151

 

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

 

КНИЖКА О ТЕОРИИ КУРТА ЛЕВИНА

 

Е.В. СУББОТСКИЙ

Москва

 

Зейгарник Б. В. Теория личности К. Левина. — М.: Изд-во МГУ, 1981. — 118 с.

 

Современная зарубежная психология многолика. В сотнях и тысячах работ, ежегодно публикуемых в научных изданиях, причудливо переплелось то, что мы по инерции называем психоанализом, бихевиоризмом, гештальтпсихологией, — словом, направлениями в психологии, которые, по существу, уже не встречаются в чистом виде. И все же в любом, даже наугад взятом исследовании эти направления легко просматриваются в своих фрагментах, образуя те общие корни, из которых выросла современная экспериментальная психология. К этим корням принадлежат и эксперименты Курта Левина.

Пожалуй, в опытах Левина больше всего поражает их классическая ясность, простота, внимание к индивидуальному факту — то лучшее, что оставила нам в наследство психология прошлого века. И вместе с тем тут в спокойную ткань духовного мироощущения девятнадцатого столетия врывается напряженная нота столетия двадцатого. Нота эта характерна уже для раннего, немецкого периода творчества Левина и выражается не только и не столько в своеобразном физикализме, связывающем Левина с Келером, Коффкой, Вертгаймером. Дело в том, что Левин одним из первых в истории экспериментальной психологии пытается поставить испытуемого на грань его человеческих возможностей, в ситуацию жизненно важного выбора, затрагивающего его самые глубокие и интимные личностные структуры. Ясный и однородный «континуум» сознания, пронизывающий классический эксперимент, в опытах Левина дает трещину, распадается. У Вундта и Фехнера испытуемый знает или может знать все о задачах эксперимента; его цели и цели экспериментатора открыты друг другу. У Левина структура опыта принципиально иная: испытуемый не может и не должен знать задачи экспериментатора; его сознание и сознание экспериментатора полностью не совпадают, существуют в разных измерениях. Экспериментатор как бы конструирует искусственный мир, в котором живет испытуемый. Это необычайно расширяет возможности познания чужой субъективности, но вместе с тем налагает ответственность и на экспериментатора. Так с опытами Левина в экспериментальную психологию вошла этическая проблематика, критерий возможного и невозможного в опытах — проблематика, составляющая подлинный «нерв» психологии личности XX в.

Небольшую, изящно написанную книжку Б. В. Зейгарник трудно классифицировать по жанру. Это не бесстрастный анализ теории Левина, не рассказ о его жизни, не воспоминания современника. Скорее это попытка в форме изложения теории передать сам дух левиновского подхода к проблеме личности, «аромат» уникального исторического периода, столь плодотворного для немецкой психологии. Кратко и точно автор излагает знаменитые опыты Левина и его учеников (интересная деталь: большинство из этих исследований были всего лишь дипломными работами студентов), умело используя их для иллюстрации оригинальных теоретических представлений о квазипотребностях, динамических системах, психологическом поле. Кардинальное для Левина понятие «поле» описано особенно рельефно. Мы видим, как, шаг за шагом разрабатывая эту категорию, Левин приходит к пониманию единства субъекта и его чувственного мира, снимая традиционную противопоставленность активного субъекта и пассивных вещей, столь характерную для рационалистической психологии прошлого века. Тем самым теоретически и экспериментально вскрывается новый пласт психологической реальности, реальности дорефлексивной, представляющей собой своеобразную «стихию сознания». Понимая, что исследование этой реальности по самому смыслу своему не может быть ничем иным, кроме как поиском причин и законов, делающих возможным предсказание поведения, Левин в то же время чутко фиксирует специфические особенности психологической причинности, ее своеобразие. В отличие от физического поля с его универсальными, всеобъемлющими законами, психологическое поле дискретно: предмет, обладающий позитивной (негативной) валентностью для одного субъекта, может не обладать таковой для другого. Каждый индивид живет в своем уникальном психологическом поле, строит свое «жизненное пространство» с только ему свойственной системой валентностей и напряжений. Познание этой системы и является условием возможности предсказания его полевого поведения. Полевому поведению индивида Левин противопоставляет «волевое», тем самым отделяя сферу сознательного, произвольного действия от сферы «стихии сознания».

