Вы находитесь на сайте журнала "Вопросы психологии" в восемнадцатилетнем ресурсе (1980-1997 гг.).  Заглавная страница ресурса... 

50

 

ЭТАПЫ ПСИХИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ

В ИЗМЕНЕННЫХ УСЛОВИЯХ

СУЩЕСТВОВАНИЯ

 

В. И. ЛЕБЕДЕВ

Москва

 

Интенсивное освоение человечеством полярных районов земного шара, глубин морей, воздушного океана и космического пространства поставило перед психологией много проблем. Одной из них является изучение закономерностей психической адаптации в измененных условиях существования, в которых, как было показано нами [20], на человека воздействуют четыре психогенных фактора (измененная афферентация, измененная информационная структура окружающей среды, социально-психологические ограничения и угроза для жизни).

Анализ литературных источников показывает, что в зависимости от различных форм измененных условий существования (космический полет, подводное плавание, пребывание за Полярным кругом Южного и Северного полушарий), а также при проведении модельных экспериментов (камерное одиночество и групповая изоляция, гипокинезия, строгая сенсорная депривация и др.) исследователями [6], [12], [15], [20], [25] предлагаются различные частные схемы адаптации в конкретных измененных условиях, с выделением различных фаз, этапов, периодов и т. д.

В предлагаемой статье на основании данных литературных источников и собственных модельных экспериментов, а также собственных наблюдений за подводниками, летчиками и космонавтами во время их деятельности автор поставил целью рассмотреть этапы психической адаптации в измененных условиях существования, которые охватывали бы все ранее предлагаемые частные схемы в обобщенном виде, выделить узловые моменты адаптационного процесса. Будучи ограниченными рамками статьи, мы при анализе экспериментальных данных и наблюдений в основном остановимся на рассмотрении эмоциональных состояний, которые оказывают существенное влияние на все познавательные процессы, систему отношений, работоспособность и являются наиболее тонким индикатором адаптационного процесса.

При адаптации в измененных условиях существования четко можно выделить семь этапов.

I. Предстартовый (подготовительный) психической напряженности. Подготавливаясь к проведению ответственного эксперимента, полету, плаванию, к научной экспедиции в Apктику или Антарктику, человек уточняет задание, стремится составить представление об измененных условиях существования, выработать план своей будущей деятельности и принимает волевое решение, направленное на его выполнение.

В экспериментах по длительной одиночной сурдокамерной изоляции нами [19] в подготовительном, периоде было выделено четыре типа поведения испытуемых. К первому относятся лица, которые на основании

 

51

 

изучения инструкций и. уточняющих вопросов создают адекватное представление об условиях испытания нервно-психической устойчивости, четко планируют свою деятельность, предусматривая вариативность поведения при различных «вводных» со стороны экспериментаторов. С аналогичным типом познавательного поведения мы часто сталкиваемся при подготовке к полетам космонавтов и летчиков-испытателей. Об одном летчике-испытателе М. Л. Галлай рассказывает: «Готовясь к полету, он педантично продумывал... все детали предстоящего задания. При этом он не гнал от себя мысли о возможных осложнениях, отказах и неисправностях, а наоборот, активно шел им навстречу, сам старательно выискивал их и заранее намечал наиболее правильные действия в любом, самом, казалось бы, неблагоприятном варианте» [7; 42].

Второй тип поведения характеризуется пассивным восприятием получаемой информации без попыток углубить и уточнить ее. Часто у испытуемых этого типа наблюдается суггестивное, доминантное влияние отдельных случайных источников информации. Субъективно без критики воспринятая информация у этого типа испытуемых нередко становится актуальной в генезе мотивации поведения в эксперименте.

Испытуемые третьего типа беспорядочно задают бесчисленное количество несущественных шаблонных вопросов, уточняя достаточно ясное. Но, несмотря на кажущуюся активность, они не получают достаточно ясного представления о предстоящем испытании, что отрицательно сказывается на проведении эксперимента. И наконец, испытуемые четвертого типа характеризуются субъективным, искаженным представлением об условиях эксперимента. Помимо четко очерченных типов в ряде случаев наблюдаются смешанные.

