Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

41

 

К ВОПРОСУ О НЕЙРОФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ МЕХАНИЗМАХ ЧУВСТВА СОБСТВЕННОГО «Я»

 

В. Т. БАХУР

Центральная республиканская больница

Министерства здравоохранения РСФСР, Москва

 

В дискуссиях последних лет [10], [11] отчетливо проявился многоплановый подход к проблеме сознания: философы, антропологи, лингвисты, физиологи, психиатры, невропатологи с самых различных позиций (исходя из специфики своей специальности) определяют сущность этого феномена человеческой психики. Так что индивидуальное сознание многими авторами отождествляется то с состоянием бодрствования мозга (что особенно характерно для нейрофизиологов Запада), то с целенаправленным, высокоорганизованным поведением субъекта, то с речевой функцией, взятой в ее самом широком плане, и т. п.

Бесспорно, при решении проблемы индивидуального сознания человека надо исходить прежде всего из того факта, что оно является продуктом социального, общественного развития. Без социальной среды немыслимо становление сознания, и лишь благодаря «социальному наследованию» [9] становится возможным формирование человеческой психики. При всем том, однако, чрезвычайно важным в проблеме сознания представляется выяснение нейрофизиологических механизмов обеспечения его, ибо, несомненно, нельзя говорить ни о каких психических явлениях, ни о каком сознании без опосредствования их мозговыми структурами.

Во все времена формирование индивидуального «я» человека с его неповторимой, субъективностью представлялось величайшей загадкой. Чрезвычайная сложность этой проблемы ставила в тупик не одного ученого. Даже такие крупнейшие нейрофизиологи современности, как Шеррингтон и Экклз, не справившись с ней, в конце концов пришли к дуализму, к мнению о том, что сознание привносится извне со стороны какого-то «духа», что мозг — всего лишь детектор для восприятия этого «духа» [16], [18]. По Экклзу, такое «нечто», которое может быть, обозначено как сознание, существующее независимо от головного мозга, оказывает свое влияние на нейроны через синапсы. Опираясь на нейрофизиологические и гистофизиологические наблюдения, показывающие, что при процессах раздражения происходят явные изменения величины околосинаптических пространств, он считает, что именно там же и таким же образом контактирует «сознание», «дух» с каждым индивидуальным мозгом.

Проблема индивидуального сознания с точки зрения нейрофизиолога — это прежде всего проблема неповторимости, уникальности нейроструктурных основ индивидуального «я» человека. Что лежит в основе этой уникальности? Предположение об одной лишь генетической ее обусловленности должно быть отброшено, несмотря на то что генная комбинация при каждом оплодотворении яйцеклетки действительно практически неповторима. В самом деле, ведь существуют люди с абсолютно

 

42

 

одинаковыми генными задатками — однояйцевые близнецы, — представляющие собой, тем не менее, совершенно разные «я», обладающие разным индивидуальным сознанием со своей собственной субъективностью. А из этого вытекает, что уникальность «я», уникальность индивидуального сознания формируется лишь в процессе жизнедеятельности организма, в процессе его неповторимого индивидуального опыта.

Как было выяснено тщательными морфологическими исследованиями, индивидуально неповторимыми становятся тончайшие структурные образования в коре мозга уже на довольно ранних этапах онтогенеза. При этом оказывается, что чем глубже морфологический микроуровень коры мозга человека, тем более резко выступают эти индивидуальные различия. И, как считают С. А. Саркисов и Н. С. Преображенская, именно «наличие индивидуальной вариабельности в структуре коры мозга человека, органе высшего анализа и синтеза, устанавливающего связь организма со средой, можно рассматривать как одну из особенностей материальной основы индивидуальных свойств высшей нервной деятельности человека» [14; 812].

Хорошо известно также, что большая часть нейронов не только в коре мозга, но даже в подкорке окончательно формируется уже после рождения. Так что наряду с генетической предопределенностью самых основных, кардинальных систем в мозге со временем происходит формирование все более индивидуально различающихся подсистем разных уровней, особенно корковых зон. Замыкание нервных связей с возрастом оказывается все более индивидуализированным, и к тому же при установлении межнейронных коммуникаций все большую роль начинают играть статистические закономерности случайных процессов. Все это и приводит как к уникальности тончайших нейронных структур в корковых областях мозга, так и к уникальности нейрофизиологических процессов, обеспечиваемых этими структурами, а значит — и к уникальности психического функционирования каждого мозга.

Сказанное выше подтверждается также наблюдениями над однояйцевыми близнецами: большое сходство их психики в раннем детском возрасте, сходство в некоторых основных нервных процессах, сказывающихся на характере, склонностях и т. д., сменяется по мере повзросления все большими и большими различиями в психической сфере [19].

