123

 

МЕТОДИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ МЕЖЛИЧНОСТНОГО КОНФЛИКТА В ГРУППЕ

 

Т. А. ПОЛОЗОВА

НИИ общих проблем воспитания АПН СССР, Москва

 

Проблема межличностного конфликта относится к числу тех проблем социальной психологии, интерес к которым является массовым и устойчивым. Особую актуальность приобретает в этой связи анализ того, в какой степени разнообразные методические процедуры изучения межличностного конфликта, накопленные в социальной психологии, приемлемы для определения уровня внутригрупповой конфликтности в реально действующих коллективах. Очевидно, что практическая целесообразность их использования, особенно в прикладных социально-психологических исследованиях, обусловлена ответом именно на этот вопрос.

Арсенал методических приемов изучения межличностного конфликта образован двумя видами процедур. Во-первых, это различные варианты лабораторно-экспериментальных исследований: от наиболее распространенных теоретико-игровых моделей до ролевых игр и аппаратурных методик. Во-вторых, это процедура опроса в различных модификациях: от анкеты и интервью до личностных тестов. В первом случае регистрации подлежит стратегия действий испытуемого в специальным образом организованных условиях, во втором — его мнения и оценки по поводу предложенных заданий. Понятно, что использование той или иной методической процедуры обусловлено конкретными задачами исследования, в отдельных случаях оправдывающими привлечение в том числе и неспецифических методов. Мы остановимся на методических проблемах, возникающих (или могущих возникнуть) при изучении внутригрупповых межличностных конфликтов с помощью только тех методических приемов, которые наиболее интенсивно и традиционно используются в исследованиях конфликта. К числу таких приемов в первую очередь вне всякого сомнения должен быть отнесен теоретико-игровой подход к анализу конфликта. С попыток его методического освоения, предпринятых американскими социальными психологами, собственно говоря, и началось в конце 50-х — начале 60-х гг. систематическое изучение проблемы межличностного конфликта. Как известно, теория игр претендует на выяснение формальных моделей принятия оптимальных решений в ситуации строго регламентированного матрицей выигрышей и проигрышей конкурентного взаимодействия [3]. Возможность использования в социальной психологии научного аппарата и методов этой отрасли математики обусловлена тем, что теория игр возникла из нефизических задача «представляет один из первых примеров сложных математических выводов, относящихся исключительно к вопросам, возникающим в общественных науках» 13; 31].

В теории игр выделяются два класса: 1) игры со строгим соперничеством (или, что равнозначно, с нулевой суммой), когда два игрока имеют прямо противоположные интересы: один выигрывает столько, сколько проигрывает другой; 2) игры с нестрогим соперничеством (или с ненулевой суммой), где возможен обоюдный выигрыш. Игры с ненулевой суммой, предоставляющие возможность как конкурентного, так и кооперативного поведения сторон, как раз и были избраны моделью для

 

124

 

изучения конфликтного взаимодействия и определяющих его факторов. Наибольшую популярность и повсеместное распространение получил один из вариантов этой игры, известный под названием «дилемма узника». Описание этой игры большинством западных авторов цитируется по книге Р. Д. Льюса и X. Райфы. Воспользуемся этим примером [3; 133].

Двух подозреваемых берут под стражу и изолируют друг от друга. Окружной прокурор убежден, что они совершили определенное преступление, но не имеет достаточных доказательств, чтобы предъявить им обвинение на суде. Он говорит каждому из них, что у него имеется две альтернативы: признаться в преступлении, которое, по убеждению полиции, он совершил, или не признаться. Если оба не признаются, то окружной прокурор предъявит им обвинение в каком-нибудь незначительном преступлении, таком, например, как мелкая кража или незаконное владение оружием, а оба они получат небольшое наказание; если они оба признаются, то будут подлежать судебной ответственности, но он не потребует самого строгого приговора; если же один признается, а другой нет, то признавшемуся приговор будет смягчен за выдачу сообщника, в то время как упорствующий получит «на полную катушку». Если эту ситуацию, пишут Р. Д. Льюс и X. Райфа, перевести на сроки заключения, то картина получится следующая:

 

 

При условии, что ни один из узников не испытывает ни страха, ни угрызений совести перед доносом, матрица предпочтений может быть представлена в таком виде: где: т — стратегия непризнания; b₁ — стратегия признания; первый элемент каждой пары есть оценка предпочтения первого, а второй элемент — второго игрока.

