Познание. — М.: Наука. 1980. — 358 с.

 

В монографии известного советского философа В. А. Лекторского рассматриваются фундаментальные проблемы современной теории познания. В ней подытожены многолетние исследования автора в данной области1. Эта книга адресована прежде всего специалистам в области гносеологии. Вместе с тем она представляет большой интерес и для представителей многих других областей знаний, в частности для психологов.

В книге В. А. Лекторского содержатся идеи подлинно теоретического исследования, которое несет черты исторического подхода к рассматриваемым проблемам. Это не означает, что изложение проблем гносеологии следует в строго хронологическом порядке. Теоретическое исследование на историческом материале — особый, очень тонкий вид работы. Здесь следует отметить, как автор организовал в методическом отношении свою работу.

Во «Введении» он фиксирует свою общую цель: определить под углом современных философско-методологических и конкретно-научных проблем, какова структура и генез познавательного процесса, рассматриваемого и в масштабе всей культуры и на уровне отдельного познающего индивида. Действительно, XX век поставил здесь целый ряд, казалось бы, парадоксальных, с точки зрения гносеологии прошлого века, проблем. В 1910—1920-е гг., когда произошла, по-видимому, наиболее радикальная научная революция нашего столетия, казалось, что почва уходит из-под ног у ученых, что прежняя, ясная и очевидная для них гносеология,

 

155

 

оказалась вполне несостоятельной в столкновении с новыми научными фактами и теориями. Так, интерпретация известных идей интуиционистской математики, с одной стороны, квантовой физики — с другой, привела многих ученых к идее, что ученый в принципе не может «прорваться» к анализу объективной действительности, что он находится в особом мире, где отсутствуют различия между познающим субъектом и познаваемым объектом. Как выражение философской рефлексии по этому поводу может рассматриваться, в частности, операционализм П. Бриджмена. Было бы ошибкой думать, что данные проблемы относятся лишь к прошлому. Они возникли под влиянием вполне реальных и очень сложных научных и социальных обстоятельств и во многом сохраняют свою актуальность. Придание исключительного значения процессу деятельности ученого (а в последние годы в связи с количественным ростом науки — научного сообщества) составляет отличительную особенность гносеологии XX в.

Историко-теоретический подход В. А. Лекторского состоит в том, что, зафиксировав исходную, вполне современную проблему, он в соответствующем ракурсе пересматривает наиболее известные позиции в истории гносеологии, ищет исторические и логические корни и способы решения проблемы структуры познавательной деятельности ученого, возможностей анализа им объективной реальности. При этом автор избегает и модернизации взглядов философов XVIIXIX в. (что и некорректно и неконструктивно: «подавленный» интерпретатором, «растворенный» в нем, философ прошлого выступает лишь рупором современного автора, теряет свою позицию, и обращение к его трудам оказывается, соответственно, бесплодным), я, с другой стороны, — хронологически-описательного подхода, когда, излагая различные концепции, историк теряет логическую нить — свою основную цель. Нетрудно понять, как сложна задача теоретика–историка, и можно лишь констатировать (из-за недостатка места мы лишены возможности дать соответствующие иллюстрации), что В. А. Лекторский успешно справился с данной задачей. В контексте решения своей логико-теоретической задачи он свободно и конструктивно проводит сопоставления таких исторических фигур, как Локк и Рассел (с. 27), Кант и Сартр (с. 252) и многих других.

Какое значение имеет работа по теоретической истории гносеологии для психологов?

Известно, что психологию (историю психологии) и гносеологию (историю гносеологии) связывают особые и разносторонние отношения. Гносеология призвана эксплицировать и давать историко-логический анализ реальных предпосылок психологии как науки, изучающей в принципе тот же предмет, что и гносеология.

Познание есть процесс, включающий взаимодействие объекта и субъекта. Именно этот аспект гносеологии находится в центре внимания автора рассматриваемой монографии. Как бы содержательно ни трактовать это взаимодействие, оно внутренне связано с особенностями психических функций и сознания человека. Гносеология затрагивает соответствующие проблемы, но они относятся и к компетенции психологии. Так завязываются связи гносеологии и психологии.

Может показаться, что отношения гносеологии и психологии выглядят следующим образом. Психолог изучает когнитивные процессы с точки зрения их структуры, генезиса, функций и т. д. Гносеология, опираясь на эти данные, рассматривает вопрос о том, что когнитивные процессы вносят в сам процесс познания. Итак, связь между ними односторонняя — гносеология должна при построении своих схем учитывать данные психологии. Но такая позиция, имеющая свои — позитивистские — философские предпосылки, не отражает ни реальной истории, ни современной ситуации в гносеологии и психологии.

