Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

22

 

ЗАДАЧА ФОРМИРОВАНИЯ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ

 

Б. И. ДОДОНОВ

 

Важнейшим итогом социалистического развития нашей страны, как известно, стал новый, советский человек. «Он воспитан партией, героической историей страны, всем нашим строем. Он живет полнокровной жизнью созидателя нового мира» [5; 7].

Однако, как было еще раз подчеркнуто в докладе Генерального секретаря ЦК КПСС товарища Л. И. Брежнева на XXVI съезде Коммунистической партии Советского Союза, «это не значит, конечно, что мы уже решили все вопросы, связанные с формированием нового человека, задач здесь стоит перед нами немало» [5; 7]. И стоят они не только потому, что наиболее типичные для советских людей высокие человеческие качества еще не стали непременными качествами каждого гражданина нашей страны, но и потому, что возможности для дальнейшего роста и совершенствования личности в обществе, идущем к коммунизму, не имеют предела. Новый человек, таким образом, и наше сегодня, и наше завтра. И гордость уже свершившимся, и ответственная программа на будущее. Формирование нравственно активной, гармоничной, всесторонней, индивидуально-своеобразной и, наконец, постоянно самосовершенствующейся, творческой и счастливой в своем трудовом творческом горении личности — вот на что ориентируют нас классики марксизма, выступления Л. И. Брежнева и других руководителей партии и правительства, материалы и постановления XXV и XXVI съездов КПСС. На решение этой задачи направлены усилия большой сети воспитательных институтов нашего государства — общественно-политических организаций, средств массовой информации, литературы и искусства. Исключительно важную роль в деле воспитания молодого поколения играет наша средняя и высшая школа. Эффективность их работы по формированию нового человека в немалой степени зависит от возможности опереться на конструктивные психолого-педагогические знания, от разработанности психологической и педагогической теории. Такая зависимость включает советскую психологию в число факторов, определяющих успешность решения задачи формирования подлинно социалистической личности.

Давно уже признано, что «нет ничего практичнее хорошей теории». Хорошая психологическая теория, в которой, на наш взгляд, прежде всего нуждается педагогическая практика, — это разработка системного понимания личности.

Было бы неверным думать, что необходимость такого понимания стала ясной только в последнее время. Основы системного взгляда на личность в нашей психологии заложил, как мы думаем, еще С. Л. Рубинштейн в своих «Основах общей психологии». Им было показано, в частности, что все психические проявления человека должны быть «стянуты» к его личности, ибо они «не имеют самостоятельной линии развития»

 

23

 

[24; 617]. Он правильно, как нам представляется, выделил такие ее компоненты, как направленность, характер, способности, самосознание, а также выдвинул глубокое положение о диалектическом сочетании в ней многогранности и целостности, о важности определения стержневой для данной личности позиции, «с которой все свойственные ей противоречия смыкаются в единстве» [24; 621] и др. А. Г. Ковалев, стоя, в основном, на тех же позициях, в книге «Психология личности» специально подчеркнул, что хотя выделение указанных компонентов «в какой-то мере условно...», «однако все же следует различать эти структуры как относительно автономные» [17; 44]. Весомый вклад в развитие системных представлений о личности внес А. В. Петровский, показавший, в частности, что «природные, органические стороны и черты выступают в структуре личности как социально обусловленные ее элементы. И для них нет необходимости выделять специальные, несоциальные подструктуры» [23; 59].

Л. И. Божович раскрыла личность как динамическую, постепенно усложняющуюся систему, которая по мере своего онтогенетического развития все более и более становится системой самоусовершенствующейся. Ею была развита гипотеза о том, что «целостная структура личности определяется прежде всего ее направленностью, так что именно последняя составляет стержень этой структуры» [10; 422].

Ряд интересных идей, касающихся системного понимания личности, высказала в последнее время Л. И. Анцыферова. Поставлен вопрос о роли гармонии в развитии личности, о необходимости перехода от структурно-статичного исследования психологической организации личности к процессуально-динамическому1 и некоторые другие [7].

Мы бегло отметили здесь лишь те конструктивные моменты в развитии системного взгляда на личность, которые близки к теме настоящей статьи и касаются вопроса о внутренней организации этой системы. Системный подход, однако, необходимо включает в Себя и требование рассматривать личность как «компонент другой, более высокого уровня системы» [9; 35]. В разработке вопроса о личности как компоненте систем более высокого уровня или более широкого порядка, в анализе ее связей с обществом, а также со своими биологическими сокомпонентами2 советские психологи, вооруженные теорией марксизма-ленинизма, тоже добились бесспорных успехов. Не имея сейчас возможности остановиться на этой стороне проблемы, просто напомним читателю о безусловно хорошо известных ему трудах таких советских психологов, как Б. Г. Ананьев, К. А. Абульханова-Славская, А. Н. Леонтьев, Б. Ф. Ломов, В. С. Мерлин, А. В. Петровский и другие.

