67

 

ТЕОРИЯ Л. С. ВЫГОТСКОГО И ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД В ПСИХОЛОГИИ

 

В.В. ДАВЫДОВ, Л.А. РАДЗИХОВСКИЙ

 

Окончание. Начало статьи см. № 6, 1980.

 

Следующий уровень анализа проблем, поставленных в статье «Сознание как проблема психологии поведения», мы находим в большой рукописи Л.С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса» (1926) [6]. Отношения преемственности между этими двумя работами бесспорны. Но во второй работе ставятся вопросы, которых не было в первой статье. Эта рукопись написана Л.С. Выготским с четких методологических позиций. Ее цель, как объявляет сам автор, состоит в проведении исторического, логического и философского анализа психологической науки с тем, чтобы в итоге сформулировать по отношению к ней ряд нормативных методологических требований. В определенном смысле в этой работе итог деятельности Л.С. Выготского — методолога психологии. Он продолжал методологические изыскания до последнего дня, но таких широких проблем уже не касался. Постановка и принцип их решения, данные в этой рукописи, оставались для Л.С. Выготского неизменными и в определенной степени конституировали все его творчество1.

Мы не преследуем здесь цель рассмотрения всей суммы вопросов, обсуждаемых в рукописи. Коснемся лишь некоторых, ключевых.

Цель этой работы Л.С. Выготского состояла в формулировании нормативных методологических требований к будущей системе марксистской психологии, т. е. к общепсихологической теории, основанной на принципах философии марксизма. Для этого необходимо прежде всего, как указывает Л.С. Выготский, создание своего — психологического — аналога «Капитала». Если «Капитал» имел подзаголовок «Критика политической экономии», то необходима и методологическая критика научной психологии.

В такого рода заявлениях недостатка в 20-е гг. не наблюдалось. Почти каждый из советских теоретиков психологии в той или иной форме декларировал необходимость разработки марксистской психологии и заявлял, что образцом здесь могут служить его собственные построения.

 

68

 

В связи с этим много говорилось и писалось о необходимости соответствующей методологической, философской и т. п. работы.

Однако на практике здесь встречались огромные трудности. Возникали сомнения в принципиальной разрешимости и конструктивности подобной задачи. Противники марксистской психологии, такие, как Г.И. Челпанов, прямо говорили, что никакой «марксистской психологии» нет и быть не может, что это лишь «игра в термины» и т. д. [36].

Суть дела заключалась в следующем. Казалось очевидным, что при построении марксистской психологии надо использовать, с одной стороны, положения философии марксизма, с другой — факты и концептуальные схемы, содержащиеся в различных психологических теориях. Так и поступали. Брались общие положения диалектического и исторического материализма («психика есть свойство высокоорганизованной материи», «материя первична, сознание вторично» и т. п.), а также комбинации отдельных положений, взятых из бихевиоризма, рефлексологии, фрейдизма и т.д. Соединение того и другого проверяли по формально-логическим критериям на непротиворечивость, а потом объявляли «марксистской психологией».

Но затем критики обнаруживали, что в подобных построениях существует не формально-логическая, но содержательная несовместимость: положения диалектического материализма существуют сами по себе, положения отдельных психологических теорий — сами по себе. И от того, что они соединены союзом «и», никакого синтеза еще не наступило. Но иного, более радикального решения проблемы психологи не видели.

Что нового внес в решение этой проблемы Л.С. Выготский?

Метод. При анализе Л.С. Выготским проблемы сознания идея разведения в теориях сознания объяснительного принципа и предмета самостоятельного изучения уже «работала» реально, но не была эксплицирована. В рукописи «Исторический смысл психологического кризиса» Л.С. Выготский возвел ее в ранг общего методологического закона.

В любой психологической теории он фиксирует как центральный момент наличие общего объяснительного принципа, который он четко отделяет от предмета изучения и видит в нем отправную точку при методологическом анализе теории. «Идея остается объяснительным принципом до тех пор, пока она не выводит за пределы основного понятия (понятия, изучаемого теорий. — В. Д., Л. Р.): ведь объяснять, как мы видели, и значит выходить за собственные границы в поисках внешней причины» [6; 21]2. Проблему соотношения категорий объяснительный принцип — предмет изучения он подробно прослеживает на примере наиболее известных психологических теорий того времени (рефлексология, бихевиоризм, фрейдизм и т.д.).

Итак, первый принцип Л.С. Выготского-методолога: за теорией необходимо вычленять объяснительный принцип, определяющий ее границы и структуру. Наряду с этим он выделяет и еще один важный момент, который также должен быть опорным при составлении типологии научных теорий. Речь идет о единицах анализа [6; 208].

То, что Л.С. Выготский придавал большое значение выделению единиц психологического анализа, отмечают почти все пишущие о нем. Однако обычно приводят лишь высказывание Выготского о том, что химические свойства воды нельзя изучать, разлагая ее на далее неразложимые составляющие — атомы водорода и кислорода (анализ по элементам). Необходимо искать минимальную единицу, сохраняющую

 

69

 

свойства целого,— молекулу (анализ по единицам). Подобно этому необходимо искать и адекватные единицы психической жизни.

