Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в девятнадцатилетнем ресурсе (1980-1998 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

164

 

ПРОБЛЕМА ЗАБЛУЖДЕНИЯ В НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ

 

А. Г. НОВОХАТЬКО, А. В. ТОЛСТЫХ

Москва

 

Целью психологии, как и всякой науки, является раскрытие объективной истины, и, как свидетельствует история развития психологического познания, цель эта достижима. Вместе с тем невозможно отвлечься и от того факта, что процесс познания истины не является, по известному выражению К. Маркса, столбовой дорогой, гладкой и непрерывной, свободной от заблуждений и ошибок. Наличие этой «теневой» стороны научного поиска не представляется чем-то неизбежно необходимым, встроенным в саму идею научного познания наподобие некоего ее «первородного греха», однако для всех, кто знаком с историей науки, очевидно, что развитие научного знания вовсе не гарантировано от возникновения ложных идей, неподтвержденных гипотез, от исследований с так называемым отрицательным результатом. При этом существует реальная опасность,

 

165

 

расставшись с представлением о движении науки как триумфальном шествии истины, увидеть в нем одну лишь драму ошибок, цепь заблуждений.

Несомненным достоинством рецензируемой книги1 является то, что она помогает избежать этих двух крайностей понимания процесса движения научной мысли, предлагая читателю достаточно развернутое изложение диалектико-материалистической позиции относительно природы заблуждений и ошибок в научном познании. Главная задача, которую автор постоянно удерживает в поле зрения своего (и читательского) внимания, заключается в том, чтобы выявить теоретический смысл заблуждений, возникающих в научном познании, и тем самым оказать существенную методологическую помощь при анализе заблуждений в конкретном научном поиске.

Здесь уместно подчеркнуть, что повышенный интерес нынешней психологии к логико-методологической проблематике, к проблематике адекватного научно-теоретического метода исследований не в последнюю очередь диктуется историческим прошлым этой науки. Причем на первый план тут выступают два характерных обстоятельства.

Во-первых, в пору, так сказать, несамостоятельного существования психологии наиболее ценное и полновесное «слово о душе» говорилось именно в рамках такой философии, которая неявно (например, Мальбранш, Кант) или явно (Фихте, Гегель) в плане метода была ориентирована на диалектику. Историческая незрелость такой психологии вполне компенсировалась (до известной, конечно, границы) методологической состоятельностью философии. Понятно, что потребность в какой-нибудь особой «логико-методологической» проблематике со стороны психологии была в данном случае неуместна.

Во-вторых, так называемые методологические проблемы научного познания возникают там, где наука начинает реально обособляться от общефилософской методологии (учения о методе, отработанного на специфическом предмете философии как науки), где она пробует самостоятельно вскрывать объективную связь фактов, реально и определяя на этом пути свой собственный предмет.

Психология, осознавшая себя целостным учением еще в аристотелевском трактате «О душе», даже к началу XX в. находилась фактически в младенческом состоянии. И вовсе не только потому, что ее разрабатывали философы. Противоречие в том и заключается, что чем больше психология тратила сил на определение специфики своего предмета, на обоснование своей самостоятельности и непохожести на другие области научного знания, тем более глубоко в нее внедрялась редукционистская методология и философия. Чаще всего — позитивистская. Почему так получалось? Дело в том, что для приведения в связь, причем в систематическую связь, всей суммы, скажем, специфически-психологических фактов требуется некоторое общее основание, или единый принцип, позволяющий фиксировать их в бесконечном множестве всех других фактов. Иначе говоря, их нужно свести (редуцировать!) к некоторому масштабу. И если только такой масштаб допускает формально-непротиворечивое описание взаимной связи фактов, в сознании ученого он выглядит как взятый «методологически оправданно». Возникает возможность иллюзии, будто психология изначально содержит в себе (т. е. в мышлении психолога) некие «методологические» начала, которые-де и задают всеобщую и необходимую связь одних фактов с другими.

Еще и сегодня нетрудно найти в научной литературе суждения о психике как о побочном продукте нейрофизиологических или церебральных процессов, равно как и суждения, в которых психика сама уже выступает объяснительным принципом ряда фундаментальных проблем теории познания, в частности проблемы истины и заблуждения. В своей книге П. С. Заботин поэтому справедливо пишет: «Среди неверных представлений об источниках заблуждений в научном знании психологический редукционизм распространен наиболее широко. Это обусловлено тем, что для его обоснования нередко привлекается обширнейший экспериментальный психологический материал, создающий видимость научной глубины, всесторонней обоснованности и убедительности. В результате у читателя, не сведущего в тонкостях гносеологии, создается впечатление, будто психические факторы являются 'единственными источниками заблуждений в научном познании. Фактически же в таких работах речь идет не о заблуждениях, а об ошибках (иллюзиях восприятия, ошибках удвоения и т. п.). Психологический редукционизм, игнорирующий общественно-историческую сущность заблуждения, его обусловленность конкретно-историческими условиями практики и знания, неотвратимо ведет к субъективизму» (с. 57).