За 1—3 дня до начала космического полета, экспедиции, длительных сурдо- и гермокамерных экспериментов появляется эмоциональная напряженность, которая объективируется в поведении, вегетативных реакциях (частота пульса, дыхания, КГР, ЭЭГ и др.) и психологических исследованиях (воспроизведение 20-секундного интервала времени и др.). Особенно ярко эмоциональная напряженность этого периода проявляется в тех случаях, когда предстоящая деятельность сопряжена с угрозой для жизни. Привожу самонаблюдение: «Накануне первого парашютного прыжка долго не мог заснуть. Ночью часто просыпался и окончательно проснулся в пять часов утра. Хотя старался не думать о прыжке, мысль постоянно возвращалась к подробностям неудачно выполненных прыжков с трагическими последствиями... Время тянется очень медленно. Кажется, что самолет не летит, а стоит на месте. Хочется скорее отделаться от этого тягостного состояния».

Эмоциональная напряженность при выраженной направленности на выполнение задания в условиях воздействия фактора риска и при отсутствии исчерпывающей информации о надвигающихся событиях полностью укладывается в информационную теорию эмоций, разрабатываемую П. В. Симоновым [28]. Наблюдения и исследования показывают, что чем ближе время к старту, тем значительнее психическое напряжение. Это наглядно можно увидеть при анализе частоты пульса у космонавтов, выполнявших одиночные полеты в космос, при ожидании старта и во время выведения кораблей на орбиту (см. табл. на с. 52). То, что резкое нарастание частоты пульса в период 5-минутной готовности и в момент старта обусловлено эмоциональным напряжением, подтверждается тем, что, несмотря на нарастание перегрузок на среднем периоде выведения корабля на орбиту, частота пульса стала значительно снижаться. Об эмоциональном напряжении во время старта летчик-космонавт СССР кандидат психологических наук Г. Т. Береговой рассказывает: «Там, на командном пункте, знают, что нервное напряжение космонавта в эти минуты растет; растет и будет нарастать...

 

52

 

 

Нервное возбуждение космонавта может привести к ошибкам. В таком случае ему вовремя, тактично, но настойчиво напоминают: сделай, то-то, проверь то-то... «Как перед боем»,— думаю я» [1а; 189—190].

II. Этап острых психических реакций. В состоянии кратковременной невесомости психические реакции проявляются сугубо индивидуально. От положительно окрашенных (эйфория, чувство легкости) до отрицательных эмоций (чувство ужаса) с дезориентацией в пространстве. Особенно ярко острые психические реакции проявляются у людей, впервые участвующих в полетах на самолетах с воспроизведением невесомости. У многих испытуемых с исчезновением опоры возникает чувство проваливания, падения, которое сопровождается «захватыванием духа и замиранием сердца». В подавляющем большинстве случаев эти переживания через 3—5 секунд сменяются состоянием эйфории. Но у отдельных лиц переживания чувства падения, проваливания перерастают в выраженную аффективную реакцию ужаса с явлениями дереализации и полнейшей дезориентацией в пространстве и во времени. Эта реакция, сопоставленная нами [10 с синдромом «гибели мира», сопровождается выраженными вегетативными сдвигами (учащение пульса, профузный пот и др.).

Состояние легкости, парения, эйфории отмечается и у космонавтов при выведении корабля на орбиту. В. А. Шаталов после полета рассказывал: «Сердце мое билось учащенно. Чувствовалась какая-то необыкновенная легкость не только в теле, но и... мыслях. Хотелось прыгать, петь, смеяться...» [32а; 144]. У отдельных космонавтов и астронавтов это состояние характеризуется явлениям сопровождающимися вегетативными реакциями (лабильность пульса, тошнота, в целом ряде случаев рвота и др.) и пространственными иллюзиями (подвешенность вниз головой, вращение тела в пространстве или пространства). «Первое, что испытываешь,— рассказывал В. И. Севастьянов,— когда космический корабль вышел на орбиту и в его отсеках возникла невесомость, ощущение свободы перемещений. Эмоционально-приподнятое, избыточное возбужденное состояние сохраняется на протяжении первых трех часов полета, затем сменяется ощущением дискомфорта» [27а; 29]. Г. С. Шонин записал в дневнике, что на третьем витке полета «почувствовал какой-то дискомфорт. Мне кажется, что я нахожусь вниз головой. Меняю положение, но неприятное ощущение не проходит» [326; 112]. Появление необычных психических состояний на этом этапе, видимо, можно объяснить индивидуально-типологическими особенностями нервной системы, вестибулярной устойчивостью к воздействию невесомости, подготовленностью и другими причинами. Подробный материал о психических реакциях в космическом полете представлен в ряде монографий (А. А. Леонов, В. И. Лебедев [21], [22], [23]).

