163

 

МЕТАФОРА И МЫСЛЬ

 

Ortonay A. (ed.) Metaphor and thought. Cambridge: Cambridge University Press, 1979. 501+X pp.

 

Сборник «Метафора и мысль» представляет собой обобщенный труд по современному состоянию исследования проблемы метафоры. Его характерной чертой является полемический характер работ: почти каждая статья — это диалог с некоторой другой статьей данного же сборника. Дискуссия, которую ведут философы, психологи, лингвисты и представители других специальностей, концентрируется вокруг двух основных вопросов: что такое метафора и какова ее функция?

 

164

 

Классик исследования данной проблемы Макс Блэк во вступительной статье «Еще о метафоре» поясняет и дополняет свою точку зрения, сформулированную в фундаментальном труде «Модели и метафоры». Блэк не сомневается в том, что метафоры имеют продуктивную функцию в познании. Метафора — это взаимодействие (взаимное «оживление») двух разных понятий, носителя и предмета сравнения, в процессе которого порождается новый смысл. Хотя понятно, как метафора работает, Блэк утверждает, что принципиально невозможно определить, что такое метафора, можно дать лишь прагматическое ее определение.

Далее следуют шесть более частных разделов, построенных таким образом, что за ведущей статьей идут две последующие, которые являются своеобразными ее комментариями. Первый раздел «Метафора и лингвистическая теория» открывается статьей Дж. Сэдока «Фигуративная речь и лингвистика». Для любого синхронного описания языка различение прямого и переносного (метафорического) значения речевого высказывания есть сложная проблема. Сэдок рассматривает 10 разных критериев (вычисляемость, зависимость от контекста и т.д.), на основании которых делались попытки отличить переносное значение от прямого. Анализ этих признаков показал, что ни один из них не работает. Из этого Сэдок делает вывод, что метафора является конвенцией не самого языка, а его использования. Эту точку зрения подхватывает Дж. Сирл. Он предлагает различать значения предложения как единицы языка и высказывания как единицы речевого общения, что не является новым (ср.: М. М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. — М., 1979). Метафора—это значение речевого высказывания, а не языка. Такая дуальная точка зрения имеет свои уязвимые стороны. Румельхарт очень убедительно говорит о том, что при интерпретации речевого высказывания у человека не может быть двух разных способов дешифровки: один — для прямого значения, а второй — для метафорического. С другой стороны, Дж. Морган указывает, что механизм интерпретации метафоры, выдвинутый Сирлом, описан слишком широко и не в состоянии отличить иронию и другие обороты языка от метафоры. Сирл предполагает, что если человек слышит высказывание «Сэлли — костер», то явная абсурдность прямого истолкования вынуждает его искать другое значение. Но, по мнению Д. Коэна, вынесение проблемы метафоры за пределы лингвистики не есть обязательное решение альтернативы. Он показывает, что имеется вполне реальная возможность рассматривать семантику метафоры внутри лингвистической теории. Более того, Коэн убежден, что всякая семантическая теория языка способна описать и семантику переносного значения. Один возможный путь состоит в постепенном урезывании набора семантических признаков, приписываемых некоторому предложению.

Третий раздел «Метафора и психология» открывается статьей А. Паивно, дающей обзор психических процессов, которые, возможно, участвуют в понимании метафоры. Паивио, который известен как сторонник роли образных компонентов в процессах познания, и на этот раз подчеркивает важность образности в понимании метафоры. Функцию метафоры он видит в том, что она как посредник между языком и восприятием является очень емким и эффективным средством уплотнения хранимой информации. Фрейзер представил в сборник экспериментальное исследование того, каким образом люди истолковывают новые метафоры. Правда, ему не удалось выявить явной закономерности в интерпретациях новых метафор. А. Ортонай выступил с короткой работой «Сходство в сравнениях и метафорах». Нет сомнений в том, что метафорический оборот речи утверждает существование некоторого сходства между носителем и предметом. Но сходство не является достаточным условием для отличения метафоры от простого сравнения. Как правило, под сходством понимается расстояние между двумя предметами, отраженными в многомерном пространстве признаков. Ортонай справедливо отмечает, что такая трактовка сходства удовлетворяет лишь очень ограниченным условиям. В своей работе Ортонай исходит из теории А. Тверского, в которой мера сходства между двумя предметами определяется как разница между взвешенными суммами сходных и различающихся признаков двух предметов. Каждый предмет может характеризоваться количеством выступающих признаков, и, по мнению Ортоная, при определенном отношении этих признаков получается сравнение, которое воспринимается как метафора. Заканчивает выступление психологов статья Дж. Миллера, который хорошо знаком всем по многим переводам его статей на русский язык. Он приводит детально разработанный аппарат, похожий на исчисление предикатов, для описания того, как метафора интерпретируется. Для Миллера нет сомнений в том, что этот язык в принципе не должен отличаться от языка для описания понимания неметафорической речи.