Вместе с тем и в философской, и в психологической литературе издавна существовало мнение о некоем изначальном «я», лежащем в основе психического «я» взрослого человека, которое именно и обусловливает собой субъективность, индивидуальность личности. Различные субъективно-идеалистические психологические школы и сейчас продолжают утверждать принцип субстанциональности «я», свидетельствующий об имманентности сознания «я». А это приводит к отрыву психики от мозга, к отрицанию связи развития сознания с развитием мозга в процессе жизнедеятельности. Подобного рода утверждения уже давно были развенчаны психологами, стоящими на позициях диалектического материализма. Но в то же время справедливости ради следует признать, что вопрос о нейрофизиологических структурах и системах, лежащих в основе формирования индивидуального «я» человека, его субъективности, его самосознания остается и в современной науке разработанным еще совершенно недостаточно.

Когда в неврологии или психиатрии говорят об индивидуальном сознании, то всегда подчеркивается многоэтажность, многоуровневость его. Некоторые, авторы число таких «слоев» сознания доводят до 20! Эту многоэтажность можно хорошо наблюдать в процессе восстановления сознания после утраты его в результате травмы или обморока или при пробуждений от глубокого сна. В самом начале появляется смутное, неопределенное чувство своего бытия вообще, затем возникают

 

43

 

хаотические представления без разграничения «я» и «не я», потом появляется чувство личного «я» и наконец восстанавливается полное осмысление всего внешнего мира и т. д. [3], [8]. Эй [17] считает, что при переходе от сна к бодрствованию это движение сознания «по вертикали» через все слои происходит за несколько секунд, а при острых психозах по мере выхода из тяжелого аментивного состояния оно может «застревать» на более или менее длительное время на каком-то из этих уровней, что во многом определяет и клиническую картину психоза.

На основании этих наблюдений можно полагать, что в самой основе субъектности (субъективности) индивидуального сознания лежит указанное выше неопределенное, аморфное чувство, бытия, существования в мире. Известно, что многие видные ученые [3], [5], [13] уже давно рассматривали развитие сознания и самосознания у человека, начиная именно с этого безотносительного чувства собственного существования в мире, чувства, в котором нет еще ни отграничения «я» от «не я», ни полноценного осознания внешнего мира.

Какими нейрофизиологическими механизмами, какими мозговыми структурами должно обеспечиваться указанное чувство? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ясно понимать, что оно представляет в феноменологическом плане. Как выясняется, это комплексное чувство,, включающее в себя прежде всего самое простое, самое примитивное (без какой-либо детализации, конкретизации, анализа, синтеза и т. д.) восприятие окружающего мира, т. е. восприятие света, цвета, звуков, тактильных раздражений и т. п., а также неопределенных ощущений со стороны внутренних органов («темных ощущений», по И. М. Сеченову). В него входит и простейшая оценка всех этих перцептивных сигналов, как приятных или неприятных, т. е. простейшие, элементарные эмоции. Естественно, что проявляться указанное чувство может лишь при соответствующем уровне бодрствования, т. е. благодаря активации со стороны стволовых структур.

Из всего сказанного становится ясно, что рассматриваемое нами безотносительное, «аморфное» чувство существования, «бытия в мире» может обеспечиваться стволово-подкорковыми образованиями мозга. Роль этих образований как субстрата механизмов формирования самых низших слоев сознания доказана нейрофизиологическими исследованиями последних десятилетий, особенно исследованиями ретикулярной формации ствола, эмоциональных подкорковых зон и т. д. Известно, что на основании указанных исследований возникло даже мнение, что и в общем сознание, взятое в его целостном понимании, с самыми сложными проявлениями, является функцией стволово-подкорковых структур мозга (например, центрэнцефалическая теория Пенфильда). Это, конечно, несомненная гиперболизация; роли подкорки в механизмах сознаниями она получила должную критическую оценку со стороны многих физиологов и философов. Но, с другой стороны, роль подкорки в обеспечении таких простейших, «изначальных» основ индивидуального сознания, как чувство собственного бытия, «существования, в мире», несомненна. Ведь именно уровень подкорки — это уровень первичной интеграции разнообразных сенсорных импульсов, уровень формирования простейших эмоций, а как уже выше указывалось, именно таким комплексом и характеризуется рассматриваемое чувство.

