Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

60

 

ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ РЕГУЛЯЦИЯ РЕЧЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ

 

Н. В. ВИТТ

 

Проблема регуляции поведения человека в последнее десятилетие привлекает все большее внимание исследователей. Особое значение ей придается в психологии эмоций, где возникает вопрос о регуляции собственного поведения и поведения других людей, т. е. вопрос о внутренних и внешних ее формах. При этом, несмотря на то, что эмоциональный компонент этих форм регуляции поведения человека специально не рассматривается, он имплицитно присутствует в контексте исследования каждой из них. Так, эмоциональный компонент, со всей очевидностью, должен учитываться в анализе формирующих и регулятивных воздействий общественных отношений и систем социальных норм человека [29], поскольку они, подобно любым другим воздействиям, преломляются через внутренние условия. Эмоциональный компонент регуляции невозможно исключить и из исследования внутренней, личностной регуляции, будь то обширнейшая область произвольного регулирования работы сенсорной системы [14], непроизвольная и частично осознаваемая регуляция динамики эмоциональных состояний при выполнении сложной деятельности [17], [20], при восприятии изображений [2], музыки [26], а также при речевом общении [18]. В контексте изучения личности как субъекта деятельности выделяется «чувственный» уровень внутренней регуляции, приравниваемый к побудительному (в отличие от «сознательного» и «исполнительского»), на котором дифференцируются самостоятельные функции эмоций, например инициатора и контролера [1; 274].

В исследовании природы эмоций и их функций в структурировании психического образа [28] и в регуляции деятельности субъекта [16], [7], [5] подчёркивается необходимость изучения механизмов, критериев и объектов внутренней эмоциональной регуляции.

Эмоциональная регуляция поведения человека исследуется в основном в двух направлениях: в плане анализа роли эмоций в формировании и поведении целостной личности и в плане выявления места и функций эмоций в интеллектуальной деятельности человека. Становление «эмоциональной направленности» личности обусловлено эмоциональным регулированием устойчивых склонностей, формирующихся интересов человека, его ориентации в выборе значимых для него объектов [11]. Экспериментально выделен особый психологический механизм эмоциональной коррекции, координирующий избирательность по отношению к эмоциогенным объектам и динамику предвосхищающего поведения со «смыслом» проблемной ситуации для субъекта [13]. Этот механизм, несомненно, составляет важное звено эмоциональной регуляции поведения. В исследованиях интеллектуальной деятельности показано, что Собственно интеллектуальная и оценочная деятельность субъекта в значительной мере определяется характером эмоциональной регуляции [4].

 

61

 

В последнее время поставлен вопрос об изучении эмоциональной регуляции мыслительной деятельности [6] и исследована эвристическая функция эмоций.

Таким образом, эмоции рассматриваются большинством исследователей как особая, «пристрастная» форма отражения действительности, а их участие в психической регуляции направленности и динамики поведения выделяются в особую систему эмоциональной регуляции поведения человека.

Одним из перспективных подходов к изучению эмоциональной регуляции представляется, на наш взгляд, исследование ее функционирования в речевом поведении. Речевое поведение, в котором проявляются и особенности речемыслительной деятельности человека, и его эмоциональные состояния, позволяет с достаточной точностью, провести анализ конкретного вербального материала. Этот материал использовался ранее многими авторами для определения речевых коррелятов текущих эмоциональных состояний человека [10], [18], [19] и др. Он открывает широкие возможности изучения эмоциональной регуляции, поскольку дает информацию и об эмоциональности как одной из общеличностных характеристик.

