104

 

МНЕМИЧЕСКИЕ ОГРАНИЧЕНИЯ И ОРГАНИЗАЦИЯ

МАТЕРИАЛА В ПАМЯТИ

 

В. Д. МАГАЗАННИК

 

В последние годы представления об основных психологических процессах (восприятие, мышление, память) как об единой, иерархически организованной структуре становятся общепризнанными. Наиболее конкретное воплощение эти представления нашли, видимо, в концепциях и экспериментально-теоретических моделях современной когнитивной психологии ([18], [30], [31] и др.), где разработан ряд методов прогнозирования времени и уровня ошибок при отнесении предъявляемых сигналов к предварительно запоминаемому множеству. Дальнейшее развитие аналитических методов расчета характеристик деятельности наталкивается, однако, на серьезные трудности. Эти трудности связаны с неизбежным возникновением непредсказуемых семантических и синтаксических связей между сигналами (словами) и, как следствие, ведут к искажению искомых количественных характеристик. На невозможность учета таких связей в рамках словесной семантической сети указывают некоторые ведущие зарубежные исследователи в области когнитивной психологии [29; 290]. Кроме того, в настоящее время не ясно, какие из многочисленных количественных закономерностей имеют общий, а какие — частный характер.

Цель настоящей статьи — выявление некоторых общих принципов организации воспринимаемой информации с целью анализа связей между ними и количественными характеристиками процессов принятия решений человеком-оператором.

Исходной посылкой данной работы является положение о том, что запоминание и воспроизведение следует рассматривать только в контексте решаемой задачи, т. е. в структуре внутреннего действия. Из этого вытекает, что общие принципы организации материала в памяти являются одновременно закономерностями восприятия и мышления. Основной направленностью нашего анализа являлось стремление, с одной стороны, к максимально возможной однозначности и четкости (в перспективе — формализации) сформулированных принципов, с другой стороны, к тому, чтобы процесс такой конкретизации этих принципов не привел к утрате их общности.

В ряде наших экспериментов задача испытуемых предполагала предварительное заучивание значений двух пересекающихся симметричных распределений вероятностей. Выбор того или иного варианта решения непосредственно зависел от полноты и точности восстановления в памяти величин соответствующих вероятностей по предъявляемым значениям параметра; таким образом, характер решаемых задач наряду со стремлением выбрать лучшее решение определял необходимую и достаточную точность восстановления данных из памяти и формировал семантическую сеть памяти. Для целей последующего обсуждения более подробного описания этих экспериментов не требуется.

Анализ ошибок и опрос испытуемых показали, что запоминание распределений производилось, во-первых, путем разбиения шкалы параметра на несколько участков, каждый из которых отражал определенный диапазон изменения вероятностей, во-вторых, путем использования правил, отражающих те или иные закономерности в динамике этих вероятностей, что позволяло использовать для запоминания не всю шкалу параметра, а ограниченный ее отрезок, остальные же значения вероятностей получались с помощью таких правил. При этом все испытуемые лучше всего запоминали значения экстремумов распределений, точек пересечений, краев шкалы, т. е. определенные опорные значения, играющие роль как бы жесткого каркаса, скелета для запоминаемых данных. Индивидуальные различия проявлялись в неодинаковой

 

105

 

«длине» и, соответственно, количестве ступеней разбиения, а также в характере используемых мнемонических правил. Эти общие черты приемов запоминания и механизмов актуализации свидетельствуют, что при необходимости запомнить большой материал для использования в ситуации принятия решений он организуется человеком в виде иерархической структуры, на вершине которой — грубые приближенные оценки (типа «больше — меньше», «намного больше — намного меньше»). Чем более тонкую дифференциальную оценку необходимо произвести, тем все более нижние уровни такой структуры должны актуализироваться, приближаясь и, в пределе, превращаясь в расчеты.