Напомним, что в ситуации этой игры перед каждым из двух участников стоит задача получить максимальный выигрыш согласно матрице выигрышей, с которой оба ознакомливаются заранее. Целью подобным образом организованного исследования является обнаружение оптимальных стратегий выбора, позволяющих каждому из соперников получить наибольший выигрыш. Экспериментальная процедура предполагает, как правило, серию попыток (шагов). Варьируемыми переменными в большинстве случаев являются: стратегия действий одного из партнеров (в этом случае он выступает как «сообщник» экспериментатора); способ представления игроков друг другу; пол, возраст, национальная принадлежность взаимодействующих субъектов и т. п.

В ряде случаев используются некоторые аналоги подобных моделей, где игровая ситуация взаимодействия каким-либо образом содержательно окрашена. В качестве примера может быть названа игра в грузовички, предложенная М. Дойчем и Р. Краусом [6], [7]. Двое испытуемых должны как можно скорее провести свои грузовички в противоположных направлениях; в их распоряжении имеется одна короткая однопутная дорога с односторонним движением и две более длинные, использование которых сопряжено со значительной затратой времени. Въезд на короткую дорогу с каждой стороны регулируется дверцей. В зависимости от экспериментальных условий дверцами могут манипулировать либо оба, либо один из соперников. Такова вкратце схема данной игры.

Использование теоретико-игровых моделей, позволившее получить значительный массив интересных экспериментальных данных о структурно-динамических особенностях конфликтного взаимодействия, сопровождается в современной социально-психологической литературе существенными критическими замечаниями в их адрес. Не доведена ли здесь формализация условий эксперимента до состояния вакуумной стерильности, делающего содержательно незначимыми полученные результаты, — вот тот вопрос, который задается критиками теоретико-игровых моделей. «Рассматривая массив исследований на основе «дилеммы узника», — пишут, например, в целом позитивно относящиеся к возможностям этой модели Ж. Девис, П. Заглин и С. Коморита, — удивляешься весьма незначительному теоретическому прогрессу в познании природы процессов, представленных в данной ситуации». [4; 517]. К близкому выводу приходит и М. Дойч: «Я как не отвергаю, так и не доверяю значительному числу научной литературы, основанной на «дилемме узника» [5; 179].

 

125

 

Критическому осмыслению подвергаются не только методические достоинства и недостатки самой по себе игровой модели, но и те теоретические постулаты, которые содержатся в игровом понимании конфликта. «...С принятием аналогии между игрой и конфликтом, — пишет французский психолог М. Плон, — имплицитно была принята аналогия между правилами игры и нормами функционирования социальных отношений, хотя эти последние никогда, в сущности, не подвергались изучению [9; 268]. Таким образом, игра из математической модели, функционирующей по определенным правилам, превратилась в редуцированную модель реальности, вынужденной подчиняться тем же правилам и постулатам.

Во-первых, это постулат рациональности, согласно которому стремление к максимилизации выигрышей — основная детерминанта индивидуального поведения. «Этот постулат, — отмечает Ю. Тузар, — является соглашением, сделанным теоретиками игр в полном соответствии с концепцией homo economicus. Прекрасно известно, что эта концепция чисто конвенциональна и не соответствует ни реальности экономических отношений, ни реальности социальных конфликтов» [10; 55]. Теоретико-игровая парадигма, заметил в этой связи один из авторов, описывает не то, как люди действуют на самом деле, а то, как они должны действовать.