Таким образом, в советской психологии немало сделано на пути создания той самой хорошей теории личности, в которой так нуждается практика воспитания. И все же нельзя сказать, что системная трактовка личности достигла к настоящему времени такой степени ясности, при которой ее можно было бы конструктивно использовать для создания программы изучения и воспитания людей, программы наиболее эффективного управления формированием нового человека будущего. Кратко обрисованные выше, правильные, на наш взгляд, подходы к системному пониманию личности, к сожалению, пока что мирно уживаются с представлениями, по существу, перечеркивающими такие подходы, причем это нередко случается у одних и тех же авторов. Например, во 2-м издании

 

24

 

«Общей психологи» для студентов пединститутов под ред. В. В. Богословского и др. в подпараграфе «Основные компоненты структуры личности» читаем: «Первый компонент (блок) характеризует направленность личности... Третьим блоком является характер...» Однако уже через строчку утверждается, что «характер представляет сложную систему свойств направленности (подчеркнуто нами.Б. Д.) и воли, интеллектуальных и эмоциональных качеств, типологических особенностей, проявляющихся в темпераменте» [22; 59—60]. Такая непоследовательность, свойственная не одному только цитированному источнику, в большой мере объясняется, как мы думаем, отсутствием в психологии личности ясных исходных понятий, причем одно из них, наиболее часто употребляемое — понятие «отношение» — вообще стало подставляться на место любого психологического явления, с которым оно, так сказать, находится в тех или иных «родственных связях». Вследствие всего этого в психологии в последнее время усилились тенденции, фактически вновь ведущие ее к тому, от чего она нелегко ушла — т. е. к сведению личности к структуре ее бесчисленных качеств, причем «структура» в таких случаях просто красивое слово. Разрешение этой «проблемной ситуации» мы видим в том, чтобы для начала попытаться ясно определить ту «системообразующую ось» (В. Г. Афанасьев), вокруг которой возникают, развиваются все другие компоненты личности, взяв за исходный пункт рассмотрения этого вопроса те взгляды на системообразующий фактор, которые уже достаточно отчетливо оформились в теориях систем, разрабатываемых советскими учеными.

 

*

 

С позиций системного подхода личность относится к классу так называемых целевых (целеустремленных) систем, поведение которых управляется целями. «Цель — это тот конечный, запрограммированный результат, на достижение которого направлено функционирование системы» [9; 207]. Человеческие цели поэтому есть «...идеальный, внутренне-побуждающий мотив производства...» [3; 717].

Цель, однако, не существует сама по себе как простой «образ результата». Она компонент более сложного целого — целевой программы, в структуре которой этот образ только и приобретает функцию цели. У личности наиболее характерной разновидностью такой программы является намерение — особое функциональное образование нашей психики, возникающее в итоге сложного психического акта целеполагания. Намерение несет в себе сознательную цель, которая, собственно говоря, только и является целью в строгом смысле слова. Однако в теориях систем, кибернетике и иногда физиологии [8; 50—51] принято называть целями и определенные неосознаваемые их аналогии, которые, впрочем, удобнее именовать предцелями (подобно тому как говорят, например, о прединтеллекте). К целевым программам, содержащим предцели, относятся акцепторы результатов действия животных и бессознательные целевые установки человека. С некоторыми оговорками к ним можно отнести также и потребности, при той трактовке последних, которую мы предложили ранее [12]..

Целевые программы образуют в личности сложную, многоэтажную иерархическую систему (подсистему), в которой более капитальные и долговременные цели во взаимодействии с ситуациями их достижения рождают более конкретные и преходящие. Вследствие этого основание такой системы является относительно устойчивым и включает в себя достаточно компактный блок основных целевых программ, в то время какчее «вершина» весьма широка и находится в процессе непрерывных изменений. Целевые программы, лежащие в основании такой

 

25

 