Связь гносеологии и психологии была особенно очевидна на заре европейской науки Нового времени, когда в XVII в. в трудах Бэкона и Декарта складывались предпосылки того, что впоследствии превратилось в современную гносеологию и психологию.

В сущности, именно фундаментальное гносеологическое сомнение — поиск «последнего» критерия истинности познания — и привел Декарта к постулированию сознания в качестве особой, наиболее достоверной, самодостаточной, начальной и конечной реальности (с. 59—66). Именно придание такого статуса реальности индивидуального сознания послужило «отправным пунктом для эмпирической интроспекционистской психологии» (с. 64), т. е. по сути дела для всей европейской психологической науки. Рассматриваемая монография позволяет проследить развитие психологии «внутри» концептуальных схем, задававшихся гносеологией.

В истории европейской немарксистской гносеологии с XVII в. и до наших дней автор выделяет две большие линии: трактовку познания как взаимодействия двух природных систем (с. 2)—55) и истолкование познания как определяемого структурой сознания (с. 56—134). Обе эти точки зрения прошли долгий путь в гносеологии. Автор намечает только основные его вехи.

В трактовке познания как взаимодействия двух природных систем выделяется прежде всего классической сенсуализм Локка с его положением о том, что знание есть в конечном итоге «результат причинного воздействия объекта на субъект» (с. 22). Далее в этой трактовке намечаются существенные изменения, связанные с учетом в познании активности самого субъекта: «...достаточно уделить при анализе познания должное внимание собственной активности субъекта, в частности его внешней материальной деятельности, как будут преодолены принципиальные, недостатки теоретико-познавательной концепции метафизического материализма... При этом... деятельность ...понимается сугубо натуралистически, как природная характеристика особого тела — познающего субъекта» (с. 29). В этой связи автор монографии рассматривает концепции Ж. Пиаже (с. 29—41) и операционализм П. Бриджмена (с. 41—55).

При истолковании познания как определяемого структурой сознания первостепенное значение приобретает индивидуальное сознание с его активностью и целостностью, понимаемое как явление, не включенное в круг естественнонаучных закономерностей. Автор отмечает, что данная точка зрения восходит к Декарту. Но затем центральным моментом, определившим перемену в этой линии анализа познания, выступает

 

156

 

такое понимание субъекта, при котором он как бы раскалывается на два различных составляющих его слоя: индивидуальный и трансцендентальный субъекты. В отношении первого считается, «что объективная структура опыта от него независима. В то же время эта структура, нормативы и критерии, применяемые в познавательном процессе, коренятся в особенностях трансцендентального субъекта. ...Различные виды трансцендентализма отличаются друг от друга в зависимости от того, как в них понимается сама возможность выявления трансцендентальной структуры опыта, а значит, и возможность решения проблемы обоснования знания» (с. 74). В рамках данных представлений автор рассматривает гносеологию Канта, Гуссерля, Фихте и Сартра.

Мы не имеем возможности воспроизвести интересные и содержательные рассуждения автора относительно каждого из названных философов, где он, с одной стороны, обращается к новому для нашего читателя материалу (например, к гносеологии Сартра; см. с. 111—134), а с другой стороны, по-новому анализирует классические темы истории философии — гносеологию Канта, Фихте и т. д. Отметим лишь общую идею его анализа. Изначально сам трансценденталистский подход был направлен против предельного индивидуализма и психологизма, господствовавшего в теории познания, поскольку оно, якобы, определяется структурой индивидуального сознания. При такой трактовке познания исчезает объект (для обоснования существования внешнего мира Декарт был вынужден обратиться к ссылке на бога — прием, «закрытый» для современного философа) и, соответственно, ставится под вопрос объективность познания. Попыткой преодоления этих очевидных слабостей субъективно-индивидуалистического (психологического) подхода в гносеологии и стал трансцендентализм, когда эмпирический субъект «расслаивается» (например, у Гуссерля на «Я» как единство сознания и материальной телесности, на «Я» как чистое индивидуальное сознание и трансцендентальное Ego (см. с. 89). Однако на данном пути, как убедительно показывает автор, исследователи, двигаясь «вглубь» индивидуального сознания и пытаясь выделить в нем объективный слой — трансцендентальное «Я», каждый раз оказываются в тупике конечного обоснования знания, вновь и вновь замыкая его (хотя и существенно по-разному) в пределах субъекта.

С учетом указанной схемы развития немарксистской гносеологии обратимся к проблемам психологии. Основная часть ее теорий может быть отнесена к первой линии — к пониманию познания как определяемого взаимодействием двух природных тел. Иными словами, к этой группе относятся теории, в которых когнитивные процессы рассматриваются как процессы, протекающие по общим естественнонаучным законам. К этому может быть отнесена вся классическая экспериментальная психология (в частности, работы Фехнера, Эббингауза, в определенных аспектах Вундта и др.). Эта психология реализовывала гносеологическую программу Локка, позднее обогащенную кантовским позитивизмом.