Смысл этого примера, который Л.С. Выготский действительно любил приводить [9], [7], обычно видят только в том, о чем прямо говорит здесь Л.С. Выготский, — в отказе от элементарности, поиске целостных образований и т. д. Однако в таком прочтении это тривиальное заявление. В 20-е гг. внимание психологов мира было вплотную приковано к проблеме единиц анализа психики (обзор взглядов советских ученых по этому поводу см. у А.Н. Ткаченко [35]). В это время неоднократно высказывались идеи необходимости того, что Л.С. Выготский назвал «анализом по единицам» (ведь и сам он приведенный выше пример заимствовал у Р. Мюллера-Фрейенфельса [43]). Однако Л.С. Выготский все же не случайно выделял этот момент. Исследователи его творчества правильно чувствовали, что данный пример несет у Л.С. Выготского не банальный смысл.

Мысль Л.С. Выготского о необходимости «анализа по единицам» приобретает совсем другое значение, если рассматривать ее в общей системе его методологических взглядов. Если исходить из методологической посылки Л.С. Выготского, что психологическая теория очерчивается и структурируется общим, часто неэксплицированным объяснительным принципом, то понятно, что тот же объяснительный принцип задает и размерность единицы психологического анализа. Между тем единица анализа — один из наиболее ясно зафиксированных моментов в психологической теории.

Таким образом, Л.С. Выготский пытается использовать единицу анализа как один из индикаторов скрытого объяснительного принципа теории.

Теперь мы вплотную подошли к выяснению того, каким методом Л.С. Выготский-методолог предполагает исследовать психологические теории (а в дальнейшем, опираясь на это, Л.С. Выготский-психолог будет пытаться разрабатывать собственную концепцию). Перед ним не статичная и одномерная картина теории, а картина, включающая момент динамики отношений «объяснительный принцип» — «предмет изучения», динамики развертывания объяснительного принципа.

Однако картина будет неполной, пока не выяснен вопрос о происхождении объяснительного принципа. Это понятие (как правило, полифункциональное), отражает определенную реальность, детерминирующую психические явления и дающую возможность их реконструкции. Л.С. Выготский считал, что объяснительные принципы, адекватные для психологии, наиболее развернуто представлены в философии. Из нее они заимствовались психологами.

Но введение в психологию объяснительных принципов часто проводится психологами без достаточной опоры на философскую культуру мышления. Задача методолога состоит в контроле за этой работой. Философские понятия в ходе своей пересадки в психологическую науку должны подвергаться конкретизациям, адекватным логике той философской традиции, в которой они зародились [6; 224].

По Л.С. Выготскому, методологический анализ в психологии проделывает двойной путь. Вначале — от наличного концептуального аппарата теории (в частности, единиц анализа) к выявлению объяснительного принципа и определению его места в определенной философской традиции. Затем — в обратном порядке — проверка с точки зрения логики этой философской традиции всего пути превращения философского понятия в объяснительный принцип психологической теории и ее развертывания на основе данного объяснительного принципа. Сам Л.С. Выготский называл этот метод «логико-историческим» в противоположность формально-логически-семантическому [6; 55].

 

70

 

Какие же результаты давал этот метод Л.С. Выготского применительно к поставленной им перед собой задаче — разработке методологических основ марксистской психологии? Он давал именно то, что и должна давать методология при построении определенной теории. Не предрешая конкретных путей такого построения, он задавал общую систему нормативных требований и способ проверки получающихся результатов.

Фиксировалась необходимость многоэтапного построения психологической теории как органической системы, имеющей философские предпосылки, с вычленением и развернутым описанием каждого этапа (в том числе и таких, которых большинство психологов не замечали). Многоэтапность же эта была тесно связана с другим важнейшим моментом — с фиксацией неправомерности однозначной, непосредственной детерминации и редукции: с фиксацией необходимости поиска опосредствующих звеньев, связанных между собой сложными, в частности генетическими, отношениями.

Такая общая установка применительно к задаче построения марксистской, материалистической психологии проявлялась на разных уровнях и вела к ряду следствий. Рассмотрим некоторые из них.

Во-первых, с самого начала закрывался путь построения марксистской психологии путем комбинирования отдельных положений диалектического материализма с материалом конкретных психологических теорий. Л.С. Выготский показал необходимость разработки «промежуточных звеньев» такого синтеза. Исходя из внутренней логики философии марксизма, необходимо строить соответствующую методологию психологии и лишь затем, выделив объяснительный принцип, переходить к конкретным теориям.

Во-вторых, такая установка была направлена против идеи прямой детерминации психики конкретным материальным носителем (например, головным мозгом); она стимулировала к поиску особой реальности, промежуточной между «внешней» действительностью и человеческой психикой. Понятие, выражающее именно эту реальность, может выступать в роли объяснительного принципа в категориальном аппарате нередукционистской психологической теории.

В-третьих, эта общая установка Л.С. Выготского накладывала свой отпечаток и на вопрос о единицах анализа. Понятно, что двучленная схема «стимул — реакция», предполагающая именно прямую детерминацию, не может устраивать его. Если же исходить из того, что Л.С. Выготский вынужден как-то отнестись к этой схеме (что было неизбежно в 20—30-е гг.), то методологическое единство его теории требует трансформации двучленной схемы за счет введения какого-либо опосредствующего звена.