программно-целевой подсистемы личности, и представляют собой тот системообразующий ее компонент, который интегрирует вокруг себя все остальные ее компоненты. Что же касается верхних этажей этой подсистемы, включающей временные, быстро исчерпывающие себя целевые программы, то они выступают как системообразующий фактор определенных личностных состояний человека. Сформированная личность поэтому одновременно является и достаточно устойчивой и крайне динамичной системой. Она чутко реагирует, быстро перестраивается в ответ на всякое изменение ситуации и вместе с тем сохраняет себя, сохраняет некоторую единую логику своих частных целей и поступков, несмотря на их внешне изменчивый, преходящий, нередко случайный характер. Представляется делом простой договоренности, называть ли направленностью личности этот общий эффект проявления ее блока основных целевых программ или сам блок. Важнее понять сущность этих программ как элементов такого блока. Не есть ли они то же самое, что называют отношениями личности? В свое время мы уже дали на этот вопрос категорический отрицательный ответ [12]. Неразграничение внутренних целевых программ человека и его отношений к действительности есть, как нам кажется, основная причина тех бесконечных тупиков и ловушек, в которые попадают психологи на пути к системному истолкованию личности. Поэтому, хотя дифференцировка двух данных явлений, постоянно связанных друг с другом, требует кропотливого анализа, не приходится жалеть потраченных на это усилий. Отношения как таковые — это не образования, а актуально протекающие процессы — внутренние оценочные переживания (чувства, мнения, желания) и опредмечивающие их практические действия, поступки. При этом отношения-переживания переходят в отношения-поступки чаще всего не непосредственно, а через акт целеполагания. Сколько-нибудь подробно анализировать деятельность целеполагания мы здесь не имеем возможности, однако отметим, что на «вход» ее могут поступать многие, иногда противоречащие друг другу отношения-чувства, но лишь часть из них на «выходе» воплощается в намерение с заключенной в нем целью. Следует ли из этого, что намерения есть тоже отношения? Нет3. Яйцо воплощается в курицу, но это не значит, что курица и яйцо одно и то же. Курица может снести и новые яйца. Подобно этому намерение и отношение, не уподобляясь одно другому, также постоянно меняются местами в качестве причины и следствия друг друга. Говоря словами Ф. Энгельса, «то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием, и наоборот» [4; 205]. Отношение рождает (точнее, может породить) намерение, а намерение, в свою очередь, реализуется через практическое отношение и порождает новые оценочные отношения ко всему, что способствует или препятствует его реализации.

Но отношения порождаются не только намерениями, а и другими формами целевых программ, исходно — врожденными потребностями человека. В связи с этим естественно взять за «точку отсчета» в цепи причин и следствий именно целевые программы в любой их форме (в том числе и в форме намерений), рассматривая их как побудительные механизмы, которые в качестве особых психологических образований предшествуют порождаемой ими физической и психической активности — отношениям. Этим, однако, сложность вопроса о субъективно-личностных отношениях не исчерпывается. Дело в том, что пережитые человеком оценочные отношения-эмоции могут запечатлеваться в его мозге и непосредственно, минуя механизм намерения. А. Н. Леонтьев говорил о таких случаях как о кристаллизации чувств в предмете. Но если

 

26

 

выражаться проще, то это есть не что иное, как образование временной связи между эмоцией и вызвавшим ее объектом. По механизму временной связи такие отношения-переживания в дальнейшем и воспроизводятся. Оценочное отношение может быть усвоено и как частица социального опыта, как окрашенное эмоциями знание. Воспроизводиться в этом случае оно будет все по тому же условно-рефлекторному принципу. Все отношения этого рода мы в свое время назвали эмансипированными отношениями [12]. Будучи актуализированными, эмансипированные отношения могут сформировать намерение и тоже реализоваться практически. Тем не менее между целевыми программами и запечатленными эмансипированными отношениями существует принципиальное различие. Целевые программы не нуждаются ни в каком внешнем толчке, чтобы породить активность личности. Для того же, чтобы «разбудить» эмансипированное отношение, нужен внешний толчок—непосредственное восприятие их объекта или, во всяком случае, нечто такое, что по ассоциации о нем напомнит. Без этого эмансипированное отношение может непробудно спать годами. Существует и иного плана важное различие между эмансипированными отношениями и целевыми программами: количество последних ограниченно, первых — необозримо велико. Хотя те и другие выступают в качестве элементов личности, при системном анализе они должны быть разнесены по разным ее блокам.

Итак, есть основания различать всевозможные формы отношений личности от ее целевых программ и именно на последние смотреть как на основные внутренние побудители ее инициативного поведения. Но сами целевые программы, как уже отмечалось, бывают разного уровня. Какова же, спрашивается, особенность тех целевых программ, которые создают устойчивость личности, определяя ее кардинальную, а не ситуативную направленность? Совершенно ясно, что наиболее устойчивыми программами могут быть такие, которые несут в себе наиболее общие и неисчерпаемые цели. Это может иметь место только тогда, когда в качестве цели запрограммирован не какой-либо конкретный результат, реализующий определенное отношение, а сама необходимость неизменно сохранять и осуществлять его, например служить общественному делу или самоутверждаться, жить в наслаждении или стремиться к самосовершенствованию и т. д. Такие цели не обязательно сформулированы вербально, например в форме обещания, клятвы, которые человек дает сам себе. Наоборот, чаще они носят характер предцелей, зафиксировавшихся в неосознаваемых целевых установках личности и проявляющихся в форме влечения к тем конкретным ценностям, поступкам и достижениям, которые «опредмечивают» то или иное запрограммированное установкой отношение.