Во-вторых, этот постулат статичности ситуации конфликтного взаимодействия: предполагается, что каждый из индивидов изначально обладает всей полнотой информации, содержащейся в матричном описании ситуации, где раз и навсегда фиксирована иерархий значимостей тех или иных действий обеих сторон. Тем самым элиминируются эффекты процессов восприятия, изменения, основанные на динамике информации, а эволюция ситуации считается невозможной: значимости выборов, вписанные в матрицу, фиксированы и неизменны. Очевидно, что в реальных социальных ситуациях соблюдение постулата статичности едва ли выполнимо. Более того, даже в ситуации игрового взаимодействия действия индивидов не могут быть описаны только на его основе. «Парадигма, кажущаяся простой и элегантной экспериментатору, — пишет К. Немет, — который видит в ней простую ситуацию оптимизации в условиях «смешанной» мотивации индивидов, как показывает более тонкий анализ, не представляется столь простой и элегантной действующим на ее основе субъектам. Как правило, они обладают настолько незначительной информацией друг о друге (кто он, каковы его намерения, с чем он согласится и что отвергнет), что практически неспособны определить, как следует вести себя в данной ситуации. И эта иррациональность, по всей видимости, является продуктом той двусмысленной и абсурдной ситуации, в которой они противопоставлены» [8; 213].

Оценивая перспективы использования теоретико-игровых моделей в изучении межличностного конфликта, можно согласиться с мнением Ю. Тузара, что «использование теории игр оправдано только в том случае, если «игры» останутся тем, чем они являются на самом деле, т. е. ситуацией абстрактной и формальной» [10; 55]. Даже если отвлечься от тех внутренних ограничений, которые теоретико-игровой подход накладывает на понимание природы конфликта и его внутренних детерминант [2], в чисто методическом плане использование подобных моделей при анализе естественных межличностных конфликтов, осуществляющихся в рамках реальных коллективов, представляется маловероятным. И дело здесь, разумеется, не только, в том, что реальная ситуация конфликта многозначна и весьма неопределенна: модификация игрового подхода, предложенная Ж. Тибо и X. Келли [11], учитывает возможность изменения иерархии значимостей тех или иных выборов в процессе взаимодействия. Представляется невыполнимым сам принцип матричной формализации межличностных отношений, взятых не абстрактно, но в реальном социальное контексте.

Тем самым мы не ставим под сомнение научную ценность тех результатов по изучению динамики конфликтного взаимодействия, которые получены на основе теоретико-игровых представлений. Вполне возможно, что они адекватно описывают поведение человека в ситуации игры. Проблематична, на наш взгляд, лишь возможность применить игровую модель данного типа для измерения уровня межличностной конфликтности в реальной конкретной группе. Проблематична потому, что система внутригрупповой активности индивидов в принципе не может быть представлена как цепь кооперативно-компетитивных актов, следующих друг за другом по принципу под крепления.                             .

Метод ролевой игры, успешно применяющийся как одно из средств активного социально-психологического воздействия [1], в контексте изучения конфликта используется для анализа той стадии конфликтного взаимодействия, которая получила название торга, переговоров или сделки (interpersonal bargaining). Предлагаемая испытуемым для разыгрывания ситуация представляет собой, как правило, аналог некоторой реальной конфликтной ситуации с четким перечнем социальных ролей участников и с уточнением различных обстоятельств, характеризующих контекст происходящего [10]. Цель подобным образом организованных исследований — выявление условий, способствующих выработке итогового соглашения между конфликтующими сторонами. Варьируемыми переменными выступают статус участника переговоров, доступные ему средства воздействия на партнера, способ подготовки и организации переговоров, присутствие третьих, нейтральных лиц, содержание конфликтогенных факторов и т. п.

 

126

 

Как отмечает один из французских авторов, реализм метода ролевой игры делает его «наиболее адекватным средством изучения процесса переговоров, условий, способствующих нахождению согласия или приводящих к несогласию» [10; 207]. Использование этого метода в рамках полевого исследования теоретически не исключено, но сопряжено с существенными практическими трудностями. Кроме того, будучи ориентированным на выявление способов разрешения конфликта, метод ролевой игры не рассчитан на выявление ни самого факта конфликтности в группе, ни уровня ее развития.

В практике прикладных исследований межличностных конфликтов в группе наряду с методом наблюдения наибольшее распространение получила техника опроса. Оправданность применения данных методов, так же как и преимущества, которые они предоставляют, достаточно очевидны. Вместе с тем очевидны и проблемы, возникающие при использовании этих методов, и прежде (всего — техники опроса в ее различных вариантах. Одна из главных проблем состоит в том, как организовать первичные данные анкетирования либо интервью таким образом, чтобы на их основе могла быть проведена процедура измерения степени конфликтности в группе. Вне такой процедуры задача сопоставления результатов обследования разных коллективов становится трудноразрешимой.