Эта система требований достаточно ясно указывает то направление, в котором нужно искать реальность, детерминирующую психику. Еще в статье «Сознание как проблема психологии поведения» Л.С. Выготский рассматривал сознание в связи с трудовой деятельностью. В рукописи «Исторический смысл психологического кризиса» он писал о важности для психологии анализа практической деятельности людей.

Если исходить из внутреннего содержания очерченных выше методологических требований, то можно сделать вывод о том, что роль общего объяснительного принципа, представляющего реальность, детерминирующую психику, должна, по мысли Л.С. Выготского, выполнять категория практической деятельности людей. Содержание этой категории сколь-нибудь подробно у Л.С. Выготского не раскрыто. Одной из основных причин этого была недостаточная разработанность в марксистской философской литературе тех лет самого понятия «деятельность». Однако смысл работы Л.С. Выготского-методолога состоит в утверждении

 

71

 

идеи деятельности как объяснительного принципа психологической теории.

Теперь остановимся на вопросе, касающемся выражения этой идеи в психологической теории Л.С. Выготского.

 

Л. С. ВЫГОТСКИЙ — СОЗДАТЕЛЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

 

Психологическая теория Л.С. Выготского достаточно подробно рассмотрена в работах советских и зарубежных авторов, написанных в 1930—1979 гг. [32; 204 — 226]. Мы не стремимся что-либо добавить к этому разбору с фактической точки зрения. Наша цель сейчас состоит в выяснении еще одного аспекта вопроса о месте категории деятельности в творчестве Л.С. Выготского.

Исходным моментом теории Л.С. Выготского считается выдвинутая им идея опосредствования элементарных (натуральных) психических функций так называемыми психологическими орудиями [7], [29]. Такой подход представляется нам достаточно оправданным. Идея опосредствования элементарных психических функций психологическими орудиями имеет, как минимум, такие следствия:

1. Одна из стержневых мыслей Л.С. Выготского состояла в следующем. По его мнению, объяснительная психология сводит высшие психические функции к низшим и поэтому не может адекватно объяснить специфику высших психических функций. Понимающая же психология, утверждая специфику высших психических функций, вместе с тем разрывает связи между ними и низшими психическими функциями и отказывается от причинного объяснения высших психических функций. Одну из главных своих задач Л.С. Выготский всегда видел в преодолении этого распада психологии на две науки, в такой трансформации объяснительной психологии, чтобы она могла быть приложима к анализу высших психических функций. Гипотеза психологических орудий давала ему решение этой задачи: если считать, что высшие психические функции возникают на основе низших (благодаря опосредствованию психологическими орудиями), то появляется возможность через анализ психологических орудий подойти к объяснению специфики высших психических функций (что было недоступно объяснительной психологии) и их связи с «низшими» функциями (что было недоступно понимающей психологии).

2. Эта идея прямо задает целостно-исторический подход к психическим функциям, составляющий одну из важных сторон теории Л.С. Выготского. Действительно, предположение об опосредствовании ведет к пониманию психических функций как целостных образований со сложной структурой. С другой стороны, психические функции раскрываются с точки зрения своего генезиса (онто- и филогенеза), в котором и происходит процесс опосредствования. Целостность и историзм здесь неразрывно связаны, выступают как проекции одной идеи — идеи опосредствования.

3. Эта идея вплотную приводила Л.С. Выготского к проблеме интериоризации, которая считается центральной в его психологическом творчестве. Одновременно она служила способом конкретного раскрытия социально-культурной детерминации человеческой психики. По мысли Л.С. Выготского, все «орудия» выработаны человечеством искусственно, представляют собой элементы культуры — так появляется не декларативная, а конкретная возможность научного анализа социально-исторической детерминации психики. Изначально «психологические орудия» повернуты «вовне», к партнеру. Затем они оборачиваются «на себя», т. е. становятся средствами управления собственными психическими процессами, и далее «вращиваются внутрь». Психическая функция

 

72

 

теперь опосредствуется «изнутри», отпадает необходимость во внешнем, по отношению к ней, стимуле — средстве. Весь этот процесс Л.С. Выготский называл, как известно, полным кругом культурно-исторического развития психической функции в онтогенезе [10]. Это дает ключ к раскрытию процессов интериоризации.

4. Известно, что в роли психологических орудий Л.С. Выготский видел знаки. Знаки он понимал весьма специфически: не как рефлексолог (знак как условный раздражитель в системе условных рефлексов), не как представитель глубинной психологии (знак как зрительный символ, носитель бессознательных влечений). Знак для Л.С. Выготского — это символ, имеющий определенное, выработанное в истории культуры значение. Эта трактовка символа идет еще от ранних работ Л.С. Выготского по психологии искусства и от всей его гуманитарно-филологической культуры. Здесь можно выделить несколько направлений, особенно сильно повлиявших на Л.С. Выготского: историческое языкознание, линии Гумбольдт — Штейнталь — Потебня; «ОПОЯЗ» (общество по изучению языка) и близкие по духу исследователи, в частности М. М. Бахтин; символизм в литературе и искусстве начала XX в.; этнопсихология (Л. Леви-Брюль, Р. Турнвальд) и, возможно, собственно семиотические работы Ф. де Соссюра. Идея знака как психологического орудия в теории Л.С. Выготского является одним из наиболее успешных примеров приложения семиотических идей к психологии. В этом часто видят основную заслугу и результат исследований Л.С. Выготского-психолога3.