Рассмотрению в гносеологии обратного воздействия субъекта на объект, активности субъекта соответствуют аналогичные психологические исследования (к этой линии относятся работы Пиаже и работы, близкие к операционализму; с некоторыми поправками к той же линии могут быть отнесены гештальтизм и современная когнитивная психология).

Связь этой группы психологических теорий с определенным гносеологическим направлением прослеживается достаточно четко, причем философско-гносеологические идеи выступают как основа соответствующих психологических представлений.

Представлена в психологии и вторая линия в истории гносеологии — понимание познания (применительно к психологии — понимание когнитивных процессов, сознания, психики) как определяемого структурой индивидуального сознания, не сводимого к природным явлениям. Правда, в XIX в. в условиях господства позитивизма эта линия выступала в психологии менее явно. Ее можно обнаружить у Вундта (не в физиологической психологии, а в психологии народов), у Дильтея, в работах Вюрцбургской школы, не говоря уже о собственно психологическом аспекте феноменологии Гуссерля.

Суммируя вышесказанное, можно сказать следующее: в гносеологии еще в XVII в. было подготовлено то поле, в пределах которого на протяжении 300 лет работали психологи, — категория индивидуального сознания (правда, само оно трактовалось по-разному).

Радикальные перемены в гносеологии автор монографии связывает с марксистской традицией. Здесь автор воспроизводит, казалось бы, широкоизвестные марксистские положения о единстве познания и предметно-практической деятельности (с. 157), познания и общения (с. 169), о познании как особой форме отражения (с. 136) и т. д. Однако в контексте всей книги эти положения приобретают особое звучание.

Рассматривая положение марксистской гносеологии о единстве познания и практической деятельности, автор показывает его коренное отличие от идеи натуралистического взаимодействия двух природных систем и от идеалистической идеи единства познания и субъективной духовной активности (с. 165—166). В связи с этим, подчеркивая специфику познания, автор указывает, что «познавательная деятельность направлена на... воспроизведение свойств реальных объектов при помощи особой системы искусственно созданных предметов-посредников» (с. 166—167). Признание этого внеиндивидуального, внесубъективного и вместе с тем не сводимого к природным объектам особого мира предметов-посредников, этой «своеобразной социальной реальности» (с. 168) имеет принципиальное значение при анализе познания.

Это подводит автора к новым формулировкам относительно единства познания и общения, коммуникации (с. 169—181). В самом деле — единство познания и деятельности пред полагает надиндивидуальную, коллективную деятельность с искусственными предметами – посредниками — деятельность, определяемую культурно-социальными эталонами. В контексте такой деятельности коммуникации являются ор ганической ее составляющей. Поэтому появляется возможность действительного понимания единства познания, деятельности и общения.

 

157

 

Антисубъективистская направленность такого подхода ясна. Вместе с тем В. А. Лекторский показывает, что без диалектико-материалистической интерпретации этой направленности возможно ее толкование в духе объективного идеализма, например в духе концепции Гегеля (с. 285—290), в духе концепции «третьего мира» К. Поппера (с. 275—284) или теории лингвистического анализа познания Л. Витгенштейна (с. 293). Эти концепции и теории, родившиеся как ответ на субъективизм и психологизм традиционной гносеологии, обращались с разным успехом и в разных аспектах к анализу надиндивидуальных категорий — объективного языка науки, мира культуры и т. д., понимая их в отрыве от объективного материального мира.

Формулируя научное опровержение этого подхода, данное классиками марксизма, и критикуя современные гносеологическое концепции такого направления, В. А. Лекторский развернуто представляет положительное решение соответствующих проблем. Суть его сводится к следующему.

«Исходный пункт анализа знания понимается не как изучение отношения индивидуального субъекта... к ...объекту, а как исследование функционирования и развития систем коллективной, межсубъектной деятельности, в основе которой лежит практическое преобразование внешних объектов» (с. 306). Научное понимание познания возможно, если «субъект и его деятельность поняты в их социально-культурной и исторической обусловленности, если при знается, что предметно-практическая и познавательная деятельность субъекта опосредованы отношением субъекта к другим субъектам» (с. 306). «Научная теория познания — это объективная рефлексия над коллективным познающим субъектом. Однако последний — это не замкнутый в себе мир сознания, а система постоянно развивающейся коллективной познавательной деятельности, неразрывно связанной с деятельностью                                предметно-практической» (с. 307).