Таким образом, особой разновидностью целевых программ, характеризующихся принципиальной неисчерпаемостью заключенных в них целей (или предцелей), являются программы, которые можно кратко назвать программами отношений личности.

В связи с различением эмансипированных отношений и программ отношений личности следует расширить и классификацию эмоциональных явлений. Сейчас их принято подразделять на эмоциональные процессы, эмоциональные состояния и закрепившиеся эмоциональные отношения человека. Такая классификация подразумевает, что симпатия и любовь, неприязнь и ненависть различаются только по силе переживания. В действительности же между ними существует глубокое качественное различие. Симпатия и неприязнь — это, действительно, только закрепившиеся эмоциональные отношения. Что же касается любви и ненависти, то они есть, по существу, особые эмоциональные программы отношений личности. Ярко выражена, например, «программность» ненависти в том признании, которое А. С. Пушкин вложил в уста обиженного

 

27

 

Петром I Мазепы: «Тогда, смирясь в бессильном гневе, отмстить себе я клятву дал; носил ее — как мать во чреве младенца носит».

Любовь как целевая программа отношений также не ситуативно, а постоянно толкает человека на определенные переживания, действия, контакты, достижения.

Понимание различий между эмансипированными эмоциональными отношениями и эмоциональными программами личности важно для практики воспитания.

Программы отношений личности, независимо от того, представлены ли они неосознаваемыми установками или сознательными намерениями, и являются, по нашему мнению, теми ее элементами, которые образуют ее общую направленность4.

В заключении этой части статьи имеет смысл кратко сопоставить нашу концепцию с диспозиционной концепцией В. А. Ядова [25]. Сходство между ними состоит в том, что обе признают наличие иерархической, многоуровневой организации психических механизмов, которые побуждают и регулируют социальное поведение человека. Различие же заключается в следующем. В. А. Ядов единицей регуляционной системы считает диспозиции, понимаемые как закрепившийся в структуре личности «продукт столкновения потребностей и ситуаций» [25; 12]. Средоточием интереса автора диспозиционной концепции при этом является анализ роли и взаимодействия диспозиций разных иерархических уровней. Диспозиции рассматриваются им как единые сущности, их связь с реактивным и инициативным поведением четко не высвечивается. Мы же, напротив, главное внимание уделяем доказательству того, что «столкновение потребностей и ситуаций» может в конечном итоге создавать в личности психические образования двух принципиально разных типов — новые потребности или потребностно-подобные механизмы и эмансипированные отношения (те и другие часто прячут свою разную сущность за одинаковыми именами «фиксированной установки», «аттитюда», «ценностной ориентации»). Первые по своей сути являются целевыми программами и определяют инициативное поведение личности, вторые — рефлекторно актуализирующими «следами» пережитого, определяющими реакции человека на типичные ситуации. Те и другие почти не различимы на уровне решения личностью сиюминутных задач, но в основе своей они относятся к разным ее подсистемам — направленности и характеру.

Поэтому их дифференцировка чрезвычайно важна как для успеха конкретных научных исследований личности, так и для практики воспитания (подробнее см. [11]). Различая эти две подсистемы (система «личность» включает не только их!), мы в настоящей работе анализируем лишь первую, ведущую.

 

*

 

Программы отношений человека к действительности конституируют его направленность, действуя не изолированно, но как единое целое. Для более конкретного рассмотрения этого вопроса необходима

 

28

 

какая-то, хотя бы самая общая, классификация таких программ. Деля последние только на классы и подклассы, ее можно представить в виде следующей простой схемы:

 

 

Моральный облик личности в первую очередь зависит от того, какие программы отношений к жизни у нее доминируют. Высший в моральном отношении тип личности характеризуется главенствующей ролью его прогрессивных надличных программ. «Сделать все ради новых побед дела коммунизма, — говорил Л. И. Брежнев, — это для меня как коммуниста главная цель, высший долг, смысл всей моей жизни» [6; 321].

Напротив, доминирование узколичных программ отношения к миру может дать, например, такие человеческие типы, как тип честолюбца-карьериста, тип морально-мировоззренческого гедониста5 и т. п. В хорошо известных экспериментах по изучению направленности личности учащихся, проведенных в свое время под руководством Л. И. Божович, психологи, по существу, стремились выявить, доминируют ли у каждого ученика надличные, коллективистические программы, или узколичные, индивидуалистические.