Самые последние данные нейрофизиологии, и в частности стереотоксические исследования, располагают в этом отношении весьма убедительными фактами. Приведем некоторые из них (подробно сводку таких фактов см. [4], [15]); Выяснено, например, что раздражение таламических ядер (а таламус наряду с полосатым телом становится функционирующим органом уже в первые часы после рождения ребенка)

 

44

 

может вызвать реакцию пробуждения, эмоциональные вспышки, кратковременные выключения сознания. Неспецифические ядра таламуса принимают участие в выделении признаков сигнала, характеризующих его биологическое значение, а также включаются в механизмы обеспечения эмоционального тона ощущений. Латеральные ядра таламуса рассматриваются как полисенсорные образования, участвующие в конвергенции афферентных раздражителей различной модальности (зрительных, слуховых и т. п.), т. е. фактически как бы осуществляющие простейший синтез раздражителей. Интегративным центром высокого функционального уровня оказалась и подушка таламуса. Сообщается также о кратковременных или довольно продолжительных (до нескольких часов) артифициальных психических состояниях при раздражении подкорковых образований, которые проявляются признаками выраженной общей активации или инактивации и сопровождаются легкими изменениями самосознания (изменениями сознания «я»), ощущениями чуждости текущих процессов своему «я» (симптомами отчуждения) [15].

Таким образом, уже из этих фактов видно, что подкорка (и в частности, таламус) должна иметь самое непосредственное отношение к формированию низших психических слоев «я» человека, и в частности, чувства «бытия в мире».

Очень важным представляется вопрос о том, являются ли механизмы обеспечения указанного чувства «бытия в мире» генетически предопределенными или они формируются лишь в процессе жизнедеятельности организма, в процессе восприятия и переработки разнообразной информации, поступающей из внешнего мира.

Из исследований последнего времени известно, что при онтогенетическом развитии ряд структур и функций мозга, относительно более простых, кардинальных, формируются «автоматически», без какого бы то ни было участия и влияния внешних факторов. Так, например, прокладывают себе путь к совершенно определенным клеткам первичных зрительных центров отростки клеток сетчатки, идущие в составе зрительного нерва. Как бы мы искусственно их ни перемещали, все равно каждый отросток найдет путь к «предназначенной» ему клетке коленчатого тела, руководствуясь, видимо, каким-то химическим сродством [6].

Об «автоматическом», генетически предопределенном формировании сложнейших форм инстинктивного поведения у животных тоже хорошо известно. В последние годы выяснилось, что даже весьма не простые перцептивные функции, как различение формы предметов, оценка расстояния, константность зрительных восприятий, являются врожденными [2]. Но вместе с тем формирование подавляющего большинства более высоких и сложных нервных функций у животных и человека требует уже обязательного участия внешних факторов, к тому же включающихся в совершенно определенный период развития мозга. Так, известно, что высшие зрительные функции, позволяющие отличать одни предметы от других, брать корм лишь у знакомых людей и т. п., никогда не сформируются у котят, если в течение первых 2—3 месяцев после рождения содержать их в абсолютной темноте [6].

Все сказанное имеет самое непосредственное отношение и к описанному выше чувству бытия, чувству «существования в мире». Так как это чувство очень аморфное, простое, однотипное, у всех людей и в нем нет еще фактически элементов субъективного «я», то надо думать, что механизмы и структуры его обеспечения, располагающиеся в. подкорковых областях, формируются тоже однотипно, т. е. как врожденные, генетически предопределенные. Генетическая предопределенность этого чувства подтверждается также тем фактом, что оно не исчезает

 

45

 

при самых тяжких заболеваниях, в том числе тяжелых психозах, а теряется лишь при травме мозга или комах [7]. И восстанавливается оно тоже как одно целое, в виде полностью сформированного, единого, готового комплекса, сразу же, как только возобновятся пробуждающие импульсы со стороны ретикулярной формаций ствола.

Формирование же более высоких уровней индивидуального сознания — это уже последующий длительный процесс, происходящий по ходу практической деятельности (в широком смысле слова) каждого человека. Закономерности его показаны многочисленными исследованиями психологов и философов. В ходе этого процесса «укрепляется», «цементируется» и чувство субъективности, чувство «я». Большую роль в этом играет формирование схемы тела, которая, как известно, входит в качестве важнейшей составной части в конструкцию каждого «я». Вместе с замыканием все новых и новых нервных связей, с формированием новых нейронных ансамблей, недифференцированное чувство «бытия в мире», фактически лишенное еще четкого элемента субъективности, связывается со схемой тела и, постепенно «персонифицируясь», как бы по ступеням поднимается все больше в сферу осознаваемого и наконец становится полностью осознаваемым чувством личного существования в мире каждого индивидуального «я».

Формирование высших форм субъективности (субъектности) подразумевает обязательное достижение достаточно высокого уровня самосознания, четкого отграничения «я» от «не я». Известно, что последнее наблюдается лишь после трехлетнего возраста ребенка. Очень важную роль в этом играют процессы общения, взаимоотношений данного субъекта с другими личностями. Как писал К. Маркс, «Так как он (человек. — В. Б.) родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: «я есьм я», то человек сначала, смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу, как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе, как к человеку» [1; 62]. Эти слова К. Маркса нашли блестящее подтверждение в современных психологических исследованиях, например в интересных работах французского психолога Заззо, изучавшего в эксперименте реакции детей . разного возраста перед зеркалом, а также при предъявлении им фотографий и при демонстрации кинолент, на которых были запечатлены как сам данный ребенок, так и его близнец, а также другие дети того же возраста [12]. Интересно, что именно «зеркальная ситуация» в случаях однояйцевых близнецов, по данным Заззо, замедляет у них процесс нормального развития самосознания, отграничения «я» и «не я».