Выявление закономерных отношений между элементами запоминаемого материала и выработка на этой основе правил его реконструкции резко снижают нагрузку на память, так как достаточно знать правило и границы его действия. В свете представлений об основных психологических процессах как об единой иерархической системе влияние характеристик памяти на процессы принятия решений и на деятельность в целом является принципиальной основой разработки математических моделей и получения аналитических закономерностей. Использование системы правил при запоминании и воспроизведении материала уменьшает количество независимых «единиц запоминания» и является отличительной чертой интеллекта. Даже если существующие отношения в запоминаемом материале не позволяют выработать такие правила, человек искусственно квантует внешний мир, использует искусственные мнемонические построения (например, цвета спектра многие запоминают с помощью известного предложения об охотнике и фазанах).

Понятие «единица запоминания» является одним из центральных в развиваемых здесь представлениях, поэтому рассмотрим его подробнее. Как указывалось выше, при запоминании пересекающихся распределений вероятностей опорными являлись точки экстремумов, пересечения, края и т. д. В целом тот факт, что именно такого рода точки используются как опорные хорошо известен; имеется множество экспериментальных подтверждений этому на самом различном материале. Анализируя эти данные, можно заключить, что объединяющим для всех таких точек, моментов и пр., запоминающихся в первую очередь, является факт перерыва некоторой монотонности. Под монотонностью при этом понимается любая совокупность, однородная по выбранному критерию. «Подчеркивание различий» в реакциях, в широком смысле, является, видимо, универсальным принципом жизнедеятельности организма на всех уровнях рассмотрения, от клеточного до поведенческого. При зрительном восприятии, например, ломаных линий это отражается в фиксации взора преимущественно на местах изломов, известно первоочередное восприятие факта изменения положения предмета в пространстве, аналогична роль контрастов, ярких пятен в живописи и т. п. То же при слуховом, тактильном и других видах восприятия.

Субъективное ощущение монотонности (однородности) возможно лишь в пространственно-временном континууме с циклической повторяемостью элементов и/или интервалов между ними, что тесно связано с процессами вероятностного прогнозирования. Можно предположить, что «перерывы монотонности» могут быть представлены как соответствующие областям максимального изменения производной функции параметра (ов) процесса от пространственно-временных характеристик. Для иллюстрации роли таких «единиц» и возможностей количественной оценки решений рассмотрим в качестве примера задачу, в которой от испытуемого требуется запомнить, скажем, 400 четных чисел подряд, от 2 до 800 с целью как можно быстрее и точнее назвать число, следующее после предъявляемого. Очевидно, что нет нужды (и возможности тоже) действительно запоминать всю последовательность, достаточно помнить правило четности. Это правило содержит одно действие («+» в нашем примере) и одну цифру — «2». Запоминание как самого действия, так и прибавляемой цифры не нужно, так как они неизменны во всем диапазоне могущих быть предъявленными сигналов. Эти элементы являются составными частями образа задачи, т. е. как бы фоном, на котором развертывается решение; этот образ не несет «единиц запоминания» ввиду отсутствия у него дискриминативной функции, он единственный в рамках данной задачи. В процессе решения актуализированы, однако, две единицы — предъявленная цифра и искомая, т. е. следующая четная; это количество не изменяется с тренировкой, следовательно, и уменьшение времени при тренировке возможно очень незначительное, за счет моторной реакции. Это приводит к предположению, что время ответа в такой задаче будет близко к времени реакции выбора из двух и не будет зависеть от места предъявляемого числа в последовательности, т. е. от его величины. Эксперименты подтвердили это предположение — разность между латентным временем ответа и временем простой реакции оказалось 250 мс, независимо от величины числа. Если же из этого ряда четных чисел извлечь какой-нибудь отрезок (например, после 324 должно следовать 438) и числа из этого отрезка, по условию, не могут предъявляться, то в начале тренировки прибавятся еще две единицы — эти два крайних числа. В процессе тренировки начало и конец этого разрыва сливаются в один образ, автоматизируются, становясь одной единицей, имеющей смысл разграничительной линии. Таким образом, «единица запоминания» имеет дискриминативную функцию, отделяя один монотонный участок от другого и выступая

 

106

 