Однако одно выявление доминирующих и подчиненных программ отношений личности еще не раскрывает полностью ее направленности. Очень важно и то, как эти программы взаимосвязаны друг с другом. Здесь возможны два крайних варианта. Первый, когда субдоминантные программы совершенно независимы от доминирующей и в критических ситуациях она берет над ними верх в результате острого психологического конфликта. Второй, когда доминирующая программа настолько «проникла» в подчиненные, настолько перестроила их по своему образу и подобию, что никакой борьбы между ними не возникает, наоборот, они действуют синергически. И это отнюдь не результат относительной слабости субдоминантных программ. История, например, знает многих очень честолюбивых людей (скажем, А. В. Суворова), которые, однако, и не помышляли ни о какой иной славе, кроме той, что могла быть завоевана в честном и беззаветном служении своему Отечеству. Всякое возвышение, достигаемое ценой измены его интересам, воспринималось ими не как слава, а как позор. Поэтому возможность такой славы вовсе не таила для них зерен внутреннего конфликта между личным и надличным. Настоящий советский коллективист также характеризуется не тем, что он не стремится к личному самоутверждению или отвергает наслаждения. Но ему просто чужда сама мысль, что можно утверждаться и наслаждаться во вред обществу. Ему поэтому не приходится терзаться внутренними конфликтами между его надличными и собственно личными целевыми программами, подобно тому как честному человеку, «в какой бы нужде ни был он», не приходится бороться с искушением залезть в чужой карман.

В сущности, только тогда, когда мы имеем такого коллективиста, мы и можем говорить о коллективистической направленности как об интегральном, системном качестве его личности.

 

29

 

Все сказанное отнюдь не означает, что гармоническая личность вообще лишена противоречий и внутренних конфликтов. Ведь чем гармоничнее у человека система его целевых программ, тем, при прочих равных условиях, он быстрее развивается, успешнее ассимилирует новое в жизни общества и формирует новые кардинальные цели. А такой процесс, естественно, не может протекать без временного нарушения этой же самой гармонии, без известной перестройки уже сложившейся структурной основы направленности личности. В то же время связанные с этим внутренние конфликты у гармонически сформировавшегося индивида не носят тяжелого и затяжного характера, поскольку чем гармоничнее, слаженнее система, тем легче она уподобляет себе новые элементы, не теряя своей устойчивости. Гармоничность личности вообще и структур, определяющих ее направленность, в частности, есть поэтому фактор, одновременно способствующий и назреванию в ней определенных внутренних противоречий, и их успешному диалектическому снятию — но это уже совсем другая проблема, требующая отдельного рассмотрения.

 

*

 

Одним из важных теоретических достижений советской психологии можно считать положение о том, что «на каждом уровне индивидуального развития человека возникают новые принципы личностной организации, строящейся, так сказать, на оси определенной ведущей деятельности и соответствующего ей психологического, точнее, личностного образования» [7; 46].

В настоящей статье мы не можем рассматривать возрастную динамику формирования, развития и архитектоники основных целевых программ человека. Но рассмотреть их отношение к деятельности, к формирующимся на ее «оси» конкретным синтезам таких программ, хотя бы в самой общей форме, нам необходимо. А для этого сначала надо хотя бы кратко остановиться на некоторых варьирующих особенностях мотивации деятельности. Достаточно отчетливо эти особенности «просвечивают» в следующем, часто цитируемом высказывании Рихарда Вагнера: «Художник, — пишет Вагнер, — независимо от цели его деятельности, испытывает наслаждение уже в самом творчестве... Самый процесс творчества является для него деятельностью, доставляющей наслаждение и удовлетворение, а не просто трудом. Ремесленник же интересуется лишь целью своих усилий, пользой, которую они ему приносят, его деятельность не радует, а отягощает его как неизбежная необходимость; он с удовольствием свалил бы ее на машину» (цит. по [18; 296]).

Вагнер, таким образом, выделил в деятельности два основных возможных ее мотива — пользу и наслаждение. Если учесть, что польза — мотив крайне широкий, который может включить в себя заинтересованность как в личном благополучии, так и в благе других людей, то в общем такая мотивация деятельности вполне сводима к тем основным классам и подклассам целевых программ, которые были намечены нами выше. Однако для полной конгруэнтности с картиной, нарисованной Вагнером, их теперь лучше представить в несколько иной форме, а именно:

 

 

Обе классификации равно правомерны, но имеют разное назначение. Первая, противопоставляя надличные программы узколичным,

 

30

 

подчинена задаче определения нравственного уровня личности. Вторая соотносима с наиболее целесообразным при анализе деятельности подразделением ее мотивов. В соответствии с ним выделяются деятельности, совершаемые как тяжкая, но «неизбежная необходимость», и деятельности, привлекающие к себе субъекта уже самим процессом как источником наслаждения.