Создание в мозге двух функциональных систем индивидуального сознания — системы «я» (самосознание) и системы «не я» — является огромным скачком на пути эволюции психики. Правда, некоторые начальные элементы выделения «я» и «не я» имеются уже у высших животных, но разве это может идти в какое-либо сравнение с формированием указанных двух систем сознания у человека! Поэтому говорят также о наличии у человека «бидоминантности» сознания, т. е. как бы о сосуществовании двух «субъектов» в сознании, связанных с двумя равнозначными полюсами — «я» и «ты» (или «я» и «не я»). В норме это не нарушает чувства единого «я» в индивидуальном сознании. В патологических же случаях (например, при шизофрении) эта «бидоминантность» может перерасти в галлюцинаторный образ «двойника».

Определенное нарушение нормального чувства субъективности, единого «я» можно видеть также на примерах чередования двух и более «я» при истерии. Правда, это совершенно не касается чувства бытия, чувства личного существования в мире, о котором мы говорили выше. Оно при всех этих переходах от одного «я» к другому полностью сохраняется. Фактически в описанных случаях «отказывали» механизмы памяти. Но ведь память — это цемент для «я», для «связи времен», для континуума данной личности, для однонаправленного формирования ее индивидуального сознания. Поэтому роль памяти в формировании высших уровней субъективности в индивидуальном сознании человека тоже огромна. На этих высших уровнях следует учитывать также и значение элементов активности, организации поведения, целенаправленности его, что связывается с функцией лобных долей мозга.

Как видим, высшие уровни феномена субъективности в психике человека включают в себя помимо чувства «личного бытия» всю ту гамму явлений, которые характеризуют и сознание, и самосознание человека вообще. Поэтому и нейрофизиологические механизмы обеспечения этих высших уровней субъективности в процессе онтогенеза постепенно расширяются и в конце концов включают в себя в той или иной степени все основные системы, ответственные за обеспечение формирования сознания и самосознания человека в целом.

 

1.       Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 23.

2.       Бауэр Т. Зрительный мир грудного ребенка. — В сб.: Восприятие. Механизмы и модели / Пер. с англ. — М., 1974, с. 351—366.

3.       Бехтерев В. М. Сознание и его границы. — Казань, 1888.

4.       Бехтерева Н. П. Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека. 2-е изд.— Л., 1974.

5.       Галич А. Картина человека, опыт наставительного чтения о предметах самопот знания для всех образованных сословий. — Спб., 1834.

6.       Гейз Р. Образование нервных связей; — М., 1972.

7.       Герцберг М. О. Очерки по проблеме сознания в психопатологии. — М., 1961.

8.       Герцен А. А. Общая физиология души. — Спб., 1890.

9.       Дубинин Н. П. Социальное и биологическое в современной проблеме человека. — Вопросы философии, 1972, № 10, с. 50—58; № 11, с. 21—29.

10.    Проблемы сознания. — Материалы симпозиума. — М., 1966.

11.    Проблемы личности. — Материалы симпозиума. Т. I и II. — М., 1969—1970.

12.    Развитие ребенка / Пер. с англ, — М., 1968.

13.    Рибо Т. Память в ее нормальном и болезненном состояниях. 3-е изд. — Спб., 1912.

14.    Саркисов С. А., Преображенская Н. С. Индивидуальная вариабельность структурных особенностей коры мозга человека. — Журнал высшей нервной деятельности, 1961, т. XI, вып. 5, с. 806—813.

15.    Смирнов. В. М. Стереотоксическая неврология. — Л., 1976.

16.    Eccles J. С. The Neurophysiological Basis of Mind (The Principles of Neurophysiology). — Oxford, 1953.

17.    Ey H. La conscience. — Paris, 1963.

18.    Penfield W., Rasmussen T. The Cerebral Cortex of Man. — New York, 1950.

19.    Sherrington Ch. The. Physical Basis of Mind. — Oxford, 1952, p. 1—4.

20.    Sherrington Ch. Man on his Nature. — Cambrige, University Press, 1953.

21.    Sperry R. W. Brain Bisection and Mechanisms of Consciousness. — In: Brain and Conscious Experience. Berlin; New York; Heidelberg, 1966, p. 298—313.

22.    Zazzo R. Les jumeaux, le couple et la personne. — Paris, 1960.