при актуализации как единое целое. Позднее мы вернемся к возможности количественных оценок, сейчас констатируем, что сокращение объема подлежащего запоминанию материала происходит путем, использования правил. Каждое правило может быть разложено на независимые (для данного испытуемого) инварианты, условно определяемые нами как «единицы запоминания». Количество таких единиц, независимо от характера задачи и предъявляемого материала, определяет характеристики процесса решения задач человеком. В простейших случаях правило может состоять в объединении (чаще всего, пространственном) предъявляемых сигналов, требующих одинакового ответа, в результате чего формируются целостные образы, оперативные единицы восприятия и мышления, подробно рассмотренные в работах [11], [13] — [16] и др. В ряде своих существенных черт этот процесс аналогичен приему смысловой группировки, описанному А. А. Смирновым [21].

Отметим, что само правило содержит ряд «единиц», и, если оно не позволяет существенно уменьшить объем необходимого материала, его выработка может оказаться нецелесообразной. Примером этого может являться хорошо известная зависимость времени реакции выбора от числа сигналов. Наш анализ работ, посвященных этому вопросу, показал, что в большинстве исследований формальное количество предъявляемых альтернатив могло быть существенно уменьшено испытуемым. Это вызывалось разными причинами, наиболее важными из которых являются: а) наличие возможности к укрупнению перцептивно различных признаков и, следовательно, к сокращению алфавита концептуально различных признаков; б) использование стимулов, хорошо закрепленных в фило- или онтогенезе (например, буквы), или длительная тренировка, приводящая к тому же результату; в) наличие хорошей совместимости стимула и реакция, что исключало объективную необходимость учета всех заданных альтернатив вследствие использования простого правила совместимости. Известно, однако, что, несмотря на это, с увеличением числа альтернатив до 7—8 время реакции выбора неуклонно растет, следовательно, до этого предела выработки правила не происходит. Увеличение же числа сигналов свыше 7—8 вызывает излом этой зависимости, что отражает переструктурирование испытуемым ситуации, переход к использованию какого-либо правила; в данном случае, это чаще всего правило совместимости, число «единиц» которого не зависит от числа сигналов, что и вызывает отсутствие зависимости, т. е. стабилизацию времени реакции1. Отметим здесь, что эта стабилизация наступает на уровне максимального значения времени реакции выбора, т. е. правило в данном случае если не увеличивает, то и не уменьшает время, хотя количество функционирующих при этом «единиц» меньше. Этот и ряд других фактов позволяют заключить, что удержание всех альтернатив в памяти, т. е. при отсутствии правила, дает значительный выигрыш во времени. В этом случае процесс решения происходит по механизму сравнения с эталоном, т. е. реализуется идея «Пандемониума», весьма образно и иронично показанная в [18]. Такой механизм возможен, видимо, только в кратковременной памяти и с опорой преимущественно на перцептивные признаки сигналов. Как отмечается в ряде работ [29], [30], [31], [32], в среднем угловой коэффициент функции времени от количества запомненных объектов для кратковременной памяти составляет 35 мс, для долговременной — 3—5 мс. Таким образом, при отсутствии правила значительный выигрыш во времени сопряжен с чрезвычайно высокой чувствительностью к каждому новому объекту.

Как показано в [30], [31] и др., при неоднократных повторениях (длительной тренировке) увеличивается уровень знакомства с объектом, стимулом и, если этот уровень превысит значение некоторого критерия, времена ответов будут малы и независимы от количества объектов. По существу, это переход к автоматизации отдельных элементов деятельности. Смысл такой автоматизации с позиций излагаемого подхода — в уменьшении количества единиц (на этот участок деятельности) до одной, единицы же, содержащиеся в правиле, при этом исчезают. Как и при любой автоматизации, это связано с образованием более или менее жесткой связи между Сигналами и системой автоматизированных (умственных или внешних) действий2.