Следует отметить, что характер такого наслаждения у деятелей, занимающихся разными деятельностями, может быть тоже разным. Наслаждение художника, очевидно, не тождественно наслаждению, которое получают от своей работы творческие представители других профессий, хотя они, в свою очередь, считают, что именно их труд способен приносить «ни с чем не сравнимое удовольствие» [27]. Эти различия между людьми неподвластны нравственному критерию и квалифицируются нами в качестве различий не в их моральной, а в их эмоциональной направленности [15].

Несмотря на то, что на уровне житейского сознания мотив удовольствия самоочевиден, для науки вопрос о нем оказался чрезвычайно «твердым орешком». В гедонистических концепциях мотивации он был решен крайне примитивно: удовольствие — это положительные эмоции, антиподом которых являются эмоции отрицательные, и человек всегда действует ради максимизации первых и минимизации вторых.

С позиций гедонизма объективный результат (польза), на достижение которого направлена деятельность, как бы теряет свою непосредственную ценность, выступая лишь как средство уменьшения страдания и увеличения наслаждения. Неприемлемость такой точки зрения была показана и у нас, и за рубежом [19], [28], [29]. Объективным результатом была «возвращена» их собственная ценность, а эмоции выступили в функции оценок, пеленгаторов этих ценностей. Это был вообще-то правильный взгляд, но... он как бы совсем зачеркнул роль наслаждения в мотивации деятельности, ибо не смог выйти за пределы одной системы отношений личности.

Глубокие идеи Ш. Фурье, а особенно К. Маркса и Ф. Энгельса о коммунистическом труде, который «перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни» [4; 20], «станет тем, чем он должен быть — наслаждением» [1; 528], у критиков гедонизма, при всей их правоте, адекватного отражения не нашли.

В ряде своих работ мы показали, в чем тут дело [14], [15]. Эмоция действительно выполняет лишь служебную функцию оценки в системе «субъект — цель деятельности». Но в системе отношений субъекта к самой деятельности эти же генерируемые ею эмоции выступают уже в роли ее самодовлеющих ценностей. При этом в данной роли они меняют многие свои характеристики, так что, например, отрицательные эмоции — оценки могут оказаться (в определенном эмоциональном контексте) положительными эмоциями-ценностями — неотъемлемым компонентом удовольствия от данной деятельности6.

Человек может заниматься разной деятельностью: и приносящей только пользу, и приносящей и пользу и наслаждение. Соотношения между этими двумя мотивами могут быть тоже очень разными. В детской игре, например, объективный результат, польза, носит чисто условный характер. Главное, что ее мотивирует, — удовольствие от самого

 

31

 

процесса игры. В деятельностях учения, труда наслаждение обычно занимает подчиненное место относительно мотива пользы, а в некоторых случаях вообще отсутствует или даже заменяется неудовольствием. Однако только тогда, когда в данной деятельности человек получает возможность удовлетворять и свои гедонико-целевые программы, его приверженность к делу может принять характер склонности. «Гедоническая природа» склонностей настолько выступает на первый план, что все остальное, что стоит за ними, мало привлекает внимание. Склонность кажется поэтому достаточно простым психологическим явлением, которое можно однозначно охарактеризовать по предмету соответствующей деятельности. Однако подоплека склонности к одной и той же деятельности у разных лиц отнюдь не тождественна. Хотя специфический характер этому явлению у всех людей придают их гедонико-целевые программы, но они не единственны в том психологическом образовании, которое определяет склонность, и у разных личностей могут занимать в нем очень разное иерархическое место и сочетаться с очень разным составом других программ. Уже у маленьких детей в их игровых склонностях начинают вызревать весьма важные программы их отношений к действительности, вплоть до надличных. Описанный писателем Л. Пантелеевым случай, когда семилетний мальчик, поставленный старшими «шутниками»-ребятами на пост часового у «порохового склада», плача простоял голодный до ночи, но поста не покинул, достаточно жизненно реален.

В процессе развития личности «внутри» каждой ее отдельной склонности и всей их системы происходят непрерывные изменения: формируются новые программы отношения к жизни, меняется их структура, протекают сложные процессы выхода одних программ за рамки склонности и «вклинивания» в нее ранее не свойственных ей программ «извне». Сложно взаимодействуют между собой склонности к предметным деятельностям (интересы), к воспоминаниям и мечтам. В последних, как в своеобразной внутренней мастерской, конструируются новые целевые программы индивида.