Эмоциональность, которая «входит в построение личности» [24; 413] и достаточно обоснованно рассматривается в психологической литературе в качестве ее постоянной характеристики [21], [23], [27], является одной из детерминант речевого поведения. При этом мы исходим из того, что эмоциональность имеет двойную выраженность: а) в эмоциях, презентирующих сознанию потребности субъекта [8], и б) в динамике и качестве эмоциональных состояний и эмоционально-оценочного отношения человека к действительности. Презентация потребностей сознанию может осуществляться не только «текущими» эмоциями, но и ранее пережитыми и вошедшими в состав субъективного опыта индивида и оказывающими влияние на селективность его отношения к объектам и ситуациям действительности [2]. Вследствие этого в любой из двух форм поведения человека — вербальной или невербальной — должна проявляться тенденция к формированию определенной группы эмоциональных состояний и определенного типа эмоционально-оценочного отношения. Наиболее вероятно формирование тех эмоциональных состояний, которые обусловлены преобладающими в его субъективном опыте эмоциями. Поскольку эмоции характеризуются прежде всего качеством (модальностью) и направленностью на объекты действительности, то индивидуальная структура эмоциональности [21], доминирование элементов ее «базисного фонда» [25] и избирательность по отношению к эмоциогенным объектам выполняют регуляторную функцию в виденьи конкретных ситуаций действительности индивидом. В речевом поведении человека могут проявляться как банальные эмоции радости, страха (= тревожности), гнева, так и их избирательная направленность, выраженная в эмоциональном окрашивании ответа субъекта на наиболее значимые для него сигналы действительности. Предположительно, доминирующая эмоция может «окрашивать» и восприятие ситуаций (условий) порождения речевых высказываний, и содержательную и динамическую стороны самих речевых сообщений. В то же время уровень эмоциональности, т. е. частота возникновения у человека эмоциональных состояний (без различий по эмоциональному знаку и модальности), обусловливает большее или меньшее число ситуаций, маркируемых им в качестве эмоциогенных.

Таким образом, эмоциональная регуляция речевого поведения связана, во-первых, со склонностью индивида к переживанию той группы эмоциональных состояний, которые реализуют зону доминирующей эмоции [9], во-вторых, с уровнем эмоциональности и, в-третьих, с индивидуальным

 

62

 

опытом реализации речевых сообщений в конкретных ситуациях, который в значительной мере определяет избирательную направленность эмоционального реагирования.

Индивидуальные особенности эмоциональной регуляции речевого поведения формируются в процессе развития личности в обществе, когда, как указывал К. Маркс, представления человека о себе как о личности и о своем поведении опосредствованы его отношением к другим людям, т. е. к обществу в целом. И сами эмоции, и способы их выражения, в том числе речевые, трансформируются при воздействии внешних средств регуляции поведения [16]. Вначале поведение ребенка регулируется взрослым, и только после периода интернализации определенного набора норм и предписаний ребенок может сам осуществлять частично осознанное управление проявлением своих эмоциональных реакций и регулировать их внешнюю выраженность в соответствии с требованиями социального окружения. Особенности социальных контактов и общения оказывают решающее влияние не только на развитие эмоциональной сферы человека [3], но также и на формирование эмоциональной регуляции вербальной формы поведения. В условиях вербального общения человек отрабатывает нормативы речевого выражения эмоций, «маскировку» выраженности своих отдельных эмоциональных состояний и даже использование трудно поддающихся контролю эмоциональных реакций в целях воздействия на других [27].

Детальное изучение этих проблем вызывает значительный интерес, однако эмоциональная регуляция целостного типического речевого поведения человека экспериментальному исследованию не подвергалась, хотя по диагностике и оценке речевого выражения эмоциональных состояний выполнены глубокие исследования. При рассмотрении эмоциональной регуляции речевого поведения возможно выделить такие аспекты, как: 1) управление собственным речевым поведением в конкретных условиях; 2) воздействие посредством своего речевого поведения на других людей, когда, по словам Н. И. Жинкина, «сообщение управляет поведением партнера» [12; 7]; 3) вербальное взаимодействие, когда каждый из общающихся может «настраиваться для соответствующего действия и противодействия» [24; 459]. В данной статье объектом рассмотрения является первый аспект проблемы — управление собственным речевым поведением, — но при учете двух других. Теоретическое рассмотрение понятия эмоциональной регуляции позволяет предположить, что она проявляется в содержательной стороне текста, отражающей доминирование эмоций и их направленность на определенные элементы конкретных ситуаций.