Аналогичную, хотя и более широкую, функцию несет в себе образ. Зрительный образ распределения вероятностей, например, устраняет необходимость запоминать последовательность, очередность значений, экономя тем самым много «единиц», которые неизбежно пришлось бы на это потратить, и неся лишь одну единицу. Слуховой образ тоже заключает в себе последовательность звуков внутри законченного цикла,

 

107

 

образуя, например, мелодию, что снимает необходимость механического запоминания этой последовательности. Это чрезвычайно важно, так как формирование правила наиболее продуктивно только при рассмотрении всей могущей быть предъявленной совокупности объектов, т. е. объективно необходимым является наличие представления о «краях» (или их отсутствии) рассматриваемого континуума предметов, процессов, состояний. Только в этом случае можно опираться на эти правила; показательна, что неверные представления о таких «краях» порождают и типичные ошибки, характер которых может позволить вскрыть реальную структуру запоминаемых данных.

Это свойство образа является, на наш взгляд, достаточно универсальным, но далеко не исчерпывающим его возможности сокращать число инвариантов, «единиц запоминания». Значительно более существенным является не только то, что запечатленная в образе последовательность элементов обеспечивает восприятие целостного рисунка объекта (процесса), но прежде всего то, что благодаря включению в систему хранящихся в памяти отношений (своего рода синтаксис) этот целостный рисунок способен лишь к определенного рода превращениям, с ним можно манипулировать в соответствии с его смысловым полем. За этот счет и за счет устранения необходимости помнить последовательность более высокого порядка существенно уменьшается число «единиц запоминания». Это не только последовательность элементов статического состояния объекта, его застывший рисунок, но главным образом последовательность, отражающая динамику этого объекта, его возможные превращения. Как справедливо подчеркивает А. Н. Леонтьев, «становление образа мира у человека есть его переход за пределы «непосредственно чувственной картинки». Образ не картинка!» [17; 12].

Смысл «единиц запоминания» как обобщения некоторого множества, признака класса ярко отражен в сравнительно простых языковых образованиях, в частности слове. Развитие сложной системы кодов, каковой является язык, привело к формированию определенных отношений между этими кодами, выделению вторичных, третичных и т. д. кодов, которые, также вступая в определенные отношения друг с другом, обретали большую способность к одним отношениям и меньшую к другим, так образовывалась иерархия кодов с характерными для каждого уровня связями. Дальнейшее развитие шло по пути постепенного отделения этой системы кодов от предмета, от практики, эта система приобретала свои законы развития, лишь опосредствованно связанные с исходным базисом, превращаясь из средства общения в средство мышления. На это указывали многие советские психологи ([6] и др.). Яркой иллюстрацией высказанных положений является теория поверхностных и глубинных структур языка [25], «слоев» в искусстве [8] и пр. Следует заметить, что, в принципе, любая развитая система кодов обладает в той или иной мере тем же свойством (хорошим примером тому служит, например, язык математики или язык жестов у немых). С точки зрения излагаемого подхода смысл этой сложной иерархической системы кодов состоит в появлении качественно нового, мощного способа не только (и не столько) уменьшения исходного числа «единиц запоминания», сколько образования новых средств такого уменьшения. Таким образом, главнейшая способность такой системы заключается в порождении новых обобщений, новых «правил»; можно сказать, что это система производства средств производства. Как отмечал Л. С. Выготский, «сущность интеллекта в проблеме средств (Клапаред), в непрямых путях ...в изобретении орудий» (цит. по [7; 89]).

Показательно, что и в работах Ж. Пиаже подчеркивается роль определенных правил, объединяющих перцептивную информацию и информацию из памяти, однако, как указывает Т. Бауэр [4; 257], обращение к анализу в терминах правил у Ж. Пиаже не содержит направлений на квантификацию характеристик деятельности.