Рафф, Леви, Таллер [34], [35] и Б. М. Умаров [32] отмечают, что после начала эксперимента в условиях сенсорной депривации у испытуемых начинается период тревожности, растерянности, который у отдельных лиц перерастает в панику. Состояние тревожности сменяется

 

53

 

успокоением, которое нередко переходит в эйфорию. Вот как описал воздействие сурдоэффекта в наших [19] исследованиях Г. Т. Береговой: «И тут на меня обрушилась тишина... Я услышал свое дыхание и еще как бьется мое сердце. И всё. Больше ничего не было. Абсолютно ничего... Постепенно я стал ощущать какое-то беспокойство. Словами его было трудно определить: оно вызревало где-то внутри сознания и с каждой минутой росло... Подавить его, отделаться от него не удавалось... Я узнал лишь одно, что тишина не только отсутствие шумов и звуков; тишина — это одно из свойств существующей материи, свойство, которое может убивать» [1а; 6—7]. Эмоциональная напряженность в первые двое суток в условиях одиночества в наших экспериментах объективировалась в показателях ЭЭГ, КГР, частоты пульса, дыхания, а также в нарушении восприятия времени.

Особый, интерес представляет тот факт, что наступающая тишина воспринимается не как лишение чего-то, а как внушительно выраженное воздействие. Тишину начинают «слышать». Приводим ряд самонаблюдений восприятия тишины в различных условиях: «Тишина временами стучала в ушах» (Антарктида, К. Борхгревинк [4]); «Тишина, была громкой, как нож, ударяющий в барабанную перепонку» (испытуемый в опытах Раффа с соавт. [35]); «Трудно передать «молчание камня», и поэтому спелеолог... стремится не слушать тишины, ибо в этих глубочайших преддвериях ада особенно четко звучат шумы: биение сердца, хрипы легких, хруст суставов и шейных позвонков» (Н. Кастере [13]); «Вторые сутки подводная лодка лежит на грунте. Во втором отсеке безмолвие, которое, как это ни странно, начинает звучать. Очень редко с потолка на палубу падают капли конденсата. Несколько удивлен, что они могут так громко стучать» (самонаблюдение автора).

Этап острых психических реакций в зависимости от конкретных форм измененных условий существования может затягиваться до 3—5 суток. В генезе острых психических реакций на этом этапе адаптации четко прослеживается ломка старого и установление нового динамического стереотипа. «Процессы установления стереотипа, — писал И. П. Павлов, — довершения установки, поддержки стереотипа и нарушений его и есть субъективно разнообразные положительные и отрицательные чувства» [27; 230]. Нарушение стереотипа, исходя из теории П. В. Симонова, означает появление дефицита информации для организации адекватного поведения в изменившихся условиях существования. Это, в свою очередь, Приводит к значительному напряжению регуляторных механизмов с появлением необычных психических состояний, ряд из которых могут рассматриваться как вариативность нормальной психической деятельности при адаптации в принципиально новых условиях. Так, например, в условиях одиночества многие люди, не имея возможности удовлетворить потребность в общении, персонифицируют в своем воображении как неодушевленные предметы (куклы, Луну, и др.), так и животных (от пауков, мух, тараканов до кошек, собак, лошадей), создают воображаемых партнеров, доходящих по своей яркости до эйдетических представлений, с которыми (куклами, пауками, воображаемыми партнерами) начинают беседовать вслух или вести диалоги с самими собой в формах устной и письменной речи. Подобная форма общения, по заявлениям людей, находящихся в различных формах изоляции (экспериментальная, географическая, социальная, тюремная), снимает напряженность, дает эмоциональную разрядку и в какой-то мере восстанавливает нервно-психическое равновесие (О. Н. Кузнецов, В. И. Лебедев [19]). Таким образом, в условиях одиночества при исключении привычных форм социальных коррекций (советы, одобрения, порицания, утешения и т. д.) в процессе адаптации человек начинает искать и находит новые социально-психологические