Поскольку структурная организация личности формируется на базе ведущей деятельности, огромное значение приобретает то обстоятельство, станет ли эта деятельность предметом склонности или только «неизбежной необходимостью», при которой наслаждения оказываются «вне действительного содержания жизни людей и в противоречии с ним» [2; 419]. В последнем случае неизбежна либо аскетическая обедненность, либо расщепленность внешней и внутренней жизни человека7. Напротив, деятельность по склонности гармонизирует жизнь личности, а вместе с тем и самую ее внутреннюю организацию.

Возможность прежде всего заниматься общественно важным делом, к которому испытываешь склонность, и есть та стержневая для личности позиция, о которой С. Л. Рубинштейн говорил, что она смыкает все свойственные личности противоречия в единстве, приводя в качестве примера писательское поприще Н. В. Гоголя [24; 621].

Новый человек, формируемый всем укладом нашей жизни, должен быть гармонической личностью, у которой все ее важнейшие целевые программы — служения Родине, самовоплощения, саморазвития, самоутверждения, наслаждения своим общественным бытием — будут прежде всего реализовываться через «дело, которому он служит». Его особый

 

32

 

«индивидуальный способ общественного бытия» (К. А. Абульханова-Славская), вобрав в себя эту главную и более частные склонности, интегрируется в конечном счете в единую, индивидуально-своеобразную склонность жить по-коммунистически.

Практическим «выходом» из сказанного для воспитательной работы в наших школах, ПТУ, техникумах и высших учебных заведениях должен быть взгляд на формирование социально важных склонностей как на тот ключевой пункт, к которому следует стягивать все воспитательные усилия. Патриотическое, эстетическое и всякое иное воспитание будет эффективным тогда, когда формируемые при этом программы отношений к действительности окажутся сразу же включенными в деятельности, в которых они смогут осуществляться уже сейчас, а не в «туманном далеке». Равным образом, наиболее успешное перевоспитание асоциальных склонностей подростка может вестись только на основе внимательного изучения их компонентного состава [13].

Что же касается нас самих, психологов, работающих в области психологии личности, то углубление системных представлений о ней также должно быть связано с постановкой проблемы склонностей, наряду с другими важнейшими проблемами, в самый центр исследовательской работы. В связи со склонностями человека следует изучать не только его целевые программы, но и все другие, по существу, «обслуживающие» их компоненты личности — характер, способности, фонд знаний и навыков, самосознание (причем некоторой ревизии следует подвергнуть и сами представления о последних). Такой подход — один из главных аспектов разработки системного понимания личности, а тем самым и одно из необходимых условий того, чтобы психологическая наука внесла достойный вклад в решение общенародной задачи формирования нового человека, первостепенное значение которой еще раз было подчеркнуто XXVI съездом нашей партии.

 

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3.

3. Маркс К.. Энгельс Ф. Соч., т. 12.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19.

5. Брежнев Л. И. Отчет Центрального Комитета КПСС XXVI съезду Коммунистической партии Советского Союза и очередные задачи партии в области внутренней и внешней политики. — Материалы XXVI съезда КПСС — М., 1981.

6. Брежнев Л. И. Все для блага народа, во имя народа: Речь на встрече с избирателями Бауманского избирательного округа города Москвы 14 июня 1974 года. — В кн.: Брежнев Л. И. Вопросы развития политической системы советского общества. — М., 1977, с. 306—321.

7. Анцыферова Л. И. Некоторые теоретические проблемы психологии личности.— Вопросы психологии, 1978, № 1, с. 37—50.

8. Ата-Мурадова Ф. А. Развивающийся мозг: системный анализ. — М., 1980. — 295 с.

9. Афанасьев В. Г. Системность и общество. — М., 1980. — 368 с.

10. Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. — М., 1968. — 464 с.

11. Додонов Б. И. Направленность, характер и типичные переживания человека. — Вопросы психологии, 1970, № 1, с. 28—38.

12. Додонов Б. И. Потребности, отношения и направленность личности. — Вопросы психологии, 1973, № 1, с. 18—28.

13. Додонов Б. И. О типологическом подходе к изучению и перевоспитанию трудновоспитуемых школьников и несовершеннолетних правонарушителей. — М., 1974, с. 25—26.

14. Додонов Б. И. Эмоция как ценность. — М., 1978. — 272 с.

15. Додонов Б. И. Эмоциональная направленность личности: Автореф. докт. дис. — М., 1979. — 29 с.

16. Иконникова С. Идеал нравственный. — Философская энциклопедия, т. 2. М., 1962, с. 202—204.