Возможность перестраивать образы, проводить с ними мысленные эксперименты [10], [11] основана также на отношениях, имеющих все черты синтаксических. Образ функционально близок к языковым образованиям, но значительно экономнее последних по числу содержащихся в нем инвариантов, «единиц запоминания». Этим, видимо, и можно объяснить преимущественно образное, а не вербальное мышление (продуктивное, во всяком случае) ([1; 29], [28; 133]). Образ, однако, в отличие от развитых языков, обладает меньшей способностью к декомпозиции, к возможности выделения составляющих его элементов и вовлечения их в новые отношения. Перестройка и модификация образа ситуации — это и есть процесс решения-, вербализация которого, как известно, часто весьма затруднена. Динамика зрительного образа, или визуальное мышление, привлекает внимание многих исследователей и интенсивно разрабатывается в последние годы ([2], [11], [14], [15], [16] и др.). Интерес к этой проблематике обусловлен ключевым положением процессов формирования и оперирования образом в мышлении, что подтверждает нашу мысль о ведущей роли иерархической системы правил, позволяющих значительно сократить число «единиц запоминания», актуализируемых в каждый момент времени. Закономерно, что по мере развития определенные части этой системы приобретают внутреннюю устойчивость за счет развития сети связей между элементами и становятся, таким образом, более или менее целостными образованиями. Такие образования перестают быть актуально

 

108

 

осознаваемыми, число их «единиц» становится, в пределе, равным одному; во многих отношениях они аналогизируются с автоматизированными процедурами. Эти образования и лежат в основе феномена установки, неосознаваемых уровней регуляции деятельности. Этот вывод согласуется с последними воззрениями в этой важнейшей области [3], [5]. При развитом интеллекте на неосознаваемом уровне могут (и должны) производиться репродуктивные операции, простейшие дедуктивные выводы; осознание, а тем более вербализация процесса получения таких выводов едко высмеяна еще в одном из афоризмов Гегеля [9; 531], назвавшего такие умозаключения плоскими. Этим примером мы хотим подчеркнуть объективную необходимость для системы детерминированной части (известных, устоявшихся связей) и недетерминированной (образование новых связей, обобщений); в процессе деятельности первая увеличивается за счет «отработанных» элементов второй, а вторая обращена в неизвестное. Эти две части постепенно переходят одна в другую и обеспечивают устойчивость единой системы.

Как отмечалось ранее, при увеличении степени обобщенности всякого языкового образования его динамика становится более детерминированной, возможности его превращений (в рамках данной структуры) несколько сужаются. Это приводит к возникновению определенных закономерностей в общем характере формирования устойчивых структур отношений любой достаточно развитой иерархической системы кодов. Исследования этих закономерностей проводятся в русле генеративной лингвистики, одним из центральных вопросов которой являются универсальные грамматики. Основатель такого направления Н. Хомский так раскрывает это понятие: «Исследование универсальной грамматики... это исследование природы человеческих интеллектуальных способностей. Оно пытается сформулировать необходимые и достаточные условия, которым должна удовлетворять некоторая система, чтобы считаться потенциальным человеческим языком...» [26; 38]. Такое понимание языка может позволить под новым углом зрения взглянуть на различные формы языкового поведения животных и связь этих форм с языком человека. В свете развиваемых представлений различие языков животных от языков человека состоит в разном уровне обобщенности кодов, т. е. в разном количестве этажей иерархии кодов. Такое же объяснение можно предложить для орудийных действий у человека и их отличия от использования вспомогательных средств высшими обезьянами. Язык, таким образом, можно рассматривать не только как имеющий онто- и филогенетическую линию развития, но еще и эволюционную, от низших к высшим формам биологических видов. Вряд ли можно согласиться, что «...сигнал животных есть выражение аффективного состояния, а передача сигнала есть передача этого состояния, вовлечение в него других животных, и не больше» [19; 29]. Работы этологов и многочисленные наблюдения дают основание предположить, что язык животных — значительно более сложное образование. В этой связи уместно отметить, что линии развития естественного интеллекта и ЭВМ шли в диаметрально противоположных направлениях: как показано выше, развитие интеллекта — это в первую очередь формирование способов и средств обобщения информации, сокращения «единиц запоминания» при очень незначительно меняющейся скорости преобразования информации и объема памяти, в то время как ЭВМ развиваются прежде всего в направлении увеличения объема памяти и быстродействия.