 

54

 

механизмы регулирования своего поведения. В условиях же групповой изоляции во избежание конфликтов четко наблюдается уход людей в собственный внутренний мир. На переориентацию личности с экстраверсии на интроверсию по мере увеличения срока пребывания в условиях групповой изоляции на антарктических станциях указывает большое количество исследователей [3], [5], [29]. Эйдетические представления являются своеобразным компенсаторным механизмом в условиях сенсорных ограничений, когда люди начинают бороться с монотонностью, извлекая из арсенала памяти яркие, красочные образы [19].

III. Этап относительной психической адаптации. В космосе психическая адаптация проявляется в исчезновении на 2—3-й день полета пространственных иллюзий, уменьшении диапазона ориентировочных реакций, нормализации координации движений, исчезновении явлений дискомфорта, снижении эмоционального напряжения. По-видимому, при этом нормализуется интегральная деятельность коры и подкорки и создаются новые функциональные системы анализаторов, которые обеспечивают относительно устойчивую психическую деятельность в измененных условиях существования. Относительная адаптация через 1—5 дней наступает и в других формах измененных условий.

Определяя адаптацию на этом этапе как относительную, мы исходим из следующих соображений. В общебиологическом и медицинском плане А. А. Корольков и В. П. Петленко [14] определяют «норму», являющуюся синонимом «здоровья», как зону жизнедеятельности организма, в пределах которой количественные изменения основных жизненных констант удерживаются на уровне функционального оптимума. Под оптимальным функционированием понимается протекание всех процессов в живой системе с наиболее возможной слаженностью и экономичностью. Иными словами, в обычных условиях уравновешивание организма со средой не требует выраженного напряжения регуляторных механизмов, поскольку осуществляется на основе стереотипов, выработанных в процессе эволюционного и индивидуального развития. Но совершенно иная ситуация возникает тогда, когда человек адаптируется в измененной среде обитания, к отражению которой психическая деятельность его не была подготовлена как в процессе филогенетического, так и онтогенетического развития. Как показывают наблюдения и исследования, в этих условиях регуляторные механизмы работают на пределе функциональных возможностей. В зависимости от конкретных условий существования, силы и продолжительности воздействия психогенных факторов, личностных особенностей через определенный промежуток времени наступают явления психической дезадаптации, т. е. этап относительной адаптации через определенное время, если не предпринимаются меры профилактики, сменяется дезадаптивным синдромом.

По нашим данным, при плавании на дизельаккумуляторных подводных лодках постройки 40-х гг. начиная с 20 суток отмечается четкое увеличение жалоб моряков на общую слабость, вялость, сонливость во время несения вахты и бессонницу в период, отведенный для сна. Начиная с 40—45 суток многие из обращающихся к врачу жаловались на свою несдержанность. Малейший пустяк (замечание старшего по должности, шутка товарища и т. д.) вызывали эмоциональную вспышку, о которой они потом сожалели. Ряд подводников жаловались на апатию («все надоело», «все безразлично»). Наши данные во многом совпадают с наблюдениями зарубежных исследователей (цит. по: Человек в длительном космическом полете. — М., 1974) за подводниками во время длительных плаваний на американских атомных лодках.

В своих отчетах врачи дрейфующих арктических и материковых. антарктических станций [3], [5], [6], [11], [29] указывают на то, что

 

55

 

с увеличением срока пребывания в экспедиционных условиях начинает возрастать количество жалоб на общую слабость, нарушения сна, раздражительность, вспыльчивость, замкнутость, депрессию, тревожность и другие нарушения в нервно-психической сфере. У некоторых полярников развиваются выраженные неврозы и реактивные психозы. Дезадаптацию в этих условиях различные авторы стремятся обособить в «синдром полярной зимовки», «антарктический синдром», «синдром полярного напряжения».