Отмечая неправомерность безоглядной экспансии конкретно-научных подходов в область гносеологии, автор, на наш взгляд, вполне убедительно показывает, что и сам психологический подход (имеющий свою область применения в изучении проблемы заблуждений и ошибок) предстает здесь по существу как биологизаторский, так как, абстрагируясь от предметного состава человеческой деятельности, он сводит содержание процесса познания, как правило, к поиску биологических либо психофизических (чаще всего — психофизиологических) факторов и их корреляции с теми или иными проявлениями поведения конкретного индивида. П. С. Заботин полагает, что все попытки трактовать проблему заблуждения натуралистически лишь возвращают психологию к различным вариантам развенчанной еще Гегелем и Марксом гносеологической «робинзонады», фактически закрывающей путь

 

166

 

к пониманию общественно-исторической сущности процесса познания.

Согласно автору, следует отличать психологизацию гносеологической проблематики от психологического аспекта проблемы заблуждения. Поскольку в марксистско-ленинской теории познания общественно-исторический процесс понимается прежде всего как живая система объективных связей, завязывающихся в материальном производстве между реальными индивидами, постольку проблематика заблуждения не может избежать психологического подхода, который и призван ответить на вопрос, почему именно данная, а не другая личность (или группа и т. п.) заблуждается в данном конкретном случае. Однако окончательный и решающий ответ о причинах заблуждения в научном познании психологический анализ сам по себе дать не может, ибо психолог изучает психику отдельной личности (группы), а не те объективные, культурно-исторически детерминированные противоречия процесса познания, без выяснения которых невозможно ответить на вопрос об источниках заблуждения в научном знании.

Мнимую альтернативу психологизму в гносеологии представляет формально-логический подход, который выхолащивает общественно-историческое содержание процесса познания так, что сводит последнее лишь к формальным результатам, всегда «нейтральным» по отношению к конкретности этого содержания. Реально здесь фиксируются не заблуждения (формально-логический подход направлен па освобождение мысли от противоречивой формы, и следовательно, о заблуждениях в строгом смысле слова здесь нельзя говорить), а ошибки. Такой подход, как и психологический, имеет свою область в исследовании проблемы, разумеется совершенно не совпадающую с ее действительным объемом.

В критике указанных выше подходов к проблеме возникновения заблуждений в научном познании постепенно вырисовывается позиция автора книги, отстаивающего диалектико-материалистический взгляд на понимание общественно-исторических источников заблуждений. Анализ в этом направлении автор осуществляет на обширном историко-научном материале, взятом из различных областей, в том числе из истории психологии. И это удваивает интерес психолога к книге П. С. Заботина.

Определенного внимания заслуживает также предлагаемая автором типология заблуждений в научном познании, основанная на критерии источника их возникновения, которые делятся на объективные и субъективные.

К первой группе автор с полным правом относит заблуждения, связанные с ограниченностью конкретно-исторического знания и практики, причем не только экспериментальной и производственной, но и практики общественных отношений.

Вторую группу составляют заблуждения, обусловленные абсолютизацией отдельных моментов познания, различных элементов знания или сторон изучаемого объекта. К этой группе относятся и заблуждения, порождаемые психологическими причинами. Источниками второй группы заблуждений, по мысли автора, являются различные искажения действительности, проявляющиеся в догматизме, релятивизме и эклектизме, а также софистика.

Правда, данная классификация, в целом не вызывающая возражений, дополняется в книге другой, с виду более подвижной, опирающейся на критерий степени неадекватности отражения, и типология заблуждений предстает тогда в такой последовательности: 1) религиозные заблуждения, 2) идеалистические, 3) фантазии (научные и ненаучные), 4) утопии, 5) научные заблуждения, или заблуждения, возникающие в процессе научного познания (см. с 82). Однако, на наш взгляд, даже с учетом всех оговорок, которыми автор сопровождает свою иерархию, ее вряд ли возможно рекомендовать в качестве достаточно эффективной объяснительной модели познания. Между тем критерий, лежащий в основании этой типологии, несомненно, является более продуктивным, чем формально-иерархическая конструкция, которая лишь по видимости его расшифровывает.