Таковы основные исходные положения диалектико-материалистической теории познания, учет которых в психологии позволяет ей преодолевать субъективно-эмпирические и механически-редукционистские теории. Нам представляется, что книга В. А. Лекторского дает новые и актуальные гносеологические основания для дальнейшей разработки принципов подлинно объективной марксистской психологии. Это имеет особое значение в контексте споров, разгоревшихся в последние годы в нашей науке вокруг психологической теории деятельности.

Подробное изложение данного вопроса далеко выходит за пределы нашей темы; вместе с тем вне анализа современной ситуации в развитии теории деятельности оказывается непонятной актуальность монографии В. А. Лекторского.

Суть дела состоит в следующем. Теория деятельности возникла в оппозиции натуралистическому подходу в психологии. Еще в 20—30-е гг. в трудах основоположников данного направления — Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева и других советских психологов — деятельность, этот объяснительный принцип и исходная категория при анализе пенники, рассматривалась, прежде всего, как предметная и социальная. При этом имелось в виду, что психология должна рассматривать, в качестве актуальной категории при анализе своих феноменов, понятие совместно-распределенной деятельности (отсюда — и известная идея о переходе интрапсихологического в интерпсихологическое). Такой подход позволил бы на деле преодолеть «робинзонадность» в анализе психического, дать содержательный анализ феноменов общения, объяснить социализацию в ходе интериоризации, решить ряд важных задач социальной психологии и т. д. и т. п. Однако конкретное решение проблем теории совместной деятельности по ряду причин оказалось исключительно сложным; Можно сказать, что по-настоящему советские психологи приступили к нему лишь в последние годы, и сегодня это составляет одну из основных задач марксистской психологической науки — как общей, так и социальной психологии.

В связи с этими обстоятельствами и раскрывается актуальность для психологов идей В. А. Лекторского. Дело в том, что одной из основных причин, затруднявших разработку проблемы совместной деятельности в психологии, было (наряду с собственно методическими трудностями) отсутствие адекватной теоретически-гносеологической базы, что мешало не только решить, но даже корректно сформулировать проблему. Эта трудность стояла и перед основоположниками психологической теории деятельности, которые были вынуждены разрабатывать одновременно и саму теорию и ее философско-гносеологические предпосылки. На наш взгляд, с этим были связаны многие трудности, так и не преодоленные в их теоретических построениях.

Перелом здесь наступил лишь в 60-е гг., когда проблематика предметной деятельности стала предметом целенаправленной рефлексии группы советских философов (Э. В. Ильенков, П. В. Копнин, М. К. Мамардашвили, В. И. Шинкарук, В. С. Швырев, Э. Г. Юдин и др.), работавших на стыке марксистской теории деятельности, диалектической логики и теории познания.

Видное место в этой группе философов принадлежит В. А. Лекторскому. В рассматриваемой работе, подводя итог своим многолетним исследованиям, он на богатом материале истории философии формулирует ряд основных положений теории деятельности (в первую очередь это относится к дальнейшей проработке идеи коллективного субъекта деятельности), раскрывающих ту философскую базу, на которую следует опираться нашим психологам-теоретикам 2. В этом смысле рассматриваемая монография является важным звеном того проесса2,

 

158

 

когда гносеология (уже не «психологическая») выступает в методологическом плане средством расширения «зоны ближайшего развития» для психологии.

Мы остановились не на всех проблемах, затронутых в монографии В. А. Лекторского. В ней, в частности, содержится интересный анализ известной теории Т. Куна и менее известной советскому читателю гипотезы онтологической релятивности У. Куайна или же теории Э. Сепира — Б. Уорфа. Следует отметить и стиль автора — спокойный, объективный и доказательный, его стремление к всестороннему и информативному рассмотрению затрагиваемых философских проблем. Мы хотели выделить в этой книге вопросы, имеющие прямое отношение к психологии, в частности к перспективам развития психологической теорий деятельности.



1 Лекторский В. А. Проблема субъекта и объекта в классической и современной буржуазной философии.— М., 1965; Проблема субъекта и объекта в теории познания Гегеля и Маркса. — В кн.: Философия Гегеля и современность.— М., 1973; Принципы предметной деятельности и марксистская теория познания. — Эргономика. Методологические проблемы исследования деятельности. Труды ВНИИТЭ, вып. 10. — М., 1975 и др.

2 Особо подчеркнем важную для построения конкретно-психологической теории совместной деятельности идею, что при анализе деятельности всегда необходимо вычленять момент опосредствованности предметно-практической и познавательной деятельности субъекта его отношением к другим субъектам. Для психологов эта мысль существенна и в плане преодоления натурализма в трактовке деятельности (и психики), и при выяснении соотношения предметной деятельности и общения, и при построении, в рамках деятельностного подхода, теории личности и теории коммуникации.