По данным ряда авторов [17], [25], в опытах по гипокинезии после 20—25 дней пребывания в постели появляются нарушения сна и эмоциональной сферы. К 60-м суткам развивается выраженный неврастенический синдром. Начиная с 70-х суток, по данным А. Г. Панова с соавторами [26], В. П. Богаченко [2], И. А. Маслова [24], у ряда испытуемых развиваются реактивные психические состояния, приводящие к прекращению эксперимента.

Необходимо подчеркнуть, что профилактические мероприятия не позволяют полностью предотвратить развитие нервно-психических расстройств, а только дают пока что возможность увеличить время пребывания в измененных условиях существования.

Мы не выделяем в отдельный этап психическую дезадаптацию. В принципе дезадаптивный синдром может наступить на любом этапе. Но это уже адаптационный срыв, а не этап адаптации.

IV. Переломный (серединный) этап психической напряженности. В наших исследованиях [19] по длительной изоляции в тех случаях, когда испытуемые знали продолжительность пребывания в сурдокамере, в середине эксперимента отмечалась эмоциональная напряженность. «Я вновь почувствовал,— записал в своем дневнике Г. Т. Береговой о своем психическом состоянии в середине сурдокамерного испытания,— как нарастает отпустившее было напряжение. Вновь появилась скованность, понизилась способность сосредоточиваться, где-то на дне сознания снова угольком тлела беспричинная тревога» [1а; 8]. Напряженность этого периода находила свое объективное выражение в вегетативных сдвигах, в неточном восприятии времени, в изменении характера сна и работоспособности. Продолжительность и выраженность эмоционального напряжения в наших исследованиях в середине эксперимента имела особенно резко выраженные индивидуальные различия. У деятельных и уравновешенных испытуемых напряженность практически не была заметна. У людей, приближающихся к холерическому темпераменту, она проявлялась отчетливо.

Психическую напряженность середины эксперимента испытуемые объясняли как своеобразный перелом, разделивший время эксперимента на две равные части. В этот период испытуемые оценивали первую половину своего пребывания в условиях одиночества, проделанную экспериментальную деятельность и настраивали себя на вторую половину эксперимента такой же продолжительности. После переломного этапа работа протекала в режиме, свойственном этапу относительной психической адаптации. Переломный этап психической напряженности отмечали также и космонавты во время длительных полетов на орбитальных станциях.

V. Психическая напряженность завершающего этапа. По нашим данным, за 3—2 суток до окончания автономного плавания подводной лодки многие моряки становятся суетливы, темы разговоров в основном сводятся к предстоящим встречам с близкими родственниками и товарищами, оставшимися на берегу, к предстоящим делам и развлечениям. По собственному самонаблюдению и заявлениям других, субъективное течение времени замедлялось. Появлялось нетерпеливое желание как можно быстрее попасть на берег.

Эмоциональная напряженность на завершающих этапах четко прослеживается

 

56

 

и у космонавтов во время полета. В. И. Севастьянов рассказывает, что за несколько суток до возвращения на Землю «возникла неотвязная мысль: все, скорее бы конец полета, скорее бы на Землю. При ожидании завершения полета время тянулось очень медленно. Настроение ухудшилось» [27а; 33]. Н. Н. Василевский [6] в конце зимовки у полярников антарктических станций выделяет своеобразный комплекс психоэмоциональных реакций, связанных с подготовкой к отъезду и ожиданием возвращения на Родину.

Эмоциональная напряженность, вызываемая ожиданием конца эксперимента и предвосхищения включения в обычную жизнь (возврат к семье, работе и т. д.), в наших камерных экспериментах отчетливо объективировалась в вегетативных реакциях, биохимических сдвигах, двигательной активности, глубине сна и в целом ряде психологических исследований (временные пробы, работа на тренажере и др.). Испытуемые в последние сутки выполняют только регламентированные программой задания. В остальное время собирают вещи, беспорядочно переходят от одной деятельности к другой. Вот как описал состояние психической напряженности Г. Т. Береговой: «Последние десятые сутки начались, как всегда... И вдруг мне захотелось полезть на стену, молотить в нее ногами и кулаками, биться об нее головой, рвать зубами... Пробить окаянную, продырявить, продрать! Сломать ее к чертовой матери, разнести в куски, превратить в щепки» [1а; 162].