 

152

 

Таким образом, К. Левин, наряду с 3. Фрейдом, одним из первых не только в теории, но и экспериментально выделил ту психологическую реальность, тщательное исследование которой под разными наименованиями («мотивационно-потребностная сфера», «бессознательное», «феноменологическая реальность сознания» и т. п.) стало предметом психологии личности последующих десятилетий. Левин сумел показать сложную пространственную структуру этой реальности, ее многослойность: действие субъекта может разворачиваться в разных слоях, переходя из одного в другой (например, из слоя объективной реальности в слой воображения или фантазии). Фундаментальной характеристикой этой реальности, по Левину, является ее временная кумулятивность; жизненное пространство субъекта не растянуто во времени, подобно плану его «рационального сознания», оно всегда «здесь и теперь» и в то же время в потенции содержит в себе прошлое и будущее.

Подробно останавливаясь на опытах, посвященных целеобразованию, Б. В. Зейгарник показывает их истинно триумфальное шествование в психологии. Действительно, методы исследования уровня притязаний и психологического насыщения стали одними из самых любимых и популярных среди психологов разных стран. Немалую лепту в развитие этой линии исследований внесли и советские психологи, в том числе и автор обсуждаемой работы. Мы видим, как в этих исследованиях методы, разработанные, казалось бы, с чисто академических позиций и имеющие лишь теоретическое значение, становятся практически важными способами личностной диагностики. В судьбе этих методик просматривается и общая судьба опытов К. Левина; она как бы нарочито указывает нам на ставшее уже трюизмом, но все же так редко принимаемое всерьез утверждение о том, что наилучшая практика есть хорошая теория.

«У каждого ученого, — пишет Б. В. Зейгарник, — есть пора «своего цветения». Для К. Левина этой порой был берлинский период его творческой деятельности» (с. 12). Действительно, как ни странно, но в последний, американский период своей деятельности К. Левин не смог создать работ, равных по оригинальности и глубине психологического мышления его ранним исследованиям. И это несмотря на то, что в этот период жизни он занимает довольно видное место в американской психологии и обладает значительно большими материально-техническими возможностями (факторы, с которыми история психологии, увы, не считается). Плодотворно работая в области социальной психологии, Левин занимается широким кругом проблем: вопросами повышения производительности труда, социальной перцепции, подготовки групповых лидеров и т. д. При этом, однако, развитие его теории идет скорее вширь, чем вглубь.

Все, что написано в книжке Б. В. Зейгарник, интересно даже для человека, хорошо знакомого с работами К. Левина. Книжка читается легко. Это отнюдь не значит, что читатель столь же легко и со всем в этой книжке согласится. Так, может несколько озадачить отношение автора к идеям гештальтпсихологии как чему-то устаревшему, отмирающему. Напротив, будучи живительным истоком, питавшим талант К. Левина (и не его одного), идея «самоценности» целого прочно вошла в фундамент современной психологии. Нелегко согласиться и с утверждением об антиисторичности теории К. Левина: ведь уже в ранний период своей деятельности, противопоставляя «галилеевский» способ мышления «аристотелевскому», Левин стремится понять роль и место своих экспериментов в истории науки, рассматривает свои опыты как реализацию определенных конкретно-исторических задач современной ему психологии (чего, кстати, так не хватает современным культурно-психологическим исследованиям на Западе).

Заканчивая, надо отметить, что книжка о Левине написана его учеником и сотрудником, человеком, имя которого в истории психологии прочно связано с именем Левина. Точными, короткими фразами рисует Б. В. Зейгарник образ К. Левина—увлеченного теоретика и экспериментатора, безукоризненно честного в науке и требовательного к себе и другим. Хочется думать, что в повторном издании этот аспект книги будет расширен и мы узнаем больше о Левине как ученом и человеке.