5. Введение понятия психологическое орудие позволило Л.С. Выготскому трансформировать двучленную схему анализа психики, принятую бихевиористами, в трехчленную схему, введя в нее в качестве промежуточного звена психологическое орудие [5; 226].

Самое важное, что перечисленные (и некоторые иные) аспекты образуют единую систему существенно новых психологических представлений. Они показывают, какой новый пласт психологической реальности Л.С. Выготский сумел сделать объектом научного анализа, введя в концептуальный аппарат психологии представление о психологических орудиях. При этом возникли особые методики исследования (например, методики двойной стимуляции), являющиеся конкретным воплощением идеи психологических орудий; начали предсказываться и подтверждаться, подчиняясь единому закону, особенности развития различных психических функций (внимания, памяти, мышления). Этот вновь открытый для психологии мир конституировался идеей психологических орудий, представляющей собой ключ к пониманию творчества Л.С. Выготского4.

Исходя из предположения о целостности всего творчества Л.С. Выготского, мы считаем, что анализ его психологической теории адекватнее всего вести в соответствии с теми приемами, которые разрабатывал для анализа психологических теорий Выготский-методолог. Сумма этих приемов была реконструирована выше. Первый вопрос, который ставил Л.С. Выготский-методолог, это вопрос об объяснительном принципе теории.

Какой же объяснительный принцип лежал за идеей психологических орудий, а тем самым и за психологической теорией Л.С. Выготского? Обратившись к этому вопросу, мы сталкиваемся на первый взгляд с удивительной картиной.

 

73

 

Происхождение гипотезы о роли психологических орудий следующим образом описано Л.С. Выготским, например, в статье «Инструментальный метод в психологии»: «В поведении человека встречается... ряд искусственных приспособлений, направленных на овладение собственными психическими процессами. Эти приспособления по аналогии с техникой могут быть... условно названы психологическими орудиями» [5; 224]. Не может не казаться странным, что с помощью довольно условной аналогии обосновывается фундаментальная гипотеза. В самом деле, наличие некоторой аналогии между, скажем, узелками, зарубками «на память» (известные образцы психологических орудий) и орудиями труда можно установить (ее и прослеживал, например, Турнвальд, на работы которого скорее всего [45] ссылается в этой связи сам Л.С. Выготский). Однако почему же на основании этой аналогии Выготский предполагает столь огромную роль психологических орудий, относит к ним даже такое фундаментальное психологическое образование, как речь, слово?

Здесь существует известный парадокс. Многие факты, например, относительно роли внешних средств в запоминании, были прекрасно известны психологам и до Л.С. Выготского (существовал даже термин «мнемотехника»). Однако для такого выдающегося исследователя памяти, как А. Вине [42], эти факты означают наличие лишь некоторого искусственного приема симуляции, выдающейся памяти, и не более того. Л.С. Выготский те же самые факты рассматривал как такие, которые проливают свет на основные закономерности онтогенетического развития памяти. Следовательно, главное различие между А. Бине и Л.С. Выготским — различие в их исходных теоретических позициях. Как же могла эта теоретическая позиция сложиться у Л.С. Выготского на основании аналогии с орудиями труда?

Тот факт, что в процессах труда орудия играют центральную роль, отмечался многими мыслителями, среди которых можно назвать Ф. Бэкона5, Б. Франклина и других. Для Л.С. Выготского особенно важны в этом плане были указания Ф. Энгельса, содержащиеся в «Диалектике природы». Однако встает вопрос: если орудия труда играют решающую роль в структуре и генезисе трудовой деятельности, то почему Л.С. Выготский предполагает, что существуют их аналоги в сфере психики — так называемые психологические орудия? Далее можно, конечно, искать эти аналоги, но, даже найдя их, на каком основании можно предполагать, что психологическим орудиям принадлежит решающая роль в структуре и генезисе психических функций?

На наш взгляд, ответ может быть только один. Если считать, что психика детерминируется не трудовой деятельностью, то введение в качестве важнейшей категории психологии психологических орудий на основании аналогии с процессами труда может представляться лишь случайным шагом, совершенно не совместимым с глубокой методологической рефлексией Л.С. Выготского, с осознанным поиском им объяснительного принципа своей теории. Если же считать, что, по мнению Л.С. Выготского, психика детерминируется именно трудовой деятельностью, а категория практической деятельности является общим объяснительным принципом его теории, то гипотеза Л.С. Выготского становится оправданной и логичной6.

 

74

 

Как говорилось выше, Л.С. Выготский всегда выступал против понимания детерминации в психологии (и в методологии) как прямой, непосредственной по типу редукции. Это вполне приложимо и к данному случаю7.

Гипотеза деятельностной детерминации психики ставила практическую деятельность и психические функции человека в отношения филогенетической преемственности. Эта гипотеза предполагает у Л.С. Выготского принципиальное сходство в структуре трудовой деятельности и психических процессов8. При этом в анализе деятельностной детерминации психики и самой практической деятельности он опирается на положения марксизма. В соответствии с этим он выделяет как центральный (в структурном и генетическом отношении) момент трудовой деятельности наличие в ней орудийной опосредствованности и предполагает возможность аналога этому в структуре и генезисе психических функций. Он сознательно ищет психологические орудия (а вовсе не случайно обнаруживает их под влиянием произвольной аналогии) и придает им центральное значение9.