На этом этапе имеют место случаи неадекватного поведения. Так, к концу полета орбитального космического корабля «Аполлон-7» у астронавтов эмоциональная напряженность правела к тому, что они вопреки инструкции сняли с себя датчики для записи физиологических функций. Они отказались даже обсуждать этот инцидент с руководителями полета.

В соответствии с программой полета корабля «Аполлон-11» выходящий астронавт Армстронг после прилунения несколько часов должен был спать. Однако он сразу же после посадки стал готовиться к выходу из лунной кабины. Эмоциональная напряженность нашла свое отражение в значительном улучшении пульса, дыхание и других вегетативных реакциях. Руководители полета были вынуждены «поломать» график и разрешить неотдохнувшему астронавту выйти на лунную поверхность.

Эмоциональная напряженность завершающего периода во время космических полетов обусловливается не только предвосхищением возвращения к обычной жизни, но и тревожным ожиданием — как произойдет спуск на Землю? Космонавты рассказывают, что этот период переживается как тягостный («время как будто остановилось». — Ю. А. Гагарин). В. А. Шаталов об этом периоде рассказывает: «Тормозной двигатель отработал положенное время и замолк. Снова наступила тишина. Снова вернулась невесомость. Стараемся понять — все ли у нас в порядке, точно ли сработал двигатель?.. И все же тревожно на душе... Так проходит десять очень долгих томительных минут. Ждем разделения» [32а; 171].

VI. Этап эмоционального «разрешения». Сразу же после приземления у космонавтов отмечается состояние эйфории. «Убедившись, что корабль стоит устойчиво, — рассказывает Г. С. Шонин,— расстегиваем привязные ремни. Жму руку Валерия Кубасова: пользуюсь случаем, первым от всей души поздравляю с успешным завершением полета. Примите мои заверения... и так далее. Одним словом, от радости несу словесную чепуху» [326; 120].

Американский астронавт М. Коллинз сделал в одиночестве 27 витков вокруг Луны. После успешной стыковки корабля с лунной кабиной, в которой находились Н. Армстронг и Э. Олдрин, у него возникло выраженное психомоторное возбуждение. «Все это время,— вспоминает Коллинз,—

 

57

 

пока я «ловил» лунный модуль, мне казалось, что я не выдержу нервного напряжения. Когда же мы состыковались, меня обуяла прямо-таки нечеловеческая радость: я стал размахивать руками, зачем-то сорвал с себя привязанную к шее книжечку с инструкциями и заданиями, а затем порвал ее» («Литературная газета» от 1.1.1980).

Зарубежные исследователи Ван-Фультон-Пальтен, 1961; Стэнфорд, Сильверман, 1962 и др. (цит. по [15]) сразу же по окончании сенсорной депривации у испытуемых отмечали появление эйфории и психомоторного возбуждения.

В поведений большинства наших испытуемых после прекращения длительных сурдокамерных экспериментов наблюдалась повышенная двигательная активность, сопровождающаяся оживленной мимикой и пантомимикой. Многие из испытуемых стремились навязчиво вступить в речевой контакт с, окружающими. При разговоре много шутили и сами смеялись над своими остротами, притом в обстановке, которая не совсем подходила для проявления такой веселости. Речевая активность в отдельных случаях доходила до логореи. Каждое новое впечатление как бы вызывало забывание предшествующего и переключало внимание на новый объект. Большинство испытуемых были довольны самими собой, высоко оценивая проведенный эксперимент, хотя в ряде случаев это было проявлением некритической оценки проделанной ими работы. Состояние повышенного настроения, оживленности продолжалось от нескольких часов до 2—3 суток.

Испытуемый Т. после изоляции находился в возбужденном состоянии. Много говорил на темы, не относящиеся к эксперименту, шутил с обслуживающим персоналом, не сообразуясь с обстановкой и настроением окружающих. Не закончив разговор на одну тему, переключался на другую, увлекаясь поверхностными ассоциациями. Связный рассказ о проведенном эксперименте мог быть получен только на 3-й день после окончания опыта. После завершения экспериментально-психологических исследований, через 3 часа после выхода из сурдокамеры, выбежал в прилегающий к экспериментальному корпусу парк. В парке бегал от одной клумбы с цветами к другой, от одного дерева к другому, вслух восхищаясь всем увиденным, не обращая внимания на выраженное удивление встречающихся людей.