Анализируя субъективные источники заблуждения, автор с полным правом пишет именно об абсолютизации отдельных сторон познаваемого объекта, идей, методик и вскрываемых ими закономерностях. Здесь уместно вспомнить «механику» формирования такого рода заблуждений в психологическом познании, описанную в работах Л.С. Выготского, и прежде всего в «Историческом смысле психологического кризиса». Рассматривая динамику развития психологических идей начала века, Л.С. Выготский фиксирует в становлении ведущих направлений психологической мысли того времени своеобразный методологический «алгоритм». Исходный пункт доктрины, как правило, составляет какое-нибудь фактическое открытие (феномен) более или менее крупного значения, предполагающее перестройку объяснительной схемы в той сфере научного знания, в которой сделано открытие (так как феномен не вписывается в старые рамки объяснения). Примерами такого рода открытий могут служить идея целостности восприятия у В. Келера, явление условного рефлекса у И.П. Павлова, некоторые явления в области неврозов у 3. Фрейда.

Заявляя свое право на существование, феномен, а затем и схема его объяснения (идея) не только ставят под сомнение принципы объяснения в той сфере, в которой сделано открытие, но и достаточно быстро переносятся на более широкий класс явлений, претендуя на универсальность объяснительного принципа. Так происходит экспансия, растяжение идеи (Л.С. Выготский) из сферы мотивации (фрейдизм), психической формы (гештальтпсихология), реактивного поведения (бихевиоризм) на психологию в целом.

Показательна в этом плане эволюция фрейдизма, который не остановился на создании субпсихологической теории, основанной

 

167

 

на вскрытых им закономерностях в области неврозов, но посягнул на уровень философской теории, распространив приемы своих объяснительных принципов на общественную жизнь и в целом на культурно-историческое развитие цивилизации. Л.С. Выготский назвал это растяжение идеи «лягушкой, раздувшейся до размеров вола».

В свете вышесказанного вопрос об абсолютизации частных моментов познания выступает для психологии не в качестве некоей «запредельной» проблемы, а как постоянный момент общетеоретической деятельности психолога, требующей сознательно-критического взгляда на реально складывающееся положение дел.

В книге рассматриваются такие типичные выражения абсолютизации, как догматизм, релятивизм, эклектика и софистика. Так, в частности, догматизм автор определяет как специфическую методологию мышления, преувеличивающую «абсолютный момент объективной истины» и игнорирующую ее относительные моменты. Догматизм — это абсолютизация конкретно-исторически наличного знания. Догматическое мышление склонно выдавать наличный уровень знания (не обязательно ложного) за истину в конечной инстанции и имеет тенденцию к распространению частных определений бытия на все его всеобщие и особенные формы. В качестве примеров превращения научных идей в догматы автор отмечает, в частности, и доведение до абсурда учения И.П. Павлова об условных и безусловных рефлексах в классическом бихевиоризме и рефлексологии, когда рефлекторный принцип распространился на объяснение всех без исключения моментов человеческой жизнедеятельности. Даже сложнейшие акты социального поведения здесь трактовались как простые ответные реакции на раздражители.

Догматик пытается остановить процесс познания, заморозить его в наличной точке развития, которую составляет некоторая частная теория, что неизбежно оборачивается неспособностью объяснить все новые и новые факты развивающегося знания тесными рамками догмата. Особенностью догматического мышления является опора на авторитеты и канонизированное знание, что неизбежно выводит это мышление за рамки собственно научного, превращая его в мертвые кости, скелет истины, т. е. в ложь.

Специальная глава книги посвящена вопросам преодоления заблуждений в научном познании. В соответствии со своей типологией заблуждений автор рассматривает вопрос о преодолении заблуждений в зависимости от источников, их вызывающих. Касаясь объективных источников заблуждений, П.С. Заботин, исходя из положения об общественно-исторической- обусловленности знания, считает, что «философия марксизма решающую роль в преодолении заблуждений отводит практике, являющейся основой процесса познания и критерием истинности. Пока не созрели практические условия, заблуждения, причиной которых является незрелость общественно-исторической практики и знания, не могут быть выявлены и преодолены» (с. 173). И далее: «Преодоление заблуждения — не единовременный акт, а сложный, противоречивый исторический процесс, связанный с развитием общественной практики и знания» (с. 177). Эти очень важные и ответственные выводы, к которым автор последовательно приводит читателя, следовало бы, на наш взгляд, развернуть на более строго отобранном и проанализированном историко-философском материале.

В целом можно сказать, что современная методологическая литература обогатилась интересным и полезным исследованием сложнейшей проблемы теории познания — проблемы заблуждения, что дает возможность полнее и глубже представить истину как процесс. В заключение хочется выразить надежду, что книга найдет своего читателя и среди психологов, к которым она обращена не в меньшей мере, чем к представителям других научных дисциплин.



1 Заботин П. С. Преодоление заблуждения в научном познании. — М.: Мысль, 1979. — 191 с.