17. Ковалев А. Г. Психология личности. — 3-е изд., перераб. и доп. — М., 1970. — 391 с.

 

33

 

18. Кон И. С. Социология личности. — М., 1967. — 383 с.

19. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1975. — 304 с.

20. Ломов Б. Ф. Личность в системе общественных отношений. — Психологический журнал, т. 2, № 1, с. 3—17.

21—22. Общая психология. — 2-е изд., персраб. и доп. / Под ред. В. В. Богословского и др. — М., 1973. — 351 с.

23. Петровский А. В. Личность в психологии с позиций системного подхода. — Вопросы психологии, 1981, № 1, с. 57—66.

24. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. — 2-е изд. — М., 1946. — 704 с.

25. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности / Под ред. В. А. Ядова. — Л., 1979. — 264 с.

26. Трубников Н. Цель — философская энциклопедия. — М., 1970, т. 5, с. 459— 462.

27. Таунс Чарльз. Ответ на анкету «Литературной газеты». — В кн.: Наука и общество. — М., 1977, с. 14.

28. Allport G. W. Becoming Basic consideration for a psychology oi personality. — Hew Haven: Yale Univ. Press., 1955. 106 p.

29. Boden M. A. Purposive explanation in psychology.Cambridge (Mass.): Harv. Univ. Press, 1972. 408 p.

 

В СОВЕТЕ ПО КООРДИНАЦИИ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИИ В СССР

 

Утверждены следующие темы диссертаций на соискание ученой степени доктора психологических наук:

Содержательное обобщение как психологическая основа развития математического мышления младших школьников (специальность 19.00.07)—Боданский Ф. Г. (Харьковский пединститут).

Возрастная динамика волевой активности школьников и методы се изучения (специальность 19.00.07) —Высоцкий А. И. (Рязанский пединститут).

Особенности пространственного анализа и его формирование у учащихся вспомогательной школы (специальность 19.00.10)—Головина Т. Н. (НИИ дефектологии АПН СССР).

Психофизиологический анализ индивидуальных различий активности человека (специальность 19.00.01)—Крупнов А. И. (Свердловский пединститут).

Особенности развития коллективов в условиях различных видов деятельности (специальность 19.00.01)—Морозов А. С. (НИИ общей и педагогической психологии АПН СССР).

Особенности формирования мышления на ранних этапах онтогенеза (специальность 19.00.07)—Новоселова С. Л. (НИИ дошкольного воспитания АПН СССР).

Закономерности приема и переработки сенсорной информации у детей с нарушением интеллекта (специальность 19.00.10)—Переслени Л. И. (НИИ дефектологии АПН СССР).

Индивидуально-типические особенности обучаемости младших школьников с нарушениями умственного развития (специальность 19.00.10) — Пермякова В. А. (Иркутский пединститут).

Психологические условия эффективности лекционной пропаганды (специальность 19.00.05) —Сазонтьев Б. А. (Калининский университет).

 


1 Последний тип исследований должен, очевидно, не сменить первый, но существенно дополнить его. «Принцип историзма, движения, развития является... основным аспектом системного подхода. Причем это отнюдь не умаляет значения компонентного, структурного и других его аспектов» [9; 182].

2 Последние выделяются, если рассматривать личность как компонент системы «человек».

3 Нет, конечно, постольку, поскольку мы не хотим утерять необходимую тонкость разграничения разных явлений.

4 Понятие запрограммированного отношения близко к понятию идеала как «абстрактно-общей цели» [25; 461]. Во многих случаях эти два понятия легко переводимы друг в друга, иногда такой перевод дан уже в самом определении идеала. Например, нравственный идеал определяют как «представление о всеобщей норме, образце человеческого поведения и отношений между людьми, выражающее исторически определенное понимание цели жизни» [16; 202]. Но наше понятие, во-первых, шире понятия идеала, ибо охватывает и неосознаваемые установки человека, а во-вторых, точнее раскрывает природу общей цели как не просто образца отношения, но образца, обладающего побудительной силой в составе особого целого — целевой программы личности.

5 Данный тип не следует смешивать с гедоническим типом ОЭН (см. [14]), хотя определенные связи между ними существуют.

6 Очень точное поэтическое отражение этот факт нашел в следующих стихах А. С. Пушкина:

Но тайну прелесть находила

И в самом ужасе она.

Так нас природа сотворила,

К противоречию склонна.

7 Такая «расщепленность» неизбежна, например, для трудящихся капиталистических стран, у которых их личная жизнь начинается только после работы и которые, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, чтобы удовлетворить свою потребность в наслаждении, вынуждены придавать бессодержательной деятельности мнимое содержание [2; 419].