Это состояние испытуемых после сурдокамерных экспериментов было расценено нами [18] как гипоманиакальный синдром. В возникновении эйфории и гнпоманиакального состояния на этом этапе отчетливо можно видеть, психофизиологический механизм «разрешения». По окончании программы полета или длительной изоляции как следствие . снятия «внутренних тормозов» по механизму генерализации последовательного индуцированного возбуждения возникает эйфория или гипоманиакальное состояние. Причем эмоция разрешения как по завершении полета, так и в эксперименте совпадала с торжественной обстановкой, которая усиливала эмоциональный подъем. Положительные эмоции этого периода укладываются в информационную теорию П. В. Симонова. Наблюдавшиеся в постизоляционном периоде гипоманиакальные состояния могут быть рассмотрены также с позиций изменения соотношения возбуждения и торможения ретикулярной и гипоталамической системы в условиях сенсорной депривации и адаптации этих систем к условиям афферентации после длительного периода снижения ее воздействия [8].

VII. Этап психической реадаптации. Этот этап характеризуется восстановлением психической деятельности в обычных условиях. По времени он занимает 10 и более суток.

В заключение хотелось бы отметить, что по своим психофизиологическим реакциям такие этапы, как «предстартовый» и «завершающий», «острых реакций» и «разрешения», «относительной адаптации» и. «реадаптации»,

 

58

 

имеют много общего. Эта общность обусловливается не только непосредственным влиянием психогенных факторов, но и целевыми установками при преодолении психологических барьеров при старте, «переломном этапе» и финише. Каждый выделенный нами этап адаптации имеет мотивационную обусловленность, но вместе с тем все подчинено общей («стратегической») цели — выполнить полетное задание, успешно провести экспедицию, плавание или эксперимент, что соответствует как психологическим теориям (временная перспектива К. Левина; перспективное устремление личности А. С. Макаренко; сверхзадача и сквозное действие К. С. Станиславского), так и психофизиологическим представлениям (рефлекс цели И. П. Павлова; учение об акцепторе действия П. К. Анохина).

 

1.    Анохин П. К. Рефлекс цели как объект физиологического анализа. — Журнал высшей нервной деятельности, 1962, I, с. 6—21.

1а. Береговой Г. Т. Угол атаки. M., 1971 — 256 с.

2.       Богаченко В. П. Состояние психической деятельности у испытуемых при длительном сохранении постельного режима. — Проблемы космической биологии, 1969, т. XIII, с. 171—174.

3.       Борискин В. В. Жизнь человека в Арктике и Антарктике. — Л., 1973. — 237 с.

4.    Борхгревинк К. У Южного полюса. — М., 1958 — 85 с.

5.       Будзен П. В. Первоочередные задачи психофизиологических исследований в Антарктике. — Труды ААНИИ, 1971, т. 299, с. 83—89.

6.       Василевский Н. Н. Эколого-психофизиологические аспекты адаптации человека в Антарктике. — Труды ААНИИ, 1978, т. 356, с. 17—26.

7.       Галлай М. JI. Через невидимые барьеры. Испытано в небе. — М., 1969. — 368 с.

8.       Гельгорн Э., Луфборроу Дж. Эмоции и эмоциональные расстройства. — М., 1968. — 672 с.

9.       Герд М. А., Панферова Н. Е. К вопросу об изменении некоторых психофизиологических функций в связи с ограничением мышечной деятельности. — Вопросы психологии, 1966, № 5, с. 72—82.

10.    Горбов Ф. Д., Кузнецов О. П., Лебедев В. И. О моделировании психосенсорных расстройств в условиях воздействия кратковременной невесомости. — Журнал невропатологии и психиатрии, 1966, 1, с. 81—88.

11.    Деряпа Н. Р., Матусов А. Л., Рябинин И. Ф. Человек в Антарктиде. — Л., 1975. —269 с.