Одним из наиболее принципиальных моментов, теснейшим образом связанным с количеством единиц, является формирование испытуемым цепочки промежуточных целей. Исследованию механизмов и форм целеобразования уделяется в последнее время большое внимание [22], [23], [24]. В контексте развиваемой здесь точки зрения смысл промежуточных целей состоит в отделении друг от друга сравнительно стереотипных участков деятельности. Можно предположить, что соотношение между промежуточными целями и общим количеством единиц, видимо, достаточно постоянно и зависит прежде всего от уровня знаний, представлений испытуемого о задаче, т. е. от «среднего члена инструментального акта» [7; 90]. При невозможности продвинуться «без оглядки», т. е. без корригирующих или контрольных повторов от начала до конца одной такой подцели, возникает необходимость в дополнительных точках отсчета, т. е. подцелей внутри этого промежутка. Формирование таких подцелей может оказаться невыгодным ввиду увеличения нагрузки на память за счет добавления новых «единиц запоминания», тогда может меняться способ достижения подцели. Таким образом, структура деятельности при тренировке может развиваться либо в направлении совершенствования способов и методов продвижения от одной промежуточной цели к другой (сохраняя неизменным количество промежуточных целей), либо в направлении изменения числа таких подцелей (при этом всегда меняются и способы достижения промежуточных целей). Второе направление является, конечно, более принципиальным, и периоды таких перестроек отражаются на кривой тренировки, увеличивая время решения и дисперсию данных, после чего эта экспоненциальная зависимость стабилизируется, но при ином, чем прежде, показателе степени экспоненты; в полулогарифмическом масштабе это выражается в кусочно-линейном характере кривой. Увеличение времени в периоды перестроек, т. е. в периоды образования и опробования новых правил, происходит вследствие, во-первых, интерференции двух

 

109

 

правил, двух способов, старого и нового, во-вторых, недостаточной отработанности нового правила; все это приводит к увеличению количества «единиц запоминания» в каждый момент времени, возрастает вероятность что-либо забыть, а это ведет к контрольным итерациям, возрастает напряженность. Затем перестройка заканчивается, и время решения круто уменьшается, что компенсируется его подъемом при перестройке. Закономерные изменения при этом происходят в характере статистических распределений времен решений [12]. Таким образом, можно получать эквивалентные результаты улучшением тактики (т. е. совершенствованием способов «прохода» от одной промежуточной цели к другой) или умеренным изменением стратегии (уменьшением числа промежуточных целей). Некоторые данные позволяют предположить, что, как правило, пересматривается ближайшая, реже — следующая за ней подцель; пересмотр промежуточных целей на большую глубину производится крайне редко.

Полученные нами экспериментальные зависимости показывают [20], что время решения возрастает линейно с увеличением исходного количества учитываемых элементов, при обобщении же показатель степени числа первичных обобщенных элементов уменьшается с каждым уровнем обобщения в 1,4—1,5 раз. В простейшем случае промежуточные цели являются первым уровнем обобщения исходной информации. Тогда время решения будет прямо пропорционально количеству исходных элементов, содержащихся в промежуточных целях, н количеству промежуточных целей в степени 1/1,4—1/1,5 = 0,67—0,7. В большинстве же случаев промежуточные цели сами могут образовывать иерархические системы, и тогда следующий ярус обобщения в качестве аргумента для функции времени решения будет иметь показатель степени 0,44—0,47 и т. д.

Резюмируя изложенное, можно выделить следующие основные положения:

1. Использование системы правил при запоминании и оперировании материалом уменьшает число одновременно актуализируемых целостных психологических образований и является отличительной чертой интеллекта. Даже если существующие отношения в запоминаемом материале не позволяют выработать такие правила, человек искусственно квантует внешний мир, используя искусственные мнемонические построения.

2. Психологические образования, выступающие при актуализации как единое целое, влияют на количественные характеристики одинаковым образом (существенным является только их число), независимо от порождающих эти образования условий и их психологической природы; объединим такие образования условным понятием «единица запоминания».