Один из возможных подходов к решению данной проблемы был опробован в ряде исследований по изучению причин конфликтности в трудовых коллективах разного типа, проведенных автором настоящей статьи. Теоретически исходными при разработке методической процедуры для определения уровня внутригрупповой конфликтности послужили три положения. Первое. Межличностный конфликт, по какой бы причине он ни возник, представляет собой состояние деструкции межличностных взаимоотношений (на эмоциональном, когнитивном либо поведенческом уровне) между конфликтующими сторонами. Второе. Состояние деструкции межличностных взаимоотношений сопровождается рядом внешненаблюдаемых проявлений разного характера и остроты. Третье. Степень межличностной конфликтности в группе будет максимальной в том случае, если каждый член группы находится в состоянии конфликта с каждым, минимальной — при отсутствии конфликтных отношений между любыми двумя членами группы.

Процедура исследования основана на методе экспертной оценки состояния межличностных отношений членов обследуемого коллектива. В качестве экспертов выступали сами же члены коллектива, в котором проводилось исследование. Вначале каждый испытуемый получал список фамилий всех членов группы, написанных попарно во всех возможных сочетаниях. Инструкция: «В жизни всякого коллектива практически неизбежны разного рода столкновения и разногласия. Спектр таких разногласий чрезвычайно многообразен: это могут быть незначительные недоразумения или принципиальные разногласия, они могут носить характер открытого противоборства или скрытого, подспудного недоброжелательства, могут проявляться в делах и поступках или в колких высказываниях и едких замечаниях и т. п. Свидетелем, а возможно, и участником подобных столкновений приходилось бывать и вам лично.

Перед вами список фамилий членов вашего коллектива, выписанных попарно. Просим вас оценить, каков характер взаимоотношений между членами каждой пары. Если вам хотя бы когда-либо в течение последних месяцев приходилось наблюдать какие-либо, возможно и не слишком явные, трения, напряженность, разногласия во взаимоотношениях названных людей — поставьте знак «+» в колонке справа. Мы рассчитываем на то, что вы внимательно отнесетесь к выполнению задания и будете строгим, но объективным судьей в оценке тех отношений, которые складываются между членами вашего коллектива». Об общих целях исследования, его анонимности, неразглашении результатов испытуемые предупреждались заранее. В общем списке была в том числе и фамилия испытуемого, заполнявшего анкету, при возникновении вопросов дополнительно разъяснялось, что собственные взаимоотношения с коллегами также подлежат оценке (таких вопросов, как правило, было немного).

После выполнения данного задания (длительность работы—10—45 мин) каждый испытуемый получал анкету, содержащую несколько дополнительных закрытых вопросов о взаимоотношениях между членами тех пар, которые были отмечены как конфликтогенные. В инструкции, после благодарности за сотрудничество, содержалась просьба ответить на ряд вопросов, уточняющих характер разногласий во взаимоотношениях отмеченных лиц, поскольку «разногласие разногласию рознь» и т. п.

Вопросы: 1) Часто ли возникают трения между этими людьми? (Очень часто, практически каждый день; довольно часто; довольно редко; почти никогда.) 2) Какое из состояний наиболее характерно для периодов обострения в их взаимоотношениях? (Изредка прорывающаяся напряженность; столкновения, порой резкие; явный конфликт.) 3) Насколько длительно сохраняется напряженность в их взаимоотношениях? (Час-другой, не дольше; как правило, день-два; нередко в течение недели; месяц, а иногда и дольше.) 4) Как бы вы оценили существенность и глубину разногласий между этими людьми? (Незначительные недоразумения; достаточно серьезные разногласия; существенные, принципиальные противоречия.) 5) Где, на ваш взгляд, коренится первопричина напряженности и разногласий? (В характере сугубо личных взаимоотношений; в сфере преимущественно деловых взаимосвязей.) 6) Как вы полагаете, если бы в сходной ситуации оказались какие-либо другие люди, могло ли

 

127

 

между ними произойти столкновение1? (Безусловно да; скорее да, чем нет; скорее нет, чем да; определенно нет.) 7) Как вы считаете, возможно ли, чтобы эти люди по доброй воле пригласили друг друга на семейное торжество? 8) Можно ли, на ваш взгляд, при необходимости поручить им выполнение какого-либо совместного задания? 9) Если бы кому-нибудь одному из них предоставилась возможность перейти на другое место работы по той же специальности и с тем же окладом, посоветовав бы вы ему воспользоваться этой возможностью? 10) Подключались ли к разрешению возникших в их взаимоотношениях противоречий другие члены вашего коллектива? 11) Как, на ваш взгляд, оценивает взаимоотношения между этими коллегами большинство членов вашего коллектива (ведь их оценка может не совпадать с вашей)? (Как приятельские, нейтральные, недоброжелательные, конфликтные.)