Для проверки выдвинутой гипотезы нами было проведено исследование эмоциональной регуляции на материале содержательной стороны речевого поведения при использовании модели вербального общения в обучении [15]. Эта модель, реализуемая в условиях вузовской подготовки специалистов в области иностранных языков, представляется адекватной задаче исследования в силу того, что во время занятий существует потенциальная эмоциогенность ситуаций речевого поведения. Она возникает в связи со значимостью для говорящего качества его речевого сообщения, ожиданием оценки этого сообщения слушателями, а также авторитетного воздействия преподавателя.

Было проведено две серии специального эксперимента со 136 испытуемыми-студентами, из которых в первой серии участвовали 86 чел., во второй — 50 чел. Цель первой серии состояла в выявлении у каждого испытуемого доминирующих эмоций и ориентации на главный для него компонент ситуаций («стрессор»), в которых он должен был говорить. С этой целью испытуемым предлагалось описать возможно большее число

 

63

 

различных ситуаций во время практических занятий по языку, когда у них возникали эмоции, оказывавшие положительное или отрицательное влияние на речь. Затем испытуемых просили назвать эмоциональные состояния, развивавшиеся у них в каждой из этих ситуаций. Цель второй серии заключалась в том, чтобы проследить, как проявляются доминирующие эмоции субъекта и его ориентация на стрессоры в текстах, составленных в результате решения им двух вербальных задач. Первая вербальная задача состояла в завершении неоконченного фабульного рассказа в свободно выбираемой эмоциональной Модальности, во второй вербальной задаче от испытуемых требовалось составить еще один вариант завершения того же рассказа, но в любом ином эмоциональном «ключе».

Экспериментальный материал был получен в виде текстов, представляющих детальные описания различных эмоциогенных ситуаций (более 500), и текстов — завершений неоконченных рассказов (100). Этот материал был обработан качественно и количественно с применением контент-анализа [22], [30], который проводился как проверка гипотезы о проявлении в речи доминирующих эмоций субъекта и их направленности на объекты реальных ситуаций. В текстах первой серии учитывались наличие и частота лексических единиц, называющих и оценивающих эмоциональные состояния субъекта и эмоциогенные компоненты ситуации, в текстах второй серии учитывались и лексические единицы, и контекст, дающие информацию об эмоциональной модальности речевого высказывания. Приведем пример текстов-ситуаций, полученных в первой серии (протокол испытуемой М. С). (В тексте протокола одной сплошной линией выделены слова, относящиеся к эмоциональным состояниям, пунктирной — к их качественным характеристикам по частоте и интенсивности, двумя сплошными линиями — слова, относящиеся к эмоциогенным компонентам ситуаций, двумя пунктирными выделены слова, обозначающие их качественные характеристики).

 

 

64

 

В результате анализа всех текстов-ситуаций, приведенных выше, выявлено, что в большинстве из них (восьми из одиннадцати) состояние испытуемой было тревожным; об этом свидетельствует наличие слов «смущение», «чувство неуверенности», «волноваться» и др. Интенсивность и частота возникновения этого состояния показаны в субъективно-оценочных лексических единицах «всегда», «сильно» и др. Многократное употребление слов и словосочетаний, обозначающих главную направленность эмоций этой испытуемой на отдельные компоненты ситуаций, дало возможность определить основной для нее стрессор. В ее текстах названы такие компоненты ситуаций, как «аудитория», «преподаватель», «группа», «обстановка», «тема», но наиболее часто встречающиеся слова и словосочетания показывают, что эта испытуемая ориентирована на стрессор, условно названный нами «группа», т. е. люди, присутствующие при реализации ее речевых сообщений.