Статья Д. Шена открывает раздел «Метафора и общество». Благородная функция метафоры в искусстве или в дидактике не вызывает ни у кого сомнений, но в политике и в пропаганде влияние метафоры может приобрести неконтролируемую силу. Известно, что хорошая метафора навязывает свое видение мира, но это видение может быть однобоким или просто ложным. В этом и заключается опасность навязчивых метафор. Статья М. Редди является расширением той же темы и завершается списком клишированных навязчивых метафор английского языка (ср.: Ю. В. Рождественский, Что такое «теория клише»? — Послесловие в кн.: Г. Л. Пермяков. От поговорки до сказки. — М 1970, с 213—237). Р. Штернберг с сотрудниками представил часть результатов из более обширного цикла исследований метафорического

 

165

 

описания реальности. По идее Штернберга, при построении метафоры в качестве носителя выбирается некоторый предмет из некоторого семантического подпространства, а в качестве предмета метафоры также берется некоторый объект, но уже из другого пространства. Штернберг экспериментально показал, что хорошая метафора получается лишь тогда, когда носитель и предмет метафоры занимают одинаковые положения в своих семантических подпространствах, при этом само расстояние между этими подпространствами достаточно велико.

Очень интересен раздел «Метафора и наука». Основную статью написал Р. Бойд; тему развивают Т. Кун (см.: Т. Кун. Структура научных революций. — 2-е изд. — М., 1977) и 3. Пилишин. Бойд выдвинул идею, что при изменении научной теории метафоры могут играть существенную роль. Когда Н. Бор сравнивал атом с планетарной системой, то последняя выступала как метафора. Бойд считает, что наглядность, способность расширять возможности восприятия и т. д. придают метафоре особую, порождающую силу. Бойд несомненно прав, если подходить к делу с точки зрения психологии творческого мышления. Ясно, что там, где недостает понятий, метафора может играть роль заменителя (ср.: Ж. Адамар. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. — М.: Советское радио, 1970, гл. VI). Кун идет еще дальше, утверждая, что роль метафоры имеет значение не только в момент зарождения новой теории, но и в науке вообще. Он предполагает, что метафора выступает в качестве важного посредника между научным языком и реальностью. Пилишин справедливо указывает, что следует говорить о неточности научного описания, которой нельзя избежать в силу недостижимости абсолютной истины. Какую роль в этой неточности играет метафора, следует еще установить.

Раздел «Метафора и воспитание» открывается статьей X. Петри, который объявляет метафору краеугольным камнем теории обучения, утверждая, что принципиально новое можно понять только через метафору, иными словами, так называемый парадокс Мэпо решается только при помощи метафоры. Т. Грин указывает, что фундаментальность метафоры у Петри достигается за счет расширения понятия метафоры. По словам Грина, Петри приписывает метафоре такие свойства, которые непосредственно вытекают из парадокса, сформулированного Платоном. Но, несмотря на некоторые расхождения, все авторы последнего раздела, включая также Т. Стич, сходятся в одном: метафора является сильным орудием мышления и общения в процессе усвоения новых знаний об окружающем мире.

Давая общую оценку сборнику, подчеркнем, что работу редактора этого сборника следует считать превосходной, так как ему удалось создать на редкость живую и интересную дискуссию по всем основным междисциплинарным проблемам исследования метафоры. Сама проблема метафоры приобретает все более важное значение в кругу фундаментальных проблем гуманитарных наук. Метафора является несомненно оружием мышления, о чем свидетельствует и название сборника. В этом смысле кажется примечательным то, что в указателе имен ни разу не упоминается имя Ж. Пиаже. Можно сделать предположение, что повышение интереса к метафоре связано с реакцией на чисто логический подход Пиаже к мышлению. В этом смысле повышение интереса к содержательной стороне мышления, включая оперирование метафорами, является вполне закономерным. Конечно, в любой работе можно найти ошибки или, односторонность подхода, но в данном случае нет сомнений, что положительные моменты превосходят недостатки.

 

Ю. К. Аллик

Тарту