Цель данной процедуры состояла в том, чтобы, с одной стороны, уточнить экспертную компетентность лица, заполнявшего анкету, с другой — получить дополнительные сведения о природе разногласий, существующих между оцениваемыми, людьми. Если при ответе на вопросы № 1—4 большинство экспертов квалифицировали столкновения в некоей паре как быстропреходящие случайные недоразумения, возникающие один-два раза в год, — из последующего количественного анализа данная пара исключалась. Дополнительная анкета, заполнявшаяся испытуемыми для характеристики разногласий между членами отмеченной нами диады, служила также для того, чтобы получить информацию о содержательной природе внутригрупповых конфликтов. В частности, ответы на вопросы № 5, 6 и 7 позволяют установить где именно коренится источник разногласий во взаимоотношениях оцениваемой пары лиц и к какому типу противоречий (личностных или деловых) они могут быть отнесены. Так, если при ответе на прямой вопрос № 5 экспертом отмечалось, что разногласия между оцениваемыми людьми имеют преимущественно деловой характер, и, кроме того, на косвенные № 6 и 7 вопросы давались утвердительные ответы, мы полагаем, что конфликт в данной паре трактуется этим экспертом как предметно-деловой. Аналогичным образом, если по вопросу № 5 разногласия были отнесены к личностным, а на вопросы № 6 и 7 были даны отрицательные ответы, мы полагаем, что конфликт трактуется экспертом как личностный.

В том случае, если мнение 80% необходимого числа экспертов совпадало полностью, мы выносили окончательное суждение о том, к какому именно классу конфликтов (деловых или личных) может быть отнесен конфликт в данной паре. Если же мнения экспертов расходились (т. е. более 20% из них трактовали причину конфликта противоположным образом, нежели большинство), конфликт в данной вере относился к разряду смешанных, личностно-деловых конфликтов.

Принцип количественной обработки полученных данных состоит в подсчете ряда коэффициентов, характеризующих уровень групповой и индивидуальной конфликтности. Предлагаемый вариант обработки требует знания фамилии лица, заполнившего анкету. Коэффициенты могут быть подразделены на два класса: групповые и индивидуальные. К числу групповых коэффициентов могут быть отнесены: 1) экспертный коэффициент групповой конфликтности (K₁), который рассчитывался по формуле:

 

где n — общее число членов группы, N — число таких пар в коллективе, которые были отмечены как конфликтные не менее чем 50% других членов группы, выступавших в данном случае как эксперты,

 

 — максимально возможное число конфликтных пар в группе. Минимальное значение этого коэффициента равно 0 (ни одна из пар не была отмечена как конфликтная 50% членов группы), максимальное значение равно 1 (все возможные диады, в группе отмечены как конфликтные). Определение именно 50% как необходимого числа членов группы для констатации факта конфликтных отношений между оцениваемыми людьми было значительной степени произвольным. В целях более строгого анализа мы предположили, что если половина всех членов группы оценивает разногласия в какой-либо диаде как достаточно существенные и периодические, то эти разногласия действительно имеют место2.

2) Коэффициент групповой конфликтности по данным непосредственных участников конфликтов:  N^I — число таких пар, взаимоотношения в которых по данным одного (или обоих) их участников обозначены как конфликтные; n — число членов группы,  — максимально возможное число конфликтных пар в группе.

 

128

 

3)  Коэффициент групповой «бесконфликтности»:  где N^II —число таких пар в группе, взаимоотношения в которых ни одним из членов группы не были отмечены как конфликтные.

4) Коэффициент взаимности межличностных конфликтов в группе: , где N^III — число конфликтных пар, отношения в которых обоими их участниками расценены как конфликтные.