На основании результатов анализа текстов-ситуаций, составленных всеми испытуемыми, были выделены три группы по признаку доминирования эмоций. В текстах 24 % испытуемых преобладает описание условий возникновения приятных эмоций и радости; 38 % испытуемых чаще всего сообщают о тревожных состояниях; 28 % испытуемых называют главным образом ситуации, в которых у них возникает гнев. У 10 % испытуемых выявлено доминирование двух эмоций.

Данные анализа этих текстов позволили определить и три типа основных стрессоров. Они были условно названы: группа, т. е. «слушатели» речевых высказываний испытуемых, официальный лидер общения, которым в этих ситуациях являлся преподаватель, инициатор и активный участник общения; деятельность — содержательные и организационные характеристики выполняемой работы. Кроме того, наметился четвертый тип стрессора — функциональное состояние, сложившееся у испытуемого до начала приводимой им ситуации. Анализ текстов показал, что большинство испытуемых, 36 %, эмоционально реагируют на официального лидера общения, 30 % ориентированы на выполняемую

 

65

 

деятельность, и для 28% испытуемых эмоционально значимым является отношение к ним группы. (У 5 % испытуемых ориентацию на какой-либо определенный тип стрессоров анализ текстов не выявил.)

Сопоставление характера связи между доминированием эмоций у испытуемых и их ориентацией на типы стрессоров показало, что эмоции определенных модальностей как бы предопределяют фиксацию на основном стрессоре и второстепенном. При доминировании радости большинство испытуемых ориентировано на группу, несколько меньшее число — на деятельность. У испытуемых с доминирующей тревожностью на первом месте находится ориентация на официального лидера, на втором — на группу. Для большинства испытуемых с доминированием гнева основным стрессором является деятельность, меньшее их число ориентировано на официального лидера общения (таблица).

 

 

Таблица показывает, что направленность на какой-либо из типов стрессоров реализуется в их ранговой последовательности. Таким образом, направленность доминирующей эмоции радость может быть представлена последовательностью Гр (группа) — Д (деятельность) — Л (официальный лидер общения), направленность тревожности — последовательностью Л—Гр—Д, а направленность гнева — последовательностью Д—Л—Гр. Обнаруженная связь между доминированием эмоций и ориентацией на тип стрессора, по-видимому, отражает не только особенности данной выборки испытуемых, но и более глубокую внутреннюю зависимость между качеством доминирующей у субъекта эмоции и ее избирательностью по отношению к элементам реальных ситуаций. В этом «ранжировании» типов стрессоров проявляется не только признак направленности эмоций, но и одна из особенностей эмоциональной регуляции речевого поведения. Доминирование радости чаще всего связано с такой чертой личности, как общительность, стремление к установлению контактов с людьми, а также со склонностью к состояниям заинтересованности и увлеченности деятельностью; это достаточно наглядно проявляется в преимущественной ориентации «радостных» испытуемых на группу и на деятельность. Доминирующая эмоция тревожности, как известно, может предопределять гиперболизацию опасений, в частности опасений негативной внешней оценки; полученные данные свидетельствуют о том, что состояния тревожности испытуемых связаны прежде всего с ожиданием оценки со стороны официального лидера общения. При доминировании гнева человеку чаще всего свойственна большая «отвергающая» и «реконструирующая» активность. И действительно, согласно данным анализа текстов, эти испытуемые часто подвергали критике различные элементы учебной деятельности, выражали недовольство замечаниями и инструкциями официального лидера общения.