Обращение к ряду экспериментальных исследований позволяет заключить, что в первую очередь запоминаются перепады, точки изломов, пересечения и т. д. (в целом это известный факт); объединяющим для всех таких элементов предлагается считать факт перерыва некоторой монотонности, под которой понимается любая совокупность, однородная по выбранному критерию. В «единице запоминания», таким образом, сублимируется определенный монотонный участок с четко отмеченными краями, т. е. единицы несут дискриминативную функцию.

3. Выявление закономерностей в запоминаемом материале, т. е. правил, не всегда целесообразно, так как само правило требует на свое формирование определенных затрат и содержит ряд единиц. Иначе, в определенных случаях (как правило, в кратковременной памяти) больший выигрыш дает механизм «сравнения с эталоном», не смотря на его жесткость. Это подтверждается многими экспериментальными результатами.

Введение такой абстракции, как «единица», позволяет рассматривать с единых позиций различные по своей психологической природе целостные образования (образ, умственные и моторные автоматизмы, оперативные единицы восприятия и мышления и т. п.).

4. Одним из принципиальных моментов, тесно связанным с количеством единиц, является формирование испытуемым цепочки промежуточных целей. Смысл последних состоит в отделении друг от друга сравнительно стереотипных участков деятельности. Обсуждается динамика изменения (при обучении и тренировке) количества промежуточных целей и связь его с общим количеством «единиц». В этой связи находят объяснение и некоторые закономерности кривой тренировки.

5. Рассмотрение психологического (можно даже сказать, биологического) смысла образа показало его внутреннюю общность с автоматизированными элементами деятельности. Отмечено, что зрительный образ, даже наиболее примитивный, статический (т. е. просто картинка), устраняет необходимость запоминания пространственной последовательности, взаимного расположения элементов, экономя тем самым множество единиц, которые неизбежно пришлось бы на это потратить (см.: К. Фу. Структурные методы в распознавании образов. М., 1977, гл. 1), и неся одну лишь единицу, К тому же результату приводит автоматизация элементов деятельности, где устраняется необходимость помнить очередность операций. Аналогично для слухового образа (там это ритм и мелодия).

Показано, что это свойство образа далеко не исчерпывает его возможности сокращать число единиц. Тот факт, что образ Может вступать в определенные формы

 

110

 

отношений, позволять ограниченный круг манипуляций, также имеет смысл уменьшения числа единиц за счет устранения необходимости помнить последовательность более высокого порядка. Эти отношения являются, по существу, синтаксическими.

Отмечается, что такого рода синтаксические отношения неизбежно возникают в любой достаточно развитой системе кодов (это языки жестов, язык математики и т. д.).

6. Общность образов и языковых образований с позиций излагаемого подхода заключается в одинаковых способах уменьшения исходного количества «единиц», хотя язык в этом смысле более универсальный инструмент. Такое понимание позволяет по-новому взглянуть на преемственность языков животных и языка человека, а также на онто- и филогенетические линии развития языка.

7. Показано, что при функционировании любой многоуровневой иерархической системы кодов закономерно возникают устойчивые внутренние образования (это, в частности, обнаружено еще Хеббом на материале нейронных ансамблей), которые становятся целостными элементами. Такие элементы перестают быть актуально осознаваемыми, число представляющих их единиц становится, в пределе, равным одному. Эти образования лежат в основе феномена установки, неосознаваемых уровней регуляции деятельности.

Наличие детерминированной части (известных, устоявшихся связей) и недетерминированной (образование новых связей, обобщений) является объективно необходимым для существования столь сложной системы, какой является мышление; в процессе деятельности первая увеличивается за счет отработанных элементов второй, а вторая обращена в неизвестное.

Изложенное является, конечно, сугубо предварительным, довольно общим и беглым наброском контуров представлений о состоянии и возможных направлениях развития исследований процессов принятия решения человеком.

 

1.       Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. — М., 1970. — 152 с.

2.       Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие. — М., 1974. — 392 с.

3.       Бассин Ф. В., Прангишвили А. С, Шерозия А. Е. К вопросу о дальнейшем развитии научных исследований в психологии (к проблеме установки бессознательного и собственно психологической закономерности). — Вопросы психологии, 1979, № 5, с. 82—96.