Не менее важен вопрос о том, почему конкретным воплощением психологических орудий для Л.С. Выготского стал знак. Это привело к тому, что в 30-е гг. в качестве единицы психической жизни у него стало выступать значение. Здесь опять следует идти путем, подсказанным Л. С. Выготским-методологом: через анализ единицы необходимо уточнить понимание объяснительного принципа.

Знак в близкой к семиотике трактовке выступает у Л.С. Выготского в роли психологического орудия не случайно, а в результате сознательной теоретической установки. Тот факт, что «стимулы-средства» (первоначальное наименование психологических орудий) имеют значение, т. е. являются знаками, был «открыт» Л.С. Выготским в ходе экспериментов на обобщение [29]. Однако это меньше всего можно назвать «открытием» в эмпирическом смысле слова — это было не открытие, а иной ракурс рассмотрения ситуации, задаваемый общей теоретической установкой.

Бесспорно, что на формирование этой установки Л. С. Выготского оказал влияние тот семиотический и околосемиотический круг идей, в котором он вращался начиная с 1910 г. Нас, однако, интересует не детальное раскрытие этих влияний, а то, в какой мере подобная — семиотическая — интерпретация психологических орудий согласуется с идеей деятельности как объяснительным принципом психологической теории.

 

75

 

Именно на этом месте и возникла критика Л.С. Выготского (в том числе исходящая от его учеников) за недеятельностный подход, за противоречивость его творчества.

Критика эта вполне понятна, так как она обозначает тот пункт, в котором расходятся деятельностный подход Л.С. Выготского и деятельностный подход его учеников, а также тот центральный момент во всем творчестве Выготского, о котором говорилось во введении к первой части настоящей статьи, — момент начала явной психологической реализации скрытой методологической программы Л.С. Выготского. Этот вопрос представляет для нас центральное значение. Остановимся на нем подробнее.

Мир культуры, представленной знаковыми системами, вписывается в мир деятельности только в том случае, если накладываются определенные условия на трактовку самой деятельности. Деятельность в этом случае должна выступать как исторически развивающаяся предметно-практическая родовая деятельность человечества, детерминирующая и саму культуру. Эта трактовка деятельности представляет собой скрытый момент в теории Л.С. Выготского и вместе с тем момент, во многом объясняющий ее происхождение и ее актуальность.

Попытка Л.С. Выготского строить психологическую теорию, апеллируя к категории родовой (и в этом смысле надиндивидуальной) деятельности, была достаточно оригинальной и даже парадоксальной для его времени. В XX в. многие психологические теории стремились выйти за пределы субъективного мира при объяснении психики. Но категории, к которым они обращались, — поведенческие реакции, бессознательные влечения (здесь, правда, дело обстояло сложнее — вспомним «коллективное бессознательное») и т. д. — соотносились лишь с индивидуумом. Детерминация психики надиндивидуальными категориями, как правило, признавалась «в принципе» (скажем, на уровне ее детерминации всей объективной реальностью, законами природы и т. д.), но не выступала в качестве актуального момента теории.

В особом положении стояла, пожалуй, французская школа от Дюркгейма до Пиаже, близость которой к позициям Л.С. Выготского не случайно отмечалась исследователями его творчества. Не касаясь важного вопроса о соотношении его теории и французской школы, отметим лишь их существенно разные философские корни, что вело и к более конкретным различиям. Так, для французской школы такая надиндивидуальная категория, как социальное взаимодействие, обозначала, по сути дела, последний, «актуальный» слой реальности, детерминирующий генезис и строение психики. Л.С. Выготский же шел дальше — к предметно-практической деятельности человечества, благодаря чему он смог раскрыть для психологического исследования новый пласт реальности.

Перед Л.С. Выготским вставал, однако, важнейший вопрос: как «психологизировать» и «индивидуализировать» такую категорию, как предметно-практическая деятельность человечества, как ввести ее в реальную ткань психологического исследования? В решении этого вопроса он действительно разошелся со своими учениками, что и привело к тому, что последние видели в его теории недостаточно разработанный деятельностный подход.

Суть решения Л.С. Выготского, с одной стороны, состояла в разработке идеи психологического орудия или знака, который является основой генезиса психических функций. Здесь в принципе могла возникнуть в психологии гомогенная многоступенчатая теория, в которой деятельность как объяснительный принцип адекватна такому продукту культуры, как знаковая система, опосредствующая психические функции (конечно, знаковая система не единственный проводник деятельностной детерминации). С другой стороны, средством «психологизации» исторически

 

77

 

развивающейся предметной деятельности человечества служила капитальная идея Л.С. Выготского о том, что всякая высшая психическая функция первоначально возникает интерпсихологически и лишь затем становится интрапсихологической.

Однако это решение по ряду причин (о некоторых из них см. ниже) не было в достаточной степени осознанно учениками Л.С. Выготского. Они избрали иное решение — они проводили «психологизацию» методологического деятельностного подхода путем обращения к существенно новой идее индивидуальной деятельности, носящей отпечаток внеиндивидуальной деятельности. Эта идея составила основу цикла работ А.Н. Леонтьева и его сотрудников с 1930-х по 1970-е гг. На этом пути ими были получены существенные результаты (например, выделение структуры деятельности, описание специфических действий, соответствующих ряду конкретных психических процессов, и т. д.; см. по этому поводу [14]).