Ориентация на тот или иной тип стрессора проявилась в содержательной стороне текстов-ситуаций. Наиболее яркими примерами являются тексты испытуемых, ориентированных на деятельность и на официального

 

66

 

лидера. В текстах испытуемых, ориентированных на деятельность, обнаружено значительное число лексических единиц, обозначающих различные нюансы эмоциональных состояний и отношения к ситуациям, в которых подготавливались и реализовывались речевые сообщения (например, «заинтересованность», «ожидание нового», «чувство досады», «желание перестроить скучную работу» и др.). Наряду с этим представляет интерес, что в текстах этих испытуемых названо вдвое больше эмоций положительного эмоционального знака, чем отрицательного. Испытуемые, характеризующиеся доминированием гнева и ориентированные на официального лидера общения, называли интенсивные и ярко контрастирующие эмоции, например: «восторг», «отчаяние», «гордость», «чувство унижения». «Тревожные» испытуемые, ориентированные на тот же стрессор, приводили в своих текстах максимальное в данной выборке число одинаковых или сходных между собой эмоциональных состояний, например: «скованность», «чувство неуверенности», «состояние радостного волнения» и др.

Данные первой серии подтверждают положение о функционировании эмоций как «механизма» маркирования субъективно значимых элементов ситуаций в процессе целеобразования в интеллектуальной деятельности [5], [6]. В то же время анализ текстов — продуктов речемыслительной деятельности испытуемых позволил проследить регулятивную роль сочетания доминирующей эмоции и ориентации на основные для испытуемых компоненты эмоциогенных ситуаций.

Вторая серия эксперимента была направлена на проверку гипотезы о том, что эти сочетания могут оказывать регулирующее воздействие на эмоциональную окрашенность свободно продуцируемых текстов, представляющих завершения неоконченных рассказов. (Рассказы, взятые из числа обычно используемых при изучении гибкости мышления, предъявлялись на родном языке испытуемых для восприятия на слух.) Цель анализа текстов, составленных испытуемыми, заключалась в определении особенностей выбора и вербализации эмоциональных модальностей, придаваемых текстам. Регистрировались лексические единицы, обозначающие эмоциональные состояния персонажей, эмоциональное отношение авторов-испытуемых к ним и к событиям, описываемым в тексте, а также предложения-суждения и оценки, выраженные в контексте. Анализ, проведенный по каждому из двух вариантов текстов, позволил выявить эмоциональную модальность, непреднамеренно придаваемую испытуемыми первому варианту, и модальность, которую они выбирали для второго варианта с тем, чтобы она отличалась от прежней.

На основе данных об эмоциональных модальностях вариантов текста, составленных каждым испытуемым, был специально рассмотрен характер смен этих модальностей. Это рассмотрение проводилось в соответствии с наиболее многочисленными группами испытуемых, выделенных по признаку сочетания определенных доминирующих эмоций и ориентации на один и тот же стрессор. Обнаружено, что в текстах испытуемых с доминированием эмоции «радость» и ориентацией на группу чаще осуществлялись взаимопереходы между модальностями радости и тревожности, чем между любой из них и модальностью гнева. В содержании этих текстов прослеживается сосредоточенность авторов на значении развертывающихся событий для персонажей, выражение заинтересованности в том, как эти события могут повлиять на судьбу персонажей в будущем. Например: «Сегодня вечером никто не выйдет из дома: страшно!» или «Это будет веселый праздник для всех». Большое число слов, обозначающих эмоциональные состояния и отношение, придает изложению выразительность, но в то же время сюжеты довольно стандартны или представляют явные заимствования из художественной литературы. В текстах испытуемых с доминированием тревожности и ориентацией

 

67

 

на официального лидера общения обнаружено почти одинаковое число взаимопереходов между эмоциональными модальностями. Основная особенность этих текстов состоит в подчеркивании авторами роли внешних обстоятельств, являющихся эмоционально значимыми. Например: «Вот распугают всю дичь, и негде будет охотиться»; «Кто-нибудь подстережет тебя и поймает»; «Ты привлекаешь к себе внимание врагов!» Использованные в текстах лексические единицы характеризуются малой Эмоциональной окрашенностью, она заключается в контексте. Сюжеты текстов часто выходят за рамки «условий», заданных предъявленным рассказом. В текстах испытуемых с доминированием гнева и ориентацией на деятельность обнаружено, что больше всего взаимопереходов осуществлено между модальностями радости и тревожности. Анализ позволил выявить в этих текстах большое число лексических единиц, обозначающих авторское эмоционально-оценочное отношение к персонажам и событиям, например: «ах, как хорошо!», «это позор», «какая она счастливая», «как мало надо для радости», и др. Почти все тексты отличаются разнообразием в сюжетных линиях, полным переструктурированием содержания, предъявляемого для завершения рассказа, внесением добавлений и уточнений. Представляет интерес, что наряду с описанием и прогнозированием событий положительного эмоционального знака часто вербализованы инициативный и «наступательный» элементы с явным выражением порицания или наказания персонажей, а также некоторая назидательность, характерная для басен.