4.       Бауэр Т. Психологическое развитие младенца. — М., 1979. — 320 с.

5.       Бессознательное. Природа, функции, методы исследования. Т. I. — Тбилиси, 1978. — 788 с.

6.       Выготский Л. С. Мышление и речь. — М., 1934. — 324 с.

7.       Из записных книжек Л. С. Выготского. — Вестник МГУ. Серия «Психология», 1977, № 2, с. 89—95.

8.       Гартман Н. Эстетика. — М., 1958. — 692 с.

9.       Гегель Г. Ф. В. Работы разных лет. Т. 2. — М., 1971. — 630 с.

10.    Гордон В. М., Зинченко В. П. Системно-структурный анализ познавательной деятельности. — Труды ВНИИТЭ, 1974, вып. 8, с. 24—69.

11.    Гордон В. М., Эльберт Д. М. Исследование механизмов оперирования зрительными образами в процессе анализа и обобщения информации. — Труды ВНИИТЭ, 1974, вып. 8, с. 144—162.

12.    Есин В. Н., Магазанник В. Д. Динамика изменения формы статистических распределений времени реакций в зависимости от сложности решаемых оператором задач и уровня тренировки. — В сб.: Проблемы инженерной психологии. Материалы 5-й Всесоюзной конференции по инженерной психологии, вып. II. — М., 1979, с. 34—35.

13.    Запорожец А. В., Венгер Л. А., Зинченко В. П., Рузская А. Г. Восприятие и действие. Гл. VII. —М„ 1967. — 323 с.

14.    Зинченко В. П. Продуктивное восприятие. — Вопросы психологии, 1971, №6, с. 17—24.

15.    Зинченко В. П., Вергилес Н. Ю. Формирование зрительного образа. — М., 1969. — 106 с.

16.    Зинченко В. П., Мунипов В. М., Гордон В. М. Исследование визуального мышления. — Вопросы психологии, 1973, № 2, с. 3—14.

17.    Леонтьев А. Н. Психология образа. — Вестник МГУ. Серия «Психология», 1979, № 2, с. 3—13.

18.    Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. — М., 1974. — 551 с.

19.    Лурия А. Р. Язык и сознание. — М., 1979. — 319 с.

20.    Магазанник В. Д., Кузьмин В. И. Критические периоды в процессах классификации человеком множества простых объектов. — Психологический журнал, 1981, № 1, с. 98—112.

21.    Смирнов А. А. Проблемы психологии памяти. — М., 1966.

 

111

 

22.    Тихомиров О. К. (ред.). Психологические механизмы целеобразования. — М., 1977. — 267 с.

23.    Тихомиров О. К., Корнилова Т. В. Целеобразование в условиях поэтапного формирования умения решать игровые задачи. — Вестник МГУ. Серия «Психология», 1979, № 3, с. 3—13.

24.    Тихомиров О. К. Исследование целеобразования. — Вестник МГУ. Серия «Психология», 1980, № 1, с. 17—26.

25.    Хомский Н. Аспекты теории синтаксиса. — М., 1970.

26.    Хомский Н. Язык и мышление. — М., 1972. — 122 с.

27.    Шехтер М. С. Вопрос о фазах опознавания одномерных стимулов. — Вопросы психологии, 1974, № 6, с. 74—86.

28.    Эйнштейн А. Физика и реальность. — М., 1965. — 359 с.

29.    Atkinson R. С, Juola J. F. Search and decision processes in recognition memory. — In: Contemporary  developments in mathematical psychology. V. 1, San Francisco: W. H. Freeman & Campany, 1974, p. 243—293.

30.    Atkinson R. C, Herrman D. J., Wescourt K. T. Search processes in recognition memory. — In: Theories in cognitive psychology. The Loyola symposium. Potomac, 1974, p. 320—382.

31.    Models of human memory. N. Y.: Academic Press, 1970.

32.    Organization of memory. N. Y.: Academic Press, 1972.