Для нас важной является здесь демонстрация момента «развилки» между Л.С. Выготским и его учениками, определившей, в частности, их невосприимчивость к его идее знаков. С объективной точки зрения в этом моменте проявилось различие между двумя способами конкретизации в психологии философско-методологического деятельностного подхода к человеку.

До сих пор мы говорили только о начальной методологической установке исследователя. В какой же мере эта начальная установка сохранялась в работах Л.С. Выготского?

Нам представляется, что понимание проблемы «знак и значение» в конкретных работах Л.С. Выготского в значительной степени вышло за пределы изначальной методологической программы, особенно на последнем этапе его творчества. В последних работах Л.С. Выготского проблема значения приобретает самодовлеющий характер, а идея деятельности как объяснительного принципа, идея деятельностной детерминации, хотя бы в опосредствованной форме, не представляется логически необходимой. Вместе с тем она имплицитно содержится во всех его работах. Так и возникло реальное противоречие в трудах Л.С. Выготского — противоречие между исходной методологическо-философской установкой и ее реализацией. Важно понять причины этого противоречия (причем это важно не только в историческом плане, но и учитывая перспективы современных исследований).

Понять эти причины можно, если использовать разработанный Л.С. Выготским принципиальный метод анализа научных теорий. Объяснительный деятельностный принцип теории Л.С. Выготского был создан им в марксистской философской традиции. Л.С. Выготский призывает пройти весь путь анализа психологической теории в обратном порядке — от философской традиции до конкретно-научных построений, на каждом этапе сверяя логику построения теории с логикой изначальной философской традиции. Психологическая теория тем более монолитна и органична, чем ближе совпадают эти логики.

И здесь Л.С. Выготский сталкивался с независящей от него, но практически непреодолимой трудностью. Мы уже говорили о том, что марксистская теория деятельности не была сколько-нибудь проработана философами и психологами в 20-е гг. Поэтому Л.С. Выготский не мог в достаточной мере на нее опереться10. Не была в достаточной степени разработана и диалектическая логика марксизма.

В свое время В.И. Ленин писал: «Если Marx не оставил «Логики»

 

77

 

(с большой буквы), то он оставил логику «Капитала» [1; 301]. Но эту диалектическую логику марксизма необходимо было реконструировать. Советская философия достигла выдающихся успехов в этом направлении (прежде всего в работах М.М. Розенталя [32], Б.М. Кедрова [21] и особенно Э.В. Ильенкова [20]), но лишь через 25—30 лет после смерти Л.С. Выготского. Сам он, несмотря на внутренне присущую ему диалектичность мышления, решить эту задачу не смог.

Эта проблема имеет более широкий и принципиальный характер. В сущности аналогия «процессы труда — психические процессы», «орудия труда — психологические орудия» имела не диалектический, но, скорее, формальный характер. Она может рассматриваться как первый подступ к проблеме, но не как законченный элемент органической системы марксистской психологии. По-видимому, так оценивал ситуацию и сам Л.С. Выготский — недаром он не называл свою теорию законченной системой марксистской психологии.

«Зазор» между основной методологической установкой и конкретными психологическими результатами был слишком велик, и заполнить его в тех условиях было не по силам одному человеку. Актуальность идей Л.С. Выготского именно в том и состоит, что только сегодня, на базе достигнутого уровня реконструкции марксистской философской теории деятельности и диалектической логики, мы можем попытаться ответить на вопрос, поставленный Л.С. Выготским, т. е. последовательно реализовать в психологии деятельностный подход, опираясь на адекватную этой задаче диалектическую логику.

Подведем итоги нашего анализа поставленной темы.

1. В творчестве Л.С. Выготского следует разводить два аспекта — методологический и психологический. Они образуют не хронологическую, но логическую последовательность. Л.С. Выготский-методолог формулирует нормативные требования к построению и анализу психологических теорий. Л.С. Выготский-психолог стремился реализовать эту методологическую программу и добился выдающихся результатов при создании конкретной психологической теории. Особое место занимает план самооценок Л.С. Выготского, его рефлексия по поводу собственного творчества как в методологическом, так и в конкретно-научном отношении. Между тем, не разводя эти планы, исследователи часто •судят все творчество Л.С. Выготского только по его самооценкам.

2. Среди основных идей Л.С. Выготского-методолога следует выделить следующее:

а) разведение в психологических теориях категории «объяснительный принцип», отражающей реальность, исходя из которой объясняется совокупность психических процессов, и категории «предмет изучения» на примере различных психологических теорий и анализ динамики отношений между этими категориями;

б) понимание философского происхождения объяснительных принципов, требование разработки и соответственно анализа психологических теорий как органических систем — от их философских предпосылок до конкретно-научных выводов; причем на каждом этапе должна работать логика анализа, соответствующая логике той философской традиции, в которой возник данный объяснительный принцип;

в) антисубстанционализм и антиредукционизм; понимание детерминации не как прямой, субстанциональной и редукционистской, а как опосредствованной, функциональной, генетической;

г) понимание предметно-практической деятельности (в ее марксистской интерпретации) как реальности, детерминирующей психику, и понимание категории деятельности как объяснительного принципа психологической теории.