5)  Коэффициент односторонности межличностных конфликтов в группе: где N^IV — число пар взаимоотношения в которых отмечены как конфликтные только одним из участников.

6) Коэффициент «сокрытия» конфликта его участниками: где N^V —число конфликтных пар, отмеченных 50% экспертов, но не отмеченных ни одним из членов этих пар.

7) Коэффициент экспертного невнимания: где N^VI — число конфликтных пар, взаимоотношения в которых являются конфликтными по данным их участников, что не подтверждается по данным экспертов.

8) Коэффициент совпадения экспертного мнения о наличии конфликта с самооценкой его участников: где N^VII — число пар, являющихся конфликтными по мнению хотя бы одного из участников, что согласуется с данными экспертной оценки.

К числу индивидуальных показателей конфликтности, характеризующих каждого отдельного члена группы, могут быть отнесены: 1) Субъективный показатель индивидуальной конфликтности: где М — число конфликтов, отмеченных данным человеком как их участником, n — число членов в группе.

2)  Экспертный показатель индивидуальной конфликтности: , где М^I — число конфликтов, участником которых является данный человек по мнению 50% экспертов.

3)  Показатель индивидуальной конфликтности по данным других членов группы, являющихся участниками конфликтов с данным человеком: , где М^II — число конфликтов с данным человеком, которые отмечены другими членами группы как их участниками.

4)  Показатель перцептивной включенности индивида в систему межличностных взаимоотношений в группе:  где М^III — число конфликтных пар, которые отметил данный человек как эксперт;  — максимально возможное число конфликтных пар, которые мог бы отметить данный человек как эксперт, т. е. не будучи сам участником этих конфликтов.

 

К достоинствам описанной процедуры определения уровня внутригрупповой конфликтности относится простота получения и обработки первичных данных, главное же — возможность получения показателей, соизмеримых при исследовании разных коллективов. Ограниченность ее состоит в том, что сама по себе она позволяет судить только о внешненаблюдаемых проявлениях межличностных конфликтов, лишь косвенно затрагивая вопрос об их детерминации, способах разрешения, функциях и пр. Вместе с тем, будучи применена в комплексе с другими методиками, эта процедура может послужить достаточно удобным в условиях полевого исследования средством изучения сложившихся в группе межличностных отношений.

 

1.       Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. О методах активной социально-психологической подготовки. — Вестник Моск. ун-та. Сер.. XIV. Психология, 1977, № 1, с. 53—61.

2.       Донцов А. И., Полозова Т. А. Проблема объективных детерминант межличностного конфликта в группе. — Вестник Моск. ун-та. Сер. XIV. Психология, 1977, № 4, с. 23—32.

 

`129

 

3.       Льюс Р. Д., Райфа X. Игры и решения: Введение в критический обзор / Пер. с англ.; Под ред. Д. Б. Юдина. — М., 1961. — 642 с.

4.       Davis I. H., Laughlin P. R., Komorita S. S. Social psychology of small groups: cooperative and mixed-motive interaction. — In: Annual review of psychology ,1976, v. 27, p. 501—541.

5.       Deutsch M. The resolution of conflict. Constructive and destructive processes. — New Haven and London, Yale Univ. Press, 1973. — 432 p.

6.       Deutsch M., Krauss R. M. The effects of threat upon interpersonal bargaining. — J. Abnorm. Soc. Psychol., 1960, No. 61, p. 181—189. -,

7.       Deutsch М., Krauss R. M. Studies of interpersonal bargaining. — J. Conflict Resol., 1962, No. 6, p. 52—76.

8.       Nemeth C. A critical analysis of research utilizing the prisoner's dilemma game for the study of bargaining. — In: Berkowitz L. (ed.), Advances in experimental social psychology, t. VI, N. Y., Academic Press, 1972.

9.       Plon M. "Jeux" et conflits. — In: Moscovici S. (ed.), Introduction a la psychologie sociale. Paris, 1972, v. 1, p. 239—271.

10.    Touzard Н. La mediation et la resolution des conflits. — Paris, Presses Univ.de France, 1977. — 420 p.

11.    Thibaut J. W.; Kelley H. H. The social psychology of groups. — N. Y., 1959.