Полученные во второй серии эксперимента результаты позволяют предположить, что речевое поведение зависит до некоторой степени от сочетания у испытуемых доминирующих эмоций и ориентации на тип стрессора. Эта зависимость выражается в специфическом отборе эмоционально окрашенной лексики, в характере сюжетов и во внимании авторов текстов к эмоциональному облику персонажей или к эмоциогенности ситуаций. В то же время выявлена и более общая особенность речевого поведения испытуемых, состоящая в том, что в текстах чаще осуществлялись взаимопереходы между эмоциональными модальностями радости и тревожности, чем между любой из них и гневом. На схеме 1 представлено относительное число и направление взаимопереходов между базальными эмоциями, выраженными в текстах. В виде прямоугольников изображены основные эмоциональные модальности текстов, стрелки указывают направления смены модальностей, ширина стрелок и цифра символизируют относительную частоту взаимопереходов модальностей при продуцировании второго варианта текста.

 

 

Особенности выполнения смены эмоциональной окрашенности речевых сообщений могут рассматриваться как проявление произвольной эмоциональной регуляции речевого поведения. Эта регуляция оказывается более гибкой у испытуемых, характеризующихся сочетанием

 

68

 

«радость — ориентация на группу» и «тревожность — ориентация на лидера общения». Сочетание «гнев — ориентация на деятельность» проявляется в том, что испытуемому — автору текстов труднее выполнить задание на изменение эмоциональной модальности своего готового текста. Более гибкая регуляция наблюдается также при оперировании в текстах радостной и тревожной модальностями. Затруднения в перестройке текстов, которым ранее была придана эмоциональная модальность гнева, показывают меньшую пластичность этой модальности: испытуемые часто оказывались как бы привязанными к первому варианту текста, в котором был выражен гнев, и не могли или отказывались выполнить задание.

Полученные результаты подтвердили гипотезу о том, что эмоциональная регуляция речевого поведения проявляется в содержательной стороне текста, отражающей доминирующие эмоции человека и их связь со стрессорами. В то же время полученные экспериментальные данные показывают перспективы исследования эмоциональной регуляции речевого поведения. Так, анализ текстов позволил проследить особенности взаимодействия между качеством эмоций и избирательной направленностью на сигналы действительности, раскрыть картину функционирования эмоциональной регуляции поведения человека в его непосредственном контакте с социальной средой. Выделение субъектом внешних и внутренних стрессоров (социальное окружение, деятельность, сам субъект), ориентация на которые в разной степени поддается произвольной и непроизвольной регуляции, связано с присущей эмоциям пристрастностью и избирательностью. Таким образом, сущность эмоциональной регуляции речевого поведения состоит в произвольном и непроизвольном эмоциональном «окрашивании» актов вербального поведения и избирательной направленности на различные объекты действительности. В этой статье рассмотрены некоторые особенности проявления эмоциональной регуляции речевого поведения, которые, на наш взгляд, представляют интерес для проблемы эмоций а также для практики обучения и повышения эффективности различных систем коммуникации.

 

1. Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. — М., 1980.— 335 с.

2. Артемьева Е. Ю. Об описании структуры перцептивного опыта. — Вестник/Московского университета. Серия «Психология», № 2, 1977, с. 12—18.