 

78

 

3. Основное противоречие творчества Л.С. Выготского связано с противоречием между его методологическими и психологическими работами. В 20-е гг. марксистская теория деятельности и диалектическая логика не были в достаточной мере реконструированы и развиты. Поэтому Л.С. Выготский не смог реализовать свою методологическую программу. Его конкретная психологическая теория не полностью отвечала сформулированным им же нормативным требованиям к научным теориям.

4. Тем не менее по своему замыслу психологическая теория Л.С. Выготского может рассматриваться как полноценное направление в русле деятельностного подхода. Основные идеи здесь были следующие:

а) психические процессы (их генезис, структура) детерминируются исторически развивающейся предметно-практической, орудийной деятельностью человечества;

б) эта детерминация предполагает наличие аналогии в структуре внешней (трудовой) деятельности и психических функций (гипотеза психологических орудий);

в) понимание детерминации как механизма опосредствования в ходе онто- и филогенеза; проводники детерминации — психологические орудия, в роли которых выступали такие продукты исторической деятельности человечества, как знаковые, коммуникационные системы (это открывало широкий путь приложения семиотических идей в психологии) .

Рассмотренные нами проблемы имеют совсем не историческое, но сугубо актуальное значение для деятельностного направления в советской психологии (и шире — для советской психологии в целом). Причина этого заключается в том, что как общая методологическая культура Л.С. Выготского, так и образующие единую систему с ней капитальные психологические идеи не были после его смерти в достаточной степени отрефлексированы и реконструированы в психологии. Приведем несколько наиболее известных примеров.

1. После смерти Л.С. Выготского его ученики детально разрабатывали основную линию его творчества — деятельностный подход к психологии (правда, при этом деятельностный подход самого Л.С. Выготского был проанализирован недостаточно). Вслед за Л.С. Выготским они видели в предметной деятельности общий объяснительный принцип психологической теории. Именно в этом контексте была разработана известная трехчленная схема: деятельность — действие — операция. Но затем эта схема стала все чаще приниматься за схему предмета изучения. Налицо, таким образом, стало явное смещение двух методологических функций: объяснительного принципа и предмета изучения, притом смещение, специально неоговариваемое и неосознаваемое (этот момент впервые отметил только в 70-е гг. Э.Г. Юдин [39]). Принципиальная возможность такой методологической неточности была проанализирована Л.С. Выготским еще в 20-е гг., при зарождении теории деятельности (более того, как показано выше, категория деятельности как объяснительного принципа была им разработана именно для преодоления подобных методологических ошибок).

2. Идея знака и знаковых систем не была ассимилирована направлением, доминирующим в деятельностной подходе после Л.С. Выготского. О причинах этого уже говорилось. Но если полемика с конкретными работами Выготского по проблеме знака необходима и естественна, то снятие самой этой проблематики в принципе ведет лишь к существенному «обуживанию» теории деятельности. К методологическим следствиям такого «обуживания» относится то, что не вычленена одна из основных сторон всего научного мировоззрения Л.С. Выготского —

 

79

 

его постоянный призыв к поискам не прямой, но опосредствованной детерминации в психологии на всех уровнях и его наиболее радикальный из всех известных отказ от «постулата непосредственности», возведенный им в ранг основного философско-методологического принципа. Любая детерминация в психологии, в частности и детерминация исторически развивающейся деятельностью генезиса и структуры человеческой психики, должна, по Л.С. Выготскому, носить опосредствованный характер. Один из возможных механизмов такого опосредствования применительно к психологии он и попытался наметить в идее знака.

3. В психологии как до, так и после Л.С. Выготского господствовала формальная логика. Это проступало во всем — ив аналогиях с естественными науками, и в самом подходе к решению конкретных психологических задач. Яркий пример здесь — психология обучения. Идея усвоения знаний по типу обобщения от конкретного к абстрактному — типичный случай формально-логического и эмпирического подхода в психологии. Л.С. Выготский еще в 30-е гг. в работе по формированию обобщений разбил этот подход, показал его неадекватность реальным психологическим процессам формирования обобщения и указал, что выход здесь — в обращении к диалектической логике [15]. Однако это направление начало развиваться лишь в 60-е гг. под прямым влиянием идей Л.С. Выготского — с того места, где он остановился в 30-е гг., и на базе вновь разработанного аппарата диалектической логики [13].

Пример с психологией обучения характерен. Нам думается, что многие отрасли психологии (прежде всего общая психология и методология психологии) находятся в том же положении, что психология обучения в начале 60-х гг. Именно поэтому 80-е годы могут стать годами «ренессанса Выготского». Психология (и прежде всего теория деятельности Выготского — Леонтьева — Лурия) пришла в своем развитии к такому моменту, когда она испытывает необходимость и имеет возможность ассимилировать методологическую культуру Л.С. Выготского и развивать его конкретные идеи на базе современной методологии и логики.

 

1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29.

2. Будилова Е. А. Философские проблемы в советской психологии. — М., 1972.—336 с.

3. Бэкон Ф. Новый органон. — В кн.: Бэкон Ф. Соч. в 2-х т. М., 1978, т. 2, с. 5—215.