12.    Еремин А. В., Богдашевский Р. М., Бабурин Е. Ф. К вопросу о сохранении работоспособности человека в условиях длительного космического полета. — В сб.: Невесомость. М.; Л., 1974, с. 326—341.

13.    Кастере Н. Зов бездны. — М., 1964. — 183 с.

14.    Корольков А. А., Петеленко В. П. Философские проблемы теории нормы в биологии и медицине. — М., 1977. — 311 с.

15.     Космолинский Ф П. Эмоциональный стресс при работе в экстремальных условиях. — М., 1976.— 192 с.

16.    Космолинский Ф. П., Щербина З. Л. Проблема сенсорной депривации в космическом полете. — В сб.: Очерки труда космонавтов. М., 1968, с. 39—58.

17.    Кручина И. П., Тизул А. Я. и др. Изменение функций нервной системы и некоторых анализаторов при комплексном воздействии гипокинезии и радиальных ускорений. — Космическая биология и медицина, 1967, № 5, с. 61—66.

18.    Кузнецов О. П., Лебедев В. И. Постизоляционный гипоманиакальный синдром при длительных испытаниях в сурдокамере. — Журнал невропатологии и психиатрии, 1968. № 4, с. 549—554.

19.    Кузнецов О. Н., Лебедев В. И. Психология и психопатология одиночества. — М., 1972. — 336 с.

20.    Лебедев В. И. Психогенные факторы некоторых измененных условий существования. — Вопросы психологии, 1979, № 5, с. 62—71.

21.    Леонов А. А., Лебедев В. И. Восприятие пространства и времени в космосе. — М., 1968. — 116 с.

22.     Леонов А. А., Лебедев В. И. Психологические особенности деятельности космонавтов. — М., 1971. — 256 с.

23.    Леонов А. А., Лебедев В. И. Психологические проблемы межпланетного полета. — М., 1975.— 248 с.

24.    Маслов И. А. Влияние изоляции на психическое состояние. — В сб.: Проблемы сенсорной изоляции. — М., 1970, с. 38—43.

25.    Панов А. Г., Лобзин В. С. Некоторые методологические проблемы космической медицины. — Космическая биология и медицина, 1968, № 4, C.59—66.

 

59

 

26.    Панов А. Г., Лобзин В. С, Рябкова Е. Г., Ефименко Г. Д. Влияние гиподинамии на нервную систему. — Л., 1969.

27.    Павлов И. П. Полн. собр. соч., т. 3, кн. 2. — М., Л.; 1951.

27а. Севастьянов В. И. Проявление некоторых психофизиологических особенностей человека в условиях космического полета. — В сб.: Психологические проблемы космических полетов. М., 1979, с. 29—37.

28.    Симонов В. П. Что такое эмоция? — М., 1966. — 96 с.

29.    Сороко С. И. Характеристика адаптации человека в Антарктиде по данным психофизиологического исследования. — Труды ААНИИ, 1978, т. 356, с. 27—42.

30.    Станиславский К. С. Полн. собр. соч., т. 2. — М., 1954. — 342 с.

31.    Ткаченко В. Д. Вопросы психологии рыбаков в длительных рейсах: Автореф. канд. дис. — М, 1966, с. 20.

32.    Умаров М. Б. К вопросу о нервно-психических нарушениях у человека в условиях длительной гермокамерной изоляции и относительной адинамии. — В сб.: Человек в условиях адинамии и изоляции. Л., 1961, с. 37—39.

32а. Шаталов В. А. Трудные дороги космоса. М., 1978. — 288 с.

32б. Шонин Г. С. Самые первые. М., 1976. — 128 с.

33.    Levin К. Time perspective and Morale. In: С. Waston (ed.) —Civilian morale. — Boston —N.  Y., 1942; p. 49—67.

34.    Ruff G. E., Levy E. Z., Hhaler V. H. Studies of isolation and confinent. Aerospace Med., 1959, 30, p. 599—604.

35.    Ruff G. E., Levy E. Z., Thaler V. H. Factors influencing. Reactions to Reduced Sensory input. In: P. Solomone et al. — (eds.) — Sensory deprivation. — Harvard U. P., 1961, p. 72—90.