3. Бодалев А. А. Общение и формирование личности. — В кн.: Социальная психология. М., 1979, с. 25—34.

4. Бреслав Г. М. О месте эмоциональных процессов в структуре мыслительной деятельности.— В сб.: Психологические исследования интеллектуальной деятельности. М., 1979, с. 62—67.

5. Бреслав Г. М. Критический анализ кибернетического подхода к исследованию эмоций (о путях изучения природы эмоций): Автореф. канд. дис.—М., 1977, с. 1 — 19.

6. Васильев И. А., Поплужный В. А., Тихомиров О. К. Эмоции и мышление. — М., 1980. — 192 с.

7. Вилюнас В. К. Психология эмоциональных явлений. — М., 1976.— 142 с.

8. Вилюнас В. К. Психологический анализ эмоциональных явлений: Автореф. канд. дис — М., 1974.

9. Витт Н. В. Выражение эмоциональных состояний в речевой интонации. Автореф. канд. дис. — 1965.

10. Галунов В. И. Речь, эмоции и личность: проблемы перспективы. — В сб.: Речь, эмоция и личность: Материалы и сообщения Всесоюзного симпозиума Л., 1978, с. 3—12.

11. Додонов Б. И. Эмоция как ценность. — М., 1978. — 272 с.

12. Жинкин Н. И. Четыре коммуникативные системы и четыре языка. — В кн.: Теоретические проблемы прикладной лингвистики. М., 1965, с. 7—37.

13. Запорожец А. В., Неверович Я. З. К вопросу о генезисе, функции и структуре эмоциональных процессов у ребенка. — Вопросы психологии, 1974, № 6, с. 59—72.

14. Конопкин О. А. Психологические механизмы регуляции деятельности. — М., 1980. — 2 £6с.

15. Леонтьев А. А. Педагогическое общение. — М., 1979. — 45 с.

 

69

 

16. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1977. — 304 с.

17. Наенко Н. И. Психическая напряженность. — М, 1976. — 112 с.

18. Носенко Э. Л. Особенности речи в состоянии эмоциональной напряженности.— Днепропетровск, 1975.— 132 с.

19. Носенко Э. Л., Ельчанинов П. Е., Крылова Н. В., Петрухин Е. Л. О возможности оценки эмоциональной устойчивости человека по характеристикам его речи. — Вопросы психологии, 1977, № 3, с. 46—56.

20. Овчинникова О. В., Пунг Э. Ю. Экспериментальное исследование эмоциональной напряженности в ситуации экзамена. — В сб.: Психологические исследования. Вып. 4/ Под ред. А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, Е. Д. Хомской. М., 1973, с. 49—56.

21. Ольшанникова А. Е. К психологической диагностике эмоциональности. — В сб.: Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии / Под ред. В. В. Давыдова. М., 1978, с. 93—105.

22. Пэнто Р., Гравиц М. Методы социальных наук. — М., 1972.— 607.с.

23. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. — М., 1979. — 391 с.

24. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. — М., 1940. — 586 с.

25. Симонов П. В. Высшая нервная деятельность человека. Мотивационно-эмоциональные аспекты. — М., 1975. — 175 с.

26. Тарасов Г. С. Сенсорно-перцептивные процессы и личность. — Вопросы психологии, 1980, № 4, с. 60—68.

27. Фресс П. Эмоции. — В кн.: Экспериментальная психология / Ред.-сост. П. Фресс, Ж. Пиаже. Вып. 5. М., 1975, с. 112—195.

28. Шингаров Г. X. Эмоции и чувства как форма отражения действительности. — М., 1971. — 223 с.

29. Шорохова Е. В., Бобнева М. И. Проблемы изучения психологических механизмов регуляции различных видов социального поведения. — В кн.: Психологические механизмы регуляции социального поведения. М., 1979, с. 3—19.

30. Russel R. L., Stiles W. В. Categories for classifying language in psychotherapy. — Psychol. Bull, 1979, v. 86, No 2, p. 404—419.