4. Выготский Л. С. Из неизданных материалов: Выступления Л. С. Выготского по докладу А. Р. Лурия 5 и 9 декабря 1933 г. — В кн.: Психология грамматики/Под ред. А. А. Леонтьева. М., 1968, с. 178—196.

5. Выготский Л. С. Инструментальный метод в психологии. — В кн.: Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М., 1960, с. 224—234.

6. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса. — М., 1926.— 258 с. (Рукопись. Личный архив Г. Л. Выготской).

7. Выготский Л. С.Развитие высших психических функций. — М., 1960. — 223 с.

8. Выготский Л. С. Методика рефлексологического и психологического исследования.— В кн.: Проблемы современной психологии/Под ред. К. Н. Корнилова. Л., 1926, т. 2, с. 26—46.

9. Выготский Л. С. Мышление и речь. — М., 1934. — 324 с.

10. Выготский Л. С. Проблема культурного развития ребенка. — Педология, 1928, № 1, с. 58—77.

11. Выготский Л. С. Сознание как проблема психологии поведения. — В кн.: Психология и марксизм / Под ред. К. Н. Корнилова. М.; Л., 1925, с. 175—198.

12. Гальперин П. Я. Введение к статье Л. С. Выготского «Спиноза и его учение о страстях в свете современной психоневрологии». — Вопросы философии, 1970, № 6, с. 119—120.

13. Давыдов В. В. Виды обобщения в обучении. — М., 1972.

 

80

 

14. Давыдов В. В. Категория деятельности и психического отражения в теории А. Н. Леонтьева. — Вестник МГУ. Психология, 1979, № 4, с. 25—41.

15. Давыдов В. В. Проблема обобщения в трудах Л. С. Выготского. — Вопросы психологии, 1966, № 6, с. 42—45.

16. Джемс В. Существует ли сознание?—-В кн.: Новые идеи в философии. СПб., 1913, вып. 4, с. 102—127.

17. Зинченко П. И. Проблемы непроизвольного запоминания. — Научные записки. Харьковского гос. пед. ин-та иностранных языков, 1939, т. 1, с. 146—187.

18. Иванов В. В. Комментарии. — В кн.: Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1968, с. 499—560.

19. Иванов В. В. Очерки по истории семиотики в СССР. — М., 1976.—304 с.

20. Ильенков Э. В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» Маркса. — М., 1960.— 285 с.

21. Кедров Б. М. Диалектическая логика как обобщение истории естествознания. — В кн.: Очерки истории и теории развития науки. М., 1969, с. 9—34.

22. Корнилов К. Н. Современная психология и марксизм. — В кн.: Психология и марксизм / Под ред. К. Н. Корнилова. М.; Л., 1925, с. 9—23.

23. Корнилов К. И. Учебник психологии, изложенной с точки зрения диалектического материализма. — Л., 1926. — 164 с.

24. Леонтьев А. Н. Борьба за проблему сознания в становлении советской психологии.— Вопросы психологии, 1967, № 2, с. 14—23.

25. Леонтьев А. Н. Л. С. Выготский. — Советская психоневрология, 1934, № 6, с. 187—190.

26. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. — М., 1959.— 495 с.

27. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М., 1975. — 304 с.

28. Леонтьев А. Н., Лурия А. Р. Психологические воззрения Л. С. Выготского. — В кн.: Выготский Л. С. Избранные психологические исследования. М., 1956, с. 4—36.

29. Петровский А. В. История советской психологии.-—М., 1967. — 367 с.

30. Радзиховский Л. А. Анализ творчества Л. С. Выготского советскими психологами.— Вопросы психологии, 1979, № 6, с. 58—67.

31. Радзиховский Л. А. Основные этапы научного творчества Л. С. Выготского: Канд. дне. — М., 1979. — 226 с.

32. Розенталь М. М. Принципы диалектической логики.—М., 1969. — 478 с.

33. Смирнов А. А. Развитие и современное состояние психологической науки в СССР. — М., 1975. — 352 с.

34. Таланкин А. А. О повороте на психологическом фронте. — Советская психоневрология, 1931, № 2—3, с. 8—23.

35. Ткаченко А. Н. Проблема исходной единицы анализа психического в истории советской психологии(1920—1940). — Вопросы психологии,1980, №3, с.155—159.

36. Челпанов Г. И. Психология и марксизм.—М., 1925. — 60 с.

37. Щедровицкий Г. П. Проблемы методологии системных исследований. — М., 1964.— 48 с.

38. Эльконин Д. Б. Проблема обучения и развития в трудах Л. С. Выготского. — Вопросы психологии, 1966, № 6, с. 32—42.

39. Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности. — М., 1978. — 391 с.

40. Ярошевский М. Г. История психологии. — М., 1976. — 463 с.

41. Ярошевский М. Г., Гургенидзе Г. С. Л. С. Выготский — исследователь проблем методологии науки. — Вопросы философии, 1977, № 8, с. 91—106.

42. Binet A. L'etude experimentale de Intelligence. — Paris, 1922. — 307 p.

43. Muller-Freienfels R. Psychologie der Kunst. Bd. 1. — Leipzig—Berlin.

44. Thurnwald R. Psychologie des primitiven Menschen. — In: Handbuch der vergleichenden Psychologie / Red. К Murchison. — Munchen, 1922, 148—320 S